Троил и Крессида

Над черной бездной возмущенных волн,

О ветры, ветры, небо проясните!

С трудом веду я непокорный челн

Среди пучины горестных событий,

Куда Судьбы неведомые нити

Злосчастного Троила завели...

Но вот надежда брезжит нам вдали.

Тебя зову я, продолжать готовясь

Мой путь, о Клио, старшая из муз!

Крепи мой стих, покуда длится повесть,

И да простит мне, кто познал на вкус

И горечь всю, и сласть любовных уз:

Я только лишь перелагаю ныне

То, что прочел когда-то по-латыни.

За труд же свой не жажду я похвал,

А впрочем, и хулы не ожидаю:

Сочтете ли, что слог мой захромал, —

В том автора вина, за ним шагаю;

А ежели о страсти рассуждаю

Бесстрастно я, так то немудрено:

Слепцу судить о красках не дано.

Притом, тысячелетье — срок немалый

Для перемен. В былые времена

Иначе изъяснялись, и, пожалуй,

Вам речь сия покажется чудна.

Но разница в словах не столь важна:

Ведь так иль сяк, своей достигнуть цели

Во все века влюбленные умели.

Случись меж вами тот, кто сам влюблен, —

Дивясь речам Троила и тем паче

Делам его, подумать может он:

"Я, дескать, поступил бы тут иначе,

Не так бы я в любви искал удачи!"

Но в действиях героя моего

Я странного не вижу ничего.

Приводят к Риму разные дороги,

И у любви есть множество путей;

У нас законы к любящим не строги:

Сойтись нетрудно им в толпе гостей

И толковать друг с дружкой без затей.

В иных краях иные нравы в силе:

Там нас бы за бесстыдство поносили.

Найдутся ли хоть трое среди вас,

Что на один манер в любви поступят?

Что одному не годно — в самый раз

Другому: тот возьмет, а этот купит;

Кто пишет на стволах, кто нож свой тупит,

Чертя на стенах... Мне ж пора опять

За автором старинным поспешать.

Когда отец всех месяцев зеленых,

Медвяный май сошел на лес и луг,

И запестрели весело на склонах

Цветы, воскреснув после зимних вьюг,

И Феб, на небесах верша свой круг,

Уже под знак Тельца вошел, сияя, —

Итак, весною, в третий вечер мая,

Пандар, который также был влюблен,

Вдруг ощутил с особенною силой

В груди уколы стрел: пред этим он

Речами тщился исцелить Троила,

Но хворь и лекаря не пощадила:

Бедняга то бледнел, то зеленел

И клял всю ночь, вздыхая, свой удел.

Когда же Прокна-ласточка по-птичьи

Запричитала над его окном

О том, как ей жилось в ином обличье

И как Терей сестру ее тайком

Обидел, — тут Пандар, некрепким сном

Забывшийся под утро еле-еле,

От шума заворочался в постели

И, кликнув слуг, стал одеваться, чтоб

Царевича исполнить порученье.

Одевшись, развернул он гороскоп,

Благоприятным счел расположенье

Луны... и вот, оставив все сомненья,

Уже он в дом Крессиды держит путь.

Бог Янус, ты ему подмогой будь!

Она жила невдалеке от дяди.

Вошед, спросил он, дома ль госпожа.

"В гостиной". Он туда. В простом наряде

Пред ним Крессида, как всегда свежа,

И с ней две дамы. Девушка, держа

Раскрытый том, читала для услады

Историю Фиванской им осады.

"Храни вас Бог, мадам! — с поклоном ей

Сказал Пандар, — а также всех, кто с вами".

— "Ах, дядюшка! входите поскорей.

Вы трижды снились мне — и глядь, уж сами

Являетесь. Не с добрыми ль вестями?"

И, руку протянув ему свою,

Учтиво усадила на скамью.

"Твой сон к добру. Могу пообещать я,

Племянница, тебе удачный год.

Однако ваше я прервал занятье.

О чем же в этой книге речь идет?

Поведайте! Надеюсь наперед,

Что о любви". — "Нет! я б не разрешила

Вам слушать о любви тайком от милой".

Все рассмеялись. "Нас увлек роман

О Фивах, — молвила вдова младая, —

Там принц Эдип судьбой введен в обман:

Отца сгубил он, сам того не зная.

Теперь дошли мы до Амфиарая:

Он с поля брани повернул назад

И скоро провалиться должен в ад".

"О Фивах, — рек Пандар, — прочел давно я

Двенадцать книг с начала до конца.

Но дай полюбоваться мне тобою,

Племянница, без этого чепца!

И книгу прочь! Возвеселим сердца

Всеобщей пляской в честь прихода мая:

Не все ж сидеть, от скуки помирая".

"Помилуй Бог! Чтоб я пустилась в пляс? —

Вскричала изумленная вдовица, —

Вы не больны ли, дядюшка? У вас

С рассудком что-то странное творится!

Да мне скорей пристало б затвориться

В пещере, жития читать святых,

А пляски — дело дев и жен младых".

"Я знаю то, чему ты будешь рада

Не хуже дев", — промолвил он в ответ.

— "Ах, неужели кончилась осада?

Я греков так боюсь, что мочи нет!

Откройте ж, ради Бога, свой секрет".

-"Что греки! Провалиться мне на месте,

Есть у меня раз в пять получше вести".

"Как! в пять раз лучше этой? В целых пять?

Да что же это может быть такое?

Иль вы над нами шутите опять?

Но нет, не отгадаю ни за что я!

Скажите же, не то лишусь покоя:

Какую весть имели вы в виду?

Сама я ввек ответа не найду".

— "Ответа ты покамест не получишь!"

— "Но, дядя, коли помысел твой благ,

Зачем меня таинственностью мучишь?"

— "Затем, что эта новость — не пустяк:

Узнав ее, ты возгордишься так,

Как ни одна из дам — клянусь душою, —

Досель собою украшавших Трою!"

От этих слов лишь во сто крат сильней

В Крессиде любопытство разыгралось,

И до смерти вдруг захотелось ей

Всю правду выспросить; но удержалась

И молвила, вздохнув: "Какая жалость,

Что мне нельзя всего узнать сейчас.

Ну что ж! я донимать не стану вас".

Затем пошли у них иные речи:

Рассказы и расспросы без помех,

Как у друзей случается при встрече,

О том, о сем, об этих и о тех,

А также пересуды, шутки, смех...

Крессида тут о Гекторе-герое

Спросила: всё ли здрав защитник Трои?

"Он в руку ранен был, но, говорят,

Поправился и бьется с новой силой.

Весьма отважен также младший брат:

Слыхали вы о подвигах Троила?

Уж вот кого природа наградила

И благородным сердцем, и умом,

И Гекторовой храбростью притом!"

— "Пошли Господь удачи им обоим!

Как рада я, что этот юный муж,

В сраженьях оказавшийся героем,

Умен и добродетелен к тому ж.

Подчас ведь у того, кто храбр и дюж,

Иных достоинств не найти в помине;

И тем они ценнее в царском сыне".

— "Точней не скажешь! — подхватил Пандар, —

Что молодой Троил, что Гектор верный,

Таких два сына — впрямь редчайший дар

Небес! Их добродетели безмерны,

Сердца у них чисты от всякой скверны,

И жизнью поручиться я готов:

Свет не видал подобных молодцов!

Взять Гектора: вот настоящий воин,

Источник доблести, отваги клад,

Вот подражанья кто во всем достоин —

Не зря о нем твердит и стар и млад.

Я ж повторю вам, что и младший брат,

То бишь Троил, и он — надежда Трои.

И впрямь друг друга стоят эти двое".

"Так, дядюшка! И я не раз о нем

Слыхала, о Троиле знаменитом:

Мне говорили, будто день за днем

На поле брани чудеса творит он,

А дома — щедр, учтив, благовоспитан;

И я лишь повторяю мненье тех,

К чьим похвалам прислушаться не грех".

— «Еще бы! — продолжал Пандар, — не дале

Как давеча, едва вступил он в бой —

Какого стрекача тут греки дали!

Как растревоженный пчелиный рой,

Летели прочь, лишь крик стоял и вой:

"Троил! Троил! Спасите! На подмогу!"

Вот это было зрелище, ей-богу!

Как ураган, понесся он вослед,

За грудой тел нагромождая груду;

Тут кровь рекой! спасенья грекам нет,

Троила меч их настигает всюду,

Храня от смерти нас... Я не забуду,

Как багровел в руке его клинок!

И то сказать, горячий был денек.

Притом, хотя Троил богат и знатен

И мог бы возгордиться без труда, —

Он прост, и не заносчив, и приятен,

С друзьями ласков, предан им всегда...

Но мне пора». — "Как, дядюшка! Куда?

Уходом огорчите вы Крессиду!

Неужто здесь вам нанесли обиду?

Останьтесь же! Упрямиться не след.

Ужели впрямь от женщин вы устали?

Но, право, мне так нужен ваш совет!

Мы многих дел давно не обсуждали".

И тотчас дамы отошли подале,

Чтоб дать Крессиде с дядюшкой вдвоем

Потолковать свободно обо всем.

