Заброска была нетрудной. Мы уснули, а когда открыли глаза, уже были на месте. Конечно, нас предупреждали об этом. Долго объясняли, долго говорили что-то о конспирации, о проверке, о том, что нужно соблюдать порядок, а то… Что, а то… никто из нас не понял, по крайней мере вначале.
Наша четверка проснулась в охотничьей избушке. Пахло плесенью и старым железом. На столе был помятый чайник, и рядом стояли эмалированные кружки. Окошко было заделано потрескавшимся стеклом. Вдоль стен к выходу тянулись лавки, а напротив дверей были нары. Куда при желании можно было лечь вчетвером. Почти посередине располагалась железная печь-буржуйка. Под ней лежали плоские камни. Бревна избушки были очень толстые, скорее всего в ней и зимовать можно было.
Все мы оказались одеты в тренировочные костюмы. Очень тонкие из х/б, они были точной копией тех треников, в которых ходили наши отцы.
В избушке было достаточно прохладно. Девчонки вывернули мешки, и убрав со стола посуду, вывалили все на деревянную поверхность. Да, негусто. Хорошо, что мы с Глебом примерно одной комплекции, а вот девчонки. Шура крепкая, среднего роста. Мышцы ее наверно стальные, я вспомнил, как один парень из соседней четверки попробовал погладить ее сзади по попе. Даром что спортсмен, а руку она ему вывихнула.
Мила наоборот — тонкая, высокая, с длинными руками и ногами. А что вы хотели — рапиристка, КМС по фехтованию.
Девчонки морщились, глядя на одежду. Мы же с Глебом, не раздумывая, скинули с себя трико, остались в трусах по колено, их еще называли семейными, и быстро натянули свою одежду. Довольно простая, штаны на ремне, рубашка в клетку, носки х/б и кожаные ботинки. И всё это поношенное, да еще изрядно.
Первой перестала переживать Шура. Она скинула с себя трико и осталась в лифчике и трусах. Глеб засмотрелся на нее, но она буркнула, — че, смотришь! Голую девку не видел?
Конечно, Глеб видел и голую, и не голую, я тоже бросил взгляд и понял — Шура была одета в старинный бюстгальтер и старинные же трусы, чуть ли не по колено.
Она быстро натянула на себя мешковатые штаны и серую блузку, и тогда наше внимание обратилось на Милу. Та, немного смущаясь, а может, делая вид, медленно повернулась боком и стала раздеваться. Красоткой Мила не была, но взгляды ребят притягивала. Вот и сейчас, мы с Глебом непроизвольно уставились на Милу.
Тонкая пропорциональная фигурка разделась и аккуратно сложила трико в стопочку. Бюстгальтер у нее был тоже старинный, да и трусы тоже. Но во всём этом она выглядела отнюдь не по-деревенски. Мила лукаво посмотрела на нас и стала натягивать на себя платье с цветочками.
Всё-таки девочки отличаются друг от друга, кто бы что ни говорил. Одна, вроде все при ней, а смотреть на нее не хочется, другая же притягивает взгляд, и есть в ней что-то такое женское.
— Хватит пялиться! А ты одевайся быстрее! — не выдержала Шура. Мы с Глебом отвернулись и стали искать газовый баллончик и газовку. Ни того ни другого не было. Что ж надо топить печку. Ну хоть спички были.
Я первый вышел из избушки и осмотрелся. Лес, как лес, только сильно дремучий. Кругом поваленные деревья. В основном ели, да пихты. Но ведь там, где мы были, там была осень. Здесь — лето. Только не пойму, как такое возможно. За одну ночь нас перекинули куда-то сильно южнее.
Избушка стояла на краю небольшой полянки. Тропинки к ней не было. Давно не посещали видно.
Я прошел дальше и завернул за угол домика. И услышал. Где-то журчал ручей. И точно — на расстоянии нескольких десятков шагов из-под камня вытекал ключик.
Когда вернулся в избушку, увидел, что девчонки уже разобрали мешки, всё рассортировали. В кучках лежали деньги, теплая одежда, булка хлеба, кусок сушеного мяса, конфеты карамель, рыболовные принадлежности и четыре ножа, два складных, и два похожих на охотничьи.
