Третий удар (триллер Чарли Фокса, №7)

Шон протиснулся мимо меня и наклонился к моему отцу, его взгляд был повсюду.

«Ты можешь двигаться?» — потребовал он.

Отец взглянул на него с раздражением. «Конечно, могу».

Шон молча поднял его на ноги и втащил обратно в здание, прикрывая его спину. Я сделал то же самое с матерью, усадив её на один из низких диванов по другую сторону вестибюля, подальше от дверей. Она бросилась к отцу и крепко обняла его, рыдая.

Сотрудники стойки регистрации дрожали от шока, громко пересказывали друг другу, что, по их мнению, они видели. Через мгновение швейцар втащил в вестибюль жалкие остатки чемодана моей матери и кивнул в сторону таксиста-украинца.

«Водитель говорит, что, по его мнению, другое такси угнали», — сказал швейцар Шону. «Говорит, что одного из их парней „угнали“ в Мюррей-Хилл около часа назад».

Другим водителям было сказано следить за его поездкой».

«Похоже, они его нашли», — сказал Шон.

Швейцар кивнул, скользнув взглядом по моим потрясённым родителям и развалившемуся делу. «Вы хотите, чтобы я вызвал полицию, мистер Мейер, или это…

личное дело?»

«Думаю, это было слишком публично. Лучше позвоните им».

«Понял». Он помолчал. «А как насчёт медика?»

Я быстро обернулся, разглядывая отца. Он двигался неловко, когда Шон внёс его внутрь, но в целом выглядел нормально — никаких явных травм, никакой крови, и я не думаю, что он ударился головой или потерял сознание при падении.

«Нет, кажется, он в порядке», — сказал я, обернувшись и увидев, что швейцар смотрит на меня так, будто я окончательно потерял рассудок.

«Э-э, я имел в виду вас, мэм».

Я проследил за его взглядом и опустил глаза, впервые осознав, что это мои руки в крови. Я перевернул их и обнаружил, что поцарапал ладонь одной и порезал другую. Кроме того, я проделал дыру в колене брюк. Кровь была не так заметна на тёмно-коричневой ткани, но я разглядел песок, прилипший к влаге вокруг рваных краев. Я тихо выругался.

Моя куртка тоже была порвана, один рукав почти висел на ниточке там, где Шон за него ухватился. Когда я сделал шаг вперёд, то понял, что левая нога уже затекает, и, судя по ощущениям, у меня будет синяк размером с Уэльс от бедра до лодыжки.

Я снова взглянул на отца. Он смотрел на меня поверх плачущей матери с выражением лица, которое я не мог разобрать, да и терпения не хватало.

«Вы, возможно, думаете, что все кончено», — с горечью сказал я, кивнув в сторону, куда уехало такси, — «но, похоже, никто не сообщил об этом оппозиции».

В офисе Паркера была собственная ванная комната, и именно там я раздевалась.

Дизайнеры украсили всё пространство зеркалами, так что я практически видел все свои травмы, какими бы они ни были. Одна ободранная коленка и локоть, две ободранные руки и внушительный синяк, начинавшийся удивительно аккуратной линией посередине левой голени и быстро распространявшийся. Ничего такого, что не зажило бы или не покрылось бы коркой за несколько дней.

В общем, я подумал, что мне еще легко отделались.

Я возился со смесителем, чтобы смыть грязь с рук, и только успел скомкать бумажную салфетку, чтобы вытереть большую часть песка с колена, как в дверь постучали.

Я ожидал увидеть Шона, но в проеме оказался мой отец.

На мгновение мы застыли, глядя друг на друга. Я увидела, как он окидывает меня профессиональным взглядом, и вдруг остро осознала, что стою в одном нижнем белье, со всеми своими шрамами, как старыми, так и современными, выставленными напоказ. Я подавила желание потянуться за одним из больших полотенец, висящих у душа, и посмотрела на него со всей гордостью, на которую была способна. Не слишком большой, учитывая обстоятельства.

«Ты что-то хотел?» — ледяным тоном спросил я.

«Я принёс тебе вот это». Он поднял правую руку, и я впервые заметил, что в ней лежит аптечка. Его голос был холоден для предполагаемой жертвы ДТП. «И я подумал, что ты, по крайней мере, оценишь мой профессиональный опыт».

Я прошёл достаточную подготовку по оказанию неотложной медицинской помощи, как военную, так и гражданскую, чтобы самостоятельно справиться с такими лёгкими травмами, но я пожал плечами и повернулся к раковине, выжимая ещё один кусок бумажного полотенца и стряхивая с него лишнюю воду. «Не стесняйтесь», — сказал я.

В зеркале я видела, как он подошёл и поставил чемодан на мраморную поверхность. Раковина была наполовину наполнена тёплой водой, которая теперь приобрела грязно-розовый оттенок, и в ней плавали отвратительные кашеобразные комки бумажных салфеток.

Какое-то время он стоял, наблюдая за моими усилиями, а затем полез в карман куртки и вытащил очки в золотой оправе.

«Садись, Шарлотта», — сказал он тихо и властно и открыл аптечку.

На этот раз я не сопротивлялся. Бессмысленно что-то мастерить самому, когда есть специалист. Я опустился на закрытую крышку унитаза и позволил ему слить воду, чтобы помыть руки.

«Я полагаю, ты не ударился головой?» — спросил он, закончив, и приподнял мой подбородок, чтобы посмотреть, как мои зрачки отреагируют на сильные удары сверху.

«У меня нет сотрясения мозга, и я ничего не сломал», — сказал я, выворачивая лицо из его хватки. «Поверь мне, я знаю, каково это — сломанные кости».

«Да», — пробормотал он. «Именно так».

«Где Шон?» — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком оптимистично.

«Он и мистер Армстронг дают показания», — коротко сказал мой отец.

«Полиция, естественно, хочет высказаться по твоей части, но Мейер тянет время, пока ты не почувствуешь, что готов».

Я поморщился. Шон отлично умел держать непрошеных гостей на расстоянии.

«Они действительно готовы ждать так долго?»

Он вытащил из набора горсть стерильных салфеток, разорвал их и начал протирать мою левую ладонь.

«Человек, который вел такси», — сказал он почти разговорным тоном, пока работал.

«Кажется, я его узнал».

Я резко подняла взгляд от того, что он делал с моей рукой, но его лицо, склонившееся к моему, выражало полную сосредоточенность.

«Кто он был?»

«Конечно, я не знаю его имени, — сказал отец. — Но, кажется, именно он перевёз меня через реку в Бруклин. До этого я его не видел. Всегда звонил или приходил другой парень…

тот, что с коротким беком и боковыми сторонами».

Короткая стрижка.

Он выпрямился и разорвал ещё один пакет. В нём был пинцет, которым он вытащил из моей плоти осколок стекла. Наверное, от лобового стекла – я, конечно, ударил его достаточно сильно.

«Понятно», — сказал я. «Значит, они пытались тебя дискредитировать и шантажировать, а теперь, когда это не удалось, им остаётся лишь довольствоваться старомодным убийством. С приятными людьми ты общаешься».

Он снова вонзил пинцет, и я вздрогнул, с шипением выдохнув. Когда я уже подумал, что он сделал это просто из дурных побуждений, он выскочил со вторым куском стекла и бросил его в мусорное ведро из нержавеющей стали. Оно было достаточно большим, чтобы подпрыгнуть, ударившись о дно.

«Ты же понимаешь, что он был там, правда?» — вдруг спросил он. «В отеле, тем утром, когда ты пришёл ко мне и принёс бутылку довольно дорогого виски». Он провёл большими пальцами по моей ладони, ища какие-нибудь занозы. Их не было.

«Короткая стрижка?» — спросил я, и тут же вспомнил плотно закрытую дверь в спальню в обшарпанном маленьком номере отца. Неудивительно, что «Короткая стрижка» дважды взглянула на меня, когда я подъехал к отелю на следующее утро.

Отец на мгновение поднял на меня взгляд и нахмурился, прежде чем понял, о чём речь. «Хм», — только и сказал он.

Он опустил мою левую руку и поднял правую. Я порезал основание большого пальца, небольшой, но глубокий, и порез был грязным, но повреждения были не такими обширными. На самом деле, громче всего кричало колено. Я не обратил на него внимания.

«Поэтому ты сказал мне, что я калека?» — спросил я без злобы.

Он промыл рану и наклеил самоклеящиеся пластыри. Руки у него были прохладные, сухие и уверенные.

«Я получил строжайшие инструкции — уверен, вам не нужно вдаваться в подробности. Мне было внушено, что я не должен препятствовать любым попыткам меня дискредитировать. И, — мрачно добавил он, — я не должен был ни от кого требовать помощи или содействия. Любые предложения должны были быть решительно… отвергнуты, иначе последствия будут суровыми. Они были совершенно определённы в этом».

Получил отказ. Что ж, полагаю, ты этого добился…

«Значит, вы выбрали жестокость, чтобы донести свое послание».

Отец быстро закончил обрабатывать мой локоть, который лучше всего достался мне в ранах, и резко, почти с размаху, опустил пинцет. Он коснулся пальцем своей пожелтевшей скулы. «Кажется, этот метод тебе понятнее», – сказал он почти надменно. Но под этим налётом гордости я уловил лишь проблеск искренней скорби. Я вспомнил собственные горькие, гневные слова, брошенные без мысли о ранах, которые они причинят, движимые лишь желанием причинить ему столько же боли, сколько он причинил мне.

И я поняла, что так легко поверила в правду услышанного о нём. Точно так же, как он оставил меня без средств и без сил из-за того, что я не верила в него много лет назад.

«Кроме того, — продолжал он безжалостно, — я знал, что если я не буду достаточно строг с тобой, ты будешь слишком упрям, чтобы сдаться». Он позволил проблеску мрачного юмора пробиться сквозь его лицо, наклонившись, чтобы осмотреть моё колено. «А так, думаю, я был убедителен, не так ли?»

Я заставил себя сосредоточиться на том, что он говорил, а не на том, что он делал. Казалось, песок глубоко засел в колене, и сама надколенник казался странно отсоединенным. Все эти усилия, чтобы избавиться от хромоты, теперь я пошёл и нажил себе новую. И в этот момент рассеянности я наконец понял.

«Ты не просто отверг меня», — пробормотал я, когда эта мысль во мне сформировалась.

«Тебе придется принимать обезболивающие несколько дней, Шарлотта»,

сказал он. «Пожалуйста, не упрямьтесь».

«У меня в сумке есть кое-что… кое-что, что я могу взять», — пренебрежительно сказала я, вдруг испугавшись, что стоит ему что-то сказать. Моя левая нога ощутила гнетущую боль почти по всей длине, особенно ярче всего горела вокруг колена. «Ты…

«Ты ведь просто отверг меня, правда?» — повторил я. «Ты пытался выставить меня слишком слабым, чтобы представлять для них угрозу. Ты пытался меня защитить».

Он помолчал, снова слегка нахмурившись. Затем он начал разрывать новые пачки салфеток, разбрасывая их по мраморной поверхности рядом с раковиной. Я понял, что он привык, что за ним убирают целые команды.

«Да», — наконец осторожно ответил он. «Да, пожалуй, так и было».

"Почему?"

Он бросил на меня взгляд с молчаливым осуждением. «Если ты не заметила, Шарлотта, я твой отец». Он побрызгал меня слоем герметика и выпрямился, кивнув в знак того, что всё кончено. «Так поступают отцы».

И тогда я поняла, что, несмотря на мою прежнюю ревность, он всегда приходил, когда я к нему обращалась. Возможно, он был не согласен с моими действиями.

В некоторых случаях он, возможно, даже не полностью поддерживал их, но он все равно приезжал.

Я стоял, стараясь не пошатнуться, перенося вес на левую ногу и проверяя колено, чтобы убедиться, что оно не подогнется под моими ногами.

«Ты же знаешь, что это нельзя здесь оставить, правда?» — сказал я. «Не сейчас».

Отец оторвался от мытья рук, на мгновение встретился со мной взглядом в зеркале. Затем он снова принялся энергично тереть руки.

«Я был готов», — произнёс он отстранённо, — «но, очевидно, они не готовы». Его лицо исказилось, и я на мгновение задумался, что могло бы случиться, если бы мой отец когда-нибудь ослабил свой безжалостный самоконтроль достаточно надолго, чтобы окончательно выйти из себя.

«Итак, вы собираетесь рассказать полиции всю историю?»

Он вытирал руки, и это заставило его на несколько долгих мгновений остановиться, чтобы как следует всё обдумать. «Какая от этого польза?» — спросил он устало. «Ты серьёзно думаешь, что они поверят хоть чему-нибудь, что я скажу?»

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла промолчать. В дверь снова постучали, и Шон, не дожидаясь приглашения, заглянул в дверь. Его мрачный взгляд скользнул с меня на моего отца, который отвернулся, выбросив последнее бумажное полотенце в мусорное ведро и поправив манжеты рубашки.

«Ты в порядке?» — спросил Шон.

«Я буду жить», — сказал я.

Он подошёл и сложил мою новую одежду на столешницу рядом с раковиной — запасной костюм и рубашку, всё ещё в пакетах для химчистки. Это было правилом.

Паркер считал, что у всех в офисе есть сменная одежда на случай непредвиденных обстоятельств. В молодости, как он нам рассказал, ему однажды не повезло столкнуться с вдовой, когда он был ещё забрызган кровью её покойного мужа. Он принял значительные меры предосторожности, чтобы не оказаться в подобной ситуации снова.

«Ты готов к полиции? Им нужна твоя сторона».

«Они думают, что я мог перейти дорогу в неположенном месте?»

Он улыбнулся, и на мгновение я увидел облегчение и боль, мелькнувшие в его глазах, а затем они исчезли.

«Вижу, что машина тебя не сбила, ума не приложишь, — сухо сказал он. — Я им скажу, что тебе ещё пятнадцать, ладно?»

Я кивнул, и он вышел. Обернувшись, я увидел, что отец смотрит на меня с выражением, которое можно было бы принять за отвращение. Он снял очки, сложил их в тонкий футляр и сунул обратно во внутренний карман куртки.

"Что?"

Он покачал головой, а я пожал плечами, снимая пластиковый пакет и снимая рубашку с вешалки.

«Что вы намерены сказать полиции?»

«Что бы вы хотели, чтобы я им сказал?»

Он сделал жест разочарования. «Не играй в игры, Шарлотта», — отрывисто сказал он. «Это тебе не к лицу».

