Три мести Киоре. Книга 1 (СИ)

Глава 17

Киоре в ярости сбросила уличные туфельки, глядя на Тари, державшую свечу.

— Где ты была? Я беспокоилась! — собственный голос показался визгливым и, сжав кулаки, она сделала несколько глубоких вдохов.

Служанка приподняла брови, нахмурилась, а потом пожала плечами: опять ничего не помнила. Киоре только процедила ругательства сквозь зубы: почему-то она невольно стала беспокоиться о судьбе этой девушки, которой от жизни и так перепало мало радостей.

— До утра меня не беспокоить.

Тари кивнула и удалилась на кухню. Темнота в комнате на миг ослепила Киоре, но дом она уже знала на ощупь. Сдернув с постели одеяло, швырнула на пол, в бессильной ярости потоптавшись по ткани, пока не поскользнулась и не рухнула, ударившись затылком о край кровати. Удар, смягченный периной, спровоцировал большую вспышку ярости. Вскочив, смела с тумбочки вазу с цветами, наслаждаясь звоном осколков, усеявших пол. И плевать, что после первого же шага они вонзились в ноги! Киоре металась по комнате, врезалась в стены, била по ним кулаками, опрокидывала мебель, что не получалось как-то сломать — била, била и била, сдирая руки в кровь. Хруст осколков. Ваза, шкатулка с украшениями, приобретенная вышивка — разбиты, порваны и брошены на пол. Страница за страницей методично уничтожалась горевшими от боли, окровавленными руками книжонка, которую она так и не дочитала.

Ярость душила, затмевала разум и требовала выхода. Все планы пошли наперекосяк, всё перевернулось с ног на голову, всё изменилось, да так что оставалось только выть! Ее раскрыл Файрош, притом и в облике Ноарике, и в облике Нииры! Откуда-то еще и герцог Рейла появился со своим странным интересом! Казалось, вся мировая несправедливость обрушилась на ей плечи, засасывала, не позволяя отомстить.

Как же всё стройно было в ее планах, быстро и изящно! Ниира должна была добиться исповеди у кардинала, который в силу возраста был гораздо милостивее к детям, чем к старикам, и украсть перстень для Эши; Ноарике следовало закрутить романчик с дворянином (или несколькими) и втереться в высший свет, чтобы отыскать зацепки для мести (впрочем, Ниира тоже преследовала эти цели); Киоре должна была мстить, должна была напугать до икоты хаанатским вьюном причастных к тем старым событиям, спровоцировать их…

Силы для ярости кончились, и она осела на пол, прислонившись спиной к кровати. Злодейка-судьба решила всё по-своему. Она подбросила первосвященника, убить которого стало делом принципа, и Ниира получила новую цель. Выбранная маска бедной дворяночки казалась великолепной, пока за дело не взялась старая графиня со свадьбой-фарсом! Ноарике вот закрутила романы, закончившиеся дуэлью, заодно ее долгом стало украсть кольцо кардинала. Но именно в этом образе ее схватили и — будь проклят Тайный сыск! — сфотографировали, пока она сидела в камере! И уж совсем не ожидала Киоре, что и глава Тайного сыска будет видеть ее в стольких обличиях, как не ожидала, что сама отнесется к нему неожиданно тепло.

Что, что ей теперь делать? Сейчас, когда Ниире необходимо уехать на север, а всем остальным обличьям — оставаться в Тоноле? Ноарике вновь должна обхаживать Эртора, Киоре — искать жертв, которым преподнесет вьюн…

Она подняла руки с размазанной по ним кровью. Пальцы едва заметно дрожали. Согнув ноги в коленях, обхватила их. Время текло неумолимо и беспощадно. Вскоре ее раскроют, ведь люди вокруг не слепые дураки — когда-то они должны обратить внимание на странную жизнь крохотного домика на окраине богатого квартала. Когда-нибудь старая графиня не удовлетворится запиской об отсутствии подопечной, возможно, пожалуется кому-нибудь.