Чуть позже, о доходах от именья

С племянницей закончив разговор

И разрешив иные затрудненья,

Он молвил: "Все же вдовий свой убор

Ты сбрось, и потанцуем! что за вздор —

В такой наряд нелепый облачиться,

Когда удача в дверь твою стучится!"

— "Ах правда, дядя! — вспомнила вдова, —

Вы речь вели о некой доброй вести".

— "Нет, не теперь! Тут надобно сперва

О времени подумать и о месте;

Мне не хотелось бы, сказать по чести,

Чтоб ты меня превратно поняла

Иль попусту встревожена была.

Ведь ты, дитя, клянусь Палладой мудрой,

И Зевсом, и владычицей моей —

Самой Кипридою прекраснокудрой —

Всех женщин мне дороже и милей!

Коль так, не допущу я, хоть убей,

Чтоб мой рассказ несвязный и неловкий

Ты слушала без должной подготовки"

— "Храни Господь вас, дядюшка! Люблю

Я также вас, поверьте, всей душою,

И ни за что ничем не прогневлю;

За дружбу же, которой я не стою,

Вам отплачу сколь можно добротою,

А ежели за мною есть вина,

Пред вами искуплю ее сполна.

Но заклинаю вас, во имя Бога,

Как друг и родич, сделайте мне честь:

Не говорите, дядюшка, так много

Туманных слов! Скажите все как есть,

Не бойтесь тем обиду мне нанесть".

— "Ну что ж! — вздохнул Пандар, ее целуя, —

Доверья твоего не обману я".

Тут он откашлялся. Крессида взор

Потупила на миг, залившись краской.

"Душа моя! Как ни сплетай узор

Сказитель, дабы нас потешить сказкой,

Все ж дело завершается развязкой.

У всякого рассказа есть конец,

И в нем — вся сила, он всему венец.

К чему петлять нам по кружным дорогам,

Подобно стародавнему певцу?

В конце — вся суть, и вот я правлю с богом

К достойному, прекрасному концу!"

Тут взор он обратил к ее лицу

И, выждав, молвил с нежностью немалой:

"Благословенно будь сие зерцало!"

А про себя подумал: "Чересчур

Настойчиво к ней приступать негоже:

Она из тех чувствительных натур,

Что перемен страшатся. Медлить тоже

Не след: огонь перегорит! Похоже,

Осталось мне такой измыслить ход,

Что, убедив, ее не отпугнет".

Так он стоял, в лицо Крессиде глядя,

Пока она, прервав его мечты,

Не молвила: "Что это с вами, дядя?

Иль незнакомы вам мои черты?"

— "Хочу я знать, удачлива ли ты;

Вот здесь, как будто, есть одна примета...

Что ж! Скоро мы увидим, так ли это.

Из нас любому, — продолжал Пандар, —

Счастливый случай выпадет порою.

Готовы ль мы принять нежданный дар —

Тогда он наш! Пройдем ли стороною

И прозеваем — знай: тому виною

Не злая доля иль несчастный день,

Но собственные наши дурь да лень.

Племянница! Твоя завидна участь,

Сама судьба тебе удачу шлет.

Прими ж ее, раздумьями не мучась!

Прими теперь, пока тебе везет:

Недаром же средь бедствий и невзгод

Дарована тебе такая милость,

Какая никому досель не снилась!

Уверуй же, что умысел мой благ,

Что всех даров мне честь твоя дороже,

И убедись, что я тебе не враг.

А коли ты разгневаешься все же

Иль усу мнишься вдруг во мне — добро же!

Тогда, клянусь, мы больше не друзья

И знаться впредь с тобой не стану я.

Но что такое? Ты белее мела!

Ну, полно, дрожь уйми и страх умерь,

Ведь мы уж подступаем к сути дела.

Ты, верно, удивишься; но поверь:

Во всем, что ни услышишь ты теперь,

Нет ровным счетом ничего дурного —

Иначе б я не вымолвил ни слова!"

— "О дядя! Я и так едва дышу,

От страха обезумела и вместе

От нетерпенья. Смилуйтесь, прошу,

И в рассужденья новые не лезьте.

Будь то дурные иль благие вести,

Я слышать их желаю сей же час!"

— "Так слушай же! вот весь тебе мой сказ:

Приамов сын, Троил высокородный,

Что славою столь ранней облечен

И доблестью, и мудростью природной, —

Любовью на погибель обречен:

Тобой, моя Кресида, бредит он!

Сведет ли эта страсть его в могилу —

Зависит от тебя: казни иль милуй.

Я все сказал. Но знай: коль ты убьешь

Царевича презрительным отказом,

Я жить не стану! Видишь этот нож?

Пронжу им горло, не моргнувши глазом!

(Тут слезы он утер.) Когда же разом

С Троилом ты покончишь и со мной —

Пойдет ли впрок улов тебе двойной?

О принц! мой добрый господин, с которым

Я дружбой связан! жизнь ему вернуть

Одним ты можешь милостивым взором.

Увы! собой не дорожа ничуть,

В бою он смерти подставляет грудь,

Он гибнет на глазах... Творец небесный,

Зачем ее ты создал столь прелестной!

Племянница! коль от руки врага

Падет надежда наша и опора,

Коль жизнь его не больше дорога

Тебе, чем жизнь какого-нибудь вора, —

Подобного злодейства и позора

Ты не искупишь красотой своей!

Запомни это и уразумей.

Проклятие каменьям самородным,

Коль сила им благая не дана,

Растеньям пышноцветным, но бесплодным,

И прелести, что сердца лишена!

Красой с рожденья ты облечена,

Но есть ли милосердья в ней крупица?

Коль нет — тебе не стоило родиться!

Ты мнишь, быть может, что расставил сеть

Пандар тебе, что сделался он сводней?

Нет! Коли лгу, согласен я висеть

С тобой и принцем вместе хоть сегодня

На городской стене и страх Господний

Вселять в зевак! Нет, вовсе ни к чему

Мне пособлять бесчестью твоему.

Поспешных клятв, излишних ли стараний

Не надобно; прошу лишь об одном:

Чтоб с большей ты приязнию, чем ране,

Его встречала — взглядом ли, кивком,

Улыбкой привечала, — так спасем

С тобою мы от гибели Троила

(Что на уме лишь у меня и было).

Суди сама: чего страшиться тут?

Иль, скажешь ты, пойдет худая слава,

Коль дом твой посетит он? Что почтут

Сношенья ваши странными? Но право,

Любой, кто рассуждать способен здраво,

Усмотрит в том извечное сродство

Высоких душ — и боле ничего.

Не скажут ведь, что некто, в храм идущий,

Замыслил осквернение святынь?

Напротив, почитать лишь станут пуще

Его за богомольность... Страх отринь

Племянница! К тому же, как ни кинь,

Троил к тебе наведываться будет

Столь редко, что никто и не осудит.

Подобная же дружба, говорят,

В ходу теперь у многих; почему же

Тебе не обновить такой наряд,

Как у других? Ведь ты ничем не хуже.

Смягчись, молю тебя! Довольно стужи!

Свой строгий нрав для принца подсласти,

Коль ты не хочешь в гроб его свести".

Меж тем Крессида, выведать желая,

Куда он клонит и к чему ведет,

Спросила: "Чем бы, дядюшка, могла я

Помочь ему? Что сделать мне вперед?"

— «Всего бы лучше, — оживился тот, —

Когда б ответить ты ему сумела

Любовью на любовь: вот это дело!

Подумай: всякий час, и день, и год

Из нас уходит младости частица;

Когда же время до конца пожрет

Красу твою — кто на тебя польстится?

Люби ж его! Недаром говорится:

С гордыней распрощалась красота,

Когда сама была уже не та!

Там царский шут красотке слишком гордой

"Мадам! — при встрече крикнуть норовит, —

Дай Бог вам оставаться столь же твердой,

Покуда возле глаз не наследит

Ворона лапкой: то-то славный вид!

Правдивых вам зеркал!" — и вслед хохочет...

Ужель тебе судьба такое прочит?»

И он умолк. Но тут Крессида вдруг

Вскричала со слезами: "На кого же

Надеяться могу, коль старый друг

И кровный родич мой, великий Боже! —

Что должен бы меня возможно строже

От пагубной любви предостеречь,

В защиту оной сам же держит речь!

О дядюшка! какой же суд обидный

Вы, верно, учинили б надо мной,

Случись мне страстью воспылать постыдной!

Будь сам Троил иль Гектор удалой,

Ахилл свирепый или кто иной

Ее причиной — адские мытарства

Сулили б вы Крессиде... О, коварство!

О, горе мне! Так это вся и есть

Та самая нежданная отрада?

Та самая неслыханная честь,

О коей вы твердили? Та награда,

Что мне уготовлялась? О Паллада,

Владычица, будь мне защитой впредь!

Не дай от огорченья умереть!"

И с уст ее сорвался вздох укора.

"Ну что ж! — Пандар воскликнул, — коли так,

Прощай: теперь мы свидимся не скоро.

Ты мне не веришь; для тебя пустяк —

Две жизни наших... Старый я дурак!

И поделом же мне, да жаль Троила,

Он молод — хоть его бы пощадила!