Я подняла брови. «Кто тут играет?» — мягко спросила я, застёгивая рубашку. К тому времени, как я наконец натянула брюки, он всё ещё не ответил.

«Ваша репутация была подорвана, ваш дом ограблен, ваши семейные тайны размазаны по газетам. А теперь кто-то только что пытался вас убить».

Я сказал тогда, стараясь скрыть все эмоции в своем голосе.

Я поднял куртку. Под ней лежал мой SIG P228 в овчинной обойме Kramer, закреплённой на поясе. Шон, должно быть, залез в офисный сейф с оружием.

Отец наблюдал, как я, как обычно, провожу осмотр и убираю кобуру с оружием на место, прямо за правым бедром. В каждой его реплике сквозило абсолютное неодобрение.

«Если бы ты доверял нам с Шоном настолько, чтобы прийти к нам, когда они только начали тебе угрожать, мы бы справились с этим прямо сейчас и не довели бы до такого». Я натянул ботинки и выпрямился, подавив стон, вызванный этим движением. Я накинул куртку, разглаживая ткань.

чтобы убедиться, что он охватывает контуры SIG. «Нравится вам это или нет, я чертовски хорош в своём деле. Мы могли бы уничтожить Базз-Кат и его дружка прежде, чем они доберутся до Бушвика».

«О, я не сомневаюсь, что ты мог бы „устранить“ моих агрессоров, как ты так кокетливо выразился», — с горечью повторил мой отец. «Возможно, именно этого я и боялся больше всего».

OceanofPDF.com

ГЛАВА 14

Так или иначе, большую часть дня мы были связаны с полицией.

После полицейских пришли люди в штатском. Уставшие от жизни и саркастические нью-йоркские копы, они видели всё и слышали ещё больше. И они ясно дали понять, что история, которую сейчас рассказывает мой отец, ещё более неправдоподобна, чем большинство других.

Имя Ричарда Фокскрофта им, очевидно, было известно – любой, кто читал газету или видел новостной репортаж на прошлой неделе, не мог его не знать. У меня сложилось чёткое впечатление, что они не рассмеялись нам в лицо только потому, что имя Паркера Армстронга имело вес, несмотря на недавние события. Однако нанесение сокрушительного урона репутации моего отца увенчалось оглушительным успехом.

Они проведут расследование, сказали нам полицейские, но то, что, вероятно, было всего лишь случайным наездом и оставление места происшествия, не входило в число приоритетов. Если бы мы могли предоставить им что-то большее — например, хоть малейшие улики в поддержку наших надуманных заявлений о покушении на убийство, — они, возможно, были бы более склонны уделить этому делу несколько человеко-часов.

Пока они опрашивали его и мою мать, я вкратце рассказал Паркеру и Шону о разговоре с отцом, который меня латал. Когда я закончил, они оба выглядели задумчивыми и не менее обеспокоенными, чем прежде.

«Нам нужно быстро положить этому конец», — повторил Паркер, хотя меня воодушевило то, что он продолжал использовать местоимение «мы». Он переводил взгляд с одного из нас на другого. «Если он наконец согласился занять твердую позицию, мы можем что-то сделать.

Позвольте мне сделать несколько звонков.

Он стоял, полный решимости, и серьёзно смотрел на нас. «А пока вам придётся уберечь этих двоих от неприятностей. Они уже приходили за ними один раз. Попытаются ещё».

Я тоже встал. Я воспользовался возможностью проглотить пару обезболивающих, и они неплохо смягчили боль.

В результате подняться стало гораздо легче. «Спасибо», — сказал я. «И я знаю, тебе неприятно это слышать, но я повторю ещё раз: извини за всё это».

«Боже мой, я знаю, Чарли». Он устало улыбнулся и, что было редкостью, обнял меня за плечо с более отеческим жестом, чем я когда-либо видел от себя. «Не волнуйся, мы справимся. И вообще, ты не можешь нести ответственность за своих родителей».

«Расскажи мне об этом», — пробормотал я. «Не могу с ними жить. Не могу их убить и закопать в саду».

После того, как полиция свернула ленту с места преступления и уехала, мы предоставили моим родителям выбор. Мы с Шоном либо разместим их в свободной комнате квартиры, либо приставим к ним охранника в отеле и будем следить за ними, когда они будут там. После недолгих консультаций они выбрали последний вариант, что было для меня одновременно и облегчением, и оскорблением.

Я заметил, что Паркер слегка побледнел, когда я прямо выдвинул этот ультиматум. Вся его философия защиты руководителей сводилась к тому, чтобы обеспечить максимальную безопасность клиентов, не ограничивая их свободу действий. Некоторые считали это рискованным, но, похоже, ему это определённо подходило. Я не раз сталкивался с агентствами, которые увольняли за то, что они позволяли своим сотрудникам давить на руководителя и накладывать вето на то, что клиент считал нормальными действиями. Мне нравился подход Паркера. Он во многом объяснял, почему, не считая семейного бюджета, он справлялся достаточно хорошо, чтобы управлять солидным офисом в Нью-Йорке и загородным домом в Хэмптоне.

Тем не менее, это была нестандартная ситуация, и он не привык работать с такими клиентами. Я знал, что если мы не заложим базовые правила с самого начала, в чрезвычайной ситуации всё пойдёт наперекосяк со скоростью, приближающейся к скорости звука.

Я был достаточно труслив, чтобы позволить Шону сказать им всё прямо. Не думаю, что я им нравился больше, но, по крайней мере, я чувствовал, что мой отец, вероятно, будет относиться к словам Шона с большим уважением.

«Вы не находитесь под домашним арестом, и мы не будем ограничивать ваши передвижения, если только наш опыт и наше суждение о ситуации не подскажут нам, что это жизненно необходимо», — сказал Шон, игнорируя циничное скривившееся лицо моего отца.

«Но эти люди, кем бы они ни были, настроены серьёзно. Если вы рискуете своей безопасностью, помните, что вы ещё больше рискуете нашей безопасностью.

Как сегодняшний день должен был показать вам, мы всегда будем стараться поставить себя

Между тобой и угрозой. Вот что мы делаем. — Он коротко скользнул по мне взглядом, подчеркивая это. — Ясно?

«Мы понимаем», — сухо ответил мой отец.

«Хорошо», — сказал Шон, и хотя его лицо, голос и тело сохраняли полное безразличие, я видел, как ему это нравится. «В таком случае, есть пара вещей, которые тебе нужно запомнить на случай нападения. Если мы крикнем «Ложись!», всё, что мы хотим, — это согнуться пополам и пригнуть голову, но оставаться на ногах и быть готовым к движению, если мы не повалим тебя на землю. Не пытайся задрать голову, чтобы посмотреть, что происходит. Не пытайся оглянуться, чтобы увидеть, где находится другой».

Вам придется довериться нам и позаботиться о вас обоих, да?

Он помолчал, и после секундного колебания они оба кивнули.

«И последнее», — сказал Шон, и теперь его голос звучал тихо и зловеще. «Это не демократия. Мы сделаем всё возможное, чтобы сохранить ваши жизни и обеспечить вашу безопасность. Чего мы не будем делать, так это стоять посреди перестрелки и обсуждать альтернативы, какими вы их видите, или оправдывать наши действия. Если мы говорим вам что-то сделать, просто делайте это. Потом мы можем говорить об этом сколько угодно».

«Итак, — сказал мой отец, почти идеально подражая тону Шона, — что происходит, когда при холодном свете дня ты понимаешь, что не можешь оправдать свои действия?»

Повисло долгое молчание, пока они смотрели друг на друга. Два человека столкнулись со смертью, как с той, так и с другой стороны, и ни разу не дрогнули под тяжестью этой ответственности.

«Не знаю, Ричард. Об этом никогда не говорили», — нарочито ответил Шон. Он посмотрел на часы, сделав совершенно пренебрежительный жест, и начал отворачиваться.

«Но если это когда-нибудь произойдет, я обязательно дам вам знать…»

Шон, Паркер и я сформировали группу из трех человек, чтобы вывести их из здания и посадить в «Навигатор», который Джо МакГрегор ждал у тротуара.

На этот раз мы не стали рисковать, но тот, кто был за рулем такси-самоубийцы, не бросился на нас со второй попытки.

По дороге в отель, где разместился Макгрегор, ничего не произошло. Когда мы с Шоном приехали его сменить утром, ему нечего было сообщить, и на следующий день тоже ничего непредвиденного не произошло.

Если не считать мучительной вежливости, с которой Шон и мой

Отцы обращались друг с другом. Это действовало мне на нервы, как ребёнок без музыкального слуха, играющий на первой скрипке.

Мы провели день, выбирая маме новый чемодан и новую одежду, чтобы наполнить его. Она выбрала ещё один чемодан с жёстким каркасом, точно такой же, как и предыдущий. Раньше я, возможно, пытался уговорить её выбрать что-то полегче, но теперь я не возражал. Я решил, что структурные чемоданы — мои друзья.

Тем временем Паркер усердно трудился за кулисами и регулярно информировал нас о ходе работ — или об их отсутствии.

Он разослал своим многочисленным контактам поверхностные фотографии пары, которую мы нашли нянчящимися с моей матерью в Англии, сделанные Шоном. Кроме того, что все, похоже, считали, что фотография Блонди была сделана посмертно, поначалу никто не давал никаких подсказок об их прошлом.

Затем Паркеру удалось найти потенциального доносчика на Дона по фамилии Камински. Оказалось, что это был бывший морской пехотинец с дисциплинарным прошлым, которого два года назад выплюнула военная машина, и он растворился на рынке частных подрядчиков. Другими словами, он был либо телохранителем, либо наёмником.

Паркер раскрыл фирму, на которую, по всей видимости, работал Дон. К сожалению, из-за мании величия они, похоже, возомнили себя равными, а значит, и прямыми конкурентами, компании Паркера. В результате они отказались рассказывать ему что-либо о том, чем мог заниматься их человек, а мог и не заниматься.

Они даже не подтвердили, что Дон находится за пределами материковой части США, что, на мой взгляд, было несколько бессмысленно, учитывая обстоятельства. Но Паркеру, по крайней мере, удалось выудить полезную информацию из неосторожного комментария. Из этого он сделал вывод, что работодатели Дона Камински всё больше беспокоятся из-за потери связи со своим человеком. Я вспомнил Мэй с её ружьём и агрессивных свиноподобных охранников вокруг его временной тюрьмы и решил, что, вероятно, пройдёт ещё какое-то время, прежде чем он выйдет на связь.

Потребовалось больше времени, чтобы получить хоть какую-то информацию о женщине, которую я знала только как Блонди, хотя признаю, что состояние ее лица, вероятно, не способствовало ее опознанию.

Мы как раз выходили из универмага Macy's, когда Паркер позвонил Шону на мобильный. Шон позволил автоответчику ответить и не пытался ответить, пока мы не вернулись в машину и не включили телефон.

Снова переезд. Я перезвонил Паркеру, пока Шон разбирался с пробками в обеденное время.

«Вы все вместе и рядом?» — спросил Паркер.

«Да», — ответил я, стараясь быть осторожнее по телефону. «Примерно десять минут, плюс-минус пробки. Проблемы?»

«Ничего серьёзного», — сказал Паркер. Да, могут быть проблемы. «Просто возвращайся в офис, как только будет удобно, ладно?» И да, это срочно.

И он завершил разговор прежде, чем я успел удовлетворить свое любопытство чем-либо более подходящим.

Благодаря лишь нескольким незначительным нарушениям правил движения транспорта Шон добрался до базы в течение моих десяти минут. Мы молча поднялись на лифте, и Билл Рендельсон перехватил нас прежде, чем мы успели сделать хотя бы три шага в вестибюль.

«Босс хочет сначала поговорить с вами наедине», — тихо сказал он мне, не выдавая никаких подсказок. Он повернулся к моим родителям. «Не могли бы вы пройти со мной, сэр, мэм?» Я заметил, как на лице отца мелькнуло нетерпение, но он позволил провести их в один из конференц-залов.

Билл пообещал скоро вернуться с угощениями, затем резко захлопнул за ними дверь и поспешил в кабинет Паркера, кивнув головой уже не столь почтительно, чтобы мы следовали за ним.

Внутри Паркер Армстронг сидел в своей обычной позе за столом. Напротив него, в одном из клиентских кресел, сидел неприметный невысокий человечек в плохо сшитом сером костюме. Он походил на второсортного продавца или конторского трутня, который так долго ходил по одной и той же дороге, что проточил в ней глубокую колею, что мог в ней зарыться.

Мужчина быстро поднял голову, когда мы с Шоном вошли. У него было скорбное, помятое лицо, мешки под глазами, слегка налитые кровью, но они ничего не упустили. Ещё до того, как за нами закрылась дверь, я понял, что он точно заметил, что мы носим с собой, и мы не особо это демонстрировали.

Значит, профессионал. Но какой?

«Это мистер Коллингвуд», — сказал Паркер, когда оба мужчины встали для представления. «Он с…»

«Э-э, скажем так, я из одного из малоизвестных агентств США.

«Надо будет правительство, и на этом всё, ладно?» — сказал мужчина, взглянув на Паркера почти с лёгким укором. Он небрежно пожал нам обоим руки, отпустив их ещё до того, как успел сжать.

Паркер смотрел на него, ничуть не смутившись. «Мне нравится держать своих людей в курсе дела», — сказал он.

Коллингвуд опустил голову, виновато улыбаясь. «На данном этапе я был бы гораздо счастливее, если бы мы держали всё это как можно более сдержанно , мистер».

Армстронг. Уверен, вы понимаете наши… опасения.

У меня стало получаться лучше различать региональные американские акценты. Не настолько южного, чтобы говорить в Алабаме или Джорджии. Может быть, в одной из Каролин.

Паркер неохотно кивнул и жестом пригласил нас сесть. Мы с Шоном сели по обе стороны от него, выражая поддержку и солидарность, что не ускользнуло от внимания представителя власти. Его глаза под тяжёлыми веками слегка поблескивали, когда он смотрел на нас.

Несмотря на его внимательный взгляд, Коллингвуд показался мне скорее чиновником, чем агентом – из тех, кто когда-то работал в поле, а теперь прочно обосновался за столом. Его костюм доказывал это, судя по вмятинам на коленях. На низком столике у правой руки лежал закрытый портфель, а перед ним – светло-коричневая папка, тоже закрытая. Он вертел её в руках, ожидая, пока мы сядем, суетливо пристраивая к краю стола.