Будущее душило. Киоре кусала губы до боли и думала, по силам ли ей всё, что она решила сделать? Ведь она хотела — ни много, ни мало — раскрыть старый заговор, отомстить не какому-то нищему, а целому первосвященнику, украсть у кардинала перстень, с которым тот не расставался всю жизнь. Совсем недавно невыполнимые задачи бодрили, заставляли кровь кипеть от возбуждения, но теперь, чувствуя неумолимый крах, Киоре сжималась от ужаса, понимая, что может умереть раньше, чем отомстит хотя бы кому-то одному. Она так надеялась найти в келье Иари тайник с какими-нибудь бумагами, но опять, как и всегда до этого, ее поджидал провал!

Киоре сидела, обнимая колени, раскачивалась, не чувствуя ни боли, ни холода. Мозг работал, складывая все произошедшее в цельный паззл, собирал осколки случившегося в единую канву нового плана.

Поднявшись, она подошла к окну и распахнула его. Пустая дорога. Отступавший туман. Кажется, она запуталась, потому что пыталась вести слишком тонкую игру, в духе придворных интриг. И совсем Киоре забыла, что рождена сиротой, грубой и прямолинейной. Парик, не выдержавший буйства, отвалился, и по щеке скользнули собственные волосы. Прохладный ветер едва-едва ощущался, а из глаз вместе с наступавшим рассветом уходили отчаяние и безнадежность.

Смыла кровь в ванной и обработала раны. Ростовое зеркало без рамы отразило ее, какой родилась. Стройную, ниже среднего роста, гибкую благодаря тренировкам, с короткими темными волосами, с резкими скулами и огромными глазами. Замерев, обвела очертания отражения, вглядывалась в него, как будто впервые встретила. И правда — малявка. На вид ей больше семнадцати не дашь… Теперь — спать и собираться.

Через время вниз спустилась Ноарике, чью голову закрывала вуаль со шляпкой, сквозь которые не было видно пламенных волос.

— Тари, я ушла. Приведи мою комнату в порядок. Записка для графини, как обычно, на столе.

Уходила она через черный ход, уповая на то, что на дворе царил слишком ранний час, чтобы болтливые дворяне не спали, а прислуга, хоть и любила почесать языками, обычно мало что соображала.

От наемного транспорта она отказалась, предпочтя дойти до Кеэрела. Дом встретил ее скрипом, потом где-то в левой его части рухнуло что-то, а хозяин разваливавшегося монстра даже не дернулся во сне, дрых в кресле на кухне. А вокруг, как на дешевом шарже, разметались пустые и разбитые бутылки.

— Кеэрел, — позвала она, не решившись пройти дальше дверного проема. — Кеэрел, будь ты проклят! — уже громче и резче сказала она, и барон дернулся.

— Ноарике? — и замолчал, поджав в злобе губы.

— Ну-ну, какой прием, однако!

— А как еще мне тебя встречать? Я даже не мог предположить, что проклятый Ситфо вызовет меня на дуэль! Что он тоже сделает тебе предложение! Виконт Оленский несколько часов читал нам мораль, а его люди подслушивали, даже не скрывая своего присутствия за дверьми!

Барон поднялся, цепляясь за мебель, кое-как устоял на ногах, но его шатало не то от похмелья, не то от гнева.

— Я не ожидала такого поступка от Эртора, тем более что мы договорились некоторое время не встречаться, — покривила душой Киоре. — Но! Я не стану твоей женой. С чего ты взял, что твое предложение мне интересно? И не ударился ли ты головой, предлагая место супруги преступнице?

От лица мужчины кровь отлила, выбелила его, зато шея побагровела:

— Я понимаю, что титул баронессы не герцогини…

— Меня не интересует никакой титул. Я помогла тебе, желая утопить моего давнего врага. Щелкнуть его по носу. Да, я помогла тебе обогатиться в игровых домах из жалости. Теперь же я прощаюсь с тобой. А ты начни жить уже! Теперь у тебя есть деньги и на дом, и на жену, а если не впадешь в уныние, то и на детей будут тоже.

Он выглядел потерянным, как оставшийся в толпе без родителей ребенок. Смотрел, будто у него забирали божество, которому он привык поклоняться.

