Томас Рассел высоко ценил симпатии горячих красоток, знойных, загорелых, раскованных. Но те, кто всерьез увлекали его, были холодны и бесстрастны. Он любил женщин сдержанных, самодостаточных, живущих своим умом, которые при этом не кичатся своими бесспорными достоинствами. Он любил таких, как его покойная жена. По его представлениям, Сандра была идеальной женщиной. И до самого последнего дня она оставалась неразгаданной, достойной благоговейного обожания.
С момента их знакомства Сандра казалась Тому далекой и прекрасной звездой, и ближе ему она так и не стала. Между ними не происходило яростных вспышек страсти. Их любовь протекала мерно, как полноводная река. Равно как и конфликты, которые они стремились разрешать встречно, не доводя до абсурда мелкие недоразумения, искали компромиссы, не всегда успешно, но с присущей обоим серьезностью. Они были зрелыми людьми не только в профессиональных сферах, каждый в своей, но также и в построении совместной жизни. И такой подход обязан был увенчаться успехом, но этому, к прискорбию Тома, не суждено было случиться.
Он был не в состоянии спокойно вспоминать о той, которую потерял. Любое новое знакомство с привлекательной девушкой возбуждало в нем безотчетное желание сравнить и убедиться, что таких, какой была его возлюбленная, больше не существует, что никто и в сравнение с ней не идет. Его неизменно охватывала и гордость за то, что он обладал таким сокровищем, и тоска оттого, что прошлое ушло безвозвратно.
И это прошлое с каждым днем становилось все более и более идеальным и мифическим. Том уже не вспоминал трений и разногласий, которые случаются в каждой семье, в особенности если каждый в супружеском союзе предан своему призванию, что часто идет вразрез с представлениями об общей жизни.
Теперь он винил только себя в том, что мало внимания уделял любимой и неоправданно много – своей работе. Гибель Сандры представлялась ему финалом отчуждения, которое началось задолго до трагической развязки, и казалась теперь не несчастным случаем, а закономерным исходом – следствием его ошибок, неправильно расставленных жизненных приоритетов.
Томас не упивался самобичеванием, не смаковал свои переживания. Эти субъективные представления сложились в его сознании сами собой по прошествии времени.
Когда Том и Сандра были вместе, он с удовлетворением отмечал, что жена и чувства к ней не повергают его в смятение. Он отдавал себе полный отчет обо всем, что происходит в их отношениях, его не рвали на части сомнения, подозрения и тем более ревность. Все виделось ему контролируемым. И это тоже было идеальным.
И только узнав о ее смерти на полуночной дороге, Том осознал чудовищную правду, способную перевернуть чуть не все его прежние представления. Он на долю мгновения ощутил яростную вспышку желания прикончить ее собственными руками за то, что она могла быть столь неосмотрительна, он даже прочувствовал глубинную способность совершить такое. И это желание, много сильнее, чем скорбь, стало шоком для такого цивилизованного человека, каким всегда считал себя Том. Смерть Сандры уподобилась для него предательству…
Со временем померкло все, кроме назойливой тоски. Но Сандра так и осталась мерилом для прочих женщин. Ему недоставало ее абсолютного спокойствия и тихого благородства. В сравнении с ней другие женщины казались ему жеманными пустышками, суетными деятельницами или вздорными кумушками. Сандра носила в себе свой собственный мир, в который допускала избирательно, она была подобна скале, убежденной, сильной, неколебимой. Рядом с ней он сам себе казался цельнее, основательнее, стойче. Позволяя жене жить в согласии с ее представлениями, он совершал маленький подвиг, гордился своей широтой и при этом полностью доверял ей, мог не маяться сомнениями, а полностью отдаться своей работе. Их отношения были уважительными и строились с дальним прицелом, без сумбурности и спешки.
А теперь он убедительно изображал увлечение этой столь непохожей на его возлюбленную девушкой. Ему даже льстил шепоток, который разнесся среди гостей по их прибытии. И на миг даже захотелось, чтобы их смутные домыслы стали явью, чтобы отсюда они вместе отправились в его номер в отеле, где бы он смог расстегнуть наконец ее тесный жакет и изучить в подробностях, как она устроена.
Тома окружили влиятельные бизнесмены с их неуместной деловитостью, но он исподтишка наблюдал за Кэт, постоянно говоря себе, что было ошибкой довериться этой девушке, которую каждый может сбить с пути даже помимо ее желания.
Он не был настроен обсуждать дела с людьми, которые хотели использовать вечер, посвященный памяти его отца, с пользой для себя. И поэтому намеренно отвлекался от их неустанной болтовни, держа в поле зрения блондинку.