Я заметил, что его руки были деформированы на тыльной стороне, словно он всю юность дрался голыми руками или страдал от раннего артрита. Возможно, это объясняло вялое рукопожатие.

«Почему бы вам не ввести всех в курс дела?» — предложил Паркер.

Человечек снова опустил голову и улыбнулся нам. Его волосы были очень густыми, их блестящая чернота контрастировала с его обжитым лицом. Они были бы больше похожи на парик, если бы у них не было ремешка для подбородка.

«Это дело привлекло наше внимание, потому что мистер Армстронг пытался опознать, э-э... эту женщину», — сказал он, открывая папку ровно настолько, чтобы заглянуть внутрь, и вытаскивая увеличенную копию, которую он развернул правильной стороной вверх и подвинул по столу к нам.

«Да», — ответил Шон, едва взглянув на фотографию. Ему это было ни к чему. Это была та самая фотография Блонди, которую он сделал, лежащей на полу в гараже моих родителей с закрытыми глазами. Кровь из её, очевидно, сломанного носа образовала на верхней губе пятно, похожее на усы.

Коллингвуд откинулся назад и оперся локтями на подлокотники кресла, сложив пальцы домиком и постукивая кончиками друг о друга так, что ногти щелкнули.

«Что вы можете рассказать мне об этой фотографии?» — осторожно спросил он. «Прежде всего, откуда вы её, э-э, взяли ?»

Он переводил взгляд с одного из нас на другого. Мы смотрели друг на друга, не давая ему ничего. Коллингвуд откашлялся, пытаясь скрыть отчаяние за нервным смешком. «Я хочу сказать, мы знаем, когда это было сделано. В этом и заключается прелесть современной цифровой фотографии — в изображение встроен временной код. Но мы не знаем, где. Или при каких, скажем так, обстоятельствах».

«Возможно, было бы полезно узнать, зачем вам это нужно», — любезно, но уклончиво сказал Шон. «Кто она?»

Взгляд Коллингвуда скользнул по нему, затем он устало вздохнул и слегка приподнял руки.

«Ладно. Её зовут Вонда Блейлок», — сказал он, не отрывая взгляда от фотографии, лежащей нетронутой на столе. «И она одна из наших». Он поднял взгляд, и его лицо стало ещё печальнее. «Или, по крайней мере, она была…»

Вот дерьмо.

Я снова взглянул на фотографию, словно знание настоящего имени Блонди и её статуса правительственного агента могло каким-то образом изменить мои воспоминания о ней. Нет, решил я, не изменило. Она и её надёжный помощник всё же пробрались в дом моей матери, угрожали ей, пугали её и были готовы причинить неисчислимый вред любому, кто придёт ей на помощь. Я расслабился, стряхнув с себя гнетущее чувство вины. В общем, она ещё легко отделалась.

Вонда. Имя мне раньше не встречалось. Оно ей подходило, в каком-то смысле, хотя для меня она всегда будет Вонди.

«Когда вы говорите, что она одна из ваших, это значит, что она была на каком-то задании?» — спросил Шон, стараясь говорить максимально нейтрально.

Коллингвуд поморщился, словно надеялся на что-то более утешительное. Или, по крайней мере, на что-то другое. Лоб у него блестел от пота. «Не совсем так», — ответил он. «Последние пару недель она была в отпуске. Слушай, можешь хотя бы сказать мне, жива она или…»

«Она была там, когда была сделана эта фотография», — сказал я, сжалившись над его явным страданием.

«Ну, слава Богу за это», — сказал он, откинувшись на спинку стула и опустив руки. «Этот выстрел прозвучал по проводам, и мы подумали… я подумал…» Он остановился, покачал головой и добавил, почти про себя:

«Во что бы она ни вляпалась, она этого не заслужила...»

«Во что она ввязалась , мистер Коллингвуд?» — спросил Паркер все тем же опасно тихим тоном.

«Хм?» Коллингвуд отвлёкся, и Паркеру пришлось повторить вопрос. «Ну, я не могу вдаваться в подробности, вы понимаете, но мы подозреваем, что мисс Блейлок немного, скажем так , подрабатывала.

Либо за счёт компании, либо сама. Я поговорил с ней об этом, дал ей возможность выговориться, — он снова посмотрел на фотографию. — Она её не делала, просто взяла отпуск. Внутреннее расследование было назначено на начало недели, когда она вернётся, но она так и не появилась, и все наши попытки её найти были безуспешны — пока не прибыла она.

Он кивнул в сторону фотографии. «Что с ней случилось ?»

Я сделал.

Отвергнув суровую честность, я сказал: «Она участвовала в заговоре с целью шантажа моего отца, Ричарда Фокскрофта, похитив мою мать». Пока я говорил, я следил за его лицом, чтобы понять, стало ли это для него новостью. Если нет, он весьма убедительно изобразил растерянность и ужас. «В Англии».

Я добавил, как будто это делало ситуацию намного хуже.

«Вы уверены?» Он непонимающе оглядел нас, словно мы все вот-вот расхохотаемся и признаемся, что шутили. «В смысле, насколько надёжны ваши разведданные?»

«Очень», — сказал я. «К тому времени, как мы прибыли, чтобы, э-э, исправить ситуацию», — продолжил я, подстраивая свою манеру речи под его, — «ваша мисс Блейлок уже прочно обосновалась и была готова отражать нападающих. Как же, по-вашему, иначе она оказалась с размазанным по всему лицу носом?»

Коллингвуд задумчиво протёр рукой подбородок, и я услышал лёгкое шуршание его пальцев по щетине. У парня торчало несколько пучков волос на теле из-под манжет рубашки и чуть ниже кадыка. Должно быть, ему приходилось бриться дважды в день, чтобы люди не кричали «Отдел по контролю за животными».

«Значит, ты сделал фотографию», — сказал он. «Это я», — ответил Шон. Он пожал плечами, не испытывая ни малейшего чувства вины. «Мы хотели узнать, кто она и на кого работает, но она не захотела нам рассказывать».

«Так ты просто спросил , да?» — с явным подозрением спросил Коллингвуд. «Никаких грубых слов?»

«Возможно, я и повысил на неё голос», — вежливо сказал Шон, осторожно обходя стороной то, что он сделал с её спутницей. «Но к тому времени драка уже закончилась. И я не склонен к пыткам».

Нет, он не был таким, подумал я, но он был чертовски хорошим следователем. Холодным, безжалостным и совершенно беспощадным. Я сам был объектом подобных нападок во время подготовки в спецназе, и, хотя часть меня всегда цеплялась за сжимающуюся реальность того, что всё это всего лишь игра, его врождённая угроза и способность использовать страх и слабость ужасали всех, кому приходилось это выносить.

«Мы пришли к выводу, что ее опознание будет наилучшим способом нейтрализовать любую угрозу, которую она представляла», — продолжил Шон, и его слова прозвучали совершенно разумно.

«А потом?»

Шон встретил его взгляд прямо и спокойно. «Мы оставили мисс Блейлок практически невредимой». Он всегда умел лгать лучше меня.

«Но вы утверждаете, что понятия не имели, куда она направлялась и что делала?» — спросил Паркер, отклонив любые сомнения, которые мог высказать Коллингвуд. «Ваши сотрудники обычно сообщают вам, например, о поездках за границу? Их регистрируют на иммиграционной службе?»

«Нет-нет», — медленно произнёс Коллингвуд, словно растягивая слова, чтобы дать себе время подумать. «Они не обязаны нам сообщать. Только после её исчезновения мы провели проверку и обнаружили, что она купила билет на самолёт в Великобританию».

Значит, он знал, что Вонди уехал из страны, задолго до того, как я рассказал ему о моей матери, понял я. И это знание означало, что правила игры немного изменились, теперь ему нечего было терять, давая нам немного больше. Коллингвуд снова потянулся за папкой и пролистал её, по-прежнему стараясь не давать нам заглянуть в содержимое.

«Вот так — она прилетает в Манчестер, Англия, чуть больше недели назад.

После этого мы её теряем. Она просто исчезает из поля зрения. По словам британцев, она не пользовалась ни одной кредитной картой и даже не включала мобильный телефон с момента приземления. Она опоздала на обратный рейс, не появилась на работе в назначенное время. Не стесняюсь сказать, что мы серьёзно обеспокоены её безопасностью.

«Она путешествовала одна?» — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал странно.

Коллингвуд снова наклонил голову, а затем сделал легкое движение из стороны в сторону, которое я воспринял как «да/нет/может быть».

«Она сама забронировала и оплатила рейс, но мы забрали манифест»,

Он осторожно сказал, открывая свой портфель, чтобы достать этот листок бумаги и протянуть его мне. Я взял его без слов и пролистал. Неудивительно, что там же был и Дон Камински, но я, не дрогнув, пробежал глазами по его имени, степенно дочитал до конца и положил пачку на стол.

Подняв глаза, я увидел, что Коллингвуд внимательно за мной наблюдает.

Но если судить по разочарованному движению на его лице, я не показал ему того, что он надеялся увидеть.

Его левая рука свисала с подлокотника кресла, а пальцы бессознательно совершали маленький танец, поглаживая подушечкой большого пальца кончики пальцев, словно он проверял вязкость масла или просил взятку. Мне было интересно, осознаёт ли он это вообще.

«Ладно, народ, карты на стол», — наконец устало сказал он. «Мы полагаем, что агент Блейлок работал с парнем по имени Дон Камински, но я уверен, что эта информация никого из вас не удивит, учитывая, что вы изначально разослали фото Камински одновременно с этой фотографией». Он кивнул на увеличенное изображение Вонди и позволил себе криво улыбнуться. «Полагаю, раз вы перестали о нём спрашивать, значит, вы довольно быстро его опознали. Я прав?»

Паркер слегка наклонил голову, и на его губах появилась легкая ободряющая улыбка.

Это было первое движение с тех пор, как он снова сел. По обе стороны от него мы с Шоном изображали сфинкса в Гизе.

Коллингвуд фыркнул в знак разочарования из-за отсутствия с нашей стороны более решительного ответа.

«Послушайте, я знаю, что ваш бизнес довольно узкий и ограниченный, так что если вы опознали Камински и организацию, на которую он работает, вы уже знаете о его текущем контракте и понимаете наш, э-э, интерес ?»

Если Камински работал в Бостонской больнице, я не мог понять, как кто-то вроде Коллингвуда мог быть к этому причастен, но у меня было предчувствие, что если мы все сделаем правильно, то, возможно, вот-вот узнаем.

Я старался не задерживать дыхание, старался не напрягать мышцы.

Паркер, проявив героическую сдержанность, лишь вежливо, почти скучающе кивнул, как будто вся эта информация была нам хорошо известна, и он хотел, чтобы Коллингвуд перешел сразу к делу.

«Итак, что именно вас интересует , мистер Коллингвуд?» — спросил он, и его лицо было обманчиво спокойным.

Судя по усталому выражению его лица, Коллингвуд воспринял вопрос Паркера скорее как проявление неловкости, чем как незнание. Он шумно вздохнул. «Сторакс Фармасьютикал, конечно».

Стиракс.

Это имя не могло бы поразить меня сильнее, даже если бы его написали спереди такси, которое пыталось меня сбить.

Сторакс. Компания, производившая препарат, который Джереми Ли принимал перед смертью — с его ведома или без. Компания, которая любезно отправила двух своих сотрудников в Бостон якобы для помощи в его лечении. Где же они были, подумал я, когда доброму доктору ввели смертельную дозу?

Мой отец был убеждён, что именно больница скрывала какую-то врачебную ошибку, но теперь Коллингвуд пролил на ситуацию совершенно новый свет. Вопрос был в том, что нам с этим делать?

«И почему именно одно из малоизвестных правительственных агентств интересуется Стираксом?» — задал вопрос Шон, что, впрочем, было кстати — я не мог говорить. Меня поразило, как спокойно он говорил, столкнувшись с информацией, которую Коллингвуд только что, по-видимому, непреднамеренно, нам скинул.

Глаза Коллингвуда сузились, словно он понял, что сказал больше, чем следовало, и я видел, как он возвращается к прежнему, пытаясь понять, какую выгоду мы можем из этого извлечь. Через мгновение он, похоже, пришёл к выводу, что, сказав больше, ему нечего терять.

«Компания Storax Pharmaceutical заключает контракты с правительством США на производство определённых, скажем так, вакцин. Всё, что сверх этого, является секретной информацией».

Коллингвуд снова пригнул голову, словно боксёр, уклоняющийся от ударов. «Но позвольте мне сказать, что мы следим за их другими действиями. Очень пристально . Сторакс вот-вот получит всемирную лицензию на этот их новый препарат для лечения костей, во многом благодаря успехам клинических испытаний. Если есть проблема, и они её скрывают, нам нужно знать, и знать об этом как можно скорее».

«Если Storax имеет государственные контракты, у вас наверняка есть какие-то полномочия войти и провести какой-то аудит», — сказал я.

Он грустно покачал головой, увидев мою наивность. «Storax — глобальная корпорация», — сказал он. «Многомиллиардное предприятие. Чёрт возьми, у них, наверное, больше людей на зарплате, которые только лоббируют их интересы в Вашингтоне, чем у всего нашего агентства, и точка. Мы не сможем с этим бороться, если у нас не будет железных доказательств. Они прикроют нас в мгновение ока. И это приводит меня к вашему отцу, мисс Фокс. Кстати, где он?»

«В безопасном месте», — сказал Паркер, вмешавшись прежде, чем я успел ответить, даже если бы у меня и возникло такое желание. «Что тебе от него нужно?»

«Если Storax фальсифицирует какие-либо результаты своих исследований, я уверен, вы можете оценить последствия для национальной безопасности этой страны, мистер Армстронг»,

Коллингвуд с горечью заявил: «Если у Ричарда Фокскрофта есть какие-либо доказательства, подтверждающие его заявления о том, что доктору Ли дали эту передозировку для сокрытия преступления, нам нужно поговорить с ним».

за всем этим стоит Сторакс , они до сих пор действовали нечестно, и это чуть его не погубило. Тебе не кажется, что с него хватит?»

«Нам нужно знать, что ему известно», — упрямо заявил Коллингвуд. «Полагаю, мне не нужно напоминать вам, насколько, э-э, осложним жизнь вашему отцу, если он не будет сотрудничать?»

Паркер отодвинул стул и встал, движение резкое, но одновременно плавное и выверенное. Он слегка наклонился вперёд и очень осторожно уперся кулаками в стол, ссутулившись так, что Коллингвуд не сомневался в их ширине, обычно так хорошо скрытой за тщательно скроенным костюмом.

