Три вокзала

24

— Почему так долго ждали, почему не звонили? — накинулся Аркадий на Женю.

— Она не хотела привлекать к этому милицию.

— Почему нет? Еще три дня назад мы, возможно, вывернули бы город наизнанку. Сегодня никто и пальцем не пошевелит. Может, она уже мертва?

— Нет, — Мая демонстрировала Аркадию полное отсутствие желания говорить с ним. Окна в машине запотели, она нарисовала на боковом стекле счастливую рожицу.

Чем больше они ждали Виктора, тем больше вопросов Аркадий хотел задать Жене.

Кто эта девушка?

Сколько ей лет?

Откуда она?

Как она могла потерять ребенка?

Видел ли Женя этого ребенка?

Кто, кроме самой девушки, когда-нибудь видел ребенка?

Мая молчала. Она боялась Аркадия — так называемого друга Жени. Вдруг он обманет ее, но ведь только что Женя проник в здание, нашел ее, провел вниз по лестнице, когда те двое засовывали тело Егора в пластиковый мешок. Но все же ей требовалось время, чтобы понять, что следователь задает эти вопросы, чтобы помочь ей.

— Ты узнала желтый универсал?

— Нет.

— Откуда он взялся?

— Я же вам сказала — ниоткуда.

— А этих двух мужчин ты знаешь?

Это были именно те двое, кого она называла про себя «охотниками».

— Нет.

— А они, как оказалось, тебя отлично знают, вот смотри. — Ренко показал ей фото, которое эти двое демонстрировали мальчишкам. Она отвернулась, уткнулась лбом в прохладное окно и повторила отсутствующим голосом, что никогда не видела их прежде.

— И пакистанца не видела?

— Нет.

— И ты никогда ничего не покупала у него в киоске?

— Нет.

Женя рассказал, что последний раз они видели продавца киоска, когда его заталкивали в «Вольво» под брезент.

— Они вас видели?

— На улице заметили, — сказал Женя. — Я ее так и отыскал, следуя за машиной.

— Им удалось тебя рассмотреть?

— Да.

— Какие-то приметы есть у них?

— Нет, обыкновенные. Совершенно обычные.

— Что-нибудь еще запомнилось?

— Братья… Мне кажется, они братья, — подумав, сказал Женя.

Виктор сел в «Ладу» и рассказал, что в офисе все чисто. Абсолютно.

— Вряд ли кого-то волнует, что Егор, какой-то бандит-малолетка, убит. Никого не беспокоит и то, что произошло с пакистанцем. Не говоря о том, что возраст согласия — пока еще шестнадцать лет. Не думаю, что педофил станет сообщать о какой-то подозрительной возне?

— Хорошо, тебе лучше знать. Но все же, Женя, ты должен был позвонить, — отреагировал на слова Виктора Аркадий.

Только когда они доехали до богато оформленных витрин на Тверской, Мая поняла, что следователь не забрал в милицию ни ее, ни Женю.

Аркадий вспомнил, что у него пустой холодильник, и, несмотря на дождь, послал Виктора и Женю в торговый центр. Кроме того, Аркадий хотел без свидетелей поговорить с Маей. Он не мог даже подумать, как близко у края пропасти оказалась она. Просто не был к этому готов. Вдоль московских улиц стояли женщины-охотницы. А Мая была маленькой и изящной, да еще ее бритая голова прибавляла уязвимости. Он понимал только то, почему Женя потерял от нее голову.

— Вы хотите поговорить? — догадалась Мая.

— Верно. Но только наедине — ты и я.

— Хорошо. Послушаю, какую ерунду вы напридумывали.

Он заметил, что она умела разбираться в людях. Он спрашивал себя, что шептали ей в уши в свое самооправдание те мужчины, что платили за секс с ребенком.

— Если ты так любишь своего малыша, почему не пытаешься его искать?

— Не пытаюсь искать? Единственное, что я делала последние три дня, так это постоянно искала ее на вокзале.

— Я знаю. Но ты просто себя наказывала таким образом… Надо было искать еще где-нибудь, кроме Трех вокзалов. Москва — большая. Это беспокоит меня, потому что я уверен: ты — хорошая мать.

— И как вы догадались об этом?

— Я вижу, как ты страдаешь.

— Да ничего вы не видите.

— Тогда позволь мне высказать мои предположения. Ты — в бегах, ты — проститутка, и сбежала, чтобы спасти свою жизнь.

— Что еще? — спросила она.

— Ты спрятала ребенка в чем-то, чтобы он мог дышать, возможно, в корзине, и, вероятно, ехала в плацкартном вагоне ночным поездом. Воры-карманники и артисты-притворщики, которые втираются пассажирам в доверие, работают в команде. Один бьет по голове, тогда как другой в это время забирает деньги. Или — один угрожает, а другой приходит и спасает.

