— Ребята, помогите! Там Тома пропала! — закричала она. Я бросился за ней. Когда подбежали к улице Верки, то возле дома никого не было. В самом доме тоже было пусто. Мы обошли сарайки, огород, я даже сходил в кусты, нигде Томы не было. Надо было ее сразу забирать. Вот кто похитил? И где ее сейчас искать?
Мы сидели с Милой на крылечке Веркиного дома и молчали. Верка ходила по дому и укладывала своего ребенка спать. От калитки полетел какой-то сверток и упал у крыльца. Я поднял его, это был камень, завернутый в оберточную бумагу. Я выбросил камень, расправил бумагу и увидел пляшущие буквы. Там было написано: Верка, если хочешь увидеть свою жиличку, гони двести рублей, а то мы все расскажем менту. Через час деньги положишь в эту же бумагу, и положишь все у колодца с задней стороны. Потом приведем твою девку.
Я понял кто эти похитители-шантажисты. Это были все те же мужики-алкаши. Я достал двести рублей, свернул их и положил их в бумагу. Потом запаковал все это, и отдал Вере. Та пошла к колодцу. Сказать, что я был спокоен, нет я не был спокоен. Я был очень зол.
Вера положила сверток с задней стороны колодца. А я занял наблюдательный пункт неподалеку. Через десять минут подбежал парнишка в кепке, схватил сверток и убежал. Я поспешил в том же направлении. Я догадывался, где они могут быть. Конечно, у речки. В том месте, где меня ели муравьи. Я направился туда. Навстречу кто-то спешил, я еле успел спрятаться в кустах, как мимо меня проскочил тот же пацан. Он видимо оставил сверток на месте и побежал докладывать своим нанимателям.
Я, конечно, обшарил все, но ничего не нашел. Тогда я снова приготовился забраться в свое место, и ждал только мужиков, которые должны прийти за деньгами. Скоро послышался разговор. Хотя мужики и были напуганы, но место это выбрали из-за того, что они очень хорошо его знали. Я поспешил в свое укрытие.
— А я тебе что говорил. Все срастется. А куда бы она делась? Но, знаешь, а девка-то странная какая-то, — слышался бас мужичка. Они подошли и притихли. Слышно было только течение реки, да где-то далеко на том берегу кричала время от времени какая-то птица.
— Ладно. Деньги надо доставать, — сказал бас. Я обалдел. Ко мне в кусты полезла большая туша. Из-за того, что не ожидал такого, я отреагировал так, что потом сильно удивлялся.
Передо мной появилась большая голова, мужик полз на карачках. И когда он поднял глаза на меня, я сказал тихонько, — привет. Его глаза округлились, рот открылся, и он закричал тонким, бабьим голосом. Он пытался вылезти обратно, но видимо ноги его запутались, и он пробуксовывал на месте.
Из-за него я не мог вылезти из кустов, и поэтому подталкивал его руками в голову. Не знаю, что ему чудилось, но орал он громко. Наконец он выбрался из кустов, поднялся и не останавливаясь, побежал обратно по тропинке. Оставшийся мужичок не мог убежать за ним, потому что где-то тут его ждали деньги. Это было мне на руку. Я выбрался вслед за большим мужиком и наткнулся на маленького. Его я схватил, выкрутил руку за спину, и положил мордой на землю. Тот зашипел, — больно же, сволочь, отпусти!
Я немного ослабил давление, вывернул вторую руку за спину, предварительно ударив по голове ладонью. Он перестал трепыхаться и замер. Я достал из кармана веревку и начал его связывать. Я, конечно, сделал несколько ошибок, пару-тройку лишних перехватов, но все равно связал его так, что он не мог пошевелить ни пальцем, ни ухом. Я думаю, что даже моргать ему было больно.
— Итак, начнем! Где девушка, которую вы похитили? Второй вопрос, где деньги, двести рублей? — я старался придать своему голосу устрашающие нотки.
При втором вопросе мужик кинул быстрый взгляд на кусты, как раз в то место откуда мы вылезли вместе с его товарищем. Я взял тряпку, засунул в рот этому деятелю, он, конечно, сопротивлялся, но за ушами есть точки, которые заставляют открыть рот.
Затем я полез в кусты. Я начал обшаривать то место, где я сидел в засаде. И буквально сразу нашел сверток. Конечно, все деньги были там.