«Надо ли напоминать вам , что один из ваших агентов виновен в похищении?» — спросил он таким мягким голосом, что меня бросило в дрожь. «Что она и Камински угрожали пытками и изнасилованием беззащитной старушке?

Как это будет выглядеть на завтрашней первой полосе?»

«Почти так же плохо, как если бы уважаемый муж старушки попал в бордель с юной проституткой», — резко ответил Коллингвуд. Он снова шумно вздохнул. «Послушайте, это ни к чему хорошему не приведёт. Я просто хочу вернуть своего агента и выяснить, как она связана со Стораксом и что они скрывают. Фокскрофт может помочь».

Он ответил Паркеру холодным взглядом, а затем перевёл взгляд на меня. Верхние уголки его век опустились почти до ресниц, отчего взгляд казался обманчиво сонным. «Тебе нужна…»

Это способ вытащить твоего отца из той передряги, в которую он попал. И, без сомнения, он хочет докопаться до сути смерти другого парня в Бостоне. Я прав?

Я медленно и неохотно кивнул.

Коллингвуд улыбнулся мне. «Видишь? Цель та же».

«Все это очень романтично», — сухо сказал Шон, — «но как вы собираетесь завершить этот брак по расчету?»

Коллингвуд нахмурился, услышав такое легкомыслие. «Мы торгуем», — сказал он. «Во-первых, ты, э-э, помоги мне найти моего сбежавшего агента».

«Всегда предполагаю, что у нас есть какие-то идеи в этом направлении», — спокойно согласился Шон. «А что взамен?»

Коллингвуд пожал плечами. «Я выслушиваю версию Фокскрофта, внушаю нужным людям, чтобы все эти, скажем так, неприятности , в которые он вляпался в Бруклине, прекратились», — сказал он, — «а он взамен делится своим профессиональным мнением о смерти этого парня Ли и всеми возможными связями, которые он может найти между этим и Стираксом».

Мы замолчали. Это был ответ. По правде говоря, с того места, где я сидел, это был единственный ответ – или, по крайней мере, его начало. Пальцы Коллингвуда снова задергались, когда он посмотрел на нас.

«Ну что?» — спросил он. «Мы договорились?»

«Думаю, это решать доброму доктору, не так ли?» — пробормотал Паркер. Он взглянул на меня, слегка приподняв бровь. Я слегка кивнул, и он наклонился вперёд, нажав кнопку внутренней связи на телефоне. Из динамика раздался голос Билла Рендельсона в знак согласия.

«Билл, попроси мистера и миссис Фокскрофт зайти в мой кабинет, хорошо?»

Паркер отпустил кнопку интеркома и выпрямился, чтобы увидеть явное потрясение Коллингвуда от того, что хотя бы одна из его целей оказалась так легко достижима. «Почему бы вам не спросить его самого?»

OceanofPDF.com

ГЛАВА 15

Мой отец слушал предложение чиновника с предельной сосредоточенностью, словно у него был выбор. Когда Коллингвуд закончил излагать свои мысли, лицо отца помрачнело, несмотря на то, что ему предлагали освобождение или что-то близкое к этому.

Первой заговорила моя мать.

«Каковы риски?» — спросила она, оглядывая нас. «Эти ужасные люди уже угрожали нам, а всего несколько дней назад кто-то пытался убить моего мужа — и мою дочь тоже», — добавила она, немного запоздало, на мой взгляд. «Согласна ли я помочь вам остановить их?

Или это только заставит их стараться еще усерднее?»

Коллингвуд поджал губы, но я видел, как в его печальных глазах снова зажегся огонёк. Он явно исключил мою мать из своих расчётов почти сразу же, как только они появились. Она была воплощением благовоспитанности , пусть и далекой от беззащитной старушки, которую описывал Паркер. Иногда я легко забывала, что под этой голубоватой внешностью скрывался мощный, хотя и в основном дремлющий, ум.

«Мэм, мы сделаем всё возможное для вашей безопасности. Нам нужны показания вашего мужа, если мы хотим что-то из этого извлечь. Кроме того, — добавил он с ободряющей улыбкой, обведя жестом кабинет Паркера, — эти люди — лучшие в своём деле. Я бы рекомендовал вам полностью довериться им».

«В таком случае, вы также собираетесь оплатить счет за их услуги?» — любезно спросила она.

Коллингвуд на мгновение опешил. «Я обязательно доложу об этом своему начальству, мэм», — уклончиво ответил он.

Она кивнула и улыбнулась, словно успокоившись. Коллингвуд подождал немного, словно проверяя, не вернётся ли она с чем-нибудь ещё, а затем начал собирать свои бумаги. Он взял лист полёта, который я просматривал, и, взяв его, обнаружил спрятанный под ним увеличенный снимок Вонди Блейлока. Фотография внезапно оказалась совершенно открытой в центре стола и от этого выглядела ещё более шокирующей.

Я услышал, как одновременно резко вздохнули моя мать и отец.

Затем отец потянулся и поднял фотографию, и в её руке чувствовалась лёгкая нерешительность, словно ему не хотелось смотреть, но он не мог удержаться. Он не спеша изучал изображение, а когда закончил, бросил взгляд на Шона, скривив губы в натянутой презрительной улыбке.

«Полагаю, это дело твоих рук», — холодно сказал он.

«Нет, вообще-то», — сказал я. «Моё».

На секунду он позволил своей злобе вырваться на свободу, прежде чем безжалостно её подавить. Но когда он посмотрел на меня, в его лице появилось что-то, чего раньше не было. Или, может быть, всё было наоборот. Возможно, теперь, когда он смотрел на своего единственного ребёнка, плод его генов и его заботы, ему чего-то не хватало.

Я отвернулся и заметил, что Коллингвуд наблюдает за нашей ледяной беседой с явным весельем в его печальных глазах. Я заметил, что они были тёмно-карего цвета. В сочетании с опущенными веками это придавало ему сходство с пожилой ищейкой. Но такой, которая внезапно учуяла новый, горячий след и вышла на охоту.

«Итак, — сказал Коллингвуд, опуская руки на бедра, как будто готовясь встать, — вам, без сомнения, нужно обсудить это...»

«Не верю», — сказал отец, перебивая его. Как раз когда я думал, что его высокомерие достигло нового предела, он искоса взглянул на жену, словно её мнение имело хоть какое-то значение. Она кивнула, и лёгкая тень улыбки тронула тонкие губы отца. Он снова повернулся к Коллингвуду. «Я готов помочь тебе всем, чем смогу».

Коллингвуд продолжал подниматься, но лишь для того, чтобы перегнуться через стол и торжественно пожать моему отцу руку. «Рад это слышать, сэр», — сказал он, пожав руку и моей матери, словно не задумываясь, и снова затих. Он переключил внимание на Паркера, махнув рукой в сторону фотографии Вонди, которую тот оставил — уверен, намеренно — на столе. «Итак, мистер Армстронг, можете ли вы помочь мне, э-э, найти моего агента, чтобы я мог её привести?»

Моя мать вздрогнула от удивления. «О, но это же…»

«Женщина, которая держала тебя в заложниках… да», — вмешался я, чтобы не дать ей выпалить, что она видела, как мы с Шоном взяли в плен обоих её незваных гостей, и что они всё ещё находятся у нас под надзором. К сожалению, возможно, единственный способ быстро заставить её замолчать, который я придумал, — это напомнить ей. «Женщина, которая позволила своему партнёру угрожать изнасилованием».

Она побледнела, затем на ее щеках появился темный, пятнистый румянец.

Краем глаза я заметил, как резко повернулась голова отца, но я не отрывал взгляда от растерянной матери, пока не увидел, как в ее взгляде проступило понимание и сорвало с ее языка все слова, которые она собиралась произнести.

Когда я отпустил его, я ожидал увидеть, как мой отец смотрит на меня с возмущением за то, что я это сгребаю.

Вместо этого он снова взял фотографию и принялся ее изучать.

Мне пришло в голову, что, вероятно, он впервые увидел одного из похитителей своей жены. Не знаю, как много она ему рассказала о своих испытаниях, но, должно быть, этого было достаточно.

Паркер, от которого не ускользнуло внимание моего отца, легко поднялся на ноги и обошел стол, чтобы пожать руку чиновнику. «Не могли бы вы дать нам немного времени, чтобы сделать несколько звонков, мистер…»

Коллингвуд?» — вежливо спросил он.

«Без проблем», — сказал Коллингвуд. «Я буду благодарен за любую помощь, которую вы можете предложить».

Паркер одарил его вежливой улыбкой. «Посмотрим, что можно сделать».

Мы с Шоном последовали за Паркером в приемную, закрыв за собой дверь кабинета.

«Хорошо», — тихо сказал Паркер. «Свяжись с тем, кто держит этих двоих, и отпусти их». Я кивнул и потянулся за мобильным.

Я тщательно стер номер фермы Глита из памяти телефона, но вместо этого сохранил его в своей памяти.

«О, и скажи своему парню, чтобы он обязательно вернул им мобильный телефон или доступ к стационарному телефону, хорошо?»

Я остановился на середине набора номера. «Хорошо».

Он улыбнулся. «Хорошо», — сказал он, затем приоткрыл дверь и добавил громче:

«Билл, не могли бы вы провести мистера Коллингвуда в один из конференц-залов, пока мы наведем некоторые справки от его имени?»

«Да, босс», — сказал Билл, выходя из-за стойки регистрации. Проходя мимо Паркера, он слегка кивнул ему. Очевидно, здесь что-то происходило, и я не мог в полной мере оценить все тонкости. Но прежде чем я успел спросить, зазвонил номер Глита в Великобритании, и у меня не было времени размышлять об этом. Я быстро перешёл в пустой кабинет, где меня не могли подслушать.

«И хорошо», — только и смог сказать Глит, когда я передал ему инструкции Паркера. «Там уже воняло. Даже свиньи жаловались».

«Только будьте осторожны, когда отпускаете их», — предупредил я. «У этой женщины сильный удар, и я бы не доверил этому парню даже близко подходить к вашей сестре».

Я слышал, как Глит фыркнул даже на другом конце трансатлантической телефонной линии.

«Он будет храбрецом, если попробует что-нибудь надеть на Мэй. Она спит с этим чёртовым дробовиком под одеялом, — пробормотал он. — Не волнуйся, Чарли. Я засуну их в фургон и покатаю немного, прежде чем отпущу. Я постараюсь выбросить их достаточно далеко, чтобы они не нашли это место снова за месяц воскресений».

«Отлично. Только не забудь дать им телефон».

«У них же был с собой такой, да?» — сказал он. «Я прослежу, чтобы он был заряжен, когда они его вернут. Не беспокойтесь».

«Спасибо», — сердечно сказала я. «Я у тебя за это в большом долгу, Глит».

«Нет, я не забыл Дублин», — сказал он, и его голос полностью утратил шутливую нотку, став совершенно трезвым. «Думаю, это как раз делает нас квиты».

Мы позволили Коллингвуду поразмыслить полчаса, пока мы сидели в кабинете Паркера, попивая его отличный кофе и болтая с моими родителями. Паркер был достаточно эрудирован, чтобы вывести моего отца из накалённого молчания и заставить мою мать заговорить. Всё для всех мужчин – или для всех женщин, если уж на то пошло. К концу я уже представляла, как мои родители сравнивают Шона с ним в невыгодном свете, но мне было уже всё равно.

Шон предпочел не принимать участия в этом разговоре, отстранив себя от него.

Возможно, он слишком часто пытался поговорить с моими родителями в прошлом, при слишком разных обстоятельствах, и устал от того, что все его усилия были обращены ему в лицо. Он не привык к неудачам. С такой ситуацией ему приходилось сталкиваться нечасто.

Закончив телефонный разговор с Глитом и присоединившись к ним, я попытался поймать взгляд Шона, выразив вопросительный знак на лице.

Что, черт возьми, задумал Паркер?

Шон только что одарил меня слабой понимающей улыбкой.

Терпение, Чарли. Он знает, что делает.

Я пожал плечами, чувствуя себя не в своей тарелке. И это чувство только усилилось, когда примерно через тридцать пять минут Билл Рендельсон принёс Коллингвуду

Обратно. Паркер лишь вежливо поблагодарил представителя правительства за уделённое время и сказал, что мы с ним свяжемся.

Я ожидал, что Коллингвуд проявит какие-то признаки раздражения из-за, по крайней мере, казавшейся бессмысленной задержки, но вместо этого он просто опустил голову в этом странном нервном жесте прощания и вяло пожал всем руки.

«Уверен, мы скоро встретимся, сэр», — сказал он моему отцу, торопясь уйти. «Как только мы поймаем нашего сбежавшего агента, я поговорю с полицией в Бушвике и посмотрю, сможем ли мы хоть как-то уладить эту ситуацию».

«Спасибо», — сказал мой отец с невыразимым достоинством, словно Коллингвуд предлагал ему какую-то мелкую услугу, а не спасение всей его карьеры. Возможно, он просто возражал против скрытой угрозы: нет Вонди — нет чистого листа.

После ухода Коллингвуда именно моя мать вновь перешла к сути дела.

«Все это похоже на наше спасение», — сказала она трагичным голосом, — «но откуда мы знаем, что можем доверять ему?»

«На данном этапе мы этого не делаем», — сказал я. Она выглядела растерянной, но на мгновение единственная аналогия, пришедшая ей в голову, касалась мочеиспускания в палатках.

Шон взглянул на него и сказал: «Помните старую поговорку о том, что нужно держать друзей близко, а врагов еще ближе».

Моя мать нахмурилась, просветлённая, но не успокоившаяся. «Это похоже на отрывок из « Государя» Макиавелли ?»

«Возможно», — сказал Шон, кривя губы. «Но я больше думал о Майкле Корлеоне — «Крёстном отце 2 » .

«О», — безучастно сказала она. «И как мы узнаем, кто друг, а кто враг?»

Паркер лишь улыбнулся ей, и мгновение спустя, словно по команде, Билл постучал и вошел, размахивая в оставшейся руке картой памяти компьютера, словно олимпийским факелом.

«Я вырезал двадцать пять минут немелодичного напева и покашливания, — сказал Билл, — и сосредоточился на самой сути».

Паркер взял у него устройство хранения данных, кивнув в знак благодарности. «Мистер...

«Коллингвуд действительно немного облегчил жизнь моему подозрительному уму, — сказал он, — поэтому я попросил Чарли убедиться, что Блейлок и Камински смогут позвонить, как только их освободят, и я организовал для Коллингвуда место, где мы могли бы отслеживать его входящие звонки».