О грозный Марс! О Фурии в аду!

В свидетели вас призываю ныне:

Пусть, коли лгу, я с места не сойду!

Нет у меня и не было в помине

Худого на уме; о царском сыне

Я пекся — что ж! Обоим суждена

Погибель, и Крессиды в том вина.

Но будь по-твоему! Клянусь Нептуном,

Я не возьму отныне хлеба в рот,

Пока сойти вослед за принцем юным

В могилу не настанет мой черед

И кровь из сердца вся не истечет!"

Сказавши так, уйти хотел он было,

Она же за полу его схватила.

Своей угрозой сей достойный муж

Бедняжку в дрожь вогнал, да и не диво:

С рожденья робкая, она к тому ж

Почуяла, что речь его правдива

И, сверх того, не столь уж нечестива,

Как мнилось ей; отказом же — Бог весть

Какой урон тут можно произвесть!

"С любовью шутки плохи; в ней — причины

(Подумала Крессида) многих бед.

Известно, сколь неистовы мужчины,

В делах подобных с ними сладу нет!

А ну как он исполнит свой обет

Здесь, в доме, давши повод к новым толкам?

Нет! надобно за дело взяться с толком!"

При этих рассужденьях у вдовы

Три вздоха кряду вырвалось в досаде:

"И честь моя на волоске, увы,

Теперь висит, и жизнь родного дяди, —

Вот горе-то! Но милосердья ради

И с Божьей помощью, когда смогу,

Той не лишусь и эту сберегу".

И к дядюшке оборотилась снова:

"Утратить вас мне было б тяжело,

И принца я приободрить готова,

Чтоб худшее из двух не выбрать зло;

Лишь ободрить — у нас о том ведь шло,

Не так ли?" — "Так!" — "Что ж, приложу старанья

И все исполню, хоть и без желанья.

Надеждой понапрасну не дразня —

Ведь не могу любить я против воли! —

Все ж, начиная с нынешнего дня,

Я стану привечать его, доколе

Приличья дозволяют (но не боле).

Хоть прежний страх и отпустил меня,

Но не бывает дыма без огня.

Но стоит лишь зайти вам (уж поверьте!)

Чуть дальше, чем меж нами решено, —

Впредь никакой угрозой вашей смерти

Меня не устрашить! Мне все равно,

Хотя б весь мир был с вами заодно:

Никто меня к уступкам не принудит!"

— "Идет! — сказал Пандар, — так все и будет.

Да точно ли сама ты соблюдать

Наш уговор теперешний готова?

И не придется ли тебя опять

Мне урезонивать?" — "Даю вам слово,

Что нет". — "И в-третьих, не пойдешь ли снова

Ты на попятный?" — "Говорю вам, нет!

Какой еще здесь надобен ответ?"

Тут перешли они к другим предметам;

Крессида же, наскучив болтовней,

Спросила вновь: "От принца ли об этом

Вы сведали? Иль, может, стороной?

И посвящен ли в тайну кто иной?"

— "Никто". — "Но я бы все же знать хотела

Подробности: так надобно для дела!"

— "Ну что ж, — Пандар ответил со смешком, —

Не помню уж, во вторник или в среду,

Мы у дворца, в саду над родником,

Прогуливались и вели беседу

О том, как одержать скорей победу

Над греками: мы обсуждали план

Набега дерзкого на вражий стан.

Разгорячась от этих рассуждений,

Затеяли мы бегать взад-вперед

И копья в цель метать. От упражнений

Устав, мой друг сказал мне, что уснет,

И лег в траву; а сам я без забот

Вокруг похаживал неторопливо...

Вот слышу — стонет он! да как тоскливо!

И вдруг заговорил. Тогда молчком

Поближе подобрался я. И что же?

О чем-то, слышу, молит он, ничком

Простершись на своем зеленом ложе:

"Прости, — кричит, — Амур, прости, о боже,

Грешил я богохульством и хвальбой,

Но mea culpal! Каюсь пред тобой!

Всесильный боже, не в твоей ли власти

Всех тварей жизнь и смерть? Молю тебя,

Пошли во искупленье мне напасти

Любые; ведь караешь ты любя!

И о душе раскаянной скорбя,

Не отторгай Троила, господине!

К твоим стопам я припадаю ныне.

Я гибну, боже! Встретить довелось

Мне ту, что в чёрное всегда одета,

И взор ее пронзил меня насквозь,

Да так, что я от мук не взвидел света!

Не смею никому о ране этой

Поведать я, и оттого все злей

Под пеплом жар невидимых углей".

И тут в траву уткнулся он со стоном.

Но я, не разобрав последних слов,

Убрался прочь: пусть думает, что сонным

Его застану, выйдя из кустов.

И воротился с криком: "Ты готов

Весь день проспать! Видать, и в самом деле

Ты мук любовных не вкусил доселе,

Не то прощай навеки крепкий сон!"

А он-то, сам изъеденный кручиной,

Мне отвечает: "Коли ты влюблен,

Так и страдай, несчастный дурачина,

Меня ж уволь!" — да с этакою миной,

Ни дать ни взять, как перед тем всю ночь

Он проплясал и отдохнуть не прочь.

И с тем его оставил я в покое.

Но вот — не помню уж, какой пустяк

Привел меня на днях в его покои;

Там, лежа на постели, он, бедняк,

Уж так стенал и убивался так,

Что диву я дался, и мудрено ли?

Но тотчас он умолк — ни слова боле!

Я заглянул в лицо ему — и что ж?

Он плакал! вот ей-богу, слезы градом!

Тут на меня и то напала дрожь;

Как ни старался я, усевшись рядом,

Участливою речью, шуткой, взглядом

В нем дух поднять — все тщетно. Видит Бог,

Я чуть не плакал сам: так был он плох!

82 И как же я усердствовал, в надежде

Прознать, по ком он страждет! Битый час

Просил, молил, стращать пытался, прежде,

Чем тайну сведал! Клялся сотни раз,

Что буду нем! Но весь его рассказ

Не передать мне, полный мук и жалоб:

Меня, признаться, это доконало б.

И только чтоб его спасти, поверь,

Единственно чтоб жизнь его продлилась,

К тебе я обратился; и теперь,

Когда душа моя тебе открылась, —

Будь с ним добрей! яви нам эту милость,

О гибнущем царевиче скорбя

И без ущерба для самой себя.

И то сказать, судьба к тебе щедра ведь —

Улов ты редкий тянешь из глубин!

Дай Бог тебе ума, чтобы оправить

Красы твоей сверкающий рубин, —

И дело сладится! Мой господин

И ты, племянница, — душой и телом

Вы созданы, чтоб стать единым целым".

— "Э, дядюшка, полегче! не об том

Шла речь у нас!" — воскликнула вдовица.

— "Ах, разрази меня Зевесов гром,

Ведь надо ж было так оговориться!

Ну полно, полно, грех тебе сердиться

На дядю: все же кровь у нас одна!"

— "Я вас прощаю", — молвила она.

И с тем Пандар откланялся учтиво

И с легким сердцем поспешил домой.

Вдова же удалилась торопливо

В уединенный, скромный свой покой:

Остаться не терпелось ей одной

И перебрать в уме подробно снова

Весь разговор, от слова и до слова.

И поначалу положенье дел

Ей странным представлялось и опасным,

Но вскоре страх ее поослабел

И вовсе показался ей напрасным:

Допустим, некий муж в безумье страстном

Пленится некой дамой — что с того?

Ведь не прикажут ей любить его! —

Так размышляла мудрая Крессида.

Вдруг с улицы донесся громкий крик:

"Хвала Троилу! Славьте Приамида!

Две сотни греков нынче он настиг!"

И слуги заметались в тот же миг:

"Сюда, скорее! Окна отворите!

Он мимо нас поедет! Вон, смотрите!

Он от ворот Дардановых сюда

С отрядом повернул!" И в самом деле,

Тут всадников явилась череда,

Но все лишь на царевича глядели.

В тот день ему, как никогда доселе,

В бою везло, да и немудрено:

Что суждено судьбой, то суждено.

Нетряским шагом, окруженный свитой,

На окровавленном гнедом коне

Он ехал с головою непокрытой,

Однако в полной боевой броне.

И в этот миг, ручаюсь, он вполне

Сравниться мог бы воинскою статью

С Аресом, что повелевает ратью.

Казалось, что для бранного труда

Он предназначен, что ему по силам

Любая битва: так была тверда

Рука его, таким бесстрашным пылом

Лицо горело, так легко носил он

Свои доспехи, так собой пригож

И молод был, — что глаз не оторвешь!

Шлем, на ремне висевший за плечами,

Со всех сторон продавлен и пробит

Был палицами греков и мечами,

И стрелы, смертоносные на вид,

Застряли в коже, покрывавшей щит.

"Хвала Троилу! Слава Приамиду! —

Кричал народ, — он нас не даст в обиду!"

И слыша эти возгласы, Троил

Зарделся вдруг, охваченный смущеньем,

И очи долу скромно опустил.

Крессида же за этим превращеньем

С невольным наблюдала восхищеньем.

"Что за напасть! — подумала она, —

Уж я не зельем ли опоена?"