— Ты уходишь к нему? — глухо спросил он, опустив взгляд в пол.

— Птицу счастья нельзя неволить, — грустно улыбнулась Киоре, покидая дом.

И — в путь! Парк уже привычно принял ее. Аллеи, тропинки — она бродила и бродила, всё больше хмурясь: неужели Эртор не придет? Неужели с ним что-то случилось? Она успела посидеть на всех скамеечках, отказаться от нескольких знакомств и с удивлением встретить закат… В одиночестве и тишине зелени.

— Наслаждаешься одиночеством? — она вскинула глаза, увидев нависшего над ней племянника кардинала, злого, как Кеэрел с утра.

Выражения их лиц оказались так похожи, что Киоре не удержалась и засмеялась, заставив Эртора растеряться.

— Знаешь, ты — зараза!

— Думаешь, я в первый раз такое слышу? — она улыбнулась, предложив юноше сесть рядом с ней. — Вынуждена тебя разочаровать.

— Зачем тебе потребовался этот несчастный барончик? Он бедный неудачник. Что ты в нём нашла? — он присел рядом, откинулся на спинку, подняв голову к хмуревшему небу. — И что он знает о тебе такого, чего не знаю я?

— Мне не везет с мужчинами. Вдовец меня отверг, зато какой-то барон оказался приворожен. Я думала, что мы с тобой станем друзьями, а ты сделал мне предложение…

— Ты слишком обворожительна, чтобы мужчины могли устоять перед соблазном, — он улыбнулся ей, широко, открыто. — И всё же… Ты выйдешь за меня? Обещаю быть тебе лучшим другом до самой смерти.

— Опасные слова, — она загадочно улыбнулась, наклонив голову к плечу. — Я отвечу тебе согласием. Поедем радовать твоего дядюшку?

— Как бы мне ни хотелось, сие действо придется отложить. Он куда-то уехал, и я не знаю, когда вернется.

Сердце у Киоре пропустило удар. Только привычка позволила удержать улыбку и беззаботно ответить, поддерживая разговор с Эртором. Ноарике должна была сегодня-завтра выкрасть проклятый перстень и исчезнуть навсегда! Она так задумалась, перестраивая план, что даже не заметила, как ее под ручку увели из парка в ближайшее фотоателье.

— Эртор! — очнулась она напротив фотографа, сидя на коленях у мужчины.

— Я отошлю эту карточку родителям, чтобы они порадовались за меня, — он чмокнул ее в щеку, — сиди смирно.

Фотограф попросил замереть, и она подчинилась. Миг, и в руках седого мужчины появился прямоугольник с цветным изображением. Эртор взял его и убрал в карман пиджака, даже не позволив прикоснуться. Киоре простонала: это провал! Ей оставалось только бежать…

Когда она добралась до своей квартиры и там переоделась в костюм воровки, настроение ушло на уровень подвалов. Такая оплошность! Такой провал! Кардинал недоступен, фотокарточка с Эртором, по которой сопоставить ее лицо и лицо Киоре ничего не стоит нужным людям. Крах!

К Ястребу она добралась затемно и в настроении таком, что, скажи ей кто грубое слово, убила бы. Хотелось напиться, и ничто не могло этому помешать. Ястреб, прочитав все на ее лице, поставил перед ней огромную кружку пива. Отхлебнув, она скривилась и потребовала чего покрепче.

— И в честь чего попойка? — поинтересовался хозяин, заменяя кружку.

Ядреный запах самогона вышиб слезы, но она потянулась к нему, как к спасению. Горло обожгло, на миг показалось даже, что говорить она не сможет, но потом стало легче.

— Отвратительнейшее настроение!

И, чтобы избежать дальнейших вопросов, отвернулась и поспешила в зал, где как раз собралась удалая компания, игравшая в карты. Несколько партий Киоре наблюдала, захваченная ловкими комбинациями: воры играли, жульничая, и то и дело появлялись козырные карты, уже отбитые. Суть игры была именно в том, у кого окажется больше трюков или карт в запасе. Этакое молчаливое противостояние талантов, сведенное к шутке. Киоре смеялась, болела за какого-то наглого юнца. Попутно отобрала чью-то сигарету и выбросила ее после первой затяжки — отвратительный табак. Подхватила свою кружку со стола и хлебнула от души самогона. Только вот привкус у него вышел странный, сладковатый. Рука дрогнула, огромная кружка упала на пол, выплескивая содержимое на чьи-то сапоги.