— Баба Лена прогнала солдата, который ко мне приставал.

— А баба Лена потом не давала тебе что-нибудь выпить?

— Да.

— В питье был подмешан порошок. После этого у тебя уже не было шансов.

— Я спрашивала людей, видели ли они женщину с ребенком, выходившую из поезда…

— К тому времени солдат уже к ней присоединился, только он был уже не солдат, а женщина — не баба Лена. А, думаю, просто обыкновенная семья, которая куда-то едет. Это мои догадки.

— И…

— И эти двое мужчин, которых ты видела в лифте с Егором, приехали за тобой. Я не уверен, видела ли ты их раньше, но ты знаешь, что ищут они тебя. Время от времени девочки сбегают. Тогда кто-то должен их найти и не просто поймать, но и сделать так, чтобы другим неповадно было. Чтобы другие не решались даже попробовать вырваться.

— Они всех фотографируют. Я их видела. — Она вспомнила женщину, висевшую на металлическом крюке, сожженную и плавающую лицом вниз в бассейне. — Они говорят нам, что бесполезно пытаться убежать, потому что они — повсюду. Не только в России. Они никогда не прекращают искать, и рано или поздно находят. Я не могу спрятаться даже за полярным кругом, — они все равно меня найдут. Это правда?

— В основном — да.

— Вы умеете утешить.

— Ну, извини.

— А что с…

— С трупами? Я не беспокоюсь о них, ты — моя забота. Они уже мертвы, ты — пока жива. Тебя ищут два профессиональных киллера. Мы должны спрятать тебя подальше насколько это возможно.

— Я соглашусь спрятаться, только если буду знать, что Катя жива.

— Так зовут ребенка?

— Да. Катя. У нее — синее одеяльце с картинкой — на ней цыплята. У нее есть родимое пятно — сзади на шее. Если поднимите волосы — увидите. Я еще не решила про фамилию.

— У тебя будет время подумать.

— Моя фамилия — Поспелова. Вспомните об этом потом. — Она улыбнулась. — Мая Поспелова была здесь.

Они развернули сыр, хлеб, красную икру, конфеты и кофе на кухонном столе у Аркадия. Он бдительно следил за Маей. Назвав свое имя, она как будто освободилась, как будто приняла какое-то решение. Ее спокойствие смутило Аркадия — почему она сказала «потом»? Аркадий рассмотрел ее запястье. Он понял, что у Маи был некий маленький план «А», а если ничего не получится, то есть в запасе и надежный план «Б» — лезвие бритвы.

Тем временем Виктор развлекал Маю рассказами. По его мнению, самоубийство, возведенное некогда в ранг искусства, деградировало.

— Треп про самоубийство и само самоубийство — разные вещи.

— Вы же не думаете, что люди, которые верят в любовь, счастливее?

— Это зависит от того, кто ты. Вот Аркадий влюбляется регулярно и как лосось мечет икру. У меня, напротив, невероятно высокие требования. Но все это — ерунда. Из-за этого — одни проблемы. Никакой романтики, никаких романов, никаких бедных русских, никакой армии. Думаешь, почему Путин изображает из себя такого Купидона…

— Я не слышала ничего об этом, — сказала Мая. — В борделе не читают газет.

— Он объявил Праздник любви и подарил по букету всем замужним женщинам, которые пришли на Красную площадь. В тот день погода была прохладная и немного облачная. А Путин хотел, чтобы все было идеально, поэтому он приказал посолить облака. У нас делают так перед каждым парадом. Самолеты летают туда-сюда и посыпают облака солью. «Соль» — гранулы сухого льда, йодистое серебро или жидкий азот в мешках, как с цементом на стройке. И вот — летчики сбрасывают эти мешки, они взрываются в воздухе, из них летит порошок. Из всех, кроме одного…

— Да перестань! Хорошо, у тебя детей нет, а то бы ты их этим пугал! — вмешался Аркадий.

— Один мешок, — невозмутимо продолжал Виктор, — летит на город с высоты десяти тысяч метров как, ну, в общем, тот самый цемент со стройки. Пилоты боятся, что мешок угодит прямо в Кремль. Поэтому просчитываются все возможные варианты. Ну, заставьте вы садануть мешком так, чтобы он лопнул в воздухе — иначе рискуете прикончить какую-нибудь мамашу на Красной площади. Не сделаете этого — и вы рискуете не удержать самолет. Плюньте на все — и вы можете стать свидетелем самого невероятного политического убийства в истории. Конечно, закончилось все тем, что Кремль остался сзади, а мешок упал на жилой дом, провалился через крышу и три этажа, прежде чем оказаться в помойном ведре. Я называю это — Стрела Путина!

Аркадий не находил себе места. Но не понимал, почему. Вдруг ему показалось, что он слышит, как щелкнул замок.