Внезапно все это сложное аудиооборудование в конференц-зале, где ждал Коллингвуд, приобрело совершенно новый смысл.

«Ты его достал», — сказал я с восхищением. «Умно».

«Я не буду ни подтверждать, ни опровергать это утверждение». Паркер улыбнулся мне, скорее глазами, чем губами, но когда он заговорил, его тон был серьёзным и мрачным. «И я, конечно же, не собираюсь делать этого за пределами этой комнаты».

Пока он говорил, он подключил флешку к USB-порту тонкого ноутбука, стоявшего открытым на его столе, и нажал соответствующие клавиши.

К ноутбуку Паркера была подключена пара крошечных внешних динамиков, выглядевших высокотехнологичными, но, несмотря на это, когда начиналось воспроизведение аудиофайла, мы плотнее сгрудились вокруг стола, чтобы послушать.

Первое, что мы услышали, был прерывистый звонок мобильного телефона, тяжелые вздохи, когда кто-то искал его в каком-то труднодоступном кармане, а затем голос Коллингвуда.

«Да?» — спросил он вместо всеобщего приветствия, и в его голосе слышалась почти скука.

Затем его голос стал резче, и на заднем плане послышался легкий стук, как будто он откинулся на спинку стула и от неожиданного звонка позволил ему резко упасть на ножки.

«Вонда! Мой господин, где вы? С вами всё в порядке?»

Микрофон был хорош, но не настолько. Мы слышали какие-то вопли на заднем плане, но их было недостаточно, чтобы разобрать слова на другом конце провода Коллингвуда. Это были просто звуковые каракули.

«Эй, эй, подожди минутку!» Он резко оборвал её речь. «Я не знаю, во что ты, чёрт возьми, ввязалась, детка, и знать не хочу … Нет, просто послушай меня .

Приходите, и мы всё уладим. А вы оставайтесь там, вне сети, и я ничем вам помочь не смогу.

В его голосе звучала грусть, а не гнев. Усталость, словно это был ритуал, который он уже много раз проходил, процедура, которую ему предстояло пройти, но он знал, что добром это никогда не кончится.

В этот момент Вонди снова вмешалась — судя по её словам, довольно резко. Коллингвуд едва дал ей разогнаться.

«Поверь мне, когда я говорю тебе, что ты сейчас в большой беде, малыш, но будет еще хуже, если ты убежишь», — в его голосе прозвучала почти умоляющая нотка.

«Слушай, я знаю, что тебе больно. Этот сломанный нос нужно исправить, если ты хочешь оставаться такой же красивой, да?»

Паркер протянул руку и остановил воспроизведение, оглядывая собравшихся. «Что пришло на ум?» — резко спросил он.

«Ну, похоже, он не знал, чем она занимается», — предположил Шон. «Если только он не знал, что вы его записываете, и он играет для своей аудитории? Если бы это был я, я бы предположил, что вы подслушиваете».

Паркер пожал плечами. «Установка системы видеонаблюдения в этой комнате стоила кучу денег», — сказал он, криво улыбнувшись. «Мы знаем, что он её не подметал, так что, если только у него не было уборщиков, о которых мы не знаем, сомневаюсь, что он что-то заметил».

«Кажется, он почти... привязан к этой женщине», — сказала моя мать, и между ее бровями образовалась складка, как будто она не могла понять, почему кто-то вообще может хотеть проявить привязанность к одному из ее бывших мучителей.

«Протеже», — коротко ответил я. «Он её тренировал, пожалуй. Если она не в себе, и он не сможет это исправить, или если он не сможет поставить её на место — и быстро, — это отразится на нём так же плохо, как и на ней», — добавил я, повторяя слова Шона в день моего неудачного теста на физическую подготовку. «Если он на верном пути» .

«Думаю, ты прав», — сказал Паркер. Он взглянул на моего отца, но тот лишь коротко покачал головой. Мой отец никогда не говорил только для того, чтобы услышать собственный голос, если только ему не нужно было сказать что-то важное. Паркер подтолкнул мышь, и голос Коллингвуда снова раздался.

«Заходи, малыш», — повторил он. «Во что бы ты ни вляпался, ты всё ещё можешь всё исправить… Эй, эй, я знаю. Я просто хочу помочь тебе, малыш. Я на стороне своих людей». Теперь он уговаривает. «Просто заходи. Возвращайся домой…»

пожалуйста?"

Последовала долгая пауза, но на этот раз голоса Вонди не было слышно. То ли Коллингвуд сменил позу, то ли она перестала на него кричать. Или же она долго и молча обдумывала его слова.

В конце концов, Коллингвуд сказал: «Хорошо, но позвони мне и скажи, какой рейс. Обещаешь? Я тебя встречу… Да, я сам тебя привезу… Всё образуется, вот увидишь… Да, береги себя, малыш. Пока».

Мы услышали приглушенный звуковой сигнал, когда он завершил разговор, затем долгий медленный выдох и одно тихо пробормотанное, но совершенно искреннее слово, прямо перед тем, как запись закончилась: «Черт » .

«Ага», — пробормотал Паркер, задумчиво отключая связь. «Я бы сказал, это как раз то, что нужно, не так ли?»

«Почти», — ответил Шон. «Вопрос в том, стали ли вы доверять ему больше или меньше, услышав это?»

Это был общий вопрос, но он приподнял бровь, глядя на моего отца, и его вопрос прозвучал прямо и лично.

Отец элегантно пожал плечами. «Не уверен, что у меня есть выбор», — равнодушно сказал он. «Но я всегда считал, что поступки говорят гораздо громче слов. Если ему можно доверять, то, думаю, мы скоро узнаем об этом по его поступкам».

«Но, Ричард, если этому человеку нельзя доверять, это значит, что они предпримут еще одно покушение на тебя, не так ли?» — потребовала моя мать, и в ее голосе отчетливо послышались пронзительные нотки Вонди.

Отец мрачно усмехнулся. «В таком случае, дорогая, — сказал он совершенно спокойно, — мы узнаем, насколько хорошо Шарлотта справляется со своей работой».

OceanofPDF.com

ГЛАВА 16

Несколько дней мы ничего не слышали о Коллингвуде, и всё это время разочарование моего отца росло. Паркер воспользовался затишьем, чтобы провести масштабную, но малозаметную PR-кампанию в отрасли и сумел остановить поток клиентов, которые внезапно решили обратиться за услугами к другим фирмам.

Один или два даже вернулись, слегка смущённые. Но было и больше тех, кто не пришёл просто так, чтобы сохранить лицо. Паркер, казалось, практически жил в офисе. Несмотря на его отрицания, что он меня не держал…

или моя семья — я не был лично ответственен за его нынешние беды, но знал, что есть и те, кто не разделяет моих чувств. Билл Рендельсон, например, едва мог заставить себя заговорить со мной.

Мы с Шоном дежурили у моих родителей, дежуря посменно с парой других ребят из Паркера, круглосуточно. К утру воскресенья, когда мы ничего не слышали и не видели, мы все немного сходили с ума от того, что застряли в отеле, каким бы роскошным он ни был.

В частности, нервы моей матери были так напряжены, что мы, наверное, смогли бы вытянуть из неё какую-нибудь узнаваемую мелодию. Полагаю, неизбежно, что в конце концов именно она потребовала, чтобы мы вышли и осмотрели достопримечательности.

«Я не была в Нью-Йорке с твоим отцом с тех пор, как ты родилась, Шарлотта», — возразила она, когда я выразила сомнения в целесообразности прогулки. «Мы были в Гринвич-Виллидж, я помню.

Это было словно в фильме Вуди Аллена. И я бы очень хотел повторить это снова». Это был скорее королевский приказ, чем просьба.

Мой отец, который провел большую часть своего добровольного заключения за чтением малоизвестных медицинских учебников того или иного типа, поднял взгляд от страницы и нахмурился поверх очков.

«Ты уверена, что это разумно, Элизабет?» Он говорил таким мягким, сухим тоном, что я поняла: ему и спрашивать-то не нужно.

Подбородок у моей матери выдавался вперед, упрямый, — может, это оттуда у меня?

«Честно говоря», — сказала она с некоторой резкостью, — «мне нужно немного воздуха».

Он на мгновение замолчал, словно обдумывая обоснованность этого аргумента, затем склонил голову. «В таком случае, — серьёзно сказал он, — конечно, мы пойдём». Он перевёл взгляд на Шона, который сидел за столом в комнате и печатал на одном из них.

офисных ноутбуков. Он снял пиджак и галстук, но не снял кобуру для Glock 21, которую носил с тех пор, как мы вернулись в Штаты. Почему-то без неё он выглядел не совсем одетым.

«Надеюсь, у тебя нет возражений?» — спросил мой отец стальным голосом, бросая вызов Шону.

Шон ответил не сразу. Если и ответил, то не отрывая взгляда от экрана.

«Если вы благоразумны — нет».

«Конечно». Отец почти грациозно поднялся, спрятал очки во внутренний карман и улыбнулся моей матери. «Пойдём?»

В тот день Макгрегор снова был на дежурстве и любезно повез нас на юг по Пятой авеню, пока мы не добрались до огромной декоративной арки из белого камня, которая образует величественный вход в парк Вашингтон-сквер.

Когда мы остановились на светофоре, мама наклонилась и посмотрела в окно. «О, Ричард, — сказала она хриплым голосом, — ты помнишь?»

Я повернулась на сиденье как раз вовремя, чтобы увидеть, как он одарил ее странно снисходительной улыбкой.

«Да», — тихо сказал он. — «Хочу». И громче: «Мы бы хотели пойти отсюда пешком, если вы не против».

Макгрегор поинтересовался у Шона, сидевшего рядом. Шон быстро огляделся и неохотно кивнул. «Хорошо, Джо», — сказал он. «Высади нас снаружи парка и держись рядом».

Макгрегор остановился, чтобы выпустить нас. Мы перешли дорогу и прошли под богато украшенной аркой, чтобы попасть в парк и направиться к круглому центральному фонтану. Было достаточно тепло, чтобы приятно было находиться на свежем воздухе, и многие люди этим пользовались.

Словно по негласному соглашению, мы с Шоном полезли в карманы за солнцезащитными очками и одновременно надели их, чтобы было легче двигать глазами, но не головой, не отвлекаясь. Я не застегнул пальто, левой рукой обхватил телефон, записав номер Макгрегора на быстрый набор на случай, если понадобится срочная эвакуация, и надел Bluetooth-гарнитуру.

Толпа служила нам укрытием, но также и преградой. Мы с Шоном небрежно приблизились по обе стороны от моих родителей. Он шёл чуть позади отца, слева от него. Я же был на шаг впереди матери, справа от неё.

Между нами, мои родители прогуливались под руку, по-видимому, не обращая внимания на подобные меры. Они бродили по парку, бормоча друг другу

другие, указывая на достопримечательности, которые они помнили, или восхищаясь мастерством жонглеров и уличных музыкантов, сосредоточенностью шахматистов и непринужденной крутизной скейтбордистов.

Пока мои мама и папа были в движении, всё было не так уж плохо, но когда они, заворожённые скользкими движениями и ловкими руками пожилого фокусника у юго-западного угла, остановились понаблюдать, я с горечью осознал нашу уязвимость. Парк был окружен деревьями, но на самой площади Вашингтона было много зданий достаточно высоких, чтобы открывался прекрасный вид и беспрепятственный путь к этому месту.

Я повернулся спиной к родителям и пошёл на север и восток, не оглядываясь, чтобы знать, что Шон следит за западом и югом с другой стороны. Наблюдал за зданиями, выискивая свет и тень в закрытых или открытых окнах. Наблюдал за движениями рук и глаз людей, которые не вписывались в общую картину. Высматривал тех, кто не вписывался, тех, кто старался не привлекать к себе внимания.

Я заметил её, потому что она совсем не двигалась. И в суете парка воскресным утром одно это выделяло её — именно так, как она и хотела.

Вонди Блейлок.

Я бы узнала эту холодную светловолосую фигуру где угодно, даже если бы не повязка телесного цвета на ее сломанном носу и не сильная ненависть, исходившая от нее волнами.

На ней было длинное чёрное пальто, достаточно тяжёлое, чтобы быть кожаным или замшевым, и достаточно большое, чтобы скрыть практически всё, что под ним находится. Она стояла в ста метрах от меня, на низкой плоской лестнице, ведущей к фонтану. С северо-запада дул лёгкий ветерок, достаточно сильный, чтобы искажать падающие брызги и частично скрывать её.

Какого чёрта ты здесь делаешь? И что, чёрт возьми, такое Коллингвуд? делаю, выпускаю тебя?

Я шагнул вперёд, оказавшись прямо между Вонди и родителями. Моя правая рука автоматически сдвинулась, совсем чуть-чуть, пальцы коснулись переднего края расстёгнутой куртки, готовые откинуть ткань и дотянуться до спрятанного под ней SIG, но её руки не шевельнулись в ответ. Я оглядел пространство вокруг неё, высматривая дополнительную угрозу, подкрепление, но, похоже, она была одна.

Я быстро оглянулся. Достаточно, чтобы убедиться, что мои родители не ушли из-под моего надзора, что они всё ещё наблюдают.

фокусник обчистил карманы одного из зрителей и, смеясь над растерянным выражением лица мужчины, увидел, как ему торжественно возвращают одно за другим все его вещи.

«Шон», — пробормотал я.

«Хм-м. Понял. И мне это нравится не больше, чем тебе». Пауза, взвешивание вариантов. «Давай уйдём отсюда».

Мой большой палец завис над одной из клавиш телефона, и, едва он успел заговорить, я уже нажал на неё. Макгрегор снял трубку, прежде чем телефон прозвенел второй раз. Я тихонько дал ему краткие указания по выходу к западной стороне парка, и мы с Шоном начали тайком подбираться к моим родителям. Я намеревался практически сбить мать с ног, если понадобится, чтобы вытащить её оттуда целой и невредимой.

А затем, словно прочитав наши намерения, Вонди насмешливо и небрежно отдала нам честь и отвернулась. Мы замерли, глядя, как она шагает под аркой, повернувшись к нам спиной, словно провоцируя. Она двигалась, лишь слегка прихрамывая на правую ногу, и я на мгновение пожалел, что не позаботился о том, чтобы это было более заметно.