Глеб ворчал и растапливал печь, — что нам теперь самим деньги добывать, когда эти кончатся? И где же мы подзаработаем и как?
Шура в который уже раз оборвала Глеба, — ну чтобы всё ноешь и ноешь? Ну совсем как не мужик!
Через полчаса мы сидели и пили кофе.
— Последний раз пьем кофе, — Мила смотрела на нас и качала головой. — Больше в мешке ни кофе, ни чаю нет. Будем на подкожном корму.
Настроение как-то упало сразу. Все мы почувствовали, что вот оно началось. Хотя там, на тренингах, на базе и было тяжело, но грело ощущение того, что всегда помогут, а здесь мы одни и надежда только на себя. Ну и на товарищей. При этой мысли я посмотрел на остальных, и понял, что они подумали то же самое.
Да еще же карту нам оставили. Зеленая, с квадратами квартальных дорог, она была немного странная, хотя я и не понял в чем. По ней невозможно было определить, где мы находимся. Ну не было на ней отметки нашего домика. А здесь, мы уже поняли, ни телефонов, ни приемников нам не приготовили.
Глеб вызвался залезть на дерево, чтобы хотя бы примерно определиться, где мы находимся. Когда он выбрал большой высокий кедр, я предупредил его, чтобы был осторожен. У кедра ветви хрупкие, запросто могут сломаться.
Глеб энергично, то ли кофе подействовало, то ли созерцание тела Милы, полез на кедр. Он ловко подтянулся на первой ветке и проворно полез дальше. Довольно быстро он скрылся из глаз.
Наверно прошло секунд пятнадцать, когда послышался треск и затем крик. Потом тишина и жалобные слова Глеба, — помогите слезть.
Снимали его осторожно. Вид у него был совсем, как у ребенка. Он сидел у кедра и стонал. Шура засучила ему штанину и стала ощупывать лодыжку. Потом начала растирать и спрашивать, — тут больно? А тут?
Глеб жалостными глазами смотрел то на меня, то Милу. И всё время говорил, — да больно, больно. И тут больно.
Шура повернулась ко мне и подмигнула. — Виски ему помассируй, — приказала она Миле. Та подошла к Глебу и стала массировать ему виски.
И тут раздался крик. Этот крик был посильнее, чем первый, там на дереве. Это орал Глеб. Оказывается, Шура гладила, гладила ему ногу, да и дернула. Мне показалось, что у Глеба даже выступили слезы на глазах. Больно наверно, когда вывих вправляют.
Дальше Шура наложила повязку, наказала Глебу пописать на нее и отправила в избушку.
Пришлось мне лезть на кедр. Я лез аккуратно, не торопясь. Добрался до места, где сорвался Глеб, посмотрел вниз. И продолжил восхождение вверх.
Кедр оказался не самым высоким, но кое-что было видно. Лес кое-где повышался, кое-где понижался. Холмов, как таковых не было. Обыкновенные пригорки.
Ничего я и не увидел с дерева. Когда слез, то Шура и Мила сидели над картой. И определяли наше местонахождение.
Я подсел к ним, и молча смотрел на карту. Не было на ней нашего домика, не было.
Шура распределила радиалки, и мы отправились по маршрутам. Договорились вернуться через час. Я пошел в сторону юга. Лес, лес и больше ничего. Правда не такой дремучий, как у избушки.
Когда я вернулся, девчонок еще не было. Глеб сидел у избушки и наблюдал за муравьями.
— Ну что? Нашел что-нибудь?
Я пожал плечами. Ничего.
— Слушай, а если девчонки смылись? Ну кинули нас и тю-тю, скрылись. Здесь же затеряться легче легкого.
Я изменился в лице. Глеб заметил это и засмеялся, — да пошутил я, пошутил. Ты, я заметил, шутки плохо понимаешь.
Я, честно, говоря, обиделся. Я может и не умею так анекдоты рассказывать, как Глеб, но чувство юмора у меня есть. И это точно!
Буквально через пятнадцать минут пришли девчонки. Мила оказывается дошла до болота. И оно было довольно большое. Мы тут же достали карту, и Глеб первый определил, примерно, где мы находимся.
— Мы в районе Поташной. Скорее всего поселок находится на северо-востоке отсюда.