И на черты его в смятенье глядя,

Промолвила: "Вот, несомненно, тот,

О ком лишь давеча твердил мне дядя,

Что без моих он милостей умрет!"

И покрасневши густо в свой черед,

В окне пригнулась, пропуская мимо

Царевича с толпой неутомимой.

И далее пошло у ней все то ж

В уме ворочаться без перерыва:

Как он отважен, как собой хорош,

И родовит, и одарен на диво,

Как всеми он любим... Но особливо

Ей льстило, что такой достойный муж

В нее влюблен, и до смерти к тому ж!

Завистник, переполненный досадой,

Спросил бы тут: "Как это может быть?

Ужель Крессида с первого же взгляда

Троила умудрилась полюбить?

Откуда, дескать, этакая прыть?"

На то скажу я, не смутясь нимало,

Что у всего на свете есть начало.

Не думайте, что принца увидав,

Она влюбилась, будто по заказу,

Хотя геройский вид и стойкий нрав

Ее к нему расположили сразу;

Но кто прилежно следует рассказу,

Тот знает, что любовь ее не вдруг

Ему далась, но после долгих мук.

К тому же не забудьте о Венере,

Потворщице влюбленных бедолаг:

В тот день она в своей небесной сфере

Царевичу являла добрый знак.

Планета же сия отнюдь не враг

Была ему от самого рожденья,

И в том я вижу волю Провиденья.

Теперь, однако, принца мы в пути

Оставим и вернемся с полдороги

К Крессиде, что сидела взаперти

И размышляла в страхе и тревоге,

Что делать, и откуда ждать подмоги,

Коль дядюшка к ней явится опять

О прежнем уговоре поминать.

И Бог мой! что за спор она горячий

Сама с собой без устали вела!

Сказать ли этак? Сделать ли иначе?

Что выбрать ей? Как остеречься зла?

И жар ее томил, и дрожь брала...

Вот мысли эти: изложу их кратко,

Как автор мой, не изменив порядка.

Младую стать его и царский род

Припомнила она — и без боязни

Себе сказала: "Что ж, коль речь идет

Не о любви, не о дурном соблазне,

Лишь о взаимной дружеской приязни,

Что исцеленье, может быть, обресть

Ему поможет, — это ли не честь?

Притом, он сын могучего Приама,

О чем никак не должно забывать:

Начну ль дичиться чересчур упрямо —

Принц может и прогневаться, как знать?

Тогда и вправду мне несдобровать.

Что за нужда по собственной охоте

В опалу лезть, коль можно жить в почете!

Во всем потребна мера. Пьянство — грех,

Для многих ненавистный. Но при этом

Нельзя же требовать, чтобы для всех

Хмельное оказалось под запретом.

К тому же, став причиной и предметом

Царевичевых мук, могу ли впредь

Я на беднягу свысока смотреть?

Ведь он, я знаю, ничего худого

Не замышляет! Он учтив, умен,

И не хвастун, ручаться в том готова;

А вздумай мной перед друзьями он

Похвастать — нужен повод и резон,

Моей же благосклонности на это

Не станет: я не преступлю обета.

Допустим даже, люди как-нибудь

Прознают о любви ко мне Троила.

Зазорно ль это для меня? Ничуть!

Ведь я его об этом не просила.

С иными дамами такое было

Не раз; в иных и нынче влюблены,

И в том никто не видит их вины.

Он мог бы выбрать из троянок знатных

Ту, что достойней всех и всех милей:

Ведь кроме Гектора в свершеньях ратных

По доблести и стати, ей-же-ей,

Нет равного ему среди мужей.

И все ж меня он предпочел всем прочим.

О, сколь судьба причудлива! А впрочем...

Что выбрал он меня — немудрено!

Самой себе признаюсь без обмана:

Хоть это вслух и вымолвить грешно,

Я вправду многих краше. Нет изъяна

Во мне: так все твердят. И разве странно,

Что изо всех троянских жен Троил

На мне с отрадой взор остановил?

Себе хозяйка я, живу в достатке,

Имею пропитанье и досуг,

Подобно вольной молодой лошадке,

Расседланной и пущенной на луг.

И никакой заносчивый супруг

Из ревности, иль опьянившись властью,

Мне шах и мат уж не объявит, к счастью.

Но как мне быть? На что употребить

Мою свободу? Жить монашкой чинной?

Не столь я набожна! А полюбить

Достойного такого господина

Любовью добродетельной, невинной,

Какая нам обоим не во вред, —

И в самом деле, отчего бы нет?"

Так мысли у вдовы текли в согласье;

Но тут внезапно, словно бы назло, —

Как мартовская туча в одночасье

Находит на небесное чело, —

Незваной хмарью вмиг заволокло

Ее безоблачные рассужденья,

И задрожала бедная в смятенье!

Ужасною догадкой сражена,

"Любить? — она вскричала, — как! ужели

Моя мне воля больше не нужна?

Рабою стать? Да я в своем уме ли?

Не все ль, кто этой немочью болели,

Утратили свободу и покой,

Вкусив отрады пополам с тоской?

Любовь уж по самой своей природе

Полна тревог: у ней и в ясный день

Хоть облачко да есть на небосводе —

Размолвка, ссора, подозренья тень —

Не все ль равно? Нам, женщинам, не лень

Без передышки горю предаваться:

Над ним рыдать и им же упиваться.

А сколько мук от злых нам языков!

А ветреность мужская сколь обидна:

Свой пыл едва насытив, уж готов

За новой жертвой ринуться бесстыдно

Любовник нежный... Впрочем, незавидна

Их участь, так примета говорит:

Кто скоро вспыхнет — скоро и сгорит.

Немало женщин оным же обманом

Загублено: уж это ль не беда?

Зачем любовь подобная нужна нам?

Отколь она берется и куда

Уходит, не оставив и следа?

Кто ведает? Бесплотна и незрима,

Любовь — ничто, в ничто и обратима.

А злоречивцы? Если б я любить

Отважилась — о милосердный боже,

Чтоб улестить их и угомонить,

Мне вылезти пришлось бы вон из кожи!

Пусть о невинной дружбе речь, но все же

У сплетен да у слухов свой закон:

Как переспоришь колокольный звон?"

Но прояснилось вдруг от мысли новой

Чело Крессиды, — и сказала так:

"Ни доброго пути и ни дурного

Не распознать, не сделав первый шаг!"

Но тут опять закрался в душу мрак,

И вновь надежда... Бедная вдовица,

Вконец устав, решила порезвиться.

И в сад она спустилась поскорей,

Спеша предаться играм и беседам.

Три девы, родственницы, вместе с ней

Прогуливались там перед обедом:

Флексиппа, Тарба, Антигона. Следом

Прислужниц верных гомонящий рой

Кружил за ними в зелени густой.

Цветущий сад был обнесен забором,

Беседки и скамьи встречались там,

Песок желтел на тропках, по которым

Вдова ступала в окруженье дам.

Вдруг песня зазвучала в лад шагам:

То нежный гимн во славу Купидона

Прекрасная запела Антигона.

"О бог любви, хвалу тебе пою,

Тебе клянусь я век служить отныне,

За милость многощедрую твою

Тебя, ликуя, славлю, господине!

Освящена твоею благостыней,

Отрадна жизнь моя, как никогда:

Забыта скорбь и не страшна беда.

О стреловержец! ты своею властью

В любви меня столь чудно одарил,

Что своему с трудом я верю счастью:

Мне сердцем предан тот, кто сердцу мил,

И не мрачится сей чистейший пыл

Ни тенью ревности или раздора,

Ни каплей лжи, ни пятнышком укора.

Умом и статью сущий Аполлон,

Тревог и бед отважный сокрушитель,

Столп верности, зерцало чести — он,

В премудростях любовных наставитель;

Воистину, душа его — обитель

Всех добродетелей! и наконец,

Он мой, да сохранит его Творец.

Полны услады дни мои. Кого же

Восславить мне и возблагодарить,

Как не тебя, о милостивый боже?

Теперь я знаю: надобно любить,

Дабы в душе всю скверну истребить.

Живя в любви, обрящешь совершенство,

И праведность, и вечное блаженство.

А кто любовь бесстыдством прозовет,

Кто скажет, что влюбленный, мол, подобен

Злосчастному рабу, — уж верно, тот

Завистлив или глуп, иль просто злобен

И полюбить всем сердцем неспособен:

Кому твой лук любви вкусить не даст,

Тот прежде всех ее хулить горазд!

Ужель потухнет солнце оттого лишь,

Что немощным очам любезней мгла?

Так и любовь хулой не приневолишь

Затмить свой блеск! Добру страшиться зла

Не должно; кто же сделан из стекла,

Тому пускай достанет разуменья

При драке не хвататься за каменья.

Что до меня, я повторяю вновь:

Я всеми силами души и тела

Люблю, любима, и свою любовь

К избраннику, что предан мне всецело,

Я сохраню до смертного предела.

Сперва в любви я видела врага,

Теперь навек она мне дорога!"

И смолкла песнь. Крессида же с волненьем

Спросила, на певунью поглядев:

"Трудился кто над этим сочиненьем —

Стихи слагал и подбирал напев?"