— Хорошо, молодец. Второй вопрос мы решили. Давай решать первый — где девушка? Я не буду тебе угрожать. Если ты покажешь мне, где твоя пленница, то тебе ничего не будет, а я еще премию тебе дам, скажем рублей двадцать. Так как?
Мужичок что-то замычал. Я выдернул кляп и услышал, — хрен тебе, а не девушка. Не знаю я ничего!
— Времени у меня немного, поэтому я начну действовать, — сказал я. Снова заткнул ему рот, откатил в сторону, и положил так, чтобы он видел, что я делаю.
— Твой друг сюда сегодня не придет, не надейся. Он сейчас забился в укрытие так, что скорее всего даже ты его не найдешь. Поэтому мы с тобой спокойно побеседуем.
Да! Вот еще! Кляп я тебе заткну посильнее, мне не нравится, когда сильно кричат. Мне это на самом деле не нравится.
Мужичок лежал на боку, связанные вместе руки были притянуты к связанным вместе ногам, и конец веревки, петлей был на шее. И поэтому любое движение причиняло сильную боль.
Я выстругивал небольшие колышки из веток. И продолжал разговор, — вот ты не помнишь, а может и не знаешь, о том, что жгут на раненую конечность можно накладывать только на полчаса в летнее время. Если дольше, то наступает омертвление тканей и очень возможна ампутация. А если не снимать жгут дольше, то и смерть. У тебя перетянуты и руки и ноги, и скоро ты не сможешь их чувствовать. Тогда и начнется омертвление.
Я немного слукавил, но время того требовало. Мужичок, когда услышал все это, сначала замер, до этого он немного шевелился, видимо переваривал услышанное. А может слушал свои ощущения. И вдруг он задергался так, что я подумал, а ведь может скатиться в речку. К тому же начал мычать.
Я подошел к нему, посмотрел на выпученные глаза, и спросил, — ну что? Расскажешь все? Мужичок замычал и заморгал глазами.
Я аккуратно вытащил кляп, — ну говори! Мужичок начал хрипеть, — развяжи, развяжи, а то ног и рук уже не чувствую.
— Давай сначала по делу.
— Да я тебя туда отведу! Развяжи только!
Я снял петлю с шеи, развязал ноги и посадил его на землю.
— А руки?
— Руки потом.
— Да я ничего не чувствую, — жалобно говорил мужичок. Его бас превратился, удивительное дело, в тенора.
Я развязал руки, а веревку привязал к одной ноге, к лодыжке, на случай если вздумает бежать. Конечно, предварительно я отнял у него перочинный нож.
Мужичок растирал руки ноги и стонал при этом.
— Деньги-то может сейчас дашь, — спросил мужичок.
— Не понял, какие деньги?
— Ну ты ведь обещал…
— Давай так. Заберу девушку, потом рассчитаюсь с тобой.
Мужичок немного успокоился и поднялся с земли. Мы двинулись по тропинке.
На деревню уже опустились сумерки. Я надеялся, что веревки не будет видно, если кто-то встретится. Так мы прошли половину деревни, когда мужичок повернул направо к небольшому старому дому с заколоченными окнами. Он стал пролезать через дыру в заборе, я за ним. Мы подошли к дому, поднялись на небольшое крыльцо, мужичок снял просто так висящий замок и открыл двери. Послышалось мычание.
Я вошел вслед за мужичком в комнату и увидел, как плачет Тома. Ее руки были связаны сзади, и веревка была привязана к спинке большой старинной железной кровати.
Я заскрипел зубами. Потом привязал мужика к кровати и опять заткнул ему рот. Затем отвязал Тому и обнял ее. Она плакала словно пятилетняя девочка. Мне хотелось оторвать голову этому извергу.
Мужик это почувствовал, потому что замычал, что-то жалобное.
Я гладил по голове Тому, прижимал к себе и говорил, — все будет хорошо, моя хорошая. Все будет хорошо. Не плачь. Сейчас мы пойдем домой, и я тебе дам конфетку.
Что же делать с мужиком? Оставлять его здесь нельзя, еще помрет от страха за свои руки и ноги. Мне пришла в голову интересная мысль.
Я развязал мужика, и взяв в одну руку веревку от мужичка, в другую ладонь Томы, вышел из дома. До Семеновны мы дошли минут за пятнадцать.