В голове помутнело, и Киоре выбежала из харчевни на улицу, в темноту. Голову стиснуло болью, а в груди разгорелся пожар. Киоре повело, и она сама не поняла, как оказалась у конюшни, прислонилась к ее входу. Она не чувствовала тела. Совсем.

Ее не могло унести с нескольких глотков алкоголя, пусть и крепкого. Но что такое? Почему голова такая пустая, почему внутри как будто пожар? Кончики пальцев стянуло, и она подняла руки. Перчатки сорвала, бросила на землю. В темноте ничего не было видно, и она, заметив фонарь, добралась до него, оперлась о столб: кончики пальцев сморщило, как после долгого пребывания в воде, а ногти посинели. Но ведь ей не холодно… Киоре втянула воздух, чуть не упав на спину. Последнее, что она видела, было черным небом с ореолом фонарного света.

Тени, тени, кругом носились тени, и дрожало пламя факелов, укрепленных на стенах пещеры. Внизу раздавался шум, и именно он, заставил Киоре очнуться. Она вся была липкой от пота, ноги дрожали, а обзору мешал… капюшон? Откуда на ней длинный черный плащ? Она осмотрелась — кругом, словно ее клоны, возвышались тени в таких же плащах.

Подземелье, где Киоре оказалась, имело по центру огороженное углубление, и возле него толпа была самой плотной. Она сжала плащ на груди, в которой поселился какой-то навязчивый холод. Она ничего не помнила, кроме жара, кроме черноты. Ее пытались… отравить?! Мысль заставила вскинуться, разъяриться, но со стороны ограждения прилетел испуганный рев, и она поспешила пробраться туда. И вцепилась в поручень, окольцовывавший… арену. Внизу, на утоптанном песке, стояла Мешагиль с разведенными в стороны руками, а в нее целился из револьвера какой-то черноплащник. Грохот выстрела, запах пороха, и совершенно невредимая Мешагиль, у ног которой упала пуля.

— Итак, вы видите, все средства, доступные науке, бесполезны против колдунов!

Толпа зароптала, а черноплащник разрядил оставшиеся два патрона, но Мешагиль даже не двинулась. Отчего-то Киоре не сомневалась, что метил мужчина точно в сердце и промахнуться не мог.

— Унесите ее.

И Мешагиль, неподвижную, как куклу, подхватили двое появившихся на арене человек, унесли куда-то, чуть не заставив Киоре сорваться с места. Но она была слишком слаба и чуть не потеряла сознание.

— Вы видите, насколько опасны колдуны, а это всего лишь изгнанная из хааната девица! Прогресс, столь почитаемый императорам, никогда не позволит нам создать оружия, способного противостоять чарам! Так что нам делать, скажите мне, что нам делать? Как защитить наших жен, мужей и детей?! Как остановить смерть, выкосившую мужчин на юге и забирающую их теперь из столицы?!

Черноплащник взмахивал руками, говорил громко и четко. Он уже будто бы видел войну с колдунами, видел смерти мужчин и одиночество матерей и жен. И всё это стало возможным только потому, что прогресс не способен победить колдовство.

— А знаете, что может уничтожить колдунов?! Оно!

И на арену вытащили туманное чудовище, теперь похожее на отощавшего и побитого пса с светящимся синим ошейником.

— Все вы слышали об атаковавших город туманных тварях, так вот! — тишина над ареной зазвенела, поскольку люди боялись даже вздохнуть, увидев чудовище. — Это — результат долгих исследований ученых, которые проводились веками с разрешения сначала князей, а потом — императоров! Но эти результаты оказались забыты, брошены и замурованы в подземелье нынешним императором, поставившим технический прогресс превыше всего остального! А эти звери, боровшиеся за выживание, разрушили свои клетки и вырвались на волю! И мы не знаем, как с ними бороться, ведь император уничтожил всё, что касалось создания этих тварей! И теперь император ждет колдунов, надеясь, что они прогонят напасть! Но мы знаем: не прогонят! Колдуны не могут уничтожить то, что создано без помощи чар!