— "Одна из самых знатных наших дев.

Она богата, хороша собою

И всячески обласкана судьбою".

"Что ж, это видно, — молвила вдова

Со вздохом Антигоне белокурой, —

А что, любовь и вправду такова?

Не много ль эта пылкая натура

Нахваливает милости Амура?"

— "Да, такова! Нет, лучше во сто крат:

И не исчислить всех ее отрад.

Зато изведать может их не каждый:

Что на людишек вздорных и пустых

Находит неким зудом или жаждой —

То не любовь! Она не для таких.

Светло ль в раю — пытайте у святых,

Поскольку им видней; а много ль смрада

В аду — про то спросить у бесов надо".

На речи Антигоны лишь одно

Вдова сказала: "Гляньте, как стемнело!"

Но все, что было произнесено,

Душою накрепко запечатлела.

Страх отступил, и, довершая дело,

Теперь любви незримая стрела

К ней в сердце погружаться начала.

Краса и гордость полдня, тьмы гонитель,

Небесный зрак (так Солнце я зову)

Спускался к западу, в свою обитель;

Уж светлые предметы в синеву

Окутались, и звезды сквозь листву

Забрезжили на тверди, мглой покрытой,

И в дом ушла вдова со всею свитой.

Когда ж, последних проводив гостей,

Сославшись на зевоту и усталость,

В опочивальне сумрачной своей,

Служанками раздета, вновь осталась

Она одна и тихо замечталась, —

Все то же ей на ум пришло опять;

Но нет нужды нам это повторять.

На ветви кедра за окошком спальной

Уселся соловей и песнь свою

Завел, незрим, в лучах луны печальной —

Должно быть, о любви; и соловью

Она внимала, звонкую струю

Ловя с отрадою в безмолвье ночи,

Покуда в дреме не смежила очи.

И вот ей снится: прилетел орел,

Крыла над нею белые раскинул

И грудь ее когтями распорол,

Оттуда сердце бьющееся вынул,

Свое вложил ей сердце в грудь — и сгинул.

Обмен же сей не причинил ей мук

И не поверг сновидицу в испуг.

Теперь оставим спящую Крессиду

И в царский воротимся мы дворец,

К уставшему в сраженьях Приамиду.

Он ждет вестей: отряжен уж гонец,

За ним другой и третий; наконец,

Пандар сыскался — и посланцев трое

Ведут его к царевичу в покои.

Пандар вбежал — и тотчас за свое:

Ни дня прожить не мог он без потехи.

"Что, — говорит, — все вздохи да нытье?

От греков ли досталось на орехи?

Слыхал я нынче про твои успехи.

Да ты вспотел! Ты весь горишь опять!

А ну, давай-ка ужинать да спать".

— "Как хочешь", — отвечал Троил, и сели

Они за ужин, отославши слуг;

Когда же оба улеглись в постели

И не осталось ни души вокруг,

Принц, изнемогший от любовных мук,

Спросил, дрожа: "Ну, что? Какие вести?

Плясать иль плакать мне, скажи по чести!"

На то Пандар ему: "Дай мне уснуть!

И сам спокойно спи: я сладил дело.

Пляши ты, плачь иль пой — не в этом суть,

Но знай: нужду твою уразумела

Племянница моя; ты можешь смело

Идти на приступ, лишь не оплошай —

И в срок обильный снимешь урожай.

Чтоб для тебя снискать вдовицы милость,

Уж так радел я, что вконец ослаб!

Насилу нынче утром согласилась

Она на дружбу нежную хотя б;

У пса твоей тоски одну из лап

Я перебил!" И он поведал дале,

О чем и как с Крессидой толковали.

Цветы, что клонят головы к земле

От пагубного холода ночного,

При первом, робком солнечном тепле

Глядь — уж раскрылись и воспряли снова;

Так ожил от известья дорогого

Троил, и очи к небу он возвел;

"Благословен, Венера, твой престол!"

Затем простер к Пандару обе длани:

"Друг! Я в долгу навечно пред тобой.

Раздавлен и растерзан был я ране —

И снова цел! Клянусь, никто иной,

Хотя б он дал мне власть над сотней Трои,

Не одарил бы столь же полновесной

Отрадою, от коей сердцу тесно!

Но что же дальше? Скоро ли опять

Ты к ней отправишься? И скоро ль с нею

Мы свидимся? И как я скоротать

До встречи дни столь долгие сумею?

Ты скажешь: потерпи! Но кто, за шею

Подвешен, смерть зовет как благодать —

Тому под силу ль терпеливо ждать?"

"Полегче, ради Марса! Что за страсти? —

Вскричал Пандар, — с рассветом, ей-же-ей,

Пущусь я хлопотать по той же части,

И это так же верно, дуралей,

Как то, что я по милости твоей

Еще не сплю! Коль ты не в меру пылок,

Ищи слугу другого для посылок.

Тебе служил я не жалея сил,

Бог видит, прилагал и ум, и рвенье,

И днесь о чем бы ты ни попросил —

Я все готов свершить без промедленья.

Но коль на собственное разуменье

Решил ты полагаться, то смотри:

Впросак попав, себя лишь и кори.

Вестимо, ты стократ мудрей Пандара,

И все же, будь на месте я твоем,

Не тратя даром времени и жара,

Я к милой обратился бы с письмом:

Как я люблю, молю, горю огнем,

Не ем, не сплю, не ведаю покою...

Ну ж, приступай! Да собственной рукою!

С твоим посланьем, чуть забрезжит день,

Вдову в ее жилище одиноком

Я навещу; ты между тем надень

Доспехи, и как будто ненароком

На жеребце лихом и крутобоком

Проскачешь мимо дома, где она

Сидеть со мною будет у окна.

Ты, проезжая, можешь поклониться

И мне кивнуть, но как бы невзначай.

Смотри не вздумай вдруг остановиться:

Ты этим все испортишь, так и знай!

Вперед невозмутимо поезжай.

Как запылают уши — тут и ведай,

Что о тебе мы заняты беседой.

Что до письма — дай Бог тебе ума

Не написать умно и многосложно.

О завитках, о красоте письма

Сверх меры не заботься; капнуть можно

На литеры слезой неосторожной;

Сыскав же понежней два-три словца,

Их повторять не стоит без конца.

Когда певец на арфе сладкозвонной,

Персты размяв и ногти заострив,

Одну струну терзает исступленно,

Все время выводя один мотив, —

Пусть он весьма искусен и ретив,

Но песня на гостей нагонит скуку

И наслажденье обратится в муку.

Слов неуместных лучше избегать:

К примеру, не вдаваться в описанья

Телесных немощей, и сопрягать

Манеру и предмет повествованья:

Где видано, чтоб тулово баранье

Венчалось обезьяньею башкой?

Лишь разве на картинке шутовской!"

Троил, советы выслушав с почтеньем,

В ответ воскликнул, робостью объят:

"А что как я неловким выраженьем

Ей нанесу обиду? Милый брат,

Что, ежели она письмо назад

Нечитанным отправит, негодуя?

Уж верно, горя не переживу я!"

— "Ну что ж, — Пандар ответил, — выбор прост:

Иль ты моим последуешь советам

И я, клянусь Творцом небесных звезд,

С ее собственноручным же ответом

Вернусь назад; иль позабудь об этом.

И поделом же дурню, что не прочь

Насильно в рай строптивца приволочь!"

— "Нет-нет! — вскричал царевич, — коли хочешь,

Я напишу, не мешкая ничуть!

И да свершится все, как ты пророчишь.

Великий Боже, облегчи мой путь,

И ты, Афина, мне подмогой будь,

Что придаешь ума своим вассалам!"

И взял перо, и вот что написал он.

Она, мол, госпожа его судьбы,

Вся жизнь его, блаженство и мученье,

Бальзам на раны и предмет алчбы, —

Короче говоря, все те реченья

Извлек на свет он, одолев смущенье,

Что у влюбленных издавна в ходу;

Однако здесь я их не приведу.

Отсюда к извиненьям перешел он:

Он, дескать, нипочем бы не посмел

К ней написать; но, смертной муки полон,

Невольно дерзок сделался и смел.

Затем он клял несчастный свой удел,

Просил пощады, отрицал свои же

Достоинства — и лгал притом бесстыже.

И слог-то у него отменно плох,

И с непривычки робость одолела, —

Нет, он ее не стоит, видит Бог! —

И вновь о страсти, коей нет предела,

О том, как будет предан он всецело

Избраннице своей... Затем Троил

Вновь перечел посланье и сложил.

И перстень с темно-алым самоцветом

Обильными слезами окропив,

Печать свою на воске разогретом

Оттиснул, и лобзаньями покрыв

Письмо, воскликнул: "О, сколь ты счастлив,

Листок бездушный! Ты предстанешь ныне

Пред очи благодетельной богини".

Лишь только первый луч рассеял тьму,

К вдове примчал Пандар, не медля доле,

И, по обыкновенью своему

Начавши с шуток, молвил: "Не грешно ли

Так долго спать? Я от сердечной боли,

Что сладкой горечью мне полнит грудь,

И вовсе в мае не могу заснуть!"