Там я снова связал руки мужику, и привязал его к кровати в нашей комнате. Тому я положил на кровать Милы, предварительно, дав ей таблетку. Все, еще сутки я за нее спокоен. Милу я послал за самогоном. Она начала сопротивляться, но я погрозил ей пальцем, и она ушла. Бабушка сказала, где можно взять самогон.
Вернулась она через двадцать минут с двухлитровой банкой. Я приказал караулить сон Томы, а сам повел мужика в тот старый дом, где была Тома.
В доме я привязал мужичка к кровати, налил ему стакан самогона и подал ему. Мужик с удовольствием выпил и даже крякнул. Мне было совсем некогда, поэтому я налил сразу же второй. Его мужик пил медленней, и то после того, когда я показал ему кулак.
С третьего стакана мужичок начал мотать головой, пытался со мной разговаривать. Но мне было не до его излияний. — Вот здесь я оставляю тебе десять рублей, десять вычел за самогон. Ну и развязываю тебя.
Когда я развязал его, он попытался обнять меня, видимо начал считать другом. Я посадил его на кровать и налил еще стакан самогона. Думаю, должно хватить. Затем вышел из дома и направился к Миле и Томе. Про мужика подумал, что на два дня ему хватит, а за это время мы уже далеко будем.
Утром нас разбудила Семеновна. Машина уже стояла у ворот. Мы быстро загрузились, правда пришлось чуть не пинать Милу. Не выспалась она… Ладно, когда-нибудь разберусь я с ней.
Уазик был темно-зеленого цвета, обычный. Сиденья полужесткие, ну уж какие есть. Я поблагодарил бабушку Семеновну, дал ей денег, хотя она и не брала. В дорогу она сунула нам пирожки, которые мы позже оценили.
Мы расселись, помахали Семеновне и тронулись. Парня звали Степан, он был как молодой бычок, такой же здоровый и разговорчивый, как пятиклассник. Я сначала сел рядом с ним, потом под каким-то предлогом поменялся с Милой местами. Ей это пришлось по душе, она с удовольствием начала болтать со Степаном. Под их болтовню я задремал, хотя иногда и поглядывал на Тому. Та что-то объясняла своей кукле.
Мне непривычно было смотреть на взрослую женщину, которая вела себя как пятилетняя девочка. Таблетка работала, и я был спокоен на целые сутки. Потом опять нужно давать таблетку.
Дорога была грунтовой километров сорок. Потом мы выскочили на асфальт, и вот здесь Степан показал на что способен его Уазик. Он гнал километров под сто.
Тома отчего-то забеспокоилась. Она показывала пальцем вперед и говорила, — там, там. Дяди нехорошие! Не надо туда! Не надо!
Степан тоже заругался, — гаишники где-то впереди. Обычно их здесь не бывает. Года два их не видел. Оказалось, встречные машины моргали фарами и предупреждали его.
Я тоже занервничал. Неужели так быстро? Ну почему быстро? Тома здесь уже жила две недели. И про нее знали практически все. Так что, все правильно.
Я закричал Степану, что надо остановиться. Тот съехал на обочину. Мы все вышли, я отправил девчонок в лес в кустики. Сам же подошел к водителю.
— Слушай, Степан. Не хотелось бы с гаишниками встречаться. Никак нельзя их объехать?
Степан почесал затылок, искоса глянул на меня, — дак, это, объехать, конечно, можно. Но вот только бензина нужно будет больше.
— Степан, это не проблема. Я рассчитаюсь с тобой.
Парень повеселел, даже папиросу предложил. Я загнал девушек в Уазик, сам же сел рядом со Степаном. Мы развернулись и отправились обратно. Через километр свернули направо и поехали по лесной дороге. Хорошо, что были на Уазике. Думаю, Жигули бы здесь не прошли.
Мила сидела сзади обиженная, как же, не дал ей поболтать со Степаном, Тома дремала на сиденье.
Мы объехали гаишников. И дальше уже добирались без приключений. От Уссурийска я стал думать, как двигаться дальше. Мы не могли долго ехать на поезде. Там нас легко могли вычислить. Это было бы просто. Милицейские пройдутся по вагонам, посмотрят документы, проверят подозрительных и дело сделано.
Поэтому мы ехали дальше на электричках, на попутках, на автобусах. На попутках чаще всего не получалось. Водители хоть и останавливались, но троих брать отказывались. Так мы и пробирались, стараясь объезжать крупные города. И даже часто старались менять внешность.