Киоре слушала и не верила. Она навскидку могла указать несколько неувязок, в том числе и как тогда черноплащнику удалось пленить столь грозное создание. Откуда взялся ошейник? Откуда он вообще знал об опытах? Но напуганным людям это было всё равно: они видели чудовище, они видели силу колдунов, и сомнения и злоба перевесили здравый смысл. Новый приступ жара заставил Киоре зашипеть и отшатнуться от ограждения, чтобы не упасть на арену, и толпа этим воспользовалась, вытолкнув ее к стенам с факелами. Вспышка.

И снова очнулась Киоре в незнакомой спальне. Подскочила, но рухнула обратно на подушку от боли во всем теле. Слабость, апатия, туман в сознании и провалы памяти. Мешагиль, выстрелы и море из черных плащей. Ее правда отравили? Но кто? Зачем? И у Ястреба?! И, проклятье, где она?!

— Очнулась?

И Киоре захотелось закопаться под одеяло, а желательно вообще раствориться в перине, поскольку она совершенно не хотела знать, как оказалась в одной комнате с обладателем данного голоса. Подавив собственный малодушный порыв, осталась неподвижно лежать.

— Как?.. — голос слушался плохо, но, кажется, ее поняли.

Приподняв, Доран напоил ее ледяной водой.

— Тебе хватило наглости прорваться через мою охрану и, используя дворецкого в качестве заложника, добраться до спальни. А дальше ты рухнула к моим ногам. Я думал, в порыве раскаяния, а оказалось, что из-за яда.

— И у тебя, конечно же, оказалось противоядие?

— Нет. Я решил, что если ты дошла до моего дома, то сможешь побороть воздействие препарата самостоятельно.

— Неужели ты настолько жесток, что дождался бы моей смерти и просто выкинул бы труп?

— Я верил, что тебя не так легко убить.

Киоре приподнялась кое-как на руках, чтобы разглядеть мужчину. Тот сидел на фоне окна, полностью скрытый высокой спинкой кресла, и ничего увидеть не получилось.

— Я глотнула совсем немного яда, — пробормотала Киоре.

— Не думал, что ты будешь так безрассудна.

Киоре промолчала, что совершенно доверяла Ястребу, что он никогда бы не посмел отравить ученицу Эши. Но яд точно был в самогоне, и либо его подмешал Ястреб, либо это случилось, когда она оставляла кружку на столе. И очень хотелось верить во второй вариант.

— И мне интересно, почему ты пришла ко мне.

— Не спрашивай! — простонала Киоре. — Я вообще мало что помню.

— Твоя удача запредельна, потому как на тебя не напали ни бандиты, ни туманные твари.

— Да…

— Ты очнулась достаточно, чтобы стоять на ногах?

Киоре послушно встала, но ноги подкосились. Доран бросил ей что-то, оказавшееся маленьким пузырьком с прозрачной жидкостью.

— Восстанавливает силы.

— Энергетик?

— Нового поколения, — кивнул герцог. — Действует два дня, после — не меньше двенадцати часов сна.

Киоре выдернула пробку и проглотила маслянистую, отдававшую болотом жидкость. Зато минута, и она если не бодра, то хотя бы не ощущает слабости.

— Спасибо. Я могу уйти через парадный вход?

— Докажи, что ты не зря ученица Кровавой Эши.

— А можно в следующий раз?

И Киоре хотела поправить маску, но пальцы коснулись голой кожи.

— Напомню, что я уже видел твое лицо, — вздохнул Доран. — Но оно как будто изменилось…

Киоре сглотнула и опустила голову, чтобы волосы закрыли щеки. Хотя герцог наверняка рассмотрел всё, что хотел. Обидно!

— Ладно. Подожди.