Она добралась до обочины как раз в тот момент, когда рядом с ней остановился чёрный «Линкольн Таун Кар», и, не останавливаясь, села в машину. Она не оглядывалась. Мы смотрели «Линкольну» вслед, пока он не скрылся из виду, завернув за угол.

Я почувствовал, как мои плечи опустились и расправились, напряжение спало. Я обернулся и увидел, как Шон, прищурившись, смотрит вслед «Линкольну».

«Они играют с нами в игры», — сказал я.

Он кивнул. «Согласен. Смотри, как легко я могу добраться до тебя в любое время, когда захочу».

«Ага», — натянуто ответил я. «Я думал, Коллингвуд должен был надеть намордник на эту сучку».

«Может быть, и так», — безапелляционно ответил он. «Только представь, что бы она сделала, если бы он этого не сделал».

Я взглянул на родителей, ожидая, что они всё ещё будут увлечены шоу, но обнаружил, что мама тоже смотрит вслед чёрному «Линкольну». Её тело напряглось, и я понял, что дело не только в машине, что, впрочем, ничего бы ей не сказало. Должно быть, она увидела Вонди и узнала её. Так что, возможно, этот насмешливый взмах руки был адресован не только мне. Взгляд отца был устремлён на жену – обеспокоенный, но вопросительный, словно он не понимал, что вызвало её внезапную реакцию.

Я подошла, коснулась руки матери и почувствовала, что сквозь пальто она дрожит.

«С тобой все в порядке?» — спросил я.

Наконец она оторвала взгляд от другой стороны парка и обвела меня взглядом. Я с изумлением увидел, что её черты озарились не страхом, а гневом.

«Да», — наконец спокойно сказала она и добавила сквозь стиснутые зубы: «Я категорически отказываюсь позволить этой женщине и дальше меня пугать».

«Это… хорошо», — медленно проговорил я. «Но она меня до смерти пугает, поэтому мы уходим». Я поймал взгляд отца. «Если ты не считаешь, что мы слишком бурно реагируем?»

«Нет». Он покачал головой, явно потрясённый сильнее, чем был готов признать, и бросил на фокусника испепеляющий взгляд. Я видел, что если раньше его выступление казалось свежим и забавным, то теперь оно приобрело довольно безвкусный оттенок. Солнце неожиданно зашло, оставив день, омытый облаками и тенями, которые отражались на лице моего отца. «Кажется, я видел более чем достаточно».

Паркеру удалось дозвониться до Коллингвуда домой, или куда этот скрюченный человечек уезжал на выходные. Вскоре Коллингвуд позвонил мне на мобильный.

«Мне очень жаль», — сказал он, и в его голосе слышалось искреннее разочарование. «Агент Блейлок временно отстранена до завершения внутреннего расследования, и, поверьте, я дал ей совершенно ясно понять, что она в большой беде ».

«Очевидно, недостаточно ясно».

Я услышал его вздох. «Ей сейчас больно», — сказал он, пытаясь скрыть упрек.

«Ей понадобится операция на носу. Ты её совсем изуродовал».

«Я не сделал ничего, что она, несомненно, была готова сделать со мной», — мягко сказал я. «Разберись с ней, Коллингвуд, или я сделаю это за тебя».

«Эй, давай не будем выходить из-под контроля, а?» — сказал он с тревогой в голосе. «Думаю, тебе стоит забрать своих родителей на несколько дней, уберечь их от опасности».

«Им никто не будет приказывать», — сказал я. «К счастью, они уже решили на время уехать из Нью-Йорка. Используйте это время, чтобы убедить их…

Ваш агент, хорошо? Я не сказала ему, что Паркер занимался покупкой билетов, пока мы разговаривали.

«Обязательно», — пообещал он. «А пока обязательно расскажи мне о своих планах поездок, чтобы я мог оставаться на связи».

«Не думаю», — сказал я, качая головой, хотя и знал, что он этого не видит. «Паркер всегда может связаться с нами, если понадобится».

"Но-"

«Нет», — сказал я. «Этого должно быть достаточно. Ты сказал моим родителям довериться мне, Коллингвуд. Если ты мне достаточно доверяешь, предоставь мне возможность выполнять свою работу. Пока ты ничего не сделал. Даже не оплатил наши услуги».

«Извините», — сказал он, явно смутившись. «Полагаю, так оно и есть, но бюрократия работает медленно. Даю слово, я над этим работаю. И, конечно же, я никоим образом не хочу ставить под угрозу безопасность ваших родителей. Делайте то, что считаете нужным».

«Не волнуйтесь», — сказал я. «Я так и собираюсь».

OceanofPDF.com

ГЛАВА 17

Я не был в Бостоне с момента командировки прошлой зимой, когда умер мой директор, и, формально, я тоже там был. По крайней мере, недолго. В целом, я не был уверен, что это хоть как-то помогло мне почувствовать себя лучше по поводу того, как всё обернулось.

И я, конечно, не был уверен, что это поместит город в мой список десяти мест, которые стоит посетить ещё раз. Но Бостон — это место, где жил, работал и умер Джереми Ли, и именно туда мой отец был полон решимости отправиться.

«Этот Коллингвуд, похоже, ничего не добился, несмотря на свои искренние обещания», — пренебрежительно сказал он. «А я не могу сидеть сложа руки. С таким же успехом можно просто обмазаться мёдом и расставить колышки для муравьёв».

«Согласен», — сказал я. «Итак, что вы надеетесь найти в Бостоне?»

«Мне нужно поговорить с женой Джереми, Мирандой, и ещё раз подробно изучить его медицинскую карту», — сказал он. «И я не думаю, что при таких обстоятельствах руководство больницы пришлёт её мне для ознакомления».

Он слегка устало улыбнулся мне, и теперь он выглядел почти как человек. «Мне до сих пор трудно поверить, что такая крупная и авторитетная компания, как Storax Pharmaceutical, могла опуститься до такого поведения из-за того, что один пациент из многих столкнулся с побочными эффектами. Да, реакция Джереми была тяжёлой, но медицина никогда не бывает точной наукой, и нужно быть готовым к неожиданным результатам».

Слушая его, было трудно вспомнить, что он считал погибшего человека своим другом.

«Тем не менее», - сказал я, - «лицензировать препарат, зная, что это может произойти, не имеет смысла, не так ли?»

«Нет, не имеет». Он нахмурился, снимая очки для чтения, чтобы потереть переносицу. «Я что-то упускаю», — признался он почти самому себе, — «и никак не могу понять, что именно».

«Сам придёшь», — сказал я. «Но почему ты думаешь, что больница позволит тебе ознакомиться с записями, даже если ты придёшь туда лично?»

Он прочистил горло. «А, ну», — сказал он, выглядя таким же смущённым, как и я, хотя в его взгляде мелькнула тень веселья.

за этими обычно лишенными юмора глазами читалось: «Я не собирался спрашивать у них разрешения…».

Мы вчетвером прилетели в Логан утренним рейсом из Ла-Гуардиа, проделав обычную, напряженную до белизны костяшек пальцев посадку над темно-серыми водами Бостонской гавани.

Мы с Шоном задекларировали и сдали наше оружие, запертое в полимерных кейсах, с отдельными патронами. Всё было строго законно и честно. То есть, пока мы не добрались до Массачусетса, где нет взаимности в отношении лицензий на скрытое ношение оружия с Нью-Йорком. Большинство агентов Паркера решили эту проблему, пройдя через канцелярскую волокиту с получением дополнительных лицензий для штатов, где взаимность отсутствует, но мы с Шоном всё ещё продирались через этот особый лес документов.

Если бы нас поймали, у нас были бы такие же проблемы, как если бы нас арестовали с парой незарегистрированных пистолетов во время полицейского рейда в борделе в Бруклине. Но я подумал об угрозе, которую увидел в позе Вонди Блейлока в тот день в парке Вашингтон-сквер, и принял решение без колебаний.

Мы взяли машину в аренду на одной из парковок за пределами аэропорта. Шон выбрал ещё один вместительный внедорожник Navigator, несмотря на ужасную экономичность, полагая, что иногда преимущество вместительности над скоростью бывает полезным.

Мы степенно проехали через туннель Теда Уильямса и въехали в сам город, сияющий осенними оттенками коричневого и золотого. Более степенный, чем Нью-Йорк, и менее броский, Бостон, тем не менее, демонстрировал нижние юбки своей истории, словно чопорная старушка, втайне гордящаяся своим бурным и немного буйным прошлым.

Отказавшись от более роскошных вариантов размещения, мы остановились в более скромном сетевом отеле в районе Бэк-Бэй. Номера были унылыми и так же нуждались в ремонте, как и тот обшарпанный нью-йоркский отель, где я впервые столкнулся с отцом после того убийственного репортажа. Казалось, это было полжизни назад. С тех пор меня слегка пинал Вонди, и ещё менее мягко – острый конец жёлтого такси. Слава богу, что есть викодин.

Я знала, что мне приходится принимать обезболивающие, чтобы пережить этот тяжёлый период, и ограничивала их приём настолько, насколько могла. Но я давно усвоила, что в боли нет ничего героического.

И это не позволяет вам функционировать на полной скорости, ни умственно, ни

Физически. Когда времени на восстановление не было, приходилось прибегать к химической передышке.

Мы воспользовались услугами коридорного, чтобы поднять багаж на восьмой этаж, оставив руки свободными. Мы с Шоном сняли смежный с моими родителями номер с разделительной дверью, которую мы отперли, но оставили закрытой, пока приводили себя в порядок после полёта.

Пока отец не постучал и не вошёл, мне и в голову не приходило, что такое положение вещей может быть не по душе его старомодным чувствам. Но как только он вошёл, я заметил, как он замер, неодобрительно окинув взглядом огромную двуспальную кровать размера «king-size», занимавшую всё пространство маленькой комнаты. Даже раскладного дивана не было, так что мы могли бы хоть как-то это скрыть.

В этот момент из ванной вышел Шон, вытирая руки, и выглядел он совсем как дома. И тот факт, что мы собирались спать вместе, в соседней комнате, вдруг прозвучал очень громко и очевидно. Я снова почувствовала себя семнадцатилетней. Я едва сдерживала ёрзание.

«Чем могу помочь, Ричард?» — любезно спросил Шон, подходя к нему достаточно близко, чтобы заставить пожилого мужчину отступить назад.

Отец оторвал взгляд от кровати и наших наполовину распакованных сумок, уютно расположившихся рядышком на покрывале. Не раздумывая, я протянул руку, схватил свой чемодан за ручки и закинул его на складную полку в нише рядом с ванной, а затем порылся в его содержимом в поисках туалетных принадлежностей.

«Мы хотели поужинать», — сухо сказал отец. «Мы с Элизабет с удовольствием пообедаем здесь, в отеле, если ты не хочешь больше никуда идти».

Даже стоя к нему спиной, я чувствовал, что Шон следил за моими движениями. Я прекрасно понимал, что он читает меня как открытую книгу, и, судя по тому, как он резко швырнул полотенце на спинку стула, мне ещё придётся ответить за свою трусость.

«Я бы не советовал здесь останавливаться», — сказал Шон без всякого выражения в голосе. «Номера неплохие, но в последний раз, когда я здесь обедал, я отравился, и у меня нет ни малейшего желания снова через это проходить, даже с таким выдающимся знахарем».

«Хорошо», — сказал отец, склонив голову, несмотря на опасность сломать себе шею, которую он так напряжённо держал. «Мы постучимся, когда будем готовы». И с этими словами он вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Я закрыла глаза. Голос Шона, когда он раздался, был настолько тихим и злобным, что я вздрогнула, хотя я не слышала, как он подошел к другой стороне кровати.

«Ты же взрослый. Когда ты, Чарли, перестанешь извиняться перед ними за то, как ты живёшь?»

Я снова открыла глаза, обернулась и увидела, что он теснится ко мне, так что мне пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. На мгновение – совсем на мгновение – я подумала солгать, но смысла не было.

«Уважение к взглядам старшего поколения вряд ли можно считать извинением», — попытался я вместо этого.

«Никаких оправданий», — отмахнулся он. «Времена меняются. Меняются взгляды. Им нужно адаптироваться, а не вам».

Мне потребовалось время, чтобы собраться с духом, и когда это произошло, я с вызовом поднял подбородок. «Это ты водил Мадлен к себе домой и притворялся, что мы близки, только чтобы помешать твоей матери сватать её».

От удивления его голова откинулась назад, а гнев немного утих под натиском ироничной усмешки.

«Ты права», — признал он всё ещё холодным голосом, — «но я сделал это, чтобы мама не переживала, что я слишком много работаю и у меня нет личной жизни. А не потому, что мне было стыдно».

«Мне не стыдно за тебя, Шон».

«Правда?» Он отступил назад, словно вернувшись не только в пространство, но и во времени, к тому высокомерному, тревожному начальнику, которым он был во время моей короткой и бесславной военной карьеры. К тому, кого мои успехи или неудачи, казалось, не волновали, потому что исход его совершенно не волновал. «Так докажи это».

Конечно, я этого не сделал.

Мы пошли и нашли потрясающий ресторан морепродуктов недалеко от воды, но я был настолько нервным, что не мог вспомнить, что именно мне нужно есть или пить.

Я убеждал себя, что это потому, что я на службе. И не просто на службе, а на охране руководителей, которые были мне так дороги, что это не могло быть просто профессиональной деятельностью. Шон же, напротив, был образцом идеального сотрудника службы личной охраны: вежливый, отстранённый, сосредоточенный.

Но, что для него необычно, он не пытался слиться с нами на социальном уровне. Он дистанцировался от семейной группы, намеренно подчёркивая свой статус аутсайдера. Скорее, это была не компания двух родственных пар, а некая необъяснимая прислуга.

на вечер и, возможно, теперь сожалели о таком проявлении щедрости.

И я понимал, что слишком стараюсь подлить масла в огонь, иначе я бы отругал родителей за их высокомерие. Вечер выдался долгим и неловким.

Когда мы вернулись в отель и разместили моих родителей на ночь, я ожидала, что Шон начнёт действовать, но этого не произошло. Он никогда не был угрюмым, и это новое поведение меня напугало.

Выйдя из ванной, он с безразличной деловитостью разделся и забрался на свою сторону кровати. Она была настолько большой, что, когда я бесшумно прокралась на свою сторону, расстояние между нами показалось шире и холоднее, чем мог бы преодолеть один человек, даже на собачьих упряжках и с любовью к белым медведям.