Она была славненькая. Все в ней ему нравилось, даже ее внешняя безыскусность, которую Оливия прозвала провинциальностью, равно как и искренность поведения. Это и забавляло его, и соблазняло пуститься дальше, не ограничиваясь формальным лишь партнерством.
Внезапно Кэт исчезла из поля его зрения, а когда Том вновь нашел ее взглядом, то увидел, что не кто иной, как Малколм Девлин, держит ее за локоть, а вокруг собралась небольшая группка людей, которым она что-то взволнованно объясняет.
Насторожившись, Том прислушался, опасаясь худшего, но напрасно, потому что услышал банальную девичью воркотню, вызывавшую живую и непосредственную реакцию в слушателях, вплоть до хохота. И это почему-то его возмутило. В особенности дружелюбное поведение журналистки с Малколмом Девлином, который успел сделаться костью в горле Тома.
Тем более он требовал от нее сдержанности, не будучи уверенным, что болтовня этой девчушки не обернется для него проблемами.
Том подошел к ним в тот момент, когда Малколм, слащавым голосом обратившись к Кэт, невзначай поинтересовался:
– Не припомню, назвали ли вы свою фамилию?
– Саммерфилд, – не чуя подвоха, тотчас выпалила она.
– Так-так… Значит, Кэт Саммерфилд. И где же я мог слышать это имя? – озадаченно проговорил Малколм и пристально уставился на девушку. – Мы не встречались в свете прежде?
Кэт вздрогнула, когда перед ней появился Том, и моментально осознала свою оплошность.
– Вообще-то… – принялась оправдываться она.
– Дорогая, вот ты где, – призывно перебил ее Томас. – Малколм? – словно с удивлением обратился он к Девлину. – Как славно, что ты нашел возможность появиться сегодня здесь.
Томас протянул мужчине руку и отчаянно потряс ее, сдавив с усилием.
Малколм Девлин изобразил улыбку и едва удержался от того, чтобы не потереть кисть, когда высвободился из тисков рукопожатия Томаса Рассела.
– Всегда рад встретиться с друзьями, – нашелся он. – Да, кстати, Кэт Саммерфилд, не работаете ли вы в «Клэрион»? Кажется, это вашего пера некролог появился на днях по всем известному прискорбному поводу.
Это было вполне в натуре Малколма Девлина: ничего не упускать, ничего не забывать и все трактовать, как ему заблагорассудится. Так что Том даже не удивился.
Мнимая дружественность вмиг испарилась, и Кэт во всей полноте уразумела, как оплошала. Она растерянно посмотрела на Тома, а тот выжидал, желая, вероятно, понаблюдать, как она выйдет из ситуации, в которую сама себя загнала, не послушавшись его безоговорочно и не сохранив таинственное инкогнито, как он настаивал.
– Да, это я… – словно повинившись в этом, удрученно проговорила Кэт и понурилась, избегая смотреть на Рассела. – Я пишу для «Клэрион», – зачем-то добавила она миг спустя и, заставив себя гордо улыбнуться, вздернула подбородок.
– Кэт в моем бизнесе. Тебя это удивляет? – адресовал вопрос Малколму Том. – Просто мы с разных его концов. Я в самом верху, а сочинительница некрологов, как понимаешь, в стороне противоположной. И вот надо же было отцу умереть, чтобы мы встретились, – едко пошутил он.
После собственной ошибки слова Томаса даже не показались Кэт оскорбительными, хоть и были таковыми. Она продолжала улыбаться, радуясь тому, что не в одиночку противостоит недоверчивому взгляду Малколма Девлина.
– Приятно видеть, Том, что ты наконец счел возможным отбросить амплуа анахорета, – сказала подошедшая мачеха, поддев пасынка под локоть. – Человек не должен обрекать себя на одиночество.
Кэт отметила, сколь стремительно переменилось лицо Рассела, сделавшись резким и непроницаемым. Следовало догадаться, до какой степени ему претит вторжение в его личные дела, тем более в глубокие переживания.
Томас повел себя хоть и вежливо, но очень холодно: поблагодарил присутствующих за участие в вечере, посвященном памяти Маркуса Рассела, и взглядом дал понять своей мнимой подруге, что они уходят.
– Разве я не предупреждал тебя о возможных последствиях неуместной болтливости?! – не преминул он гневно спросить девушку, как только это стало возможным.
– Ничего такого я не сказала. А то, что я сотрудница «Клэрион», то это правда и не зазорная, я своей профессии не стыжусь.
