Тройное дно

ТАЙНА СИБИРСКОГО ПРИИСКА

В небольшом помещении дежурной части районного отдела вневедомственной охраны дежурили две молоденькие девушки — блондинка и брюнетка. Обе в новенькой милицейской форме. У окна листал журнал лейтенант милиции, прислушиваясь к голосу спортивного комментатора, звучащему из динамика.

«Лето нынешнего, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, — привычно бодрым тоном частил тот, — стало урожайным для наших легкоатлетов».

— Тридцать один — девяносто пять, под охрану приняла, Сигнал идет хорошо, До свидания, — сказала брюнетка в телефонную трубку и, опустив ее на рычаг, обратилась к лейтенанту: — Игорек, прикрути звук. Мешает же работать.

Игорь, укоризненно взглянув на нее, вообще выключил радио.

— А в чем, собственно, преимущество сферических датчиков? — поинтересовалась блондинка, продолжая проворно вязать что-то на спицах.

— В том, — неторопливо отвечал лейтенант, — что они реагируют на появление и перемещение в охраняемом объекте любого теплокровного существа.

— Выходит, даже если мышка бежала и хвостиком махнула — все равно сработает?

— Обязательно, — подтвердил тот.

— Но ведь это ложный вызов!

— А нечего мышей разводить, — зевнул лейтенант.

В это время послышался зуммер, и на пульте у блондинки тревожно замигала лампочка.

— Вот и ваша мышка, — усмехнулась брюнетка.

Блондинка, бросив вязание, быстро выдернула из картотеки регистрационную карточку и протянула лейтенанту:

— Игорек, это объект двенадцать — шестьдесят восемь: квартира.

Взяв карточку, лейтенант быстро вышел.

И вот уже милицейский «уаз» мчался по городу. Трое сотрудников внимательно слушали лейтенанта, рассматривали план-схему объекта.

— Квартира на пятом этаже. Ты пойдешь со мной с черного хода. — Игорь кивнул одному из парней. — А вы, ребята, — с парадного.

— Если закрыто, ломать будем? — поинтересовался сотрудник с внешностью борца-тяжеловеса.

— Все бы тебе ломать, сержант Петренко, — с шутливой укоризной ответил лейтенант. — Сначала подойди творчески, а ломать никогда не поздно. Ты и так меня на последней тренировке…

На лестничной площадке Петренко осторожно подергал дверь. Она была заперта. Его напарник нажал кнопку звонка. Оба прислушались, позвонили еще раз.

У черного хода заняли свои места Игорь с товарищем, сняли с предохранителей пистолеты, тоже прислушались…

За парадной дверью чуть скрипнула половица. Очевидно, кто-то прислушивался и с той стороны. Тогда Петренко громко сказал напарнику:

— Чего зря звонить? У тебя же ключи есть.

— Да забыл их внизу, в машине. А жена, видно, в магазин вышла. Спустимся во двор.

Они громко затопали вниз по лестнице, затем на цыпочках вернулись к двери.

Через несколько секунд у двери черного хода послышался еле уловимый шорох. Кто-то снял крюк, скрипнул засовом. И дверь стала медленно отворяться. Лейтенант рванул ее на себя, напарник бросился к неизвестному мужчине. Вдвоем защелкнули наручники.

— Кто там есть? Выходи! — Игорь с пистолетом в руке шагнул в квартиру.

Напарник крепко держал вора.

— Таки пардон, начальник, — с явным одесским акцентом сказал тот, — не пугайте пушкой пустоту. Один я… И прошу занести в протокол, что при задержании не сопротивлялся и ничего в квартире не взял… Мы же культурные люди.

— Не успел взять, — уточнил лейтенант.

Они вошли в гостиную. Коллеги, привлеченные шумом, уже бодро ломали парадную дверь.

— Быстро открой им, а то Петренко весь дом разворотит, — сказал напарнику лейтенант.

— Стой! Не ломай! — закричал тот из коридора. В дверях появились сотрудники.

Игорь запустил руку в карман задержанного, достал и кинул на стол связку ключей и отмычек.

— Джентльменский набор, — не без гордости пояснил тот.

Все невольно усмехнулись. Затем из внутреннего кармана владельца «джентльменского набора» лейтенант достал небольшую коробочку, открыл ее и высыпал на стол содержимое: десятка два колец из золота и примерно столько же золотых кулонов.

— Это моя личная собственность! — немедленно заявил задержанный. — Это не с кражи. Это мне досталось по наследству. Я докажу!

— Зачем же с таким солидным наследством квартиры вскрывать? — иронично поинтересовался Игорь.

— Таки жадность фраера сгубила! — с искренней досадой ответил задержанный.

Петренко хмыкнул.

— Пригласите понятых, — сказал лейтенант, строго взглянув на сержанта.

Начальник отдела БХСС полковник милиции Сергей Иванович Давыдов и старший инспектор Максим Владимирович Нечаев рассматривали большие цветные фотографии, на которых были изображены сильно увеличенные кулоны и кольца.

— Да, вне всякого сомнения, эти золотые штучки — кустарного производства, — сказал полковник. — Хотя и пробы, и именники проставлены.

— Но сделаны они по образцам промышленным, которые впервые поступили в продажу всего месяц назад. И следовательно, изготовлены недавно. Понятно, Сергей Иванович, почему нет заявления об их краже: очевидно, владелец или сам их изготавливает, или — как минимум — знает об их происхождении.

— Золота украдено тысяч на шесть, а владелец молчит. Значит, бизнес тут у них крупный. Где-то работает подпольная мастерская…

— …Или гравер-ювелир высокой квалификации.

— Да. Надо срочно давать шифровку в министерство.

В дверь заглянул лейтенант Емельянов, следователь:

— Разрешите?

— Привет следствию, — кивнул полковник. — Заходи, Олег, садись. Как дела?

— Был сейчас в инспекции пробирного надзора, демонстрировал наши изделия. — Емельянов высыпал на стол кольца, кулоны и сел рядом с Нечаевым. — В том, что это — самоделки, не усомнился ни один из экспертов. Проба на изделиях стоит пятьсот восемьдесят третья, а сплав ГОСТу не соответствует. То есть содержание золота в сплаве не соответствует пробе.

— Золота меньше? — полуутвердительно спросил Давыдов.

— В том-то и дело, что больше. А один из кулонов вообще почти из чистого золота — даже по цвету отличается… Вот он. — И Емельянов показал кулон присутствующим.

— Выходит, не исключено даже, что золото идет прямо с прииска, — предположил Нечаев.

— Час от часу не легче! — Полковник в волнении заходил по кабинету. — Это же ЧП!.. Ну а что ваш вор-рецидивист Шмаков?

— Темнит, товарищ полковник, — пожал плечами следователь. — Не хочет лишнего на себя брать. Хозяева квартиры, где его задержали, категорически утверждают, что ценности не их. Это уже подтвердилось. Шмаков же уперся. Заладил: «Наследство, наследство…»

— Наследство! — возмутился Нечаев. — Он еще не то наплетет. Тут мы промашку допустили. Надо было не следователю, а мне вначале заняться этим Шмаковым. Старый знакомец мой… Еще когда я до перехода в БХСС работал в угрозыске, он трижды мне за кражи попадался. Мы даже… привязались друг к другу. Что только я для него не делал! И работать после каждой отсидки устраивал, и с пропиской помогал… А он все за старое: отмычки — и по квартирам. Теперь опять полный срок получит.

— Пусть подумает, скажет: где и когда золото украл? А мы тогда постараемся его судьбу облегчить, — сказал Давыдов. — Да, ту квартиру держите под наблюдением.

Вскоре из окна своего кабинета майор Нечаев наблюдал, как во двор въехала спецмашина, лязгнули железные двери. Из ее кузова милиционеры торжественно выгрузили Шмакова и повели.

— Только без рук. Без фамильярностей. Я сам, — приговаривал специалист по квартирам.

— Черт знает что, — покачал головой майор и отошел от окна.

Едва успел устроиться за письменным столом, как в дверь постучали и на пороге показался конвоируемый.

— Кого я вижу! — с радостным удивлением поднялся навстречу Нечаев. — Снова Шмаков! Коля, ты ли?

— Я, Максим Владимирович, — отрапортовал Шмаков. — Лично.

— Товарищи, покурите, пожалуйста, в коридоре, — сказал майор конвоирам. — Мне со знакомцем поговорить надо. Тет-а-тет.

— Есть! — Козырнув, милиционеры вышли за дверь.

— Садись, Коля. Располагайся, дорогой, — шутливо засуетился Нечаев. — Кури вот. Сейчас чай будем пить.

По всему чувствовалось, что этот тон в общении со Шмаковым майор усвоил еще давно.

— Мерси, еще насижусь, — ответил тот, тем не менее удобно устраиваясь в кресле. — Когда пятнадцать лет назад я пылким, неопытным юношей прибыл сюда, в Петербург, в поисках призрачного таки счастья, то как чувствовал, что повстречаю исключительно интеллигентных людей.

— И за эти пятнадцать лет, Коля, тебя таки четвертый уже раз привозят ко мне в модном зарешеченном лимузине…

— Такова се ля ва, Максим Владимирович, — со вздохом согласился Шмаков.

— А ведь когда мы последний раз прощались, было так трогательно, ты помнишь? — На майора словно бы нахлынули воспоминания, он призадумался.

— И я со слезами на выразительных глазах отбыл-таки на лесоповал, — заполнил паузу Шмаков.

— Ну, а в зоопарке-то тебе что не работалось? — с досадой спросил Нечаев. — Должность приличная: накормил зверей — и отдыхай…

Шмаков многозначительно закатал рукав и показал затянувшиеся рубцы:

— Между прочим — следы зубов шимпанзе. Трудиться было опасно: человекообразные — народ тяжелый.

— Не сработались? — невольно усмехнулся Нечаев. — А помнишь, Коля, ты в последнюю нашу встречу дал слово джентльмена, что завяжешь навсегда и сюда больше никогда не попадешь?

— Как-то не завязалось, — посетовал Шмаков. — Почесал я раз репу, подумал, что призванию изменять нет смысла. Все-таки и навык у меня в этом деле есть, и авторитет: имя небезызвестное, в смысле паблисити…

Нечаев только руками развел.

— От науки ты, однако, отстал, — заметил майор.

— Точно. Не заметил, что квартира та техникой оборудована… Но нет худа без добра: мы снова вместе!

— Разрешите? — На пороге кабинета появилась симпатичная девушка с подносом в руках.

— Спасибо, Верочка, — кивнул Нечаев.

Она поставила на стол стаканы с чаем, тарелку с бутербродами и вышла.

— Исключительно внимательная юная особа, — заметил Шмаков. — Типичная мечта поэта.

— Угощайся. — Нечаев поставил перед ним стакан и тарелку.

— Мерси, — церемонно поблагодарил тот и отхлебнул из стакана. — Последний ленч в приличном обществе перед четырехлетней отсидкой. Весьма тронут.

Майор достал из стола коробку, высыпал на плоскость золотые кольца, кулоны, выразительно посмотрел на Шмакова. Едва взглянув на золото, тот заявил:

— Наследство от горячо любимой бабушки. — И, подумав, уточнил: — Двоюродной.