Едва завидев дядюшку, Крессида

В тревоге и надежде замерла:

С чем он пришел? Но, не подавши вида,

С улыбкою спросила: "Как дела?

Что за нужда чуть свет вас подняла

И что за горечь? Вы, служа Амуру,

Какую нынче пляшете фигуру?"

"Плетусь в хвосте и прыгаю не в лад".

Вдова расхохоталась, и заметим,

Что от души. Пандар ей: "Век бы рад

Тебя смешить, но шел я не за этим.

К нам давеча от греков, чтоб сгореть им,

Лазутчик прибыл; хочешь ли скорей

Доведаться до свежих новостей?

Так выйдем в сад! Что знаю, без утайки

Тебе перескажу я сей же час".

И вот, с поклоном руку дав хозяйке,

Подальше от чужих ушей и глаз

Увел ее Пандар. На этот раз

Он слов не тратил даром: взор лишь кинул

По сторонам — и вмиг посланье вынул.

"Узри, племянница: тот славный муж,

Которого судьба в твоей лишь власти,

К тебе писать решился, и к тому ж

Смиренно молит о твоем участье!

Избавь же ты беднягу от напасти:

Письмо прочти, обдумай и ответь.

Не дай в мученьях принцу умереть!"

Но отшатнулась в ужасе вдовица

И, не касаясь до письма рукой,

Вскричала: "Впредь не вздумайте явиться

Вы в дом ко мне с запискою такой!

Иль прихоть друга и его покой

Вам более внушают уваженья,

Чем родственницы вдовье положенье?

Вы сами, дядя, дайте мне совет —

Но только рассудите беспристрастно:

Должна ли я теперь себе во вред,

Письмо принять, хоть это и опасно

И мне грозит бесчестьем? Дело ясно,

И выход есть: письмо снести назад,

Не пощадив того, кто виноват".

На это, рот раскрыв от изумленья,

Вскричал Пандар: "Кто здесь сошел с ума?

Да я бы даже ради вызволенья

Всей Трои — не понес тебе письма

Зловредного! Зачем, суди сама,

Тебе ль, ему ли стал бы зло чинить я?

И что за грех в обычном челобитье?

Вот все вы так! Кто вас боготворит,

Кому дороже вы зеницы ока —

Тот и не нужен. До его обид

Вам дела нет, хоть гибни он до срока! —

Тут обнял он вдову. — Не будь жестока,

Ведь мы друзья! оставь ты эту блажь! —

И ей посланье сунул за корсаж.

Теперь достань его, порви на части:

Сюда идут — вот зрелище для слуг!"

Она ж промолвила: "Все в нашей власти;

Порву поздней. — И усмехнулась вдруг. —

Ответ писать мне, право, недосуг.

Ответьте сами, проявив сноровку".

— "Изволь, но только под твою диктовку".

Крессида рассмеялась: "Не пора ль

Обедать нам?" Пандар же над собою

Вновь принялся шутить: "Моя печаль

Сердечная столь велика — не скрою,

Обедать я отвык! Всему виною

Любовь..." И долго вздор он разный нес

И с нею вместе хохотал до слез.

Как только в дом вошли они, вдовица

Распорядилась подавать обед,

Сама ж отправилась принарядиться,

Прислужницам велев идти вослед;

И тут, извлекши наконец на свет

Посланье истомленного Троила,

Прочесть его минутку улучила.

Исследовав подробно суть и слог,

Нашла их превосходными, и к дяде

Сошла, письмо прибравши под замок.

Пандар стоял в гостиной. Шутки ради

К нему племянница подкралась сзади

И крикнула, за плащ его держа:

Вновь посмеявшись и умывши руки,

Они обедать стали, а потом

Пандар лукавый, словно бы от скуки

Подсев к окну, спросил: "Чей это дом

Вон там, напротив, с эдаким крыльцом?"

— "Который, дядюшка?" — "Да вон, взгляни же!"

И к дяде подошла она поближе.

О доме, о соседях тут они

Заговорили, у окошка сидя;

Когда ж остались наконец одни,

Тихонько молвил дядюшка Крессиде:

"Скажи, коль на меня ты не в обиде,

Что пишет он? И пишет каково?

Ведь я о том не знаю ничего!"

Тут закраснелась вдовушка в смущенье

И, помолчав, шепнула наконец:

"Да, пишет он изрядно..." На колени

Пред ней проворный кинулся гонец:

"Ответь ему, о сердце из сердец!

И дай печать мне приложить к ответу:

Из всех наград я выбираю эту".

— "Что ж, написать недолго — но о чем?"

— "Помилуй Боже, да о чем угодно!

Скажи, к примеру, что его письмом

Ты польщена, — и выйдет превосходно;

Что благодарна ты... Пиши свободно,

Сгодятся тут любые пустяки —

Лишь он бы исцелился от тоски!"

— "Господь мне да поможет в этом деле! —

Вставая с места, молвила вдова, —

Ведь писем не писала я доселе

Ни разу!" Он волненья чуть жива,

К себе она взошла — и там, сперва

Собравшись с духом, с мыслями и с силой,

Ответное посланье сочинила.

Она, мол — излагаю только суть —

Его вниманьем тронута, но дабы

Надежд он ложных не питал отнюдь,

Не скроет, что любить его могла бы

Лишь как сестра; когда сей отклик слабый

Способен облегчить его печать —

Тем лучше. Если ж нет, ей очень жаль.

Сложив письмо, она без понужденья

Вернулась к дядюшке, и пред окном

Усевшись вновь на яшмовом сиденье

Поверх подушки с золотым шитьем,

Вздохнула: "Что за труд, клянусь Творцом —

Писанье писем! Истинно доселе

Работы не знавала я тяжеле!"

— "Вот славно — взяв письмо, сказал Пандар, —

За здравье кончится, что начиналось

За упокой. Как наивысший дар,

Увидишь ты, он примет эту малость:

Дороже нам, что дорого досталось;

Так из души изгладить нелегко,

Что в ней напечатлелось глубоко.

Твоя душа, однако, слишком долго

Резцу не поддавалась. Нынче срок,

Ничуть при том не нарушая долга,

Отрады поднести ему глоток:

Бунтует раб, когда тиран жесток,

И в сердце презираемом гнездится

Ответного презрения частица".

Лишь эти он слова договорил —

Из-за угла явилась кавалькада:

Десяток всадников, средь них Троил —

Он ехал шагом во главе отряда;

Им во дворец, как видно, было надо.

"Эге! — сказал Пандар, прищурив глаз, —

Взгляни-ка, кто там едет мимо нас!

Постой, куда ты? Было б неучтиво

Бежать, когда тебя заметил он!"

Крессида взор потупила стыдливо

В ответ на принца трепетный поклон

И вспыхнула как розовый бутон.

Троил же, отыскав Пандара взглядом,

Кивнул ему и ускакал с отрядом.

Но как держался он, как был одет,

И сколь пригож, и мужествен, и строен, —

Мне повторять все это нужды нет,

Одно скажу: он выглядел как воин

И был ее вниманьем удостоен.

В единый миг Крессиды жадный взгляд

Приметил все: и доблесть, и наряд,

Красу его, и стать, и обхожденье...

И мысль иная кстати тут пришлась:

Не должно ль впрямь побольше снисхожденья

К нему явить? Такого отродясь

С ней не бывало! Точно вдруг впилась

Заноза в сердце... Мне притом сдается,

Что не одна туда еще вопьется.

Здесь? видя, что железо горячо,

Пандар взялся ковать. "Скажи мне прямо, —

Спросил он, взяв Крессиду за плечо, —

Что, если бы какая-нибудь дама

С ним холодна была и столь упряма,.

Что в гроб его свела бы — дай ответ:

Была б ты рада этому?" — "О нет!"

"Вот то-то! Я и сам такого мненья.

Гляди-ка, вон он скачет вдалеке!"

— "Я вижу, дядя". — "Так оставь сомненья

И потолкуй ты с ним накоротке:

Не все ж бедняге пропадать в тоске.

Забудь пустые страхи! Дай согласье —

Я встречу вам устрою в одночасье".

Однако здесь Пандар не преуспел:

В ответ лишь было сказано сурово,

Что это стыд и срам, что есть предел

Подобным вольностям, что не готова

Она для испытания такого.

Любить его, быть может, и не грех —

Но издали! И втайне ото всех.

"Что ж, тут еще придется потрудиться, —

Подумал дядя, — этак не пойдет!

Стыдливость хороша, но не годится

Растить ее и холить целый год.

Дай срок, тебя возьму я в оборот".

И, вспомнив будто бы о позднем часе,

Довольный, он убрался восвояси.

И вот, от радости не чуя ног,

Уже он ко дворцу спешит с добычей.

Царевич дома: он пораньше лег

И, впавши в транс, — ведь так велит обычай

Всем юношам влюбленным, без различий, —

Страдал иль грезил. Тут-то и возник

Над ним Пандара лучезарный лик.

Взошедши к другу с песенкой беспечной,

Пандар воскликнул: "Это ты, лентяй?

Проснись! Не то, клянусь Луною млечной,

Ты у меня получишь нагоняй.