Стало немного веселее. Шура набросала план на завтра. Мы с ней пойдем в эту Поташную, а Мила останется с Глебом. Тот хотел тоже идти, но Шура запретила. Когда я посмотрел на Глеба, тот отвел глаза. Понятно, ему интереснее остаться с Милой, чем тащиться через лес.
С утра накрапывал дождик, настроение было не очень. Мы с Шурой начали собираться в поселок. Попрощались с ребятами и ушли.
День постепенно разошелся, и скоро стало припекать. Пришлось снять рабочую куртку, и идти налегке. Я пытался начать разговор с Шурой, но она не была расположена. Она на что-то обиделась на меня, что ли? Вроде бы ничего плохого я ей не сделал. Не сразу дошло до меня, что Шура нервничает из-за того, что все пошло не по плану. Глебу она приказала не трогать ногу, пусть отдыхает. И только завтра он сможет идти.
Изредка я сверялся по карте. Квартальная просека вывела нас на высоковольтную линию. Высокие бетонные столбы поддерживали провода. Я знал, что там очень высокое напряжение, да оно и ощущалось, как только прикоснешься к такому столбу. Провода сильно гудели, и это слышалось даже на расстоянии.
Дальше нам было по просеке, где тянулись высоковольтные провода. Вдоль столбов шла старая грунтовая дорога. Заросли малины окружали со всех сторон.
Я шел и размышлял. Куда это нас закинули? Что-то говорили о глухой деревне, о том, что люди там темные. Полную задачу знала Шура. Глеб считался ее заместителем. А мы с Милой так сказать на подхвате. Начинались тяжелые трудовые будни. И я понимал, что скоро начнется то, для чего нас готовили.
— Стой! — сказала Шура. Она подошла, взяла карту у меня и стала внимательно разглядывать. — Скоро поселок. Леспромхоз. Там будь осторожен. Местные всех своих знают, поэтому мы будем на виду. Наша задача узнать расписание поездов, запомнить его и определиться в какую сторону поедем.
Скоро мы подошли к дороге, пересекающей просеку. По ней мы и пошли в сторону поселка. Лес сменился. Много было берез и осин. Мы прошли загон из жердей для скота, и услышали тарахтение мотоцикла. Он проехал недалеко от нас. Хотя мы и не видели его.
— Ты на мотоцикле умеешь ездить? — обернулась Шура.
— Приходилось. А что нужно будет?
— Кто его знает. Может быть, — Шура отмахнулась от овода и зашагала дальше.
Через просветы были видны дома. Когда вышли из леса, мы сразу попали на улицу. Дорога выходила прямо на нее. Вдоль домов ходили гуси, важно переваливались с ноги на ногу.
— Ты карту помнишь? — повернулась ко мне Шура.
— Помню. А что нужно?
— Где железнодорожная станция? — сказала Шура.
— Если сзади нас юг, то станция на север, — отозвался я.
— Значит вперед. Да не смотри так по сторонам. Привлекаешь внимание, — прошипела Шура.
Мы пошли по улицам поселка. Заборы, пыльная дорога, крепкие дома с высокими воротами. У некоторых ворот стояли мотоциклы. Жителей почти не было. Изредка пройдет женщина, покосится на нас, мы кивнем и дальше.
Перешли речку по высокому мосту с перилами, и стали подниматься вверх по небольшой горке. Впереди закричал громкоговоритель, — со второго пути отправляется грузовой поезд! Будьте осторожны!
Шура закивала головой — правильно идем. И точно, через две улицы открылась железнодорожная станция. Перед ней была еще одна улица, и на ней находилось несколько магазинов. Я насчитал пять. Промтоварный, хозяйственный, продуктовый, хлебный и винный.
— На обратном пути зайдем, — буркнула Шура, и схватив меня за локоть, буквально потащила вперед.
На станционном вокзале, мы подошли к таблице и стали изучать расписание поездов. Я по привычке сунулся в карман, сфотографировать расписанием, и с сожалением вспомнил, что телефона нет.
— Так запомнишь, — сказала Шура и пошла в вокзал. Я стоял и запоминал расписание. Лучше бы, конечно, записать всё, но ни бумаги, ни ручки не было. А я вообще-то хорошей памятью не отличался. Я отводил взгляд от расписания, закрывал глаза, снова смотрел на него и снова отводил. Ну все вроде бы запомнил.