OceanofPDF.com

ГЛАВА 18

На следующее утро мы рискнули позавтракать в ресторане отеля, а затем отправились в пригород Норвуд, где нас ждала вдова Джереми Ли. Норвуд находился к юго-западу от Бостона, сразу за кольцевой дорогой I-95, которая соединяла город с Массачусетским заливом, огибая разрастающийся город с западной стороны, обращенной к суше.

Гигантское строительство, которое нарушало жизнь Бостона в мой последний визит туда, похоже, не изменилось и не продвинулось слишком далеко.

Мы неизбежно стояли в пробке, которую мои родители переносили со стоическим терпением, а Шон маневрировал в ней с невозмутимым мастерством.

Он почти не разговаривал со мной все утро, и мой отец пристально наблюдал за этим состоянием дел, словно следя за пациентом на предмет появления смертельных симптомов.

С момента приземления в Бостоне мы не обнаружили никаких признаков слежки, но всё равно провели ряд стандартных контрмер. Все они оказались безрезультатными. К тому времени, как мы выехали на главную автостраду, мы уже знали, что всё в порядке. Шон поддерживал нашу скорость, показывая хорошее время, но поездка всё равно казалась вечностью.

Было чуть больше десяти, когда мы подъехали к симпатичному двухэтажному дому на тихой улице, среди других домов. Все дома были выкрашены в красивые контрастные пастельные тона с белой окантовкой вокруг окон, как будто жильцы были на совещании по координации цветовой гаммы перед тем, как весной пойти и купить краску.

Миранда Ли оказалась совсем не тем, чего я ожидал. Имя звучало как высокое, изысканное и элегантное, но женщина, открывшая сетчатую дверь на крытую веранду, была невысокой и довольно крепкой, в чёрных леггинсах и мешковатом футбольном свитере, с длинными жёсткими тёмными волосами, спутанными вокруг лица. Но нельзя было не заметить, с какой радостью она встретила моих родителей.

«Ричард! Элизабет!» — воскликнула она, обнимая каждого из них, пока мы с Шоном стояли чуть поодаль и смотрели на улицу, на соседние дома, на лес позади. «О, просто не могу выразить, как я рада вас видеть. Мне так жаль, что всё так получилось», — добавила она.

звучит искренне расстроенным. «Но о чём я думаю? Заходите, заходите.

… все вы».

Сказав это, она склонила голову в сторону Шона и меня, окидывая нас проницательным взглядом темных глаз, пока мы входили в дом.

«Это моя дочь Шарлотта», — без особой гордости сказал отец. «И… Шон Майер, который помогает обеспечивать нашу безопасность».

Шон, как он прекрасно понимал, это была лишь отговорка, но, пожимая руку вдове, сохранял бесстрастное выражение лица. Он отказался от места и вместо этого остался сидеть в той части комнаты, где окна открывали два разных вида на улицу.

Первый этаж был просторным и открытым, с большой кухней, примыкающей к гостиной, и столовой, отделенной двустворчатыми раздвижными дверями. Он был оформлен в хаотичном стиле с яркими цветовыми пятнами, которые должны были бы диссонировать, но почему-то не диссонировали. Дом был завален жизнерадостно разрозненными вещами, непринужденным и в целом непритязательным.

Я отказался от предложения хозяйки дома выпить травяного чая, который она пошла с моей мамой на соседнюю кухню, чтобы приготовить, и решил встать рядом с Шоном, держась на таком расстоянии, чтобы дверь на кухню оставалась в поле моего зрения. Этот жест не остался незамеченным ни одним из присутствующих мужчин.

Оглянувшись, я увидел, что Шон и мой отец сцепились взглядами, словно два оленя в погоне за превосходством. Я неловко поежился, осознавая, что я — сомнительная добыча, за которую они сражаются.

Это было по-детски и бессмысленно, и я с горечью подумал, что это не поможет никому из нас сделать то, что мы должны.

Миранда вернулась, неся поднос с чашками и фарфоровым чайником, и поставила его на низкий столик в гостиной.

«Ну вот», – бодро сказала она, плюхнувшись на удобный выцветший диван и похлопав по подушке рядом с собой. «Присаживайся, Элизабет, я налью».

«Миранда, нам нужно поговорить», — серьёзно сказал мой отец. «О Джереми».

На мгновение мне показалось, что она не услышала. Затем свет в ней померк, и плечи её поникли. Я взглянул на макушку её склонённой головы и заметил, что бледная линия пробора обнажала седые корни. Когда она подняла взгляд, и её лицо потеряло живость, морщины вокруг глаз и рта стали глубже и заметнее.

«Знаю», — тихо сказала она, беспокойно положив руки на колени. «Я следила за новостями — и не смогла их обойти». Она вдруг подняла взгляд, её

Взгляд нервно мелькнул, прежде чем наконец остановиться на моем отце. «Итак…

Ричард, ты дал Джереми морфин?

Отец склонил голову набок. «Нет», — сказал он совершенно спокойным голосом, полным сожаления, а не гнева. «Вообще-то, я собирался задать тебе тот же вопрос».

«Нет. Нет, не прощала», — сказала она. Она выпрямилась и пристально посмотрела ему в глаза. «Жаль, что я этого не сделала, но я была достаточно эгоистична, чтобы ценить каждый момент с ним, до самого конца. И да, когда всё закончилось, признаюсь, я испытала облегчение, за нас обоих». Её голос дрогнул, и нижняя губа дрогнула.

Она на мгновение успокоила их. Моя мать утешающе положила руку ей на плечо. «Жаль, что у меня не хватило смелости положить конец его страданиям, но мне не хватило смелости».

Мой отец на мгновение прикрыл глаза в знак согласия, и я увидел, как часть напряжения покинула его.

«Кто-то это сделал», — сказал он без тени иронии, — «а теперь они, похоже, решили скрыть этот акт милосердия».

«Но больница, конечно, виновата», — сказала она, и гнев смягчил дрожь в голосе. «Ошибка…»

«Миранда, — мягко сказал мой отец. — Ни при каких обстоятельствах не следует давать пациенту такую дозу морфина».

Нет, если вы хотите, чтобы они выжили.

Она резко вздохнула, словно он произнес эти слова вслух, тихий вздох.

«Он испытывал ужасную боль. Я подумал, может быть… но вы, конечно, правы».

«Дело в том, дорогая, — осторожно проговорила мама, — что кто-то пытается представить всё так, будто Ричард лжёт обо всём этом. В больнице отрицают, что бедному Джереми вообще давали морфин, а фармацевтическая компания «Сторакс», похоже, делает всё возможное, чтобы… заставить нас замолчать». Она опустила голову, подождав, пока Миранда встретится с ней взглядом. Женщина вдруг, казалось, не решалась на это. «Так что, видишь ли, если ты нам что-то недоговариваешь — хоть что-нибудь, — нам всё равно нужно знать».

Миранда ответила не сразу, молча разливая чай, словно благодарная за возможность хоть чем-то занять руки. Она наполнила чашки и передала их моим родителям, нахмурив брови.

«Твой муж мёртв», — тихо произнёс Шон. Он заговорил впервые с тех пор, как мы вошли в дом, и Миранда почти слепо повернула голову к нему. «Теперь ты ничего не можешь для него сделать, кроме как сказать правду».

Она ещё немного посидела, съежившись, а затем беспокойно поднялась на ноги. С нетерпеливым видом отец открыл рот, чтобы что-то сказать, но мать покачала головой, и, к моему удивлению, он поджал губы.

Миранда подошла к книжному шкафу у камина и взяла фотографию в рамке, которая лежала изображением вниз. Она посмотрела на неё, с любовью проведя рукой по стеклу, затем поймала себя на этом самодовольном жесте и поспешила вручить рамку Шону.

«Это было сделано четыре года назад», — сказала она, не сбавляя шага, подошла к комоду у дальней стены и начала рыться в одном из ящиков, бросая предложения через плечо. «Виргинские острова. Годовщина нашей свадьбы. Три недели. Это было чудесно».

Я подошла к Шону и взглянула на фотографию в рамке. На переднем плане был загорелый мужчина в облегающих плавках, перегнувшись через перила небольшой яхты. Судя по горизонту, яхта накренилась прямо против ветра, паруса были натянуты до предела.

Мужчина стоял на боковом ограждении, поддерживаемый страховочным тросом, широко расставив ноги, чтобы подчеркнуть четко очерченные икры и мускулистые бедра.

Его спина была напряжена, создавая впечатление силы и ловкости. В левой руке он держал, словно вожжи римской колесницы, закрепленные лини одного из парусов – яркого спинакера.

Позади него, у руля, виднелась женщина. В солнцезащитных очках и козырьке на лбу, она была стройнее и, несомненно, счастливее, но ослепительная улыбка могла принадлежать только Миранде. Они обе махали тому, кто держал камеру, их движения были синхронны.

Я подняла глаза. Миранда снова стояла перед нами, ожидая. Она сунула мне в руки вторую фотографию. Снимок без рамки, с загнутыми краями, один уголок загнут, словно его просто спрятали подальше, а не гордо выставили напоказ.

Я понял, что вторая фотография была сделана в этой самой комнате. Из-за резкости вспышки, использованной для освещения снимка, обстановка стала суровой и безвкусной.

На фотографии был изображен старик, неловко сидевший в кресле, которое сейчас занимал мой отец. Он решительно улыбался в камеру, оранжевый праздничный колпак был сдвинут набок. Но лицо его было изможденным, седая кожа обтягивала выступающие кости. Как будто ему было почти невыносимо больно изображать такую радость, но он бы скорее умер, чем признался в этом.

Боль была чётко и ясно видна в каждой черте его тела, от искривлённого позвоночника до рук, похожих на когти, и неестественного наклона шеи. На ногах были плохо подобранные ботинки на липучках, а часть ходунков Zimmer едва виднелась сбоку кадра.

Что-то знакомое было в линии его рта, форме зубов, ушах, но мне потребовалось время, чтобы все это сопоставить.

«Это Джереми?» — спросил я, но в моем голосе было недостаточно уверенности, чтобы это можно было считать утверждением.

«Они оба такие», — печально сказала она. «Это фото было сделано в апреле этого года — в его сорок третий день рождения».

Я перелистывал фотографии. Его корейское происхождение, как я заметил, прослеживалось в складках век и форме носа. Даже несмотря на потерю волос, он сохранял некоторую привлекательность.

Шон молча протянул мне фотографию в рамке, а я вернул ей обе. Она поставила их на стол рядом с чайным подносом, аккуратно оставив сверху ту, что была сделана на яхте.

«Я очень соболезную вашей утрате», — сказал я. Не только из-за его смерти, но и из-за того, как она произошла.

Она тупо взглянула на меня и машинально кивнула. Стандартное бессмысленное подтверждение стандартной бессмысленной строки соболезнования.

Но что еще мы можем предложить?

«Когда он начал болеть?» — спросил Шон в неловкой тишине.

Миранда откашлялась. «Год назад, весной», – сказала она очень спокойным голосом. «Он каждый год, как только сходил снег, катался на горном велосипеде в Белых горах с приятелями из больницы. Их не было пару дней, когда мне позвонили. Мне сказали, что он упал. Сильно упал. Я ожидала…» – её голос оборвался, и она беспомощно пожала плечами. «Не знаю, чего я ожидала, но когда я приехала в больницу, врачи сказали, что его словно сбросили со здания. У него практически взорвался позвоночник. Это было немыслимо».

Она замолчала, жадно глотнула воздуха, чтобы успокоиться, прежде чем продолжить. «Мы ходили от специалиста к специалисту, но никто, казалось, не имел ни малейшего понятия. За месяцы, последовавшие за несчастным случаем, переломы так и не срослись. Джереми потерял больше трёх дюймов роста, а его спина начала искривляться от постоянных переломов рёбер и позвонков». Её взгляд почти с негодованием скользнул по плечам Шона, по его очевидной силе, и переместился на меня. «Мой замечательный, спортивный муж рассыпался в прах прямо у меня на глазах». Она прерывисто вздохнула. «В конце концов, они диагностировали остеопороз позвоночника, но к тому времени было уже почти слишком поздно что-либо с этим делать». Она бросила быстрый взгляд на моего отца. «Вот тогда я тебе и позвонила».

Отец поставил чашку. «Почти», — сказал он, — «но не совсем».

«Что ты имеешь в виду?» — попыталась уклониться от ответа Миранда, но краска, прилившая к ее лицу, говорила совсем о другом.

«Когда я впервые предложил Джереми попробовать новый препарат «Стиракс», ты воспротивился этой идее, хотя можно было бы предположить, что ты воспользуешься любым доступным тебе способом. Мне пришлось убедить тебя дать разрешение как его ближайшего родственника. Тогда я думал, что это связано с тем, что лечение всё ещё находилось на экспериментальной стадии, но ты же знала, что это бесполезно, не так ли, Миранда?» — медленно проговорил он. «Ты знала, что он уже пробовал его и что оно не помогло».

«Я… да», — пробормотала она. «Он знал, что фармацевтическая компания очень тщательно отбирает пациентов для испытаний, и боялся, что его не выберут, так что… нет, он не сказал им, что уже попробовал». Она встретила его пристальный взгляд и снова покраснела, но тут же вздернула подбородок в каком-то дерзком призыве понять мотивы её двуличия. «Он был в отчаянии».

«Похоже, была очень веская причина, по которой Джереми не выбрали», — сказал мой отец, игнорируя её безмолвную мольбу. «Я полагаю, в «Стораксе» знали, что у некоторых пациентов будут катастрофические побочные эффекты, быстрое ускорение прогрессирования болезни. И я считаю, что они делают всё возможное, чтобы это скрыть».

«Но это ужасно», — сказала Миранда, нахмурившись и покачав головой. «Я не могу в это поверить».

«После смерти Джереми, — вставила моя мать спокойным и немного отстраненным голосом, — Сторакс послал нескольких людей в Англию, чтобы… угрожать мне, если Ричард не признается в вещах — ужасных вещах, — которые должны были разрушить его репутацию».

Миранда нащупала спинку ближайшего стула, споткнулась и упала на него, так как ее колени подогнулись.

«Но они были так любезны», — сказала она с каменным лицом. «Мне присылали электронные письма от кого-то из их юридического отдела с советами. Они были так любезны, что я…»

«Кто из их юридического отдела?» — спросил Шон. «И какой совет?»

Миранда слепо повернула голову в его сторону, но я знал, что она его не видит. «От кого-то по имени Терри О’Локлин», — сказала она. «Мы никогда не разговаривали — только электронные письма, и мне посоветовали подать в суд».