Ведь экий соня! Говорю, вставай:

Я снадобье принес тебе от хвори,

Лишь проглоти — и вылечишься вскоре!"

"Бог да поможет нам!" — вздохнул Троил.

"Уже помог! — в ответ Пандар с усмешкой, —

Гляди-ка, что тебе я раздобыл:

Зажги светильник и прочти, не мешкай!"

Тот стал читать, — с надеждой, страхом, спешкой, —

И все понять пытался по письму:

Жизнь иль погибель суждена ему?

Но все же принц истолковал посланье

К добру, сыскавши несколько в нем строк,

В которых можно было при желанье

Благой надежды разглядеть залог.

Да и Пандар усердный сколько мог

Троила обнадежил — и в итоге

Свои забыл он худшие тревоги.

Однако же, как языки огня

Взметнутся, чуть подбросишь им дровишек,

Так страсть в нем вспыхнула с того же дня,

Вобрав надежды сладостной излишек;

Как роща из побегов-коротышек

Взрастает — так, посеянный письмом,

Желаний частый лес разросся в нем.

И день и ночь Троил все с большим жаром

О ней мечтал; когда ж имел досуг,

То в письмах, наставляемый Пандаром,

Описывал подробно свой недуг

И как он гибнет от любовных мук;

Иль друга слал он с устным к ней приветом —

И все упорней делался при этом.

Так, что ни день, оказывал он ей

Вниманье, как влюбленному пристало,

Ответных с нетерпеньем ждал вестей,

Чтоб ликовать — иль крикнуть: "Все пропало!" —

Иль в сотый раз игру начать сначала:

Метнувши кости, ввериться Судьбе

И все принять, что выпадет тебе.

Но радостью иль мукою объятый,

К Пандару он спешит. Пандар один —

Наперсник, утешитель и ходатай:

Он видит, как и из каких причин

Страдает неповинный царский сын,

И на любые он готов затеи,

Чтоб горю пособить, да поскорее.

Вот как-то раз к царевичу в покой

Явился он и закричал с порога:

"Дружище! Потерпи денек-другой

И так не убивайся, ради Бога.

Я средство приискал! Еще немного —

И с милою ты свидишься своей

И за себя словцо замолвишь ей.

У знатоков считается не зря ведь:

Всего важней — без посторонних глаз

Потолковать; к тому еще прибавить

И место подходящее, и час,

Да благосклонный слух — и весь тут сказ:

Кто б мог остаться безучастным, глядя,

Как страждущий взывает о пощаде?

Ты думаешь теперь: пусть даже в ней

В ответ на пени проросли бы зерна

Великодушья, но в душе своей

Она тверда пребудет и упорна,

Как деревцо, что клонится покорно,

А корень в почве цепок и глубок;

Какой же, мол, от этого мне прок?

Зато, чтоб совладать с могучим дубом,

Хоть и немало надобно труда, —

Он рухнет вдруг, поддавшись лесорубам,

Как жернов мельничный на дно пруда

Или утес подмытый... Так всегда:

Чем вещь тяжеле, тем быстрей паденье.

Сие принять не худо в рассужденье.

Возьмем под бурей гнущийся тростник:

Едва лишь только небо прояснится

И вихрь уймется — он воспрянет вмиг;

Поваленный же дуб не распрямится,

И кто низверг его — возвеселится

Тем больше, чем казался тверже ствол:

Ведь отдых сладок, коли труд тяжел.

Еще немало мог бы подобрать я

Примеров... но скажи-ка мне скорей:

Из Приамидов, что по крови братья,

Кто всех тебе дороже и родней?"

— "Мне Деифоб всех ближе с юных дней".

— "Ну вот и славно. Завтра же, быть может,

Он, сам того не зная, нам поможет!"

И вот пред Деифобом он предстал,

С которым также издавна был дружен,

Кого за ум и доблесть почитал, —

И подлинно почет сей был заслужен.

"Милорд, — сказал Пандар, — совет ваш нужен

И помощь в деле, важном для меня

И юной дамы, с коей мы родня."

"Клянусь душою, все, что мне под силу,

Я для тебя исполню, — был ответ, —

Я никому, лишь разве что Троилу,

Охотней не помог бы! Нужды нет

В обиняках: поддержку и совет

Получишь ты во всяком предприятье,

И сторону твою готов держать я".

"Благодарю, — с поклоном молвил тот. —

Так вот, мою племянницу родную

Хотят оговорить и без хлопот

Все достоянье вдовье подчистую

Прибрать к рукам. Затем-то и взыскую

Защиты вашей: тут потребна власть,

Чтоб от Крессиды отвести напасть".

"Постой! Так стало быть, сия вдовица —

Крессида? Вот о ком ведешь ты речь!

Не дам несправедливости свершиться

И буду рад бедняжку оберечь.

Мы в дружбе с ней; рука моя и меч —

К ее услугам. И пускай злодеи

Остерегутся от своей затеи!

Ну, говори! с чего же мы начнем?

Ведь ты уж разобрался в этом деле".

— "Всего бы лучше, кабы завтра днем

Вы у себя принять ее сумели

И выслушать; так мы достигнем цели:

Прознав, кто покровительствует ей,

Враги смутятся от таких вестей.

Когда же согласитесь вы любезно

С ней говорить в определенный час, —

Мне думается, было бы полезно,

Чтоб кто-нибудь из братьев был при вас:

Тут всякому понятно станет враз —

Заступников довольно у Крессиды

И лучше ей не причинять обиды".

Тут молвил доброхотный Деифоб:

"Все это мы устроим непременно,

И позабочусь я вдобавок, чтоб

К обеду в этот день пришла Елена;

Супруге же своей обыкновенно

Сопутствует Парис, мой старший брат, —

За ней повсюду следовать он рад.

Придет и брат мой Гектор, будь покоен,

Я за него ручаюсь головой:

Не раз уж сей необоримый воин

Смиренной, добродетельной вдовой

Прилюдно восхищался. Наш герой

О сроднице твоей такого мненья,

Что явится на помощь без сомненья!

Троилу сам ты передай, что он

С тобою вместе завтра зван к обеду,

Да от меня пошли ему поклон".

На том они закончили беседу,

И по горячему пустился следу

Пандар к племяннице; она как раз

Из-за стола вставала в этот час.

" Уф, – молвил он, садясь, – я всю дорогу

Бежал и так вспотел, что мочи нет.

А новости-то скверные, ей-богу!

Подумай, этот подлый Полифет

Вновь строит каверзы тебе во вред

И тяжбу затевает. Плохо дело!"

Крессида ахнула и побелела.

"О Боже! В чем вина моя? Увы!

Меня покрыть замыслил он позором

И отобрать именье у вдовы!

Поддался он, должно быть, уговорам

Своих дружков — Энея с Антенором.

Но пусть их, дядюшка! Бог им судья.

С их алчностью не стану спорить я.

И так мы с вами проживем в достатке".

-"Ну вот еще! — нахмурился хитрец, —

В заботах о законе и порядке

Не зря ходил я нынче во дворец:

Я, Деифоб и Гектор-удалец —

Мы все тебе поддержку обеспечим,

Мошеннику и крыть-то будет нечем!"

Пока Крессида с дядюшкой вдвоем

Речь о делах вели неторопливо,

Сам Деифоб пожаловал к ней в дом.

Крессиду он просил весьма учтиво

С ним завтра отобедать. И не диво,

Что мигом получил согласье он —

И с тем ушел, вдове отдав поклон.

За ним Пандар откланялся поспешно:

Теперь помчался он что было сил

Обратно во дворец, где неутешно

Горюет им оставленный Троил.

Царевичу он вкратце изложил

Все нынешние плутни... "Завтра дело

Лишь за тобой: иди на приступ смело!

Моли, проси, упрашивай, взывай,

Выказывай открыто страсть и муку, —

Опомниться ей только не давай!

Душа не камень: можно даже злюку

Разжалобить; даю тебе поруку —

Пред натиском она не устоит!

Но что это? Зачем сей хмурый вид?

Понятно мне, о чем твоя досада:

Страшишься ты — й этот страх не нов —

Что всяк прознает с первого же взгляда,

Что ты в нее влюблен. О, ты готов

На месте умереть без дальних слов,

Лишь только б это скрыть!

Но нам, пожалуй,

И на руку твой вид больной и вялый.

Ступай теперь же к брату, чтобы ночь

Там провести; скажи, что ты недужен

И оттого развеяться не прочь.

Ты вправду тощ и бледен: тут не нужен

И маскарад... Затем, не тронув ужин,

Ложись в постель и жалуйся на жар.

О прочем позаботится Пандар.

Скажи, что ты подвержен лихорадке,

Что лекари не в силах сладить с ней,

Что длятся эти странные припадки

Не меньше суток... Ну, ступай смелей

И покажи, каков ты лицедей!

Я ж больше полагаюсь на Венеру,

В чье дружество к тебе питаю веру".

— "Увы, мой друг! К чему мне делать вид? —

Вздохнул Троил, — я болен без обману,

Недугом я истерзан и разбит!"

— "Ну что ж, тем лучше! Кто поверит в рану,

Не видя крови? Ясно и болвану:

Уж раз ты лихорадкой захворал,

То должен быть измучен, худ и вял.