— Извините, — Аркадий встал и вышел на лестницу. В квартире Ани тихо играла музыка. Самба.

Аркадий постучал. Ответа не было, он позвонил. Потом постучал снова, потом присел и разглядел под дверью свет. Дверь была закрыта, он принес кредитку, чтобы открыть замок.

Виктор тоже вышел из квартиры вслед за Аркадием:

— В чем дело?

— Вели Жене и Мае оставаться в квартире и никуда не выходить.

Аркадий втиснул карточку в щель между замком и дверью. Метод примитивный, но дверь поддалась и открылась.

Квартира Ани была зеркальным отражением квартиры Аркадия. В ней были веселые шелковые цветы, крашеные стулья и обычный житейский беспорядок. Стены гостиной закрывали картины. Главным образом, ретро — социалистический реализм с некоторой ухмылкой. На кухне властвовала машина для кофе-эспрессо — большая, как в кафе, с медными рычажками. Трудно было найти следы того, чтобы на плите готовили — только в микроволновой печи, списки телефонов для заказа еды на дом. В мойке стоял пустой стакан.

Аркадий позвал Аню по имени. Ответа не было.

Виктор уже успел достать из кармана латексные перчатки (и теперь их натягивал). Аркадий задал себе вопрос, у многих ли мужчин в кармане можно было найти латексные перчатки — на всякий случай.

Комната Ани выглядела как кабинет ученого — штабели книг и папок, компьютер и фотографии Александра Ваксберга на пробковой доске. Сердце Аркадия ухало, как будто говоря: теплее.

— Здесь, — крикнул Виктор. — В спальне.

Аркадию показалось, что спальня была яркой и захламленной, здесь было множество произведений искусства и фотографий. Он сосредоточился на Ане. Она лежала на спине между секретером и кроватью, ее длинная ночная рубашка была задрана до талии. Правая лодыжка соприкасалась с левой, руки откинуты назад и мягко касались — прямая иллюстрация пятой позиции. У нее не было ни пульса, ни дыхания, она вся посинела.

«БОГ — ДЕРЬМО» — было написано аэрозолем на стене над ней. Краска еще не успела высохнуть, пахло ацетоном. Виктор вертелся на месте, где стоял, как будто они оказались на краю пропасти.

Аркадий уже читал надпись на медицинском браслете для скорой помощи у нее на запястье.

Молоко.

У некоторых людей бывают смертельно опасные аллергические реакции — на арахис, на моллюсков. Один кусочек — и их иммунная система начинает активно бунтовать, развивается анафилактический шок: останавливается сердце, а легкие плотно сжимаются. Аня была синей из-за отсутствия кислорода. Но смерть пока ждала рядом, мозг еще жил один на один с самим собой. Аркадий встал рядом с Аней на колени, чтобы заглянуть в глаза. Зрачки сохраняли форму, еще не успев расплыться. Он посветил фонариком — зрачки сузились.

— Она еще жива… — Нужно было добавить «пока еще жива…», потому что без кислорода клетки мозга умирают через две минуты. Через четыре минуты половина мозга превратится в неорганическое вещество. Когда приедет скорая помощь, она, конечно, уже умрет.

Аркадия озарило. Аня не ела, она выпила кофе.

Набор средств скорой помощи — белая с красным крестом пластмассовая коробка — единственный предмет в холодильнике. В ней была пластмассовая маска, прикрепленная к резиновой груше, и шприц с адреналином.

Аркадий проверил иглу и всадил ее Ане в бедро. Она немедленно вздрогнула, и сердце снова стало биться.

Накинул ей на лицо маску. Сердце забилось, как будто участвовало в гонках, пока не сорвалось, как загнанная лошадь, и в этот момент Аня начала дышать. Каждое сжатие резиновой груши проталкивало воздух Ане в рот. Губы стали розовыми, и хотя все это напоминало попытку вдохнуть жизнь в комок глины, он продолжал ритмично сжимать и отпускать грушу, сжимать и отпускать, каждые пять секунд, как будто держал в руке ее сердце.

— Как долго ты собираешься ее накачивать? — спросил Виктор.

Аркадий услышал, что кто-то ловит ртом воздух, и краем глаза увидел Женю и Маю. Они стояли в дверном проеме. Мая руками зажала рот.

— Чем дольше длится реанимация, тем меньше вероятность того, что ей удастся выжить. Ты не сможешь воскресить мертвого, — шепнул Виктор.

«Она не умерла, — подумал Аркадий. — Он бы этого не допустил».

— Аркадий, — Виктор пытался его оттащить.

— Подождите, не уходите, — шептала Мая.

Сжимать и отпускать. Сжимать и отпускать.

Первый Анин вдох был трудным и страшным. Аркадий продолжал накачивать воздух, пока дыхание не восстановилось и синий налет на коже стал отступать, сменяясь розовым.