Я взглянул на Шона. «Зачем Storax советовал Миранде подавать иск, если они знали о побочных эффектах?» — спросил я. «Не могу поверить, что это единичный случай. Так что они наверняка обрекают себя на миллионные потери в подобных исках?»

«Не будет, если дело против них развалится из-за того, что эксперт-свидетель Миранды внезапно потерял всякую репутацию», — многозначительно сказал Шон. «Потому что он, например, пьяница и развратник».

Мой отец слегка согнулся в кресле, невольно напомнив мне фотографию утонувшего Джереми Ли на его последнем дне рождения.

«Люди, которых послал Сторакс, должно быть, знали, что как только станет известно, что Джереми уже принял препарат, я начну задавать вопросы», — пробормотал он, проводя рукой по лбу. «Он и так умирал, но они не могли позволить себе ждать… и поэтому прикончили его».

«А потом отправили Блейлока и Камински в Великобританию нянчиться с Элизабет», — согласился Шон. «Они быстро всё скрыли».

Отец позволил себе бросить на него пренебрежительный взгляд. «Данные Джереми говорят сами за себя», — сухо сказал он. «Мне нужно их увидеть».

Шон покачал головой, увидев такую наивность. «Не думаете ли вы, что Сторакс, вышвырнув вас из больницы и связав вас с этим репортёром, первым делом ушёл бы, прихватив свои записи, или подделал бы то, что не хотел разглашать? Без них вы ничего не докажете».

«Джереми вёл собственные записи», — вдруг сказала Миранда. Она подняла взгляд, и её взгляд прояснился, сосредоточившись. «Дневник своей болезни. Как она прогрессировала, симптомы, лечение. Всё, что он пробовал, и какой эффект это давало.

Он в кабинете. Это поможет?

«Дневник?» — спросил отец, слегка обиженный тем, что от него скрывали секреты. Как будто хранение личных записей рядом с его собственными каким-то образом означало недостаток доверия. «Да, конечно, это так. Не возражаете, если мы прочтем его сейчас?»

«Конечно, нет. Там нет ничего по-настоящему личного», — Миранда вскочила и поспешила к двери. «Я принесу».

«Если у нас будет собственный счёт Джереми, это сэкономит нам кучу времени и сил», — сказал отец, когда она ушла, натянуто и устало улыбнувшись. «Интересно, зачем ему понадобилось его хранить?»

«Если бы он знал, что принимает или получает что-то нечестное, он, возможно, захотел бы иметь собственную историю. Главное, чтобы на неё можно было положиться».

«Джереми был не только известным врачом, — сказала моя мать, как будто один этот факт не оставлял сомнений в его достоинствах, — но и был очень скрупулезным человеком».

Шон поднял бровь. «Даже когда он испытывал постоянную боль и был накачан морфином?»

«Она очень надёжна», — раздался отчётливо холодный голос Миранды от двери. «Учитывая, что это я замещала его в последние недели его жизни.

Все, что они ему давали, каждый раз, когда он кричал от боли, я записывала в эту проклятую книгу.

«Извините», — сказал Шон, не выглядя при этом особенно раскаивающимся. «Это часть моей работы — выступать в роли адвоката дьявола».

Она кивнула. «Он перестал принимать стиракс, как только понял, что он не помогает, но ни на секунду не подумал, что ему может стать только хуже. Он взял с меня клятву не говорить тебе, Ричард», — добавила она, снова бросив на моего отца тревожный взгляд. «Он знал, что умирает, и боялся, что если выяснится, что он сам принял лекарство, наша медицинская страховка может быть аннулирована. Он пытался защитить меня…»

Только тогда мы заметили, что ее руки пусты.

«Миранда», — сказал мой отец, вставая. — «Могу заверить тебя, что не допущу, чтобы конфиденциальная медицинская информация о Джереми попала в чьи-либо руки, кроме моих. Тебе не нужно беспокоиться о…»

«Дело не в этом», – сказала она, выглядя растерянной и, пожалуй, даже испуганной. «После его смерти я убрала дневник – мне было трудно на него смотреть. Он был просто напоминанием…» Она замолчала, тряхнув головой, словно пытаясь прочистить её. «Я убрала…»

Журнал в правом верхнем ящике стола, на том же месте, что и всегда. Но когда я только что пошёл за ним, его уже не было…

OceanofPDF.com

ГЛАВА 19

«Коллингвуд в ярости», — сказал Паркер.

«Передай ему, пусть запьёт ещё воды», — безрассудно бросил я. Даже на другом конце плохой мобильной связи, в движущейся машине, я услышал его вздох.

Паркер был довольно космополитичным парнем и понимал британский юмор лучше большинства, но бывали дни, когда он просто не находил его смешным. Сегодня, очевидно, был один из таких дней.

«Ладно, Коллингвуд взбешён » , — серьёзно поправился он. «Ну, теперь яснее?»

«Кристал», — протянула я. — «Что его так взбесило?»

«Судя по всему, он ожидал, что вы будете держать отца поближе к Нью-Йорку, чтобы он мог ответить на вопросы о Стираксе».

«Ну, это он нас на несколько дней оставил висеть в воздухе», — сказал я, давая волю своему раздражению. «И это он нам велел на время уехать из города».

«Да», — сухо ответил Паркер, — «но, думаю, он надеялся, что ты поедешь на Лонг-Айленд, куда-нибудь в этом роде. Не в Бостон».

«А я надеялся, что, когда он сказал, что будет держать эту блондинистую стерву на коротком поводке, он говорил серьёзно», — сказал я как можно тише. Тем не менее, я уловил обиженное покашливание с заднего сиденья. Слева от меня Шон отвёл взгляд от дороги и одарил меня довольной улыбкой. Это было самое живое, что он продемонстрировал за весь день.

«Эй, ты не всегда можешь контролировать своих людей так, как тебе хотелось бы»,

Паркер многозначительно сказал: «Не дави, Чарли. Он делает тебе одолжение».

«Предполагалось, что это будет улица с двусторонним движением», — сказал я. «Но пока движение только в одном направлении. Чем он занимался всё это время?»

Ещё один вздох, на этот раз более долгий. «Правительственные ведомства работают медленно…

Вам следует это знать».

«Да, ну, на его фоне ледник выглядит невероятно быстрым».

Мы снова ехали по шоссе I-95 на север. Было чуть больше половины второго дня. Последние пару часов мы провели в поисках пропавшего дневника последних дней жизни её мужа в доме Миранды Ли, но безуспешно.

Подозревая, что это не просто случай рассеянности, мы с Шоном...

Тщательно осмотрел место, и, естественно, именно Шон обнаружил небольшие царапины вокруг лицевой поверхности замка на задней двери, свидетельствующие о том, что замок недавно был отремонтирован.

Миранда прекрасно справлялась, пока до неё окончательно не дошло, что кто-то вторгся в её дом и рылся в её самых личных вещах. В этот момент она какое-то время просидела в туалете на первом этаже, обеими руками вцепившись в унитаз, пока её тошнило. Моя мама оставалась рядом, осторожно убирая волосы Миранды назад и выжимая влажные тряпки, чтобы вытереть липкий пот с её лица.

Тем временем отец схватил нас с Шоном за шиворот в гостиной. «Ей нужна защита», — сказал он, и его лицо было почти таким же бледным, как у Миранды. С другой стороны коридора мы услышали приглушённый звук возобновившейся рвоты.

«Что бы случилось, если бы она была здесь, когда они ворвались? Оставлять её одну небезопасно».

«Ей следует пожить у друзей или родственников», — сказал Шон. «Нас всего двое, и мы присматриваем за вами круглосуточно. Мы не можем быть везде одновременно».

«Так что позови еще людей», — сказал мой отец, и его высокомерие снова вышло на поверхность.

Шон молча смотрел. «И кто за это заплатит?» — спросил он своим тихим, убийственным тоном. «Мы с Чарли с тобой как вкопанные с тех пор, как всё это случилось, а это обходится Паркеру в тысячи долларов упущенной выгоды. Не говоря уже об ущербе, который твои подвиги уже нанесли бизнесу».

«Я мог бы догадаться, что тебя интересуют именно деньги», — усмехнулся мой отец.

«Мне всё равно, и я бы ничего не принял, даже если бы ты предложил», — холодно сказал Шон. «Но в этом-то и суть. Ни разу, ни разу…

— Вы предложили оплатить наши услуги по текущей ставке?

«Но… семья Шарлотты», — возмущенно сказал мой отец.

«Да», — сказал Шон, и лицо его стало холодным, — «но, как ты всегда ясно давал понять , Ричард, я не такой».

В результате прощального выпада Шона мой отец скрепя сердце заявил, что лично оплатит Паркеру расходы на проживание кого-то у Миранды. Сама же женщина наотрез отказала ему.

«У меня есть друг в Вермонте, которого я не видела со времен колледжа», — сказала она.

«Она только что родила ребёнка, и я обещала, что приеду к ней на несколько дней, может, на неделю. Помогу ей со старшими мальчиками, дай ей немного отдохнуть.

Отдохни, — она криво улыбнулась. — Дай мне ещё о чём-нибудь подумать.

«Мы докопаемся до сути», — серьёзно сказал мой отец тем же тоном, которым, как мне казалось, он уверял пациента, что ему поставят диагноз какой-то загадочной болезни. «Обещаю».

Миранда понятия не имела, кто украл дневник её покойного мужа, но, кем бы они ни были, они действовали довольно скрытно. Несмотря на опасения моего отца за её безопасность, до сих пор ей не угрожали открыто. И она понятия не имела, когда могло произойти ограбление.

Она не заметила ничего необычного и утверждала, что в последний раз заглядывала в ящик стола, где хранился этот предмет, несколько недель назад. Она выглядела грустной, когда говорила это. Слишком много болезненных воспоминаний, наверное.

Мы оставили ее организовывать поездку и направлялись обратно в Бостон, когда Паркер позвонил и сообщил о недовольстве Коллингвуда.

Теперь я спросил: «А откуда он вообще узнал, что мы не на Лонг-Айленде?»

На этот раз я услышал улыбку в голосе Паркера, увидев мою наивность. «Он из правительства, Чарли», — сказал он. «У них есть доступ практически ко всему, что подключено к компьютеру: к кредитным картам, мобильным телефонам, спискам полётов, компаниям по прокату автомобилей, кассирам отелей. Да что угодно».

«Чёрт», — пробормотал я, за что сзади послышался ещё один явственно слышимый вздох.

«Это один из способов выразиться», — сухо сказал Паркер. «И последнее», — добавил он. «Коллингвуд знает, что вы везёте с собой — должно быть, он проверил данные рейса и выяснил, что вы сдавали оружие, — и он знает, что у вас нет разрешения на перелёт в Массачусетс. Он намекнул, что может арестовать вас обоих только за это. Если там всё пойдёт не так, всё очень быстро закончится плохо. Просто помните. И будьте осторожны, оба».

«Мы так и сделаем», — серьёзно ответил я. «Спасибо, Паркер».

«Пожалуйста», — сказал он, подстраивая свой тон под мой. «Будьте на связи».

Как только я нажала кнопку завершения вызова, Шон резко сказал: «Это явно нехорошие новости. Так что же происходит?»

Я кратко и лаконично рассказал ему последние сведения Паркера о Коллингвуде, одновременно осознавая тяжесть пистолета SIG на своей талии.

Я бы уже чувствовал себя потерянным без него, особенно в свете сегодняшнего утреннего открытия.

«Итак, что нам теперь делать?» — спросил я, закончив, повернувшись на сиденье так, чтобы видеть встревоженные лица родителей. «Я открыт для предложений».

«Мы идём в больницу», — медленно произнёс отец. Он поднял взгляд, и его губы сжались, когда решение стало твёрдым. «Мы идём и, так сказать, изучаем историю болезни Джереми».

«Не думаете ли вы, — вставил Шон, — что тот, кто забрал дневник из дома Миранды, тоже следил за этим? И ждал нас?»

«Возможно», — сказал мой отец, нахмурившись, — «но они вполне могли предположить, что записи находятся в безопасности там, где они находятся, и их лучше не трогать».

«Интересно, что ты использовал слово «безопасный », — сказал Шон, бросив взгляд на моего отца в зеркало заднего вида. — Насколько сложно будет получить к ним доступ?»

Мой отец натянуто улыбнулся. «Ну что ж, — пробормотал он, — пойдём и узнаем, ладно?»

Но сначала он наклонился вперёд на сиденье и повёл Шона через пригород к одному из многочисленных небольших торговых центров, а затем к магазину, который, судя по витрине, продавал яркие пижамы. Только войдя внутрь, я обнаружил, что там продают хирургическую одежду.

«Если хочешь слиться с лесом, — пробормотал мой отец, — лучше всего одеться как дерево, ты не думаешь?»

Вопрос, который зародился у меня в голове – откуда отец вообще знал, что это место здесь, – получил ответ, как только мы переступили порог. Пожилой мужчина за прилавком поприветствовал его по имени, как старого друга, и поинтересовался, как идут дела с костяной работой. Он поприветствовал следующего клиента с такой же непринужденной приветливостью.

Мы прошли вглубь магазина, и Шон толкнул моего отца в руку, как только мы оказались вне зоны слышимости. «Это единственный магазин хирургической одежды в округе?»

«Конечно, нет», — ответил мой отец, озадаченный вопросом. «Но это место порекомендовал Джереми. Он постоянно им пользовался, и здесь должно быть всё необходимое».

Шон подавил раздражённый вздох. «Ага, включая владельца с фотографической памятью, — сказал он, — который, несомненно, вспомнит нас через полгода после нашего ухода и сможет очень точно описать нас полиции. А вам не приходило в голову, что выбрать место, где вас не знают, было бы лучшей идеей?»

«Я не собираюсь заниматься ничем, что могло бы заинтересовать полицию», — резко шепнул мой отец, пытаясь скрыть розовое пятно, появившееся на воротнике рубашки. В конце концов, он уже успел натворить немало дел. «Кроме того, мы собираемся лишь просмотреть кое-какие документы, а не сжечь всё дотла».

«Ну, а что, если все станет немного сложнее ? » — спросил Шон.

Отец окинул его оскорбительным, расчётливым взглядом. «Ну, я уверен, что могу положиться на тебя, если понадобится, ты разжжёшь огонь».

Он прошёлся вдоль полок и быстро нарядил нас обоих в скучную больничную одежду. Я быстро понял, что она не предназначена для того, чтобы льстить. Моего отца раздражало, что Шон не отнёс его вещи к кассе.