Три дня без Веры

12

— Ты что? — спросила Вера, открыв один глаз.

Над ней стоял Полкан и, наклонив голову набок, внимательно смотрел на Веру, ожидая, когда она проснется.

— Ты что? — спросила Вера и снова заснула.

Когда она открыла глаза, Полкан радостно взвизгнул и, виляя хвостом, засунул голову ей под мышку.

— Эй, щекотно, — сказала Вера, одной рукой обняв Полкана, но продолжая лежать.

Полкан поставил на кровать одну лапу, потом другую и вильнул хвостом. Но Вера не вставала. Тогда Полкан попытался просунуть голову между ее спиной и кроватью, но это опять не помогло, и он стал с громким лаем прыгать по комнате.

На его голос прибежал Тишка и тоже радостно залаял:

— Встав-ав-ав!

На шум пришла Тяпа. Она с презрением посмотрела на Полкана и Тишку и легла у двери, положив голову на лапы.

Начало светать. За окном висело серое, неподвижное небо. Вера встала.

— Встав-ав-ав!

Полкан и Тишка, отталкивая друг друга, с радостным лаем бросились на кухню, чтобы известить бабу Зину о том, что Вера уже встала и можно готовить завтрак. Тяпа неторопливо поднялась и тоже ушла.

Вера нашла в коридоре свой рюкзак и, достав полотенце и зубную щетку, которые она предусмотрительно взяла с собой, вышла на кухню.

— Доброе утро.

— Доброе, — сказала баба Зина, которая уже хлопотала у плиты. — Умывайся — и завтракать.

— Можно я приму душ? — спросила Вера. — У меня полотенце есть.

— Я тебе полотенце уже приготовила. На двери висит — полосатое.

— Спасибо, — сказала Вера и потерла кулаками заспанные глаза.

Глупо таскать с собой в рюкзаке мокрое полотенце. Вера приняла душ и села завтракать, потому что баба Зина уже позавтракала с Шуркой, которая, как выяснилось, ушла раньше, чтобы перед школой зайти домой за учебниками.

Баба Зина сварила для Веры два яйца всмятку и приготовила сырники.

— Вот это да, — удивилась Вера, увидев такое изобилие. — А мы утром овсяную кашу едим из пакетика — такая гадость.

Баба Зина оставила ее замечание без ответа.

— Баба Зин, — сказала Вера, прожевав сырник, — а у тебя родные есть?

Вера знала, что это бестактно, но уж очень ей было интересно, откуда у бабы Зины эта привычка — сырники по утрам готовить, и какие сырники. — Муж был, — сказала баба Зина.

— А он где?

— Умер. В сорок шесть лет. Встал утром, вышел из дома и умер — инсульт. Он авиаконструктором был. Высокий пост занимал.

— А дети?

Любопытной Варваре, как известно, на базаре оторвали нос — и Вера не раз об этом слышала. Вообще, любопытство не было ей свойственно. Родители воспитывали ее в строгости, и, будучи человеком замкнутым, она редко задавала вопросы. Но с бабой Зиной Вера не чувствовала привычной скованности. И потом, уж очень она хотела понять, почему у бабы Зины муж был, а детей нет.

— Хотели детей. Но не выходило. Врачи сказали, бесплодие. Но мы до последнего надеялись. А когда стало ясно, что уже не выйдет, потому что возраст пришел, хотели из детского дома взять.

— А почему не взяли?

— На это время нужно — это не так просто. А тут как раз муж умер. А одной куда мне ребенка — его накормить надо, обуть, одеть, а я не работала.

Вере было неловко, что она об этом заговорила, и, чтобы как-то загладить свою вину, она сказала: — Зато у тебя собаки — они тебя любят. Собаки — как дети.

— Вроде как дети, — согласилась баба Зина. А все таки человеку без семьи нельзя. Одному быть — хуже нет.

«Странно, — подумала Вера, — как бывает: одному, казалось бы, и детей заводить не стоит, как ее отцу, например, а вот тебе, пожалуйста. А другому сам Бог велел детей иметь — а он один. Разве баба Зина была бы плохой мамой? А бабушкой? О такой бабушке только мечтать. Она и накормит, и постирает. И поговорить с ней можно — не то что некоторые. Разве это справедливо?»

— Ешь, — сказала баба Зина, — а то в школу опоздаешь.

— Ага, — согласилась Вера и, чтобы не продолжать этот разговор, сунула в рот сырник.

В школу идти нельзя — она это знала. Ее отец не был бы ее отцом, если бы первым делом не побежал в милицию. А что он им сказал? Пропала — и все, наверняка. Вряд ли он сказал, что она сама ушла из дома. Значит, ее уже ищут. Вера слышала, что розыск объявляют на третьи сутки, не раньше. И если ее еще никто не ищет, то в любом случае в школе о ее исчезновении уже знают. А если отец, чтобы не запятнать, как он выражается, свое доброе имя, решил не сообщать в милицию и вообще никому не говорить, он просто придет в школу и там будет ее ждать. Вера понимала, что рано или поздно ей все равно придется вернуться домой, но сейчас она старалась об этом не думать.

В школу-то идешь? — спросила баба Зина, как бы угадав ее мысли.

— Не знаю. — Вера пожала плечами.

— Я тебе дам «не знаю», — рассердилась баба Зина. — Хочешь, чтобы выгнали? А потом что будешь делать? Дворы подметать?

— Можно и дворы, — сказала Вера, просто чтобы что-то ответить.

— Ты метлу-то в руках держала?

Вера молчала.

— Вот и я нет. Это тоже уметь надо. Дворы она собралась подметать. Ешь — и в школу. Ясно?

— Ясно, — сказала Вера.

Спорить было бесполезно. Но учиться она сегодня не пойдет — это понятно. Чтобы отец на глазах у всей школы устроил ей сцену? Ну уж нет.

— После школы домой иди, — сказала баба Зина, — послушай старуху. Родителей не выбирают они у тебя одни. Когда плохо будет, все равно к ним придешь. Домой иди, поняла?

— Поняла.

Вера оделась и, сунув в рюкзак бумажный сверток, который дала ей баба Зина (бутерброды), вышла на лестницу.

— Ну, иди, — сказала баба Зина и, перекрестив Веру, закрыла за ней дверь.

«Набожная», — подумала Вера, уже когда выходила из подъезда.

И поеживаясь от холода, погрузилась в размышления о Боге. Она часто об этом думала, потому что хотела понять, есть Бог или нет. С одной стороны, выходит, что есть, потому что не может не быть. Но с другой стороны, как это проверить?

«Нет, Бог есть, — думала Вера. — И когда человеку плохо, Бог посылает ему бабу Зину, Шурку и Полкана — чтобы человек не чувствовал себя так одиноко на этом свете. Чтобы он не умер от голода и холода — ночью, один, на улице».

Вера вышла из автобуса и направилась к метро, хотя ехать ей, в сущности, было некуда, потому что в школе — она это понимала — ее ждал отец.

«А между тем, — думала Вера, — сколько людей умирает от голода и холода. И никому нет до этого дела. А Шурка? Как быть с ней? А бездомные дети? Вон их сколько на улице — грязные, никому не нужные. Мы уже привыкли и давно внимания на них не обращаем, потому что всем помочь нельзя, и мы, если разобраться, тут ни при чем. Но если Бог есть, разве он не должен помогать людям? Куда он смотрит? Нет, Бог есть, — думала Вера. — Не может не быть».