Ты затаись в укрытье, я ж оленя

Сумею выгнать прямо на ловца!"

И прочь пустился он без промедленья;

Троил же от начала до конца

Последовал советам хитреца:

Он тотчас же, в согласье с уговором,

Явился к брату и сказался хворым.

Не описать, какой переполох

Затеялся в покоях Деифоба,

Едва узнали, что царевич плох:

Его свели в постель и от озноба

Заботливо укрыли; всяк особо

Его развлечь старался; но Троил

Пандаровых наказов не забыл.

Однако Деифоб их помнил тоже:

По крайней мере, перед тем как лечь,

К любимцу своему присев на ложе,

О горестях вдовы завел он речь.

И принца удалось ему привлечь

На сторону Крессиды столь же просто,

Как упросить безумца прыгнуть с моста.

Вот наступило утро; день потек;

В дом деверя направилась неспешно

Красавица Елена в должный срок,

Чтоб за беседой мирной и утешной

С родными отобедать. Ей, конечно,

Тут заговор не мнился, ведь о нем

Лишь Бог с Пандаром ведали вдвоем.

В подобном же неведенье Крессида

И Тарба с Антигоной на обед

Пришли по приглашенью Приамида.

Однако поспешим! Нам дела нет,

В какое платье каждый был одет

И как раскланивался; нам важнее,

Что вышло из Пандаровой затеи.

За трапезой радушный Деифоб,

Как водится, следил, чтоб гости ели.

Но все ж порой вздыхал он, хмуря лоб:

"Увы! мой братец не встает с постели,

Недуг его как будто все тяжеле!"

Вздохнет — и тотчас примется опять

Гостей он потчевать и занимать.

Весть о больном повергла в удрученье

Добрейшую Елену; вслед за ней

Всяк предложил свой способ излеченья

Горячки; стали спорить, что верней...

Под говор самозваных лекарей

Одна лишь гостья про себя твердила:

"О, я бы вмиг беднягу исцелила!"

Сочувствие к страдальцу изъявив,

Все принялись расхваливать Троила:

Он, дескать, и отважен, и учтив,

Он то, он се, и ум-то в нем, и сила —

Так до небес родня превозносила

Царевича, Пандар же всем подряд

Поддакивал и был куда как рад.

Речам их и Крессида, скажем прямо,

Внимала, тайной радости полна:

Да и какая б не гордилась дама

Таким героем, зная, что она

Казнить его иль миловать вольна?

Но будет рассуждать! Прибавим прыти:

Не упустить бы главных нам событий.

Вот гости поднялись из-за стола,

Беседу продолжая; и вначале

Сторонние решались там дела,

Но тут Пандар вмешался: "Не пора ли,

Мой господин, как мы и намечали,

О горестях Крессиды речь завесть?

Ведь потому и собрались мы здесь".

На эту речь откликнулась Елена

И молвила, с улыбкой поглядев

На вдовушку: "Теперь вам непременно

Помогут. Да сразит Зевесов гнев

Безумца, что в злодействе закоснев,

Обидеть вздумал вас! Мы порадеем,

Чтоб он утратил вкус к таким затеям".

Здесь попросил Пандара Деифоб,

Чтоб дело он в подробностях представил.

Речистый малый с места взял в галоп,

Где надобно, прибавил и убавил

И Полифета до того ославил,

Что всякий был готов, кого ни взять,

Немедля нечестивца растерзать.

Пандар умолк. Посыпались прокляться

На голову злодея: "О Творец!

Хотя б мы были с ним родные братья,

Он смерти заслужил! Каков подлец!

Его повесить мало!" Наконец,

Все вперебой заверили Крессиду:

Они, мол, не дадут ее в обиду.

Елена вопросила тут опять:

"А брат мой Гектор знает ли об этом?

Троилу также нужно рассказать:

Бедняжке мог бы он помочь советом".

— "О да! — вскочил Пандар, — по всем приметам,

Сие полезно было бы весьма!

Но пусть она пойдет к нему сама.

Тем больше он сочувствия окажет,

Когда узрит несчастную жену

В расстройстве, — и помочь уж не откажет.

Да он не спит ли? Побегу взгляну".

И в спальню проскользнув, шепнул: "А ну,

Молись, притворщик! Ангел на пороге,

И гробовщик уж приготовил дроги".

Сей мрачной шутке усмехнулся тот;

Пандар же, воротясь назад к Елене

И Деифобу, молвил: "Он нас ждет,

Идемте без дальнейших промедлений.

Подняться принц не может — не из лени,

От слабости! — но даму все ж готов

Он выслушать. Прошу без лишних слов!

Однако погодите! нас так много,

Притом опочивальня столь мала,

Что зародилась у меня тревога:

Не вышло бы отсель какого зла —

Хотя бы и чрезмерного тепла.

Мне легче руку дать на отсеченье,

Чем так усугубить его мученья!

Пусть там побудет кто-нибудь один

С Крессидой; остальные не взыщите!

Елена? или вы, мой господин?

Нет, лучше мне! Я кратко ход событий

Перескажу, она же о защите

Попросит лишь, приняв смиренный вид, —

Его навряд ли это утомит.

Крессида не родня ему: от хвори

При ней он отвлечется хоть на час;

Мне ж нынче был он должен в разговоре

Без посторонних передать как раз

Какой-то важный воинский приказ".

И в спальню вновь направился пройдоха,

А те — за ним, не ведая подвоха.

Елена первой к ложу подошла

И принца обласкала как умела:

С ним разговор шутливый завела —

Любезный братец, мол, хворать не дело

Такому молодцу — и дланью белой

Погладила плечо и жаркий лоб:

Не разыгрался ль пуще в нем озноб?

И молвила прекрасная царица:

"Поддержки нашей просит, милый брат,

Крессида, беззащитная вдовица,

С которой дурно обойтись хотят.

Не правда ль, ты помочь ей будешь рад?

Пандар, твой друг и родич ей по крови,

Изложит дело; он уж наготове".

Пандар откашлялся и повторил

Все без запинки с самого начала.

И выслушав его, вскричал Троил:

"О, только б мне скорее полегчало!

Клянусь, Пандар, во что бы то ни стало

Взять под защиту сродницу твою:

Уж я за честь бедняжки постою!"

"Нельзя ли ей, — спросил Пандар смиренно, —

Коль прочие не видят в том вреда,

Зайти к тебе проститься?" — "Непременно!

Ступай и пригласи ее сюда,

Притом со всей учтивостью... Ах да,

Мне с Деифобом и с тобой, сестрица,

Потребно кой о чем договориться".

И, поискав, Троил извлек на свет

Письмо их брата, Гектора, в котором

Царевича просил он дать совет:

Как поступить со смертным приговором

Над пойманным предателем иль вором;

В чем затрудненье было там — Бог весть,

Троил же дал посланье им прочесть.

При этом их просил он с важным видом

Подумать об ответе. Над письмом

Склонившись, тут Елена с Приамидом

Неторопливо в сад сошли вдвоем

И битый час в беседке над ручьем

Читали, спорили и рассуждали.

Оставим их: спешить нам нужно дале.

Воротимся к Пандару: тот как раз

Остановился посреди гостиной.

"Дитя мое, Крессида, в добрый час! —

Воскликнул он с торжественною миной, —

Нас призывают оба господина:

Троил и Деифоб, Елена то ж, —

Идем же к ним скорей! Чего ты ждешь?

Вставай, возьми с собою Антигону

Иль Тарбу, — впрочем, лучше не бери:

Чем меньше нас, тем меньше в том урону

Для страждущего принца. Да смотри,

Как должно, всех троих благодари

И зря не мешкай там: Троил недужен,

Ему теперь покой и отдых нужен".

Обмана не почуяла вдова:

Поднявшись, руку протянула дяде

И с ним пошла доверчиво, сперва

Расправив складки на своем наряде.

Все остальным сказал он: "Бога ради,

Играйте иль болтайте, что на ум

Взбредет, — не подымайте только шум!

Там, в спальне, государственное дело

Решается! — и, выйдя из дверей,

Крессиде прошептал: — Ступай же смело,

Племянница, и будь к нему добрей:

Несчастный гибнет по вине твоей!

Во имя неба и всего святого —

Помилосердствуй! Не гляди сурово.

Припомни, кто таков он, черт возьми!

Подумай, сколь его мученья люты!

Потом, как говорится меж людьми,

Не подберешь потерянной минуты:

Ступай, покуда болтуны и плуты

Разнюхать не успели, что да как,

И не следят еще твой каждый шаг!

Ветра незримы, только прах летучий

Заметен глазу: так же и любовь

Заминки выдают! Удобный случай

Упустишь — и не раз придется вновь

О нем жалеть; гляди, взыграет кровь —

Ан поздно: тут сболтнут, там пустят слухи...

Ступай, покуда слепы все и глухи!"

Друзья мои! Кто был хоть раз влюблен,

Понять сумеет бедного Троила:

Вот их шаги за дверью слышит он,

Не ведая, спасенье иль могила

Судьбою суждены; впервые с милой

Заговорит он о любви своей...

Великий Боже! Что он скажет ей?