— Может, на улице нашел? — холодно спросил Нечаев.

— А какая разница? — ответил вопросом Шмаков. — Я на свою шею лишнюю петлю вешать не буду… Доказательства есть? Может, и нашел. Какая разница?

— Очень большая, — убежденно ответил майор. — Одно дело — четыре года лес валить от звонка до звонка. Другое дело — в той же колонии книжки выдавать.

— Сеять разумное, доброе, вечное? — деловито уточнил Шмаков. — Это как раз по мне. Но гарантии?

— Активное способствование раскрытию преступления, помощь следствию как смягчающее вину обстоятельство, — разъяснял Нечаев. — Суд это обязательно учитывает.

— Статья тридцать восьмая, пункт девять, — одобрительно кивнул Шмаков. — Гуманно.

— Именно, — согласился майор. — Так вот: покажешь, где золото взял, будешь в колонии библиотекарем работать. Ты, Коля, меня не первый год знаешь.

— Годится, — согласился Шмаков. — Мы же интеллигентные люди… Только вот номер дома и квартиры я почему-то не записал. Но по памяти показать смогу. Ведь только вчера там побывал — не успелось забыться.

— С одной кражи сразу на другую, — вздохнул майор. — Активный же ты, Коля, парень… Ладно. Доедай — и поехали.

Во дворе их ждала новенькая, сверкающая лаком «Волга».

— Хорошая модель, — похвалил Шмаков. — Я уже, было, накопил на такую…

— Лет через пять купишь, — успокоил его Нечаев.

Прикурив у следователя Емельянова, Шмаков, попыхивая сигаретой, уселся сзади между ним и Нечаевым. Ослепительную рубашку и модный галстук Шмакова дополнял берет, скрывающий редкую в наше время стрижку «под нуль».

— С кем из общих знакомых срок отбывал? — поинтересовался майор.

— Из приличных людей в колонии находился только Сися, — степенно ответил тот.

— Сися… А… Федя Козлин, — вспомнил Нечаев. — Ну и как он там?

— Ничего. Скоро выйдет. Мы с ним вместе стенгазету выпускали.

— А что на этот раз было после отсидки с личной жизнью? — спросил майор.

— Почему-то не сложилась, — пожал плечами Шмаков. — Познакомился тут как-то в баре с изысканно-модной девушкой… Жилье имеет — все как у людей.

Стал не на шутку о женитьбе подумывать. Но через недельку-другую пришлось вместо загса к врачу обращаться.

— И сейчас беспокоит? — насторожился следователь, инстинктивно отстраняясь.

— Мерси. Я уже здоров, — успокоил его Шмаков и похлопал водителя по плечу. — Тормози, мастер, приехали.

— Кстати, Коля, упаси бог, если надумаешь от нас рвануть, — предупредил Нечаев. — Ты меня знаешь…

— Я не слепой, — обиделся Шмаков. — За нами же еще две машины.

— Это не ваше дело, — прервал его рассуждения Емельянов.

Втроем они тихо поднимались по лестнице.

— Третий этаж, дверь направо, — шепнул Шмаков. — Надо бы зайти, извиниться…

— Я тебе извинюсь, — так же шепотом пригрозил майор.

В это время в двери щелкнул замок. Все трое взмыли этажом выше и замерли.

Из квартиры вышла привлекательная молодая женщина в модном зеленом платье, с копной пышных светлых волос. Когда она спустилась почти до первого этажа, Нечаев тихо, но отчетливо сказал в портативную рацию:

— «Ноль пятый»! Внимание! Блондинка в зеленом платье.

— Мечта поэта, — добавил Шмаков.

Полковник Давыдов и майор Нечаев ехали в машине, беседовали.

— Установлено: женщина, у которой Шмаков украл кустарные драгоценности, некая Малинина Зоя Семеновна, — докладывал Нечаев. — Эффектная, к слову сказать, дамочка. Работает продавщицей в ювелирном магазине «Сапфир».

— Весьма интересно, — оживился полковник. — Только нужно с ней поаккуратней.

— Хочу попросить вас немедленно подключить инспекторов со знанием иностранного языка, — предложил Нечаев.

— Сыграть под иностранцев — это хорошая идея, — кивнул Давыдов. — Иностранцев она, пожалуй, не заподозрит… Значит, так: возьмем Кима Строева и Володю Петрищева из второго отдела, Юру Трегубова из третьего. Они все с немецким.

— Позвольте пригласить их к вам, когда приедем? — спросил майор.

— Давай.

И вскоре в кабинете Давыдова кроме Нечаева сидели еще трое молодых людей.

— Все ясно, орлы? — заканчивая беседу, спросил их полковник и прибавил: — Старшим группы назначается товарищ Строев.

— Геноссе Строев, — усмехнулся Нечаев.

— Имена выберете себе сами, — тоже улыбнулся Давыдов. — Ты, Ким, будешь, например…

— Карлом, — ответил тот.

— Я — Отто, — привстал второй сотрудник.

— А Юра? — спросил майор.

— Юргенсом, — четко ответил третий.

В ювелирном магазине «Сапфир» в те годы было всегда многолюдно. Одним из прилавков завладела группа во главе с Карлом. «Иностранцы» шумно переговаривались на родном языке, рассматривали разложенные под стеклом витрины изделия. А Карл беседовал с продавщицей — привлекательной молодой женщиной с копной пышных золотистых волос. Это именно она вышла из квартиры в тот день, когда туда привел оперативников вор-рецидивист Шмаков.

— Нам бы хотелось знать имя обаятельной фрау, — заманчиво улыбался Карл.

— Зоя Семеновна… Зоя, — отвечала она.

— О, Изольда! Красивое имя, — продолжал очаровывать Карл. — Имя такое же приятное, как сама владелица его. А меня зовут Карл… Приезжайте к нам в Веймар на конкурс красоты — премия вам гарантирована!

— Спасибо, — кивнула Зоя Семеновна. — Может быть…

— Мы желали бы купить что-нибудь в подарок нашим родным — матерям, женам, сестрам…

— Пожалуйста, все перед вами, — привычно улыбнулась она.

— О! — погрустнел Карл. — Это слишком дорогие вещи. Банк нам такой суммы не обменяет. Мы очень бы просили показать простые и недорогие кольца, кулоны, серьги или цепочки… Рублей так за сто — сто пятьдесят.

— Такие вещи пользуются большим спросом — их сразу раскупают. Да и бывают подобные изделия не каждый день. Нужно приходить к открытию. С утра, — посоветовала она.

— В какой же день? Конкретно? — настаивал Карл. — Нам очень хотелось бы приобрести…

— Завтра-послезавтра, — пожала плечами женщина. — Я не знаю точно, когда привезут товар.

— Позвольте вам звонить, — проникновенно попросил Карл. — Кстати, мы с несколькими друзьями, — он кивнул в сторону коллег, — будем делать товарищеский ужин в «Европейской». И хотим просить вас оказать честь — побыть с нами в тот вечер. Все мы — хорошие парни.

— Какой вы, однако, настойчивый, — заметила Зоя Семеновна.

— Позвольте позвонить вам домой и пригласить уже на конкретное число, — продолжал тот. — Кстати, для вас найдется набор симпатичных сувениров… Приятно проведем вечер, потанцуем… Так организуете для нас несколько недорогих штучек?

Она быстро написала на клочке бумаги номер телефона, незаметно протянула собеседнику, а вслух сказала громко:

— Товарищи, дорогие, посмотрели и отходите. Другие тоже желают попасть к витрине.

Группа «иностранцев» послушно отошла, их место сразу же заняли новые посетители.

Майор Нечаев наблюдал эту сцену, стоя за спинами коллег. Офицеры вышли на улицу, Максим Владимирович присоединился к ним. Ким Строев протянул Нечаеву бумажку с телефоном:

— Дала свой номер. Не побоялась.

— Действительно, домашний телефон, — подтвердил майор, взглянув на записку. — Спасибо, ребята… Далее: в ресторан с собой возьмите человек трех-четырех для фона. Больше не надо. От нас будут две девушки-сотрудницы. Якобы ваши знакомые.

— Все сделаем в лучшем виде, — заверил Ким Строев.

В ресторане интуристовской гостиницы «Европейская» царил мерцающий полумрак, который создавала цветомузыка. Оглушительные всплески оркестра переплетались с возгласами танцующих и просто веселящихся за столиками. Стоял тот характерный залихватский гам, который возникает обычно часам к одиннадцати вечера, когда в бутылках пусто, на танцплощадке тесно и вообще — дым коромыслом. Случайно оказавшийся в такой обстановке трезвый человек невольно думает про себя: «Смотрите-ка, что творится…»

Финны, латиноамериканцы, англичане, африканцы — кого только не смешала среди танцующих музыка!

Оркестр заиграл мелодию в стиле «ретро». Танцующие стихийно образовали круг, в центре которого оказались Зоя Семеновна с Карлом. В эффектном вечернем платье, с развевающимися золотистыми волосами, она напоминала танцующую Аниту Экберг — та же легкая небрежность и одновременно величественность манер. Группа латиноамериканцев в такт их па хлопала в ладоши.

Когда музыка закончилась, танцующие вернулись за столики. Шумно расселась и компания, в центре которой царила Зоя Семеновна. Мужчины налили дамам, а затем себе шампанского.

— Прекрасно танцуете, фрау Зоя, — сказал с улыбкой чуть запыхавшийся Карл. — Надо бы поучиться у вас этому танцу.

— Вы все еще такие молодые, — засмеялась она. — А мне уже под сорок… И лет эдак двадцать назад — во времена моей далекой юности — этим танцем были увлечены все. Повально, как говорится… Мода, видите, возвращается.

— За моду! За прекрасных дам! За любовь! — провозгласил тост один из кавалеров.

— За счастье, — ответила Зоя Семеновна, поднимая свой фужер. — За исполнение желаний, поскольку все вы очень славные.

Оркестранты ушли отдохнуть. В зале стало сравнительно тихо. Зоя Семеновна вдруг задумалась, глядя в сторону отсутствующим взглядом.

Отрывочные воспоминания мелькали в ее сознании: вот она, вся отдаваясь музыке, танцует в открытом ресторане южного курортного города… С танцплощадки видно море, украшенное огнями малых и больших судов… Вот в компании идет она по ночному приморскому бульвару…

Тут снова грянул отдохнувший оркестр. К Зое Семеновне неожиданно подскочил темпераментный кавказец и с жаром сказал:

— Несравненная! На танец приглашаю!

Но Зоя Семеновна, очнувшись от воспоминаний, покачала головой и ответила какой-то французской фразой. Кавказец растерянно оглянулся на собравшихся.

— Она сказала: «Перебьешься», — неожиданно «перевела» слова Зои Семеновны изумленному кавказцу одна из девушек и сурово добавила: — Ишь разлетелся…

— Этот танец французская гостья обещала мне, — любезно пояснил Карл и увлек очаровательную партнершу в гущу танцующих. Во время танца рассказывал:

— Семья наша не есть маленькая: два брата, три сестры. Живем все в Веймаре. Сестры уже замужем.

