В два часа ночи, когда Жерфо спал, радиостанция РТЛ передала, что "таунус" опознан: в день драмы его взял напрокат некий Жорж Жерфо, начальник отдела одной крупной парижской фирмы, исчезнувший после этого происшествия. "Вечером второго июля, – напомнил диктор, – были убиты рабочий бензоколонки и еще один человек, личность которого до сих пор установить не удалось". У диктора был сдержанный, нейтральный голос, как и всегда в ночных передачах. Тем же тоном он сообщил о положении на Ближнем Востоке, о попытке террористического акта против посольства Югославии в Париже, о трагическом происшествии на Луаре: утонули двое детей из летнего лагеря и священник, попытавшийся их спасти. Потом прошла реклама концерта, организуемого РТЛ, затем передали программу передач.
Было жарко. Карло в широких трусах типа шортов и белых коротких носках сидел за столом в номере дешевого отеля "Сен-Жак". Его лицо осунулось, глаза покраснели, как у человека, который много плакал. Он сидел неподвижно и никак не реагировал на сообщения информационного выпуска. Одновременно, держась за стол, он качал мускулы.
После пожара на бензозаправочной станции и смерти Бастьена Карло гнал куда глядели глаза, больной от бешенства и горя. Доехав до Бурк-ан-Бреса, он остановился поставить запасное лобовое стекло, поразмыслил и сверился с картами, после чего отправился обратно в Париж, объехав стороной сгоревшую станцию, где должны были кишеть пожарные и легавые. Добравшись до автострады, он погнал по прямой, не превышая скорости семьдесят километров в час.
Около пяти часов утра он съехал с автострады в Аршер-ла-Форэ, где-то в лесу Фонтенбло свернул с дороги и остановился под деревьями. Не имея возможности похоронить Бастьена, как бы ему хотелось, Карло вытащил из металлического ящика его вещи – моток нейлонового шнура, коробочку с туалетными принадлежностями и одежду – и закопал их. Вид сменных трусов Бастьена цвета хаки растрогал его до слез. Пока он заканчивал закапывать вещи и утаптывать землю, слезы бежали по его щекам. Затем Карло поискал слова, которые можно было бы произнести над этой псевдомогилой в качестве надгробной речи, но он не помнил ни одной молитвы, кроме "Отче наш". На полу "ланчии" он нашел старый номер комиксов про Спайдермена – человека-паука (не путать с Пауком, чьи приключения печатают в "Стрэндж"). Лицо Карло просветлело. Он вернулся к "могиле", открыл книжку и стал читать, текст на оборотной стороне, который был всегда одинаковым и предварял каждый выпуск приключений Спайдермена:
– "Прежде чем стать исправителем пороков, безжалостно вершащим справедливость, Спайдермен, человек-паук, долгие годы царствовал над преступным миром Соединенных Штатов и был настоящим императором бандитов. Спайдермен сам придумал чудо-снаряжение, позволявшее ему противостоять любым бандам преступников. Человек-паук заручился поддержкой двух ученых, профессоров Пелхейма и Эрихштейна. Поэтому он располагал многочисленными техническими возможностями, которые человеческий разум едва может вообразить".
Карло опустил голову, закрыл книжку и на секунду сосредоточился.
– Аминь, – сказал он. – Да будет так. Я отомщу за тебя, клянусь. Я сверну шею этому придурку.
Карло вернулся к "ланчии", сел в нее и двинулся дальше. Он, не торопясь, въехал в Париж через пригороды, остановился у бистро, выпил кофе и съел шесть круассанов. Когда он кусал рогалики, кофе стекал по его подбородку.
В девять часов в знакомом ему гараже на границе Медона и Исси-ле-Мулино Карло продал "ланчию". Он мог бы без труда починить ее, повреждения были невелики, но предпочел сбыть себе в убыток потому, что не хотел больше видеть эту машину, напоминавшую ему о Бастьене и их счастливом партнерстве. Он сразу же приобрел себе скромный "пежо" и комплект документов на имя Эдмона Брона, выглядевших более подлинными, чем настоящие.
Затем он вернулся в Париж, проехал, сам того не зная, мимо магазина Льетара возле мэрии Исси и остановился в дешевом отельчике "Сен-Жак", откуда почти не выходил. Он там спал, ел, один раз сходил посмотреть фильм в кинотеатре, находившемся в том же доме, делал в номере гимнастические упражнения, поддерживая в форме мускулы, а главное, соблюдал траур по Бастьену. Он ждал, пока уляжется шум.