Из дверей выглянула Шура и поманила рукой. Я вошел в вокзал и отметил, как здесь прохладно. Шура стояла перед схемой движения поездов и шевелила губами. Ну что, у всех свои методы запоминания.
Я тоже постоял перед картой-схемой, и мы вышли. На перроне стояла бабуся. У ног стояла матерчатая сумка. Бабушка подозрительно смотрела на нас. И Шура поспешила поздороваться с ней. Бабуся поздоровалась в ответ и сузила глаза. Ну прямо чекистка бывшая.
— И кто вы такие? — у бабуси неожиданно оказался скрипучий голос.
Шура преобразилась. У нее даже голос изменился. Она стала говорить, что нам надо уехать, что мы приехали утром, и вот вечером должны уехать. Бабуся подозрительно смотрела на нас и молчала. Потом она кивнула, словно разрешая нам находиться здесь, и отвернулась от нас. К ней шла женщина лет сорока. Мы также поздоровались с женщиной, и перейдя пути, пошли в магазины.
В магазинах я не мог, конечно, конкурировать с Шурой. Она купила в хозяйственном магазине рюкзак, вручила его мне, и стала нагружать в него вещи. Она взяла свечи, спички, нитки, иголки. В следующем магазине мы затоваривались продуктами. Правда продавщица сделала большие глаза, когда мы купили полукопченую колбасу.
Что-то странное было в магазинах. Я не сразу понял, сначала обратил внимание, что не было касс. Продавщица считала на счетах. Да и весы были допотопные. Потом я увидел странный ассортимент товаров, ну и конечно цены. А уж когда Шура достала деньги и стала считать их, я немного вспотел. Я понял, что дело нечисто.
Нагруженный рюкзаком я вышел из магазина и дожидался Шуру. Около магазина валялся обрывок газеты. Я поднял его, и глаза мои полезли на лоб. Дата выпуска газеты была тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Я всё равно отгонял страшную мысль. Мне не хотелось убеждаться. Но… из магазина вышла Шура, и я сразу всё понял.
— Да не парься ты! Да! Мы в прошлом. — она наклонилась ко мне и зашептала, — не бойся. Все нормально. По пути расскажу.
Путь до леса занял не знаю сколько минут. Я не замечал ничего вокруг. Ни жителей, ни домов. Я всё думал, — и что это? И зачем это? Как я подписался на это?
Только на окраине мы остановились. Шура скомандовала привал, мы сели на ствол поваленной осины.
— Ну! Что ты хочешь меня спросить? — впервые Шура улыбалась.
— Где мы? Вернее, это какой год на самом деле? — я все еще не верил во все это.
— Да. Мы в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Что будем делать дальше расскажу в избушке. А пока переваривай, — Шура навалилась спиной на березку и задремала.
Всю дорогу я переваривал эту новость. И конечно не верил. Я смотрел много фильмов про путешествия во времени, но одно дело смотреть, другое — самому в этом участвовать.
Мне все казалось, что вот придем в избушку, сядем пить чай все вместе, Шура хитро улыбнется и скажет, — ну что ребята, я сегодня разыграла Серого. Он ведь поверил, что нас послали в прошлое.
Все засмеются, и я в том числе, немного правда обидно будет. Но что делать.
Шура всю дорогу молчала. Я же опять задумался — а если это правда? Тогда что? И если мы здесь останемся навсегда? Мы же практически не знаем эту жизнь. Ну только по рассказам родителей. Ну и на курсах… на курсах… Точно! На курсах нам усиленно давали описание жизни в восьмидесятые годы. Нам говорили, что это важно для понимания современной обстановки.
Нам на курсах давали цены на товары, на продукты. Показывали вещи, которыми тогда пользовались. Рассказывали о моде, что была в те времена. Мы даже слушали песни, которые тогда пели. И даже танцевали, как в те годы.
Но ведь никто не мог бы и предположить, что нас могут забросить в прошлое. Да и тогда казалось, это совершенно невозможным.
Но вот она действительность. Вот она здесь и сейчас. И хочешь не хочешь принимай ее. Самое печальное, это то, что ничего с этим сделать не можешь.