— А у меня здесь мать и младшая сестра. Но живу я одна, отдельно от них.

— Где, если не секрет?

— Рядом, на Желябова.

— Позвольте, мы проводим вас, — предложил Карл.

Вскоре, выйдя из ресторана, они неторопливо шли по вечернему Невскому. Редкие машины проносились мимо. Впереди, весело переговариваясь, шагали девушки в сопровождении приятелей Карла. Изредка оборачивались.

— Так как же все-таки любовь? — продолжал разговор Карл.

— У всех по-разному, — чуть улыбнулась Зоя Семеновна. — Моя, например, за тысячу километров отсюда — в Сибири.

— Даже так?

— Он работает там по договору. Создает нашу будущую, так сказать, материальную базу… И срок договора заканчивается, к сожалению, только через полтора года.

— Трудно жить в разлуке, — посочувствовал Зое Семеновне спутник. — Я, например, недавно уехал из Веймара, а уже так соскучился по своим…

— Нелегко, конечно, — согласилась она. — Но мы решили сперва заработать достаточно денег. Чтобы потом, когда насовсем будем вместе, не знать абсолютно никаких забот.

— Совсем без забот — разве так бывает?

— Надо постараться… Мы очень любим друг друга, и это поддерживает. Уверена: нужно, обязательно нужно стараться друг для друга. Я, прежде чем это поняла, сделала в жизни много ошибок… И мы почти пришли, — заметила Зоя Семеновна.

— Тогда позвольте поблагодарить вас за чудесный вечер, который вы украшали своим присутствием. Огромное спасибо за кулоны… Мы не мало денег дали?

— Нет! Что вы! Я же по госцене продала. Поверьте, оставила их просто из симпатии к вам.

— Спасибо! — с чувством произнес Карл и добавил: — А сувениры для вас в портфеле у Юргенса.

У подъезда Зои Семеновны компания остановилась. Женщине вручили пакет со словами:

— Косметика наших фирм. Будьте еще прекраснее, Лорелея!

— Спасибо, ребята, за приятный вечер. Будьте счастливы! — И, помахав на прощание рукой, скрылась в парадном.

Зоя Семеновна зашла в квартиру, включила неяркий торшер, присела у трюмо… Не спеша отстегнула от вечернего платья брошь, сняла перстни и, вспомнив что-то, выдвинула один из ящиков трюмо… Нахмурилась, перебрала все лежащие там коробочки и вещицы…

Выдвинула ящик, другой, третий… Перерыла в них всё. Кинулась к платяному шкафу и начала лихорадочно перебирать на полках вещи.

Того, что искала Зоя, не было нигде.

Ким Строев, бывший сегодня Карлом, шел по ночному Невскому. Редкие прохожие спешили по домам. Старинные здания образовывали величественные и одновременно несколько мрачные ансамбли. Матово светились витрины замерших магазинов.

Черная «Волга» затормозила рядом с ним, майор Нечаев приглашающе открыл дверцу. Ким сел рядом. Некоторое время они молчали. Потом Строев протянул коробочку. Нечаев открыл ее: внутри лежали золотые узорчатые кулоны.

— Между прочим, хорошая она женщина, — неожиданно сказал Ким. — Жаль мне ее стало, товарищ майор.

— Люди гибнут за металл, — ответил тот классической формулировкой. — И мы обязаны сделать так, чтобы как можно меньше их гибло. В этом тоже заключается жалость.

Машина затормозила у здания Главного управления внутренних дел.

Майор поднялся в кабинет Давыдова. Полковник нетерпеливо шагнул ему навстречу. Какой-то пожилой благообразный человек в штатском был за столом, где находились микроскоп, приборы, реактивы…

— Наконец-то, Максим! — сказал Давыдов. — А то неудобно, понимаешь: товарищ из инспекции пробирного надзора ждет. Сделает сейчас предварительную экспертизу… Знакомьтесь, Степан Степанович.

Нечаев представился.

— Очень приятно, — ответил эксперт и добавил: — А обо мне не беспокойтесь. Ради общего дела и подождать можно. Тем более что домашних я предупредил: вернусь поздно… Давайте-ка сюда эти изделия.

Майор протянул ему кулоны.

Степан Степанович потер один из них о пробирный камень, мазнул кисточкой, потом поднес к микроскопу.

Пока он занимался делом, Давыдов и Нечаев отошли к окну.

— Между прочим, — негромко сказал полковник, — шеф рекомендовал провести в магазине ревизию.

— Рано вроде, — возразил майор. — Спугнуть можем.

— Товарищи дорогие, — обратился к ним Степан Степанович, — это изделия нашего завода! Отнюдь не те самоделки, что были днем на экспертизе… И проба здесь абсолютно нормальная: пятьсот восемьдесят третья.

— Вот оно что, — протянул Нечаев. — Похоже, начинаю понимать, в чем тут может быть дело… Товарищ полковник, поблагодарим Степана Степановича и отпустим его домой.

— Разумеется, — согласился Давыдов. — Спасибо, Степан Степанович, огромное. Тысячу извинений за беспокойство. И — машина ждет вас у подъезда.

— Завтра напишу вам официальное заключение… то есть уже сегодня, — улыбнулся эксперт. — Пришлю с курьером. Как и договаривались.

Они обменялись рукопожатиями. Когда эксперт вышел, Давыдов выразительно посмотрел на майора.

— Все сходится, — сказал тот. — Сегодня утром, после самого открытия, она продала моему человеку обычным порядком — через кассу — кустарный кулон. А частным образом, как видите, торгует нормальными, заводскими изделиями.

— То есть в магазине она заводские заменяет кустарными изделиями и пускает самоделки в продажу.

— Внешне они практически неразличимы. А для неспециалистов — тем более.

— Ловко у красотки все продумано, — размышлял Давыдов. — Представь, если с самоделкой ее прихватить в магазине. Сделает наша Зоя большие глаза, скажет, что с завода такие прислали.

— А может, и не у нее вовсе купили, а у продавца рядом, — подхватил Нечаев. — Ответы, надо полагать, у Малининой уже хорошо отрепетированы.

— Значит, самоделки — через магазин. А настоящие изделия она уносит с собой и продает по госцене, копеечка в копеечку.

— Верно, — кивнул майор. — Даже если и попадется на продаже заводских изделий, скажет, что купила, мол, для себя. Деньги нужны позарез — вот и продаю. И раз по госцене — ее даже в спекуляции не обвинишь…

— С юмором дамочка!

— А вдруг не одна она этим занимается? Что, если в сговоре с кассиром вместе снимают деньги через кассу? — рассуждал Нечаев. — Прав генерал: если не ревизия, то хотя бы выборочная проверка изделий необходима. Но проводить это следует неофициально, ночью.

— Естественно, — кивнул Давыдов. — Пригласим директрису Ювелирторга. Она женщина надежная… Кого еще? Нашего эксперта из пробирного надзора.

— Товарищей из контрольно-ревизионного управления, — предложил майор.

— Да. И особо нужно позаботиться, чтобы в магазине до времени об этом не узнали.

— И все же доля риска остается, — ответил Нечаев. — Мало ли, кто случайно увидит…

— Не вижу другого варианта, — возразил полковник. — И если найдем «левое» золото — сразу официально закрываем магазин, проводим полную ревизию, допрашиваем.

Майор кивнул.

Утром следующего дня Зоя Семеновна вышла из дома. Выглядела она утомленной. Словно бы поблекли яркие краски ее лица.

В тихом переулке Малинина вошла в будку телефона-автомата. Покусывая губы, набрала номер.

— Это я, — сказала она, когда абонент ответил. — У меня из дома пропала последняя партия. Да, вся. Прямо с коробкой… Всюду обыскала — нигде нет. Последний раз видела… неделю, нет — пять дней назад… Нет, из одежды ничего… Голова кругом — не знаю, что и думать. Теперь слушай: вчера я отдала восемь штук заводских. Мне нужно срочно их заменить… Хорошо. Встречаемся, где всегда.

Женщина повесила трубку и заторопилась по улице. Неподалеку от работы ее окликнула молодая женщина в таком же, как и Зоя Семеновна, форменном костюмчике:

— Привет, Зоенька! Не опаздываем?

— Вроде нет, — ответила та.

— Что вялая сегодня? — поинтересовалась сослуживица.

— В ресторане вечером сидели… Перестаралась немного.

— А… Бывает, — серьезно и понимающе кивнула та.

Обе вошли в магазин «Сапфир».

Кабинет директора Ювелирторга напоминал рекламный проспект, популяризирующий отечественные ювелирные изделия. На цветных фотографиях красовались эффектные женщины, украшенные диадемами, серьгами, колье, браслетами и перстнями одновременно: исключительно элегантные мужчины с перстнями-печатками деловито проверяли время по золотым часам.

Хозяйка кабинета — серьезная пожилая женщина с депутатским значком на лацкане жакета — вместе с Давыдовым, Нечаевым и Емельяновым склонилась над чертежом.

— Вот торговый зал, — продолжала объяснять директриса. — Но не он нас в основном интересует. После закрытия магазина каждая продавщица запирает подотчетные ценности в своем личном сейфе. А сейфы стоят в служебном помещении. Однако обратите внимание на два момента: придется включать свет, сигнализацию же — наоборот — отключать.

— Это уж наша забота, — отозвался Давыдов. — Окна завесим глухими шторами, а дежурного вневедомственной охраны предупредим.

— Но как быть с сейфами? — озабоченно нахмурилась директриса.

— По сейфам у нас среди своих есть, — улыбнулся полковник, кивнув в сторону Емельянова. — Большой специалист.

— Молодец, мальчик, — абсолютно серьезно одобрила та.

— Итак, Екатерина Васильевна, — продолжал Давыдов. — Насчет наших кадров — полная ясность. А как обстоят дела с вашими?

— Пожалуйста, можете проверить. — Она открыла шкаф, в котором лежали груды папок. — Личные дела всех работников «Сапфира».

— И только? — насторожился Нечаев.

— Кроме того, еще четырех магазинов, — успокоила Екатерина Васильевна.

В машине, когда возвращались из торга, Нечаев продолжил начатый разговор:

— Строев выяснил, что у Зои Семеновны Малининой есть жених. Работает где-то на Севере — монету заколачивает.

— Чтобы первому встречному выкладывать о сердечных делах… — засомневался Емельянов.

— Зачастую со случайным попутчиком в купе люди бывают откровеннее, чем с родными. Психологам давно знаком этот феномен, — не согласился с лейтенантом Давыдов.

— Ким утверждает, — рассказывал майор, — что чувства у нее и жениха серьезные. Что дамочка она, несмотря на общительность, правил строгих: не допустила даже намека на флирт. Хотя наш коллега — парень видный и большой специалист в этой области.

— Однако замужем Малинина уже побывала, — заметил Давыдов. — Как говорится, «сходила замуж», судя по записи в личном деле.

— С кем не случается, — философски заметил лейтенант.

— Но в целом личное дело Зои Семеновны в порядке, — продолжал Нечаев. — Четырнадцать поощрений. И только один выговор — снятый — за опоздание из отпуска два года назад.

