Ближе к вечеру пошел дождь. Жерфо был уже далеко от железнодорожного полотна.
Его обморок после падения длился всего несколько минут. Он поднялся, удивляясь, что до сих пор жив. События последних дней, наступившие после уютного детства и молодости, отмеченной успешным продвижением вверх по социальной лестнице, выработали у него убеждение, что его нельзя уничтожить. Но в том невероятном положении, до которого он дошел после стольких приключений, Жерфо казалось удивительным, что он еще жив. Собственный образ был навеян Жерфо детективом, прочитанным десять лет назад, и вестерном, увиденным в прошлом году в кинотеатре "Олимпик". Он забыл их названия. В книжке человек, которого страшно изуродовали по приказу главаря банды и бросили потому, что сочли мертвым, потом жестоко отомстил и главарю, и его подручным. В фильме Ричард Харрис, которого Джон Хьюстон бросил в прерии, тоже сочтя мертвым, выжил среди дикой природы, борясь за пищу с волками.
Жерфо вздрогнул при мысли, что за еду придется сражаться с дикими зверями.
Очнувшись, он прислонился к стволу лиственницы и ощупал себя с излишними предосторожностями. Левая нога сильно болела. Опираясь на дерево, Жерфо встал. Нога подломилась, и он снова упал на землю, ободрав ладони о кору. При второй попытке дела пошли лучше. Он оторвался от ствола, за который держался, и в четыре прыжка достиг другого дерева, в трех метрах дальше. Он чувствовал острую боль в подъеме ноги, но, как ни странно, при ходьбе она немного затихала. Нога болезненно подгибалась, когда он шел, но все-таки ему удавалось довольно ловко двигаться от ствола к стволу.
Помогал склон. Сначала Жерфо хотел вернуться к железной дороге и дождаться следующего состава или дойти по рельсам до ближайшей станции. Но ему пришлось отказаться от мысли идти вверх по крутому склону, и поэтому он спускался. Чем ниже спустишься, тем легче будет найти людей: это элементарно.
От дерева к дереву он двигался по склону, на котором росли темная трава и мох. Иголки лиственниц были скользкими, участки голой красноватой земли, усыпанные камнями, также затрудняли передвижение. Жерфо много раз падал. Чтобы идти в выбранном направлении, ему приходилось ставить раненую ногу вниз. Это было очень неудобно.
В лесу шелестел веселый ветерок. Между деревьями летали немногочисленные птицы. Жерфо поднял голову и между фисташково-зелеными верхушками увидел в сером небе парящую птицу, которая была крупнее остальных. До этого он еще раз разбил себе лицо и съехал по склону на заду, подпрыгивая и ругаясь. Внизу он ударился лодыжкой о корень и чуть не заплакал. Он снова поднялся и, увидев, куда съехал, решил, что пропал.
Он находился в грязной расщелине, заваленной растительными остатками в разной степени разложения. Если на этой высоте водились кабаны, в чем Жерфо сомневался, это место должно было служить им логовом. Во всяком случае, если он хотел двигаться вперед, надо было отсюда выбираться, неважно в какую сторону.
Он предпринял несколько неудачных попыток, закончившихся смешными и болезненными падениями. Ему в голову пришла мысль подняться, цепляясь за землю пальцами. Жерфо преодолел небольшую горку и выбрался на пересеченную местность, приведшую его в отчаяние. Там были только крутые гранитные скалы, поваленные бурями или обвалами стволы деревьев, головокружительные обрывы. Это выглядело очень романтично, но, с точки зрения Жерфо, – полное дерьмо.
Он продолжил путь ползком, с ослабевающей энергией. Небо наверху чернело, и наконец пошел дождь.
Дождь был сильным и лил долго. Желтая вода стекала по красным склонам. Жерфо дополз до хаотически наваленных вырванных деревьев, забился под них и поднял воротник рубашки. Вода стекала между стволами и мочила его одежду. Было холодно. Жерфо тихонько заплакал. Наступила ночь.
На рассвете он немного поспал. Тревога и мрачное удовольствие от переживаний долго не давали ему уснуть. Дожди следовали с короткими интервалами. Между ними вода продолжала стекать по склону, по веткам, заливаясь под поваленные деревья и на Жерфо. Когда он открыл глаза, ему показалось, что он их только что закрыл. Зубы его стучали, грязный лоб был горячим. Он пощупал раненую ногу: она распухла и болела сильнее, чем накануне. Жерфо с трудом снял ботинок, покрытый коркой грязи, а когда снимал носок, тот разорвался на пятке и на подъеме. Жерфо с нехорошим удовлетворением посмотрел на распухшую синюю ногу и костный выступ спереди и сбоку. Он не мог надеть ботинок даже после того, как вынул шнурок, который отбросил изо всех сил, и тот приземлился в грязь в паре метров. Жерфо хотел посмотреть на часы, но их не было, и он вспомнил, что уже заметил это накануне, вскоре после падения с поезда.