Тома была одета по-простому. Это была наша задумка. Дело в том что Шура дала в пользование наборную печать с гербом РСФСР. И мы еще в Находке нашлепали справок. По одной такой справке Тома была психически нездоровой, и мы сопровождали к месту ее настоящего пребывания. В справке было написано, что такая-то сбежала из психбольницы больше полугода назад.
Для того чтобы она не сопротивлялась и походила на психически ненормальную, мы и давали таблетки.
Однажды мы ехали на автобусе и заехали не туда. Честно говоря, проспали. И когда вышли, то оказались в небольшой деревне.
Мы стояли на окраине. Сзади лес, спереди улица. И где нам ночевать. Мила снова зафыркала, ей не нравилось наше путешествие. Я иногда даже думал, что мне лучше одному доставить Тому. Но, естественно, Мила бы стала сопротивляться.
Вообще я иногда удивляюсь, зачем таких берут на службу. Ну, спортсменка она, ну симпатичная, высокая стройная, вот, пожалуй, и все. А характер у нее стервозный. Хотя может быть, это только мне кажется.
— Давай решай, где ночевать будем, — капризно проговорила Мила.
— Успокойся. Сейчас найдем, — ответил я.
Я решал задачу. Самому идти нельзя было, как я мог оставить двух девушек на окраине деревни. Посылать Милу? Она сразу откажется. А уже начало темнеть понемногу.
Сзади раздался голос, — застряли, касатики? Когда оглянулись, то увидели молодого мужичка в кепке.
— Да, вот так получилось, — начал я.
— Небось ночевать негде? — снова спросил мужичок.
Я попытался объяснить, но Мила опередила меня, — да, дяденька, мы заблудились. Не можете ли вы нам помочь. И она сделала, как ей казалось приветливую улыбку.
Мужичок сразу повернулся к ней и… облизнулся. Так облизываются, когда хотят что-то съесть. Он подошел ближе, и сказал глядя, на Милу, — отчего бы не помочь! Можно помочь! И он подхватил сумку у Милы и указал вперед, — идемте.
Мы пошли за ним. Пришлось пройти почти всю деревню до его дома. Никто не встретился нам на улице. Я смотрел на Тому. Та, невозмутимым видом вышагивала по дороге, а вот Мила явно нервничала.
Сумерки наползали на деревню. В домах горел свет, но какой-то неестественный, словно горела свеча, потому что тени мелькали в окнах. Никого на улице не было.
Я вспомнил фильмы про зомби и вампиров. Во многих была похожая атмосфера. И начиналось примерно также. А вот потом все закручивалось быстро и стремительно.
Мила начала чувствовать, думаю, что то же самое. Потому что она стала жаться ближе ко мне. Я держал под руку Тому и шел, тихонько посматривая по сторонам. Был готов и внимателен.
Наконец мы дошли до дома мужичка. Большой, покосившийся дом не имел ремонта давно. Калитка висела на полуоборванных петлях. Забор перед окошками чуть не падал к дому.
Мужичок с трудом отодвинул калитку, ее скорее всего давно не открывали, направился к дому. Там он отворил дверь и вошел. Через секунду загорелся свет и стало веселее.
Мы по очереди вошли в дом. Пахло травами и немного старым деревом.
— Здесь и располагайтесь, — мужичок указал на большую комнату. Там стоял старый диван, старая кровать и комод тех же лет.
— Здесь бабуся жила и умерла год назад. Так что пользуйтесь. Но с вас причитается. И он тут повернулся ко мне. Понял, наверно, что я тут старший. Мила уже трогала диван, морщилась и двигала губами.
Я достал три рубля, мужичок улыбнулся, — а если еще пятеру добавишь, подскажу, как всю ночь спокойно спать и не бояться. Эти слова услышала Мила, — а что тут может быть опасного?
Мужичок замялся, — да, понимаешь, девка, бабуся-то была этой, ну как у нас говорят, говорящей. Ну, говорила она там с всякими, понимаешь, духами. Вот они и приходили к ней по ночам.
— Что? И сейчас приходят? — спросила Мила.
— И сейчас иногда приходят, — подтвердил мужичок, — не часто, но бывают. Да ты не бойся, они ничего не сделают. Не могут без бабки. Хотя… в прошлом годе корова, которая сюды забрела, издохла.
— Вот вы, это, окрестите все окна и двери. Да кресты мелом нарисуйте над дверями. Они и не смогут зайти. Духи-то, — мужичок усмехнулся. Потом еще немного покрутился и исчез.