— От Черного моря не оторваться было, — сочувственно вздохнул Емельянов.

В служебных помещениях ювелирного магазина «Сапфир» ярко горел свет. Окна были тщательно занавешены плотной темной тканью. В складском помещении стояли с открытыми дверцами четыре сейфа. У пятого возился, звеня отмычками, Емельянов.

Его виртуозной работой любовались директриса Ювелирторга, полковник Давыдов и Нечаев.

В соседнем помещении вдруг зазвонил телефон.

— Пойду послушаю, — предложила Екатерина Васильевна.

— Ни в коем случае! — категорически ответил Давыдов.

Эксперт инспекции пробирного надзора Степан Степанович колдовал тут же за столом.

Две женщины — инспектора контрольно-ревизионного управления — подавали ему из сейфов золотые изделия, а проверенные клали обратно, на свои места.

В это время по пустынной улице неподалеку осторожно, крадучись, шел мужчина. Стараясь не попадать в свет фонарей, он приблизился к крайней витрине магазина «Сапфир» и на секунду прильнул к стеклу: из служебного помещения выбивалась узкая полоска яркого света. Мужчина заспешил прочь. У будки телефона-автомата огляделся и скользнул туда.

— Хоп! — сказал Емельянов. — И вся игра.

Дверца сейфа открылась. А телефон в соседнем помещении зазвонил снова. Все прислушались.

— Вот это очень мне не нравится, — сказал полковник.

Нечаев вышел в коридор, достал портативную рацию, проговорил негромко:

— «Ладога», я — «двенадцатый». Внимание! На объект следуют телефонные звонки. Срочно установите абонент. Как поняли? Прием.

— «Двенадцатый», я — «Ладога», — ответил голос радистки. — Вас поняла. Устанавливаем абонент. Ждите.

А телефон все звонил. В коридор вышел полковник, жестом подозвал Нечаева, сказал тихо:

— Подделки обнаружены только в сейфе Малининой… Что с абонентом?

— «Ладога» обещала установить. На АТС сейчас Бродов дежурит.

Пока они беседовали, телефон смолк, но тотчас же зазвонил снова.

— Не чисто дело, — уверенно сказал полковник, кивнув на дверь, из-за которой доносились звонки. — Видимо, кто-то ждал нашего появления здесь. Дай команду проверить ближайшие телефоны-автоматы.

Нечаев переключил на рации канал:

— Постам сто два и сто четырнадцать. Я — «двенадцатый». Проверьте ближайшие телефоны-автоматы.

Послышались ответы:

— «Сто четырнадцатый» понял вас.

— «Сто второй» понял.

В дежурной части Главного управления внутренних дел в зале «02» одна из дежурных сняла трубку:

— Милиция слушает.

В ответ послышался взволнованный мужской голос:

— Милиция! Милиция!!

— Слушаю вас, говорите.

— Милиция! Здесь грабят ювелирный магазин. Называется «Сапфир»… Знаете? Внутри какие-то люди.

— Высылаем наряд. Спасибо за сообщение. И не вешайте трубочку. Откуда вы говорите? Ваша фамилия?

Но уже раздались короткие гудки.

— На вычисление поставила? — спросила девушка, дежурившая за соседним пультом.

— Да, конечно, — принявшая вызов кивнула в сторону табло, укрепленного на пульте. — Звонят из автомата. Голос я тоже записала… А «Сапфир» — тот самый магазин, где сейчас работает бригада.

— Насчет магазина? — заглянул в дверь капитан милиции.

— Какой-то очень бдительный гражданин, — ответила дежурная.

В руках майора Нечаева запищала рация, послышался женский голос:

— «Двенадцатый», «двенадцатый», я — «Ладога». Вам звонят из телефона-автомата. Как поняли? Прием.

— «Ладога», я — «двенадцатый», — повысил голос майор. — Примите меры к установлению телефона-автомата и задержанию звонящего. Направьте экипаж ближайшей патрульной машины. Как поняли? Прием.

— «Двенадцатый», я — «Ладога». Вас поняла.

— Похоже, нас обнаружили? — спросила Екатерина Васильевна.

И Степан Степанович, оторвавшись от своих работ, с тревогой оглядел собравшихся.

В зале «02» та же дежурная сняла трубку:

— Милиция слушает.

— Милиция? Это снова я звоню, — услышала она знакомый мужской голос. — Что же вы не едете? Здесь грабят ювелирный магазин «Сапфир»! Что вы там себе думаете?! Вынесут же все ценности! Срочно примите меры! Или вас это не волнует?!

— Гражданин, прошу вас, не вешайте трубочку, — спокойно ответила дежурная. — Вы нужны нам как свидетель. Кто вы? Как ваша фамилия?

— Я прохожий… Иванов.

— Так вот, товарищ Иванов, наряд уже выехал. Большое вам спасибо за сигнал. Как только наши товарищи приедут, присоединяйтесь к ним. А пока я вас не отключаю. Увидите любую милицейскую машину — остановите ее и держите со мною связь.

Во время этого диалога темная мужская фигура стояла в телефонной будке. Далеко показалась мигалка милицейского патруля. Завидев ее, человек выскочил из будки, опрометью помчался прочь и скрылся в проходном дворе. Очевидно, встреча с милицией не входила в его планы.

Из патрульной машины, резко затормозившей у телефонной будки, выпрыгнули четверо милиционеров.

— Ушел, — сказал сержант. — Осмотреть близлежащую территорию!

Милиционеры разбежались по разным направлениям.

Миновав несколько проходных дворов, сержант заметил вдалеке идущего быстрой походкой человека и бросился ему вслед. Они сближались.

— Стой! — крикнул сержант.

В глухом переулке мужчина добежал до стоящих «Жигулей», рванул дверцу и с места дал полный газ. Темнота не позволила различить даже номер.

В магазине полковник снова отозвал Нечаева и сказал:

— Окончательный вывод: подделки только в сейфе номер два — сейфе Зои Семеновны Малининой. Так что самое время ехать за ней и допрашивать. Тем более что история с «прохожим Ивановым» мне весьма не нравится. Возьми следователя.

— Слушаюсь! — заторопился тот. — Емельянов! Поехали.

Зоя Семеновна проснулась от каких-то непонятных звуков. То ли по квартире кто-то ходил, то ли дергали дверь… Женщина села в постели и, не включая света, прислушалась. Тихо стучали в дверь с черного хода.

Накинув пеньюар, она вышла в коридор, зажгла свет и остановилась. Да, стучали с черного хода. Малинина прошла на кухню и, приоткрыв первую дверь, спросила:

— Кто?

— Это я, Зоя. Открой.

Она вздрогнула, но не открыла. Спросила совсем тихо:

— Что тебе нужно так поздно?

— Открой, говорю, — настойчиво повторили из-за двери. — Новость есть для тебя. Дело крайне срочное.

— Сейчас. — Женщина щелкнула засовом.

Машина подъехала к дому на улице Желябова, где жила Зоя Семеновна. Из машины вышли Нечаев и Емельянов. Когда поднимались по лестнице, майор заметил:

— Откуда-то газом пахнет.

Сотрудники заторопились наверх, подошли к двери нужной квартиры, прислушались.

— Отсюда и тянет, — сказал Емельянов, нажимая кнопку звонка.

В квартире была тишина. Лейтенант позвонил еще раз. И еще.

— Ждать больше нельзя. Давай ломать, — предложил Нечаев.

Разбежавшись, вышибли дверь и ворвались в помещение. Лучи фонарей заметались по темным углам.

— Свет не включай! Взорвемся! — крикнул майор. В комнате он распахнул окно.

Дверь на черную лестницу оказалась незапертой. Нечаев открыл ее и прошел на кухню. Там на столе стояла свеча. Сквозняк колебал ее пламя. В полутьме майор споткнулся обо что-то. В этот момент вошел Емельянов, сообщил:

— В квартире — никого, — и замер, увидев на полу человеческую фигуру.

Лучи их сильных фонарей скрестились: в окровавленном пеньюаре лежала Зоя Семеновна Малинина. Нечаев склонился над женщиной, проверил пульс и тихо сказал:

— Всё…

— Через несколько минут здесь наверняка был бы взрыв и пожар, — ответил лейтенант и задул свечу.

Утром в кабинете полковника Давыдова проходило оперативное совещание. Кроме Давыдова, майора Нечаева, лейтенанта Емельянова здесь присутствовало еще с полтора десятка сотрудников, преимущественно в штатском. Был и мужчина в прокурорском мундире.

На столе стоял магнитофон. Собравшиеся слушали запись. Знакомый голос взволнованно говорил:

— Милиция! Здесь грабят ювелирный магазин! Называется «Сапфир». Знаете? Внутри какие-то люди!

Наступила пауза.

— Это — первый звонок в дежурную часть, — пояснил Давыдов. — Сейчас будет второй.

Снова зазвучала запись:

— Милиция? Снова я звоню! Что же вы не едете?! Здесь грабят ювелирный магазин «Сапфир»! Что вы там себе думаете?! Вынесут же все ценности! Срочно примите меры! Или вас это не волнует?! — И после паузы другим тоном: — Я — прохожий… Иванов.

— Мнение эксперта? — спросил полковник, когда запись закончилась.

— Звучание достаточно чистое для того, чтобы сделать сравнительную экспертизу, — ответил молодой человек в форме капитана милиции.

— И еще вот это. — Давыдов продемонстрировал собравшимся маленький целлофановый пакетик. — Здесь волос, обнаруженный между пальцами правой руки убитой. Судя по всему, защищаясь, она схватила убийцу за волосы.

— И это всё? — с оттенком недовольства спросил прокурор. — Ни отпечатков, ни других следов?

— К сожалению, Иван Арсентьевич, — вздохнул Давыдов.

— Собака взяла след, — вступил в разговор Нечаев. — Вывела через черный ход во двор, затем — на улицу… И там след оборвался.

— Кто старший от уголовного розыска? — спросил прокурор.

— Подполковник Громов, — представился моложавый мужчина с пышной седой шевелюрой.

— С товарищами из угрозыска будем работать как всегда — рука об руку, — сказал Давыдов. — Ситуация складывается очень непростая: раскрытие убийства Зои Семеновны Малининой, на наш взгляд, непременно выведет на подпольную мастерскую или фирму. А возможно, позволит продвинуться дальше — выяснить место утечки промышленного золота… Подчеркиваю: дело на контроле в министерстве.

— И в прокуратуре Союза, — добавил Иван Арсеньевич.

— А зацепиться пока практически не за что, — продолжал Давыдов. — Поэтому, товарищи, будем начинать работу по классической схеме и постараемся не упустить ни одной мелочи. Нас должно интересовать все: круг родственников, друзей и знакомых убитой, образ ее жизни, взгляды и увлечения… То есть материал, из которого можно сложить предполагаемый образ убийцы… Прокуратура также активно включается в работу.

— Да, товарищи, — поднялся прокурор, — вам разрешаются все необходимые по данному делу санкции: обыски, аресты и так далее. В любое время суток мои коллеги и я — с вами.

— Все свободны, — закончил совещание Давыдов.