Тучи уже не образовывали ровный, непробиваемый свод. Они опустились и разорвались о горы. Жерфо смог увидеть, что происходит внизу, и решил, что находится на высоте двух – трех тысяч метров. Он на четвереньках выбрался из-под поваленных деревьев и с яростью пополз, не обращая внимания на боль, не без удовольствия рыча как зверь.
Это короткое усилие совершенно истощило его силы. Он делал долгие паузы между короткими передвижениями на пять-шесть метров. Распогодилось. Лиственницы стали реже. Солнце сверкало как сумасшедшее. Между деревьями еще витал туман. Летали тучи насекомых. Скоро стало жарко. У Жерфо поднялась температура, и эта история перестала казаться ему романтичной.
Когда день прошел, не принеся ничего нового, он стал совершенно серьезным и начал строить планы, как выжить одному. Он провел инвентаризацию своего имущества, сводившегося к грязному платку, ключам от парижской квартиры и шести намокшим "Житан" с фильтром в раздавленной пачке. Ни зажигалки, чтобы развести огонь, ни оружия, ни еды. Однако к Жерфо пришло второе дыхание. Он добрался до сломанной нижней ветки дерева, оторвал ее и использовал в качестве костыля. Ему удалось продолжить путь на ногах и достичь скорости четыре километра в час. Он хотел бы найти собирающих пыльцу пчел, дойти до улья, тем или иным способом прогнать рой и съесть мед, но отбросил эту мысль, решив, что получит страшные укусы и окончательно выйдет из строя, если вообще не умрет. Кроме того, пчел все равно не было.
Для очистки совести он перепробовал много встреченных растений, которые могли оказаться съедобными, но у всех был вязкий и горький вкус.
Сев на землю, Жерфо бросил маленький камушек в надежде пробить голову черной в белых пятнах птице, сидевшей на стволе и что-то клевавшей. Он промазал – камень пролетел так далеко от птицы, что она даже не испугалась. Второй попытки Жерфо не предпринял.
Солнце зашло. Было, очевидно, что-то около пяти или шести вечера, когда Жерфо, по-прежнему на ногах, но со скоростью, упавшей до двух километров в час, вышел на поляну. Он уже раза три проходил через поляны, но они были маленькими. Проклятые лиственницы расступались метров на тридцать, максимум на пятьдесят, и продолжали закрывать горизонт. Теперь было по-другому: еще не дойдя до поляны, Жерфо увидел между стволами деревьев тонкую траву, расстилавшуюся больше чем на сто метров, до вершины холма. Дальше была видна равнину в форме ковша, окруженная поросшими лесом холмами, запиравшими ее узкое горло в восьми или десяти километрах отсюда. В начале долины была зона лесоповала. Выше, там, где прекращались деревья, виднелось светлое пятно, казавшееся туристским домиком или коровником.
Чувство затерянности в диком мире, простирающемся на тысячи километров, исчезло. Жерфо поспешил к холму, закрывавшему вид на центр долины. По мере продвижения он с радостью замечал тропинки, секторы рубки леса, коровники на склонах.
Жерфо достиг края луга, и из его горла вырвалось довольное рычание. Он заметил внизу маленькое ярко-синее озеро и довольно значительное поселение: более двух дюжин строений, покрытых шифером, сараи, заборы, улицы и какие-то блестевшие на солнце дорожки, очевидно систему водоснабжения, распределявшую воду, пришедшую с вершин. Жерфо сильно хотелось пить. Он медленно и тяжело опустился на живот, чтобы полизать траву и полюбоваться местом, где его ждало спасение.
Ему понадобилась добрая минута, чтобы осознать, что он не свихнулся, и прикинуть расстояние, отделявшее его от долины. Птице здесь пришлось бы пролететь километр или два. Но пройти предстояло раз в пять или десять больше.
Разозлившись, Жерфо немного полежал, потом испугался, что заснет и умрет здесь, поднялся, опираясь на свой импровизированный костыль, и тронулся в путь.
Чтобы продолжить спуск, ему пришлось снова войти в лесистую зону. Деревня исчезла из виду. После четверти часа неуверенной ходьбы горло и пустой желудок Жерфо сжались от тревожной мысли, что он никогда не дойдет до деревни, что добраться до нее удастся не меньше чем за неделю.
Наступила ночь – вторая с того момента, как его выбросили из поезда. Он пытался продолжать путь в темноте, но стал натыкаться на деревья и заплакал, а после двух падений остановился. Он очень устал и заснул моментально. Утром его нашел лесоруб-португалец.