Он вышел и вернулся с темно-вишневым женским пальто, к которому прилагалась такого же сукна пелерина с аккуратным капюшоном — необычайно изящный комплект.

— В твоем доме? Женские вещи?

— Не поверишь, у меня есть служанки, — хмыкнул он, набрасывая одежду ей на плечи. — Пойдем.

И уже за порогом спальни оказалось, что энергетик действовал в большей степени на сознание, чем на тело: пошатнувшись, Киоре уцепилась сначала за стену, а потом за локоть герцога. Лестница на первый этаж так и вовсе показалась пыткой. У двери ее прислонили к тумбочке, пока Доран надевал и застегивал черный плащ, пока выбирал трость, пока слуги несли какие-то саквояжи…

— Ты уезжаешь? — удивленно спросила она уже на улице, за воротами особняка, где стояла запряженная карета.

— Да.

Дверь кареты закрылась, а Киоре, не дожидаясь появления любопытных охранников, поспешила исчезнуть, раствориться на улицах города. Через час она доплелась домой, через два, полежав в ванной, ощутила себя здоровой не только духом, но и телом: энергетик заработал в полную силу. Рыжая краска сошла с волос, и еще через некоторое время баронета Ниира Таргери надевала белоснежные перчатки, собираясь в Догир.

Тари проводила ее немым поклоном и слабым пожатием пальцев, как будто боялась, как будто знала, что совсем недавно случилось что-то плохое. Киоре улыбнулась ей и ушла.

В Догире было как всегда тихо и немноголюдно, а вот первосвященника пришлось ждать, изображая усердные молитвы.

— Вы снова в Догире? Что-то случилось? — услышала она обволакивавший, гипнотический голос за спиной.

— Лао, вы должны были слышать, в какую ситуацию я попала…

— Я не имею права слушать сплетни, но могу принять исповедь. Вас что-то беспокоит?

— Да… Беспокоит… — она закусила губу, и вновь они пошли вдоль стен Догира.

— Исповедальная свободна. Пойдемте?

Она согласилась, и вскоре сидела напротив первосвященника, сжав руки на коленях. А он смотрел на нее, ласково, как будто гладил, робко, нежно, как на нечто драгоценное. Она зарделась, закусив губу.

— Вы знаете мою историю. Мне казалось, что долг ребенка по отношению к родителям будет сильнее моих чувств, но теперь… Теперь, когда остается всего лишь шаг до исполнения мечты матушки и батюшки, я понимаю, что не могу… я слишком люблю его! — робкая слеза скатилась по щеке. — А еще мой жених страшный. Он… Подавляет. Лао, я совсем не знаю, что мне делать!

И, добавив драмы во взгляд, посмотрела ему в глаза. В те глаза, которые много лет назад очаровали и обманули. Те глаза, за которые можно было продать душу. Возраст сделал его еще желаннее для женского воображения, добавил стати, убрав некую округлость и мягкость молодости.

Он уже привстал, потянулся к ее руке, чтобы сжать ободряюще, чтобы провести ладонью от пальцев к плечу, чтобы зачаровать, обнадежить бедную девушку, когда его остановил взгляд зеленых глаз.

— А еще… Еще я не знаю, как вам сказать…

— От меня можно ничего не утаивать, — и мягко улыбнулся, вернувшись обратно в кресло.

— Я вчера бродила по городу, по разным магазинчикам. Ну, за всякой девичьей мелочевкой. Но в одном я нашла кольцо, знаете, простое такое, серебряное…

— Зачем же тогда говорить о нем, если оно совсем неинтересное? — спросил он с недоумением, но на дне зрачков вспыхнуло что-то темное.

— Ох, лао, простите, но мне пора бежать! Мне ведь уезжать пора, боюсь, меня уже заждались дома!

Она подскочила, неловко раскланялась, а уже в дверях добавила тихо, но так, чтобы первосвященник услышал:

— На том кольце выгравировано «Aes stiati», — и сбежала, не дожидаясь, пока первосвященник ответит.

Двуколка ждала ее у входа, запрыгнула в нее, насколько то позволял образ хромой баронеты, и кучер немедленно тронулся.

Теперь ее ждал север!