Среди деревьев и мраморных скульптур Летнего сада медленно шли Нечаев и привлекательная молодая женщина, очень похожая на Зою Малинину. Выглядела она усталой, темные волосы покрывал черный шарф. Кутаясь в плащ и теребя ремешок сумочки, женщина говорила:

— Я еще держусь, но на маму смотреть невозможно. Смерть Зои подкосила ее. Я и сама до конца не могу поверить в то, что произошло. Кажется, вот сейчас она позвонит или зайдет…

Женщина остановилась и задержала дыхание, чтобы не дать волю слезам.

Нечаев пошарил по карманам, достал капсулу, протянул ей:

— Танечка, это довольно сильное успокоительное. Примите.

— Не нужно. Все равно не поможет, — ответила та. — Попробуем поговорить о деле.

Пошли дальше, негромко беседуя.

— Так вот, — с усилием сосредоточившись, продолжала Таня, — меня не оставляет ощущение, что человек этот однажды нам звонил. Он разыскивал Зою… Но, быть может, я ошибаюсь… В таком состоянии, как теперь…

— Когда был этот звонок?

— Кажется, в начале лета.

— С сестрой вы были дружны?

— Не то слово. Очень привязаны друг к другу.

— Значит, вы постоянно были в курсе Зоиных дел?

— Нет. Сестра была не из тех, кто исповедуется.

— Зоя была скрытной?

— Скрытная — не то слово. Просто у нее не было потребности делиться с кем-нибудь своей внутренней жизнью. Она с самого детства была такой. Хотя других всегда внимательно выслушивала, сочувствовала искренне, поверьте… Советы давала от души. А вот о себе никогда не говорила.

— Уникальная для женщины черта.

— Да. Она вообще очень своеобразный человек… была, — осекшись, добавила Таня. — Зоя всегда жила как бы в двух измерениях: в реальности и в мечтах.

— То есть?

— Понимаете, ей с детства хотелось чего-то необычного… И с возрастом, я думаю, она все больше и больше тяготилась обыденностью каждодневности…

— Вот как?

— Не удивляйтесь. Я да и мама считаем — Зоя имела на это полное право. Мы всегда ею гордились: красавица, притом умна. И ум у нее не женский, а с мужской хваткой.

— В общих чертах характер Зои?

— Для окружающих такой характер очень удобен: добрая, отзывчивая, ровная, рассудительная… Она и профессию себе такую выбрала, чтобы находиться среди красивых вещей, людей ими радовать… Но ей самой со своим характером нелегко приходилось, я думаю.

— Простите, а личная жизнь Зои?

— Она у сестры не очень-то складывалась. Зоя была максималисткой. Человек должен был полностью соответствовать тому, что она хотела в нем видеть.

— «Все или ничего»?

— Вот именно.

— Однако трудно поверить, что у такой женщины никого не было.

— Я этого не говорила… Именно последнее время, думаю, был у сестры кто-то постоянный. Два года назад Зоя вернулась из отпуска такая счастливая, обновленная, что ли…

— Кто он, Зоя не говорила?

— Нет. Сама она, как обычно, не откровенничала. А выспрашивать у нас в семье не принято… Но чувствовалось, что это не просто южный роман… Мы с мамой решили, что у того человека есть семья. И сестра не может быть с ним, пока он несвободен…

— А первый ее муж — Борис Кирпичев?

— Отличный парень. Зря она его бросила… Говорила, что надоел, да еще скупой без меры. А он не скупой — просто хозяйственный. Жила бы с ним и жила Зоя как у Христа за пазухой…

— Где Кирпичев сейчас?

— По-моему, где и раньше. Работает мастером на «Дизеле». Зарабатывает, кстати, прекрасно… Восемь лет, как они с Зоей развелись, а он до сих пор так и не женился. Видно, забыть Зоеньку не смог.

— Они встречались эти годы?

— Насколько мне известно, никогда.

Таня и Нечаев неторопливо шли к выходу мимо Карпиева пруда, по которому плавали первые облетевшие листья, мимо Эльфдальской вазы, спорившей цветом порфира с багрянцем кленов… Через Шарлеманевы ворота вышли из сада.

День выдался пасмурный, но Садовая, как и Летний сад, казалась залитой солнцем: клены, окрасившие свои листья во все оттенки теплых тонов — от ярко-желтого до багрового, — словно возвращали тот солнечный свет, который вобрали в себя летом.

Таня и Нечаев распрощались.

Вскоре майор был уже на улице Союза Связи. Он подошел к старому зданию, у подъезда которого красовалась вывеска «Управление связи Ленгорисполкома». Нечаев поднялся по лестнице.

Начальник управления внимательно слушал Максима Владимировича. Майор поочередно протянул ему два листка бумаги:

— Вот об этом необходимо предупредить все отделения связи. А это — разрешение прокуратуры.

Начальник быстро просмотрел тексты и сказал:

— Хорошо. Такое указание дадим немедленно. Связь станем поддерживать через дежурных.

В оперативном зале Управления связи телетайпистка быстро ударяла по клавишам. Буква за буквой на широкой ленте появлялся текст, который дублировался на перфоленте:

В сборочном цехе завода «Дизель» в конторке диспетчера зазвонил телефон. Женщина-диспетчер в косынке и в рабочей спецовке, стараясь перекричать шум механизмов, несколько раз переспросила:

— Кого-кого?.. Мастера Кирпичева — в завком?.. Хорошо, передам ему. — Она повесила трубку и пошла вдоль конвейера.

Мастер Кирпичев, наблюдая за работой молодого паренька, говорил с досадой:

— Да поршни, поршни проверь! Эх, голова… Разве так можно?

— Кирпичев! Тебя в завком зовут! — крикнула диспетчер.

— Сейчас, — с неохотой отозвался мастер.

Мужчина он был видный. С серьезным, приятным лицом.

— Что же получается, Кирпичев? — привычно назидательным тенорком говорил председатель завкома. — Опять, стало быть, твой Клюев прогулял. И целых три дня!

— Не три, а два. И не прогулял, а запил он опять… Из-за Людки своей убивается. Опять вильнула, стервь…

— Он, видите ли, запил! — возмутился председатель завкома. — На него же глядя, завтра другие запьют… А план?

— Вытянем, — пообещал Кирпичев. — Дадим даже процента три сверх. Я так мыслю… А Клюев рабочий неплохой — подтянется. Вы встаньте на его место — ваша жена была бы, как Людка его…

— Еще чего! — оскорбился председатель.

— То-то…

— Вот что, — прервал его рассуждения профсоюзный босс, — Людка не Людка, а завтра приходи со своим Клюевым на завком: разбираться будем… Всё, иди.

Кирпичев, укоризненно взглянув на профсоюзное начальство, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Председатель нажал кнопку переговорного устройства:

— Где этот товарищ? Пусть зайдет.

Вошел Емельянов с портфелем.

— Вот, пожалуйста. — Предзавкома протянул ему портативный магнитофон. Лейтенант нажал клавишу магнитофона, послышался голос Кирпичева: «…не три, а два. И не прогулял, а запил…»

Емельянов выключил магнитофон, положил в портфель и с чувством пожал руку предзавкома:

— Большое спасибо вам. Созвонимся.

На этот раз магазин «Сапфир» был закрыт уже на официальную ревизию. Стеклянные двери украшала табличка «Переучет». Невнимательные прохожие дергали двери, с любопытством заглядывали в окна.

В торговом зале застекленные витрины открыли. Продавщицы в форменной одежде предъявляли изделия контролерам, те сверяли их с артикулами в накладных и ставили птички, свидетельствующие о наличии товара.

Шла работа и в служебных помещениях, где находились сейфы. Неизменный Степан Степанович колдовал у своих приборов. Были тут и две моложавые женщины — сотрудницы контрольно-ревизионного управления, которые в свое время принимали участие в ночной проверке, а также несколько сотрудников УБХСС, присутствовавших на совещании у полковника Давыдова. И конечно, лейтенант Емельянов.

Нечаев и директор магазина — молодой еще человек в элегантном темном костюме — медленно прохаживались вдоль прилавков, негромко беседовали.

— Просто ошеломляющая новость, — огорченно говорил директор. — Зою Семеновну у нас уважали и ценили. Не то, чтобы она была душой коллектива, но приветлива и любезна исключительно… И по работе я всегда ставил ее в пример.

— А что вы могли бы сказать о личной жизни Малининой?

— Женщина правил была строгих. Прямо скажем — несовременная. Мой прежний заместитель попытался было за ней поухаживать, но не состоялось у него… Сотрудницы же считают, что был у Зои Семеновны какой-то постоянный мужчина. Но эту связь она скрывала… Может быть, какой-нибудь ответственный работник? Номенклатура? — Директор с нескрываемым интересом взглянул на майора.

— Не знаю, — покачал головой тот и добавил: — К сожалению, не знаю.

Взглянув на часы, Нечаев обратился к проверяющим:

— Ну как, уважаемые дамы? Финал близко?

— Заканчиваем, Максим Владимирович. Еще максимум полчасика, — ответила одна из них, видимо старшая.

— А результат, Людмила Сергеевна? — спросил Нечаев.

— Пока всё в порядке.

— Коллектив у нас здоровый, — начал было директор и неожиданно задал мучивший его вопрос: — Но зачем из инспекции пробирного надзора? Пробы-то зачем проверять? Сколько работаю — в первый раз вижу этих представителей в магазине…

В кабинете директора зазвонил телефон.

— Прошу прощения. — Он скрылся за дверью. И через секунду выглянул из кабинета. — Вас, Максим Владимирович.

Майор зашел в кабинет, взял трубку:

— Нечаев. Да, товарищ полковник.

Послышался голос Давыдова:

— Срочно приезжай в управление.

— Но… мы же ревизию заканчиваем.

— Срочно, тебе говорят, — приказал полковник. — Возникли чрезвычайные обстоятельства.

— Слушаюсь! — Майор повесил трубку и позвал: — Олег!

Вошел Емельянов.

— Останешься за меня, — сказал майор. — Подпишешь акты… Опять какое-то ЧП.

Нечаев взбежал по лестнице и с ходу распахнул дверь кабинета Давыдова:

— Разрешите?

Полковник и прокурор Иван Арсентьевич стояли у окна, о чем-то оживленно беседуя.

— Наконец-то, — приветствовал майора Давыдов и указал на стол. — Вот, полюбуйся, первая ласточка.

Нечаев поздоровался с прокурором и подошел к столу. Там находился фанерный посылочный ящик.

Крышка была снята. Майор запустил в ящик руку и достал пригоршню каких-то зерен.

— Кофе? — машинально спросил он.

— Кедровые орехи, урбанист, — усмехнулся полковник.

— А в орехах? — подсказал прокурор.

Нечаев порылся и извлек продолговатый матерчатый мешочек, туго набитый чем-то тяжелым. Майор развязал тесьму — на стол блестящей струей посыпались золотой песок и мелкие самородки.

— Золото… Приисковое, — выдохнул Нечаев и посмотрел на крышку, где был написан адрес. — Ага, из Красноярска, значит, посылочка. На имя Малининой Зои Семеновны. До востребования. А кто же отправитель?