– Да при чем тут правда, твоя честность и профессиональная гордость, если я привлек тебя к этому для определенных целей, а не для того, чтобы ты снабжала людей, подобных Малколму Девлину, информацией, которую он наверняка истолкует так, как ему будет удобно, лишь для того, чтобы навредить моим интересам. Девлин – один из самых лицемерных и беспринципных дельцов, что мне доводилось встречать. И если бы опасность была призрачной, я бы не попросил тебя участвовать в этой авантюре. Это ты можешь понять?
– Но как можно ложно истолковать тот факт, что я работаю в «Сидней Клэрион»? – с искренним изумлением спросила Кэт.
– Думаю, очень скоро ты об этом узнаешь, но, боюсь, тогда будет поздно что-то поправить, – угрожающе произнес Томас Рассел, внимательно наблюдая за своей молоденькой собеседницей.
– По-моему, ты либо утрируешь, либо намеренно запугиваешь меня, чтобы я почувствовала себя виноватой, – предположила она.
Томас широко улыбнулся и покачал головой.
– По-твоему? Вероятно, ты безошибочно разбираешься в людях и знаешь наперед, на что способны отдельные из них, а на что не способны? А еще располагаешь сведениями о том, как возникают и рушатся финансовые империи?
– Представь себе, да! – с вызовом ответила Кэт на его презрительные замечания. – Не забывай, я работаю в крупной газете и имею доступ ко многим досье, к досье Расселов в частности.
– Позволь заметить, что ты имеешь доступ только к официальной версии событий, которая, как правило, не имеет ничего общего с реальным положением дел… Ну ладно, что сделано, то сделано. Все прочее – это пустая болтовня. Но я бы на твоем месте не был столь уверен в оценках. В особенности если ты намерена посвятить свою жизнь журналистике… Итак, я хочу знать все, что ты сказала этой барракуде, – мягко, но настойчиво потребовал Том.
– Мы говорили о списках ожидания, чтобы попасть в больницу…
Рассел буквально выпучил глаза.
– Как я заметил, он счел эту тему весьма захватывающей, хотя лично мне трудно понять, о чем тут вообще можно говорить, – озадаченно произнес он. – Это что, как-то касается благотворительных дел, малообеспеченных и бездомных.
– Что-то в этом роде, – нехотя проговорила Кэт, возмущенная такой небрежностью. – Я проголодалась. Ты не мог бы остановиться, чтобы я купила себе хот-дог? Мне еще нужно попасть сегодня в офис.
– Забудь, в офис ты сегодня не пойдешь, – возразил Томас Рассел, не думая притормаживать.
– Но я должна написать отчет о церемонии, сопровождающий фотографии, которые сделал Майк. Ведь именно для этого меня послал шеф редакции. Мне необходимо успеть до пяти вечера…
– Можешь не распинаться, я знаю, как делаются газетные материалы, – безразлично отозвался Том. – Тимминс везет нас в отель, я так распорядился.
– Что это значит? – попробовала возмутиться Кэт.
– Обойдемся без риторических вопросов.
– Во-первых, я обязана сделать мою работу, во-вторых, должна проведать свою бабушку! – решительно объявила девушка.
– Бабушку?! – рассмеялся Том. – Умоляю тебя, не смеши. Бабушку ей, видите ли, нужно проведать! Никуда не денется твоя бабушка. Подождет! – резко бросил он.
Кэт непримиримо нахмурилась. Ровно по этой самой причине она рассталась со Стивом, который категорически отказывался принимать ее обязательства по отношению к пожилой родственнице как должное. Стив игнорировал всякую аргументацию Кэт и оставался совершенно безразличен к ее словам о том, что без регулярных визитов в дом престарелых бабушка полностью лишится должного ухода, поскольку из-за нехватки персонала и скудности финансирования пациенты учреждения буквально предоставлены самим себе и не могут обходиться без помощи родственников.
– Нам нужно переговорить. Срочно! – категорически подытожил Том.
– Так ли это необходимо? – усомнилась журналистка.
– Мы уже едем в отель. И будет лучше, если ты перестанешь буравить меня своим зеленым взглядом. Смирись, Кэт. Просто так надо… Малколм Девлин слишком хитроумный человек, чтобы остановиться в середине пути, и постарается довести дело до победного конца. Надо убедить Девлина в необоснованности его претензий, поскольку он еще пока соотносит свои аппетиты с требованиями приличий. Поэтому мы должны четко согласовать наши с тобой действия во избежание накладок, – прояснил свои намерения Рассел.
– Но я надеюсь, ты понимаешь, что я обязана вернуться к вечеру на работу.
– Да-да, я тебя понял, – небрежно отозвался он.