— Мы уже звонили по «ВЧ» в Красноярск. В означенном адресе указанный гражданин не проживает. Этого, впрочем, следовало ожидать. Кто станет в данной ситуации оставлять свой адрес…

— Надо лететь в Красноярск. Я готов, — сказал майор.

— Уж очень ты быстрый, — ответил полковник. — Сначала специалисты должны дать заключение: с какого прииска это золото? На экспертизу уйдет дня два-три.

— За это время можно подготовить группу, — предложил Нечаев.

— Группу? — усмехнулся Давыдов. — И ты считаешь, что у меня много лишних рук и голов? Здесь-то кто работать будет?.. Полетите с лейтенантом Емельяновым. А на месте помогут красноярские товарищи.

— Передайте привет тамошнему прокурору Федотову, — сказал Иван Арсентьевич, — Мой фронтовой товарищ.

— Непременно, — кивнул Нечаев.

— Разрешите? — В дверях показался капитан милиции.

— Заходи, эксперт, заходи, — пригласил полковник. — Забирай этот ящик и посмотри повнимательнее: нет ли на внутренней бумажной обертке отпечатков пальцев или каких иных следов?

Совсем оголился Летний сад. Сиротливо белели особенно заметные теперь статуи. Но к ним уже подвезли высокие деревянные ящики, чтобы закрыть на зиму.

Это был один из тех угрюмых дней, когда весь город кажется серым: низкое мрачное небо, свинцовая неприветливая Нева, сырой асфальт, темный гранит.

Нечаев и Таня медленно шли по аллее. Жухлая листва шуршала под ногами.

— Я попросила вас о встрече, чтобы показать одно странное письмо. Вернее — записку, — в нерешительности заговорила Таня.

— От кого?

— От Зои. Но вот для кого, я не знаю. Она взяла с меня слово, что я не стану вскрывать конверт, а отдам человеку, который сам найдет меня и заведет о письме речь.

— Почему вы сразу не рассказали об этом письме?

— Поймите, Максим Владимирович, я была в таком состоянии… Только сейчас понемногу в себя приходить стала.

Нечаев взял записку и прочел несколько строк:

— Ни имени, ни адреса, — добавила Таня.

— Стало быть, этот человек знает ваш адрес и знаком с вами хотя бы заочно, — предположил Нечаев. Но, внезапно сменив тон, сказал: — Послушайте, не слишком ли вы интригуете меня своими тайнами? Вы обязаны быть со мною предельно откровенной, а я чувствую, что вы чего-то не договариваете! Хотя убийца сестры еще не найден…

Таня, удивленно и обиженно посмотрев на майора, молча заторопилась прочь. Нечаев догнал ее, взял под руку:

— Простите, Танечка. Простите, ради бога. Я трое суток не спал. С ног сбился…

— Вы, кажется, думаете, что я сплю крепко и беззаботно, — со слезами в голосе сказала она.

Майор промолчал.

— С вашего позволения оставлю это письмо у себя, — начал он. — Кажется, начинаю кое о чем догадываться.

Порыв ветра принес хлопья первого снега. В конце аллеи двое рабочих надевали на статую Дианы ящик. Закрыли крышкой и начали заколачивать грубые доски гвоздями.

Таня слабо вскрикнула и, не сдержавшись, разрыдалась:

— Скорее отсюда! Идемте отсюда скорее! Я не могу слышать эти звуки!

— Позвольте проводить вас.

Они заспешили к выходу, а вслед неслись звуки заколачиваемых ящиков.

На здании аэропорта хорошо читалась крупная надпись: «Красноярск». В числе первых пассажиров спускались с трапа самолета Нечаев и Емельянов. Оба — в зимних шапках. На аэродроме было ветрено, мела поземка.

Рослый капитан милиции ждал их у трапа. Был он в зимней форме. Рядом стоял худощавый парень, одетый в полушубок и пушистую заячью шапку-ушанку.

— Майор Нечаев из Ленинграда, — представился Максим Владимирович.

— Рады гостям, — улыбнулся краснощекий здоровяк и представился в свою очередь: — Капитан Акимов Тихон Петрович, участковый инспектор.

— Старший лейтенант Ермаков Кузьма Ильич, — протянул руку парень в полушубке.

— Лейтенант Емельянов, следователь.

Они обменялись рукопожатиями.

— Ну что, товарищи дорогие, с дороги перекусить бы! Прошу в буфет, — приветливо пригласил капитан Акимов и подхватил их чемоданы.

— Не знаю, как вы, а нас только что кормили в самолете, — ответил Нечаев.

— Тогда в путь, — сказал Ермаков. — Постараемся прибыть на прииск до темноты. А там и поужинаем.

— Будьте уверены, — вновь улыбнулся Акимов. — Моя хозяйка такой стол соберет…

Газик-вездеход ждал их на стоянке. Капитан сел за руль. Рядом устроился Нечаев. Сзади — Емельянов и Ермаков.

— А далеко ли до прииска? — поинтересовался майор.

— Не-ет, — протянул капитан. — Сто сорок километров.

Машина тронулась.

— При такой погоде часа три ехать, — уточнил Ермаков. — Да еще дорога не ахти. А не дай бог буран — так в пути заночевать придется.

— Давно у вас зима? — спросил Емельянов.

— С месяц, считай, — ответил капитан, лихо крутя баранку. — Скоро пушнина пойдет зимняя.

— В Ленинграде еще осень, — сказал Нечаев.

— Наш новый театр оперы и балета, — кивнул в сторону красивого здания Ермаков. — Кстати, ленинградцы помогли несколько новых спектаклей поставить. И главный там — тоже из Ленинграда… В выходные можем показать вам город.

— Если только у нас будут выходные, — ответил Нечаев. — Судите сами: работу будем начинать почти с нуля.

— В смысле? — спросил капитан.

— А в том смысле, что данных крайне мало. Очень надеемся поэтому на вашу помощь.

— Сделаем все, что можем, — заверил Ермаков.

Машина выехала на таежную дорогу. По сторонам мелькали покрытые снегом поляны. Высоко в небо уходили вековые кедры, пихты, сосны. Изредка с ревом проносились огромные самосвалы.

— Смерть Зои Малининой оборвала ниточку, которая могла привести к подпольным ювелирам, — рассказывал Емельянов. — Уверен, убийство — их рук дело.

— По химическому составу золота эксперты определили, что утечка идет именно с вашего прииска, — продолжал Нечаев. — Значит, где-то здесь, на прииске, живут и работают люди, которые знают Зою Малинину. Знают и подпольного ювелира. Найдя этих людей, мы решим две задачи: раскроем убийство женщины и пресечем утечку приискового золота.

— И прииск, и его драги — целиком мой участок, — вздохнул Акимов. — Я всех там знаю, и всяк меня знает. Конечно, за каждым человеком не уследишь… Кто поймет, что у иного в голове. Но — будем работать.

— Да, ловушку бы им придумать, — мечтательно произнес Ермаков.

— Насчет ловушки есть кое-какие соображения, — откликнулся Нечаев. — Во-первых, попробуем японский метод. Метод полковника Одзаки.

Участковый Акимов жил в большой добротной избе-пятистенке, сложенной из толстых бревен. На стенах висели охотничьи трофеи: медвежьи шкуры, рога сохатых, голова рыси…

Слова Тихона Петровича насчет ужина оказались не «пустой угрозой»: стол буквально ломился от простой, но сытной пищи. Дымилась гора картошки, на блюдах красовались соленые огурцы и помидоры, кочанчики квашеной капусты и грибы… Лежали ломти строганины и солонины. Была и красная рыбка, стоял традиционно-канонический студень.

— Мать честная! Ну и натюрморт! — с восхищением оглядывая стол, протянул Емельянов. — Кто же это все есть будет?

— Управимся, не сомневайся, — заверил Акимов. — Сами постараемся, да из соседей зайдет кто-нибудь…

— Соседи? — насторожился Нечаев. — А нужно ли, чтобы они знали о нашем приезде?

— Э, милок, — чуть улыбаясь ответил тот, — тут тебе не Питер. Тут каждый человек на ладони. Как ни поверни, завтра о вас все знать будут. А так, глядишь, за столом-то нужный разговор получиться может. Придут-то все — дружинники, общественность. Так сказать, опора моя.

Вскоре ужин был в разгаре. Это было ясно уже потому, что присутствующие с чувством пели популярную в тех местах песню «Златые горы». Непривычно и немного забавно выглядели в этих условиях издерганные горожане. Но чувствовали они себя здесь превосходно.

Хозяйка — уважительная женщина — подложила Емельянову рыбки.

— Вот так селедка! — удивился лейтенант, глядя на необыкновенной величины кусок.

— Э, брат, — погрозил ему Ермаков. — Какая же это селедка? Это — омуль! Настоящий. Попробуй-ка, пока его в Красную книгу не занесли.

— Ты груздей, груздей сахарных ему подложи, — руководил Акимов. И, обращаясь к Нечаеву, добавил: — Я нарочно велел хозяйке не рубить их, а целиком предъявить, так сказать… Пусть гости на сибирский груздь посмотрят. Царь-гриб! «Ешь груздь — долой грусть!» Вот так.

Соседи Акимова были как на подбор — крепкие серьезные мужчины с характерными «чалдонскими» лицами. Их голосистые бабоньки с интересом разглядывали гостей.

Песня кончилась. Слово взял хозяин:

— Товарищи дорогие! Гости и соседи! Глядите-ка, что получается: и страна наша велика, и народу в ней хватает. Но повсюду, в самой глухомани даже, на всяком северном острове, и в дальних самых городах, и вот в тайге нашей есть люди в милицейской форме. Сам по себе знаю: куда бы ты ни попал — везде есть свои ребята. Они встретят, они помогут… Предлагаю тост за наше милицейское братство. За дела наши! За друзей!

— Верно сказал… Так оно и получается, — одобрили тост присутствующие.

Оратор сел и, указав на мужиков, обратился к Нечаеву:

— Вот, Максим, посмотри на мою опору и поддержку, так сказать… Какие люди! Кремни. Вот Жилин сидит, шофер: один медведя заваливает. Третьего дня грузовик за ось поднял — один тоже… Или вот Двинских — лучший на драге механик. Газеты о нем пишут. Вообще-то люди у нас крутые. Сибирь слабых не любит…

Утром все четверо вышли из избы. Было ясно, морозно. Акимов шагнул было к газику, но Нечаев попросил:

— Слушай, Тихон Петрович, пройдемся лучше пешком.

— Утро-то какое приятное, — поддержал Емельянов.

— И драгу поглядим, — пообещал Ермаков.

— Пошли, — согласился Акимов.

Они шагали по центральной улице поселка золотопромысловиков. Кое-где из окон на них с любопытством посматривали. Прохожие здоровались со своим участковым. Тот степенно отвечал, давал по пути пояснения:

— Вон мой кабинет: радиостанция с пеленгатором, канцелярия… есть и камера для задержанных. На обратном пути зайдем. — И Тихон Петрович указал на небольшую избу с вывеской над крыльцом: «Участковый инспектор Акимов Т. П.». — А вот и школа наша.

— Здесь, похоже, контора прииска? — спросил Ермаков, кивнув в сторону деревянного барака.

— Она и есть.

— Надо будет посидеть, посмотреть личные дела… Директор что за человек? — спросил Нечаев.

— Управляющий-то? — переспросил Акимов. — Свой мужик. Наш отставник. До пенсии работал в городе — в ГАИ служил. А теперь перебрался в родные места — на природу.

Дорога привела на берег речки, где в клубах пара работала драга — небольшой земснаряд. Она размывала золотоносную почву, засасывала ее по трубам, подавая на промывочные и сполосочные сетки.

Грохотали поршневые лебедки, на которые были заведены укрепленные к прибрежным деревьям тросы. Эти тросы держали драгу в русле разработки и позволяли медленно продвигаться вперед.

Четверо сотрудников смотрели, как работает этот ревущий, пускающий пар «змей горыныч».

— Вот так сейчас дело-то поставлено, — не без гордости заметил Акимов. — А ведь еще недавно было, как в песне поется: «Ручеек бежит, золотишко моет…»

— Привет начальству! — донеслось с драги.

Несколько человек заметили их и помахали руками.

Акимов помахал в ответ и пояснил:

— Мефодиева Валентина тут работает, сполосчица. А еще — Тимофей Черемных и Васька Ардатов. Отличные кормовые машинисты. Охотники, скажу я вам, куда как заядлые. Вот пойдем вместе с ними как-нибудь на сохатого…

— Можно, — согласился Нечаев. — Когда дела сделаем.

— Будет что вспомнить, — отозвался Емельянов.

— Ну, а к золоту доступ большой крут лиц имеет? — поинтересовался майор. — Примерно?

— Ох и тяжелый ты вопрос задал, — вздохнул участковый. — Ковырни вот ногой — глядишь, и самородок выскочить может… Тут все от человека, только от человека зависит. Иной пойдет в тайгу, к заимочке своей заветной и намоет…

— Намоет, — вступил в разговор Ермаков. — Намоет лет двенадцать — пятнадцать строгого режима. Ведь если хотя бы крупицу у него найдут — все равно: суд и максимальный срок. И это каждый знает.

— Знать-то знают, — вздохнул Нечаев. — Но, как видите…

Служебный кабинет участкового Акимова, как и избу, в которой он жил, украшали охотничьи трофеи. У дверей вместо вешалки были приделаны рога, на которых висели сейчас шинель хозяина, тулуп и два пальто ленинградских коллег.

На топчане была брошена медвежья шкура. Другая закрывала стенку. В избе жарко натоплено. За окном уже мерцал голубой вечерний сумрак.

— Телефона пока не имеем, — говорил хозяин, продолжая демонстрировать кабинет. — Вот радиостанция вместо него: круглосуточная связь с главком, с городом, с другими поселками. А это — радиопеленгатор.

— Зачем? — удивился Емельянов. — Шпионов в тайге вылавливать?

— Очень нужная вещь, — возразил Акимов. — Тайга — не городской бульвар. Шаг ступил в нее — и, бывает, пропал человек, если без понятия. А где искать — не знаешь.

Он достал из сейфа какие-то продолговатые палочки, по виду напоминающие авторучки, раздал их коллегам и продолжил:

— Это и есть радиомаяки. Повесьте их рядом с авторучками… Включаются нажатием сюда. И носите с собой, чтобы я за вас не волновался… А то прошлой зимой городской один возьми и уйди на лыжах покататься. Пурга в это время да и начнись… Так и не нашли его. Тайга есть тайга.

— Хорошая штука, в самом деле, — пряча радиомаяк в нагрудный карман, оценил Нечаев. — У всех есть такие?

— Нет. Здесь у нас о них никто не знает пока. Прислали для оперативной работы. Два пеленга с разных точек — и я на карте покажу, кто где находится.

— Давайте, товарищи, — начал Нечаев, — определим наши задачи на ближайшие дни. У меня есть предложения.

Все присели к столу. Ермаков включил рацию на прием. Акимов положил пачку сигарет.

— На любителя, — пояснил он. — Сам-то я некурящий.

— Мы тоже, — поддержал Емельянов. — Да на таком воздухе вообще грех сигаретами баловаться.

— Истинно, — удовлетворенно кивнул Тихон Петрович, пряча пачку в стол.

— Так вот, — продолжил майор, — во-первых, предлагаю сделать сквозной списочный анализ.

— Метод полковника Одзаки? — понимающе улыбнулся Ермаков.

— Мы люди темные, — подмигнул участковый.

— Да, — серьезно продолжал Нечаев. — Нам нужно составить, как минимум, семь списков. Список первый: фамилии тех, кто имеет наиболее близкий доступ к приисковому золоту. Список второй: тех, кто часто ездит в Красноярск и, возможно, был замечен в отправлении посылок. В частности, кто был в Красноярске пятнадцатого октября, в день отправления посылки.

— Список третий? — нетерпеливо спросил Ермаков.

— Кому из Ленинграда приходили письма и у кого там есть знакомая женщина, — ответил майор. — Кто вообще имеет знакомых в Ленинграде. Кто выезжал с прииска накануне убийства Малининой. Дня на два-три. Далее: список четвертый. Кто два года назад в августе — начале сентября был в отпуске и отдыхал, предположительно, в Сочи. Или ездил на юг вообще. Список пятый: кто ранее был судим. Список шестой: кому по договору осталось работать на прииске примерно полтора года.

Нечаев задумался, прикидывая что-то.

— Ну, и седьмой? — нарушил молчание Акимов.

— А список седьмой, — отвечал Максим Владимирович, — составляется лично капитаном Акимовым. Кого ты, Тихон Петрович, и твои наиболее доверенные дружинники можете назвать в числе подозреваемых — просто исходя из интуиции, знания людей, личного опыта… И вот когда одна и та же фамилия или фамилии будут фигурировать во всех или в большинстве списков, увидим, с кого начинать.

— Гляжу, не только седьмой, но и все остальные списки мне составлять придется, — улыбнулся участковый. — Честно говоря, я и сам мыслил так к делу приступать. При чем тут японец Одзака?.. Тяжелая это работа, однако, товарищи… Ведь открыто дознаваться не станешь: есть, мол, у тебя баба в Питере или нет? Другой и пошлет. Здесь тонкий подход нужен. У нас ведь как? Одного-другого спросишь, а назавтра уже весь поселок знает. И тот, кто нам нужен, возьмет стрекача и задаст.

— Ограничься, Петрович, особо доверенными людьми, — вторично посоветовал Нечаев. — А мы пока личные дела изучим.

— Годится, — согласился Акимов.

В бане они с остервенением хлестались вениками. Потом сели в рядок на скамью. Тихон Петрович пустил по рукам ковш. Сказал, тяжело дыша:

— Домашний квасок. С изюмом, мятой там и прочими хитростями.

— Прелесть, — от души похвалил Нечаев и передал ковш Емельянову.

— Эх, париться, париться, чтобы не состариться! — вспомнил тот слова песни.

— Уж тебе-то, лейтенант, про старость вовсе рано думать, — заметил Акимов и уточнил: — Давно служишь?

— Третий год.

— Да… А я вот уже двадцать третий, — сказал участковый и, обратившись к Нечаеву, напомнил: — Ты ведь, Максим, байку какую-то рассказать обещался.

— Да не байку, — помотал головой тот. — Я все насчет дела… Мысленно попробовал составить портрет того, кого мы ищем. Приблизительно, конечно…

— Опять японские штучки? — уточнил Ермаков.

— Вроде, — улыбнулся Нечаев. — Так вот, слушайте: это — красивый мужик лет сорока с небольшим. Наверное, видный, высокий… Вероятно, с интересной судьбой, то есть — покидало его в жизни. Природный ум. Не исключаю даже интеллигентности. Смелый, щедрый. Наверняка любит деньгой сорить.

Майор замолчал, задумался, прикидывая…

— И?.. — нетерпеливо подсказал Емельянов.

— И был у них с Зоей Малининой года два назад, когда ездил он в отпуск, шикарный южный роман. Я так думаю, — продолжил Нечаев. — А может, и настоящая любовь. Договорились они, что тот станет посылать Зое золото. У Малининой же оказался знакомый гравер-ювелир… А осталось этому человеку на прииске работать года полтора-два.

Акимов с интересом взглянул на Нечаева:

— Не говоришь, а прямо-таки рисуешь… Поищем такого, Максим.

— Ну и работка у нас, — сказал Ермаков, плеснув из бадьи на камни. — Отдохнуть и то толком не позволяет.

Пар застлал баньку. Нечаев напевал негромко:

Стол в кабинете Акимова был завален бумагами, над которыми склонились все четверо. Ясный день смотрел в окно. Акимов выпрямился, разминаясь, бросил взгляд на календарь, один за другим оторвал несколько листков, покачал головой:

— Ох, времечко летучее.

— Не так уж плохо получается. Смотрите, — сказал Нечаев. — Пять фамилий проходят по большинству списков. Их нет только среди судимых. А вот с Ленинградом, гляжу, контактов никто не имеет. Значит, тот, кто имеет, тщательно скрывает это.

Ермаков взял бумажку, прочел фамилии:

— Федотов, Кирилюк, Черемных, Колобов, Ардатов…

— Интересная картина выходит, — задумчиво отозвался участковый. — Это всё холостые парни, заводные… Частенько собираются у Катерины. Есть тут одна… приветливая. Самогонка у нее — первый сорт. Да и сама баба на это дело слабая. Намедни Катька-то песок сахарный в лабазе брала — пуд без килограмма. А сегодня, по моим данным, как раз самогон варить собиралась. Вот мы ее и прихватим.

Дом Катерины стоял на краю поселка, у самого леса. Сотрудники подошли к крыльцу вчетвером. Акимов с грозным видом распахнул калитку и направился к крыльцу. Из трубы тянуло характерным сизым дымом. Участковый рванул дверь — все вошли в дом. Катька подбитой птицей заметалась по горнице, запричитала:

— Ой, родненькие, что же это?.. Ой! Гости дорогие… Ой!

Акимов отдернул у печки занавеску, и все увидели кипящий котел, прочую нехитрую самогонную конструкцию.

— Та-ак! Вот ты чем, Катерина, занимаешься! Мало тебе, видно, в прошлый раз показалось? Опять за преступление взялась! — патетически провозгласил он.

Хозяйка плюхнулась на лавку, обхватила голову руками, запричитала слезно:

— Петрович! Отец ты родной мой! Не губи. Прости, родименький! Ох, горюшко-то какое… Вовек больше не буду! Прости, за ради христа прости, Петрович!

— Молодежь спаиваешь! Развратом занимаешься! — распалялся Акимов. — Ну, всё. Доигралась. За тобой из министерства специальные товарищи приехали. Решили: хватит такое дело терпеть.

— Ой, что ты, что ты! — пуще прежнего запричитала она. — Ой, пожалейте меня, милые.

— Может, пожалеем бабоньку? Простим ее, в самом деле? — сомневаясь, предложил Нечаев.

— Ой, родненький! Заступись! — заверещала Катерина, простирая к майору руки.

Акимов сел рядом с ней, строго приказал:

— Ну хватит!

Та вмиг стихла. Слез как не бывало.

— Может, и пожалеем, — размышлял вслух участковый. — Только ты вот что скажи, стервь эдакая: у кого из твоих дружков баба есть в Ленинграде? Быстро!

— У Тишки! У Тимофея то есть, Черемных, — с готовностью выпалила Катерина. — Не раз и не два говорил по пьяному делу.

— Когда говорил?

— Считай, зимой.

— Эта? — Акимов показал ей фотографию Зои Малининой.

— Вроде эта. Красуля.

— А еще у кого бабы в Ленинграде? Ну, быстро же!

— Не знаю, родименький! Пожалей… Не хочу грех брать — напраслину возводить.

— Ты не знаешь, так я знаю, — заявил участковый и уже примирительно закончил: — Ладно, Катерина, прощаем тебя. Но в самый последний-распоследний раз. И еще: если кому скажешь, об чем разговор был, — не пощажу! Ты меня знаешь.

— Сохрани бог, Петрович. Уж отслужу тебе. — И, осмелев, предложила: — А, может, всем по стакашку? А?

— Чтоб сей секунд все вылила! — возмутился Тихон Петрович. — На моих глазах!

— Ой, миленькие, — начала было жалобно Катерина.

— Ну! — угрожающе нахмурился капитан.

— Сейчас. — Она с горестным вздохом взялась за котел.

Сотрудники вышли за калитку, осмотрелись. Сгущались сумерки.

— Что ж, — подытожил Нечаев, — нужно брать Черемных. Допрашивать, делать обыск… Что скажет следователь?

— И чем быстрей, тем лучше, — ответил Емельянов.

— А ведь ты, Максим Владимирович, в баньке Тимофея-то как живого описал, — сказал Акимов. — Я, признаться, еще в тот раз о нем подумал… Давай-ка зайдем к его избе с леса. Он там у хозяйки полдома снимает. Сам-то из Красноярска — мать в городе у него. А здесь только на заработках.

Прикрываемые заснеженным кустарником, они осторожно шли по протоптанной в глубоком снегу тропке.

Здоровенный мужик в тулупе, с двустволкой и патронташем, смотрел им вслед, прячась за деревьями. Его красивое лицо было суровым, взгляд — настороженным. Когда четверо скрылись за сугробами, он вышел из укрытия и заспешил к дому Катерины. Тихо открыл дверь избы и в сенях столкнулся с хозяйкой.

— Ой, Тиша, — вздрогнула она. — Ты?

— Т-с-с, Катюша… Спокойно. Зачем Петрович приходил?

— Просто беда, Тимоша. С самогоном меня опять ущучил.

— Не ври мне, Катя… Про меня, верно, спрашивал?

— Не про тебя, Тимоша. Про кралю твою ленинградскую. Но говорить об том никому не велел — не то… Упаси бог!

— Какую еще кралю? — удивился Черемных. — Нет и не было у меня там никого.

— А вот теперь ты не ври, Тиша. Знаю же, чье фото с собой носишь. Хвастаешь ею… Вот и давеча: ты спал, и я снова посмотрела. И у Петровича фото такое же… Тим, может, она бандитка какая-нибудь?

— Бандитка… Эх, знала бы ты! — Теперь уже Тимофей опустился на лавку, обхватив кудрявую голову.

Некоторое время сидел молча, а когда наконец поднялся, посмотрел на Катерину, лица его было не узнать.

— Кончена здесь моя жизнь, — просто сказал Черемных. — Просьба к тебе последняя: слетай к Ваське Ардатову. Пусть упряжку готовит, харчей соберет побольше и подгонит затемно к просеке. Мне уже домой никак нельзя. И… не будь шкурой, не закладывай меня больше. Хотя бы в память о том, что промежду нами раньше было.

Катерина непритворно горько заплакала.

Сотрудники тем временем подошли к изгороди и, миновав высокую длинную поленницу, оказались в палисаднике. Хозяйка — пожилая женщина — вышла на крыльцо:

— Здравствуй, Петрович. Здравствуйте, гостюшки! Пожаловали с чем?

— И ты, Васильевна, здравствуй, — кивнул Акимов. — Тимоха дома?

— Какое там! С утра ружьишко взял — да и на охоту.

— Гости вот к нему. Хочу у тебя расквартировать их на денек. Заодно Тимоху подождут.

— Гостям рада — места хватает, слава богу. А Тимофей?.. Кто его знает, когда вернется. Бывает, и заночует в лесу… Так милости прошу в дом — как раз к обеду.

Хозяйка скрылась в сенях. Мужчины, задержавшись, коротко посовещались.

— Я так себе мыслю, — начал Акимов. — Молодежь у Васильевны в засаде останется, а мы с тобой, майор, поиск организуем.

— Хорошо, — кивнул Нечаев. — Но надо бы из главка группу вызвать.

— И немедленно, — согласился участковый.

За окном уже было темно. В кабинете сидели Акимов и Нечаев. Капитан открытым текстом разговаривал с главком по рации:

— Это ты, Новикин?.. Снова Акимов. Может, лучше вертолет выслать? Быстрее получится. А костры мы здесь разведем… Да, и не забудьте проводника с собакой.

— Вертолет, говоришь, — отвечал невидимый собеседник. — А пароход с мачтой тебе не нужно?.. Вот костры действительно разведи. И пеки в них картоху.

— Черт лысый! — возмутился участковый. — Я же серьезно.

— И я серьезно, — сказал Новикин. — Выезжает к тебе группа, выезжает. На двух газонах с двумя собаками. Мало тебе?.. Все, отключайся, не зажимай эфир!

Акимов опустил переговорный рычажок и обратился к майору:

— Под утро приедут. Тогда и начнем поиск.

— Ладно… А пока минут на десять выйду, проветрюсь, — ответил тот. — Так голова разболелась что-то… Заодно засаду проверю.

Нечаев медленно шел по ночной улице. Снег поскрипывал под сапогами. Избы смотрели в ночь темными окнами. Крупные звезды горели в небе. Луна то выглядывала, то ускользала за гонимые ветром облака.

Сзади послышался какой-то шорох, Нечаев обернулся — никого не было… Когда он миновал старый колодец, из-за сруба выскочили двое мужчин и обрушились на него. Нечаев не успел даже защититься. Удар по голове свалил его с ног. Двое схватили майора, поволокли к лесу. Словно куль, бросили его в нарты собачьей упряжки, крепко привязали ремнями. Стали на лыжи, надели ружья. Высокий мужчина цокнул собакам, те дернули постромки и побежали. Один из мужчин, с подвешенным на груди фонарем, скользил на лыжах впереди, другой — позади упряжки.

Капитан Акимов вышел на крыльцо, вгляделся в темноту, позвал:

— Максим Владимирович! Максим!.. Эй, майор!

Стояла звенящая тишина.

— Что такое? — удивился участковый и захлопнул дверь.

А собачья упряжка двигалась по ночному лесу. Надсадно дышали лыжники. Луч фонаря метался по черным стволам деревьев.

Акимов зашел в избу, где квартировал Черемных. Там пили чай Ермаков с Ермолаевым. С печи выглянула хозяйка.

— Нечаев заходил? — спросил участковый.

— Не было, — ответил Емельянов.

— И там нет. А покурить вышел уже больше часа назад.

Они вскочили из-за стола.

— Плохо дело. Пойду дружинников поднимать. — Акимов шагнул к двери.

— Я с вами. — Емельянов уже натягивал пальто.

— Подежурю тут один! — вслед им крикнул Ермаков.

Теперь упряжка двигалась медленнее. Заметно было, что и люди, и собаки устали. Нечаев пришел в себя, пошевелился, незаметно высвободив руку, полез за пазуху: пистолета не было. Он нажал головку радиомаяка. Это движение заметили.

— Шпалер не ищи, — сказал один из мужчин. — Забрали мы его.

— Тимофей Черемных! Это ты. Я знаю, — ответил майор. — Ты сделал большую глупость. Поворачивай назад. Еще не поздно. Все равно от нас тебе не уйти.

— Молчи, пока цел, — отозвался идущий впереди.

В кабинете Емельянов, Акимов и дружинники — Жилин и Двинских — склонились над картой. На ней лежал большой компас. Рядом попискивал пеленгатор.

— Идет сигнал, идет, — в волнении приговаривал участковый. — Работает маячок…

Тихон Петрович начертил на карте линию, затем другую. В месте, где они пересеклись, ткнул пальцем и сказал удивленно:

— Это же километров восемнадцать отсюда — глушь… Там разве волки только рыщут.

— Уволокли его, — невесело подытожил Двинских.

— Будем вызывать вертолет. — Акимов включил радиостанцию.

Упряжка въехала в открытые ворота какого-то строения. Это был древний скит староверов, обнесенный полуразрушенной изгородью. Сруб тоже покосился. Рядом — по периметру — стояли сараи, амбары…

Черемных и Ардатов подхватили Нечаева, внесли в избу и положили на лавку. Тимофей зажег керосиновую лампу. Майор огляделся: чувствовалось, что люди в избе бывали постоянно, — висела одежда, у печи стояла посуда, лежали свежезаготовленные дрова.

Они подняли Нечаева, посадили к столу.

— Ты интересовался Зоей, — сразу начал Черемных, — так у тебя один выход теперь: рассказать всю правду. Иначе — под лед. Прорубь рядом.

— Расскажу, а потом все равно в прорубь, — с сомнением ответил Нечаев.

— Нет. Мое слово крепкое, — покачал головой Черемных. — Если почувствую, что правду говоришь, останешься жить… Продуктов разных в избе навалом: мука, крупа, макароны. Вода — в колодце. Вон — канистра со спиртом. Отдыхай тут до весны спокойно. Зимой тебе все одно не выбраться. Погибнешь. Хлипок ты против тайги. Дорог не знаешь. Да и обувь твою мы на всякий случай заберем. Дальше: что касается дров — их в сарае завались. Топи, грейся. Волков вот только не впускай… Так что если жить хочешь — не ври.

— Хорошо, Тимофей, — медленно начал Нечаев. — Возьми у меня в левом кармане пиджака письмо. Это тебе от Зои. Не успел раньше передать.

Черемных полез ему за пазуху, вынул конверт, который дала Нечаеву сестра Зои — Таня, начал читать:

— «…Только тебя… Нельзя было разлучаться… Мучают предчувствия… Все расскажет сестра… Береги себя… Должны встретиться… Зоя». — Он замолчал, тяжело дыша. — Что с ней, говори!

— Спокойно, Тимофей, — ответил Нечаев. — Твоя Зоя, как понимаешь, арестована. Ты лучше других знаешь, за что.

Черемных опустился рядом на стул, спросил:

— Кто же ее продал?

— Ты и продал. Твоя посылка с золотом. В багажном отсеке самолета на нее — случайно, конечно, — кинули большой груз: раздавили. Стали собирать орехи — нашли золото. А дальше — дело техники, как принято говорить. Ведь на посылке были ее имя, отчество, фамилия…

— Что Зое будет?

— Лет пять-шесть, — ответил майор. — За такие преступления меньше, как правило, не дают.

— А ювелира нашли?

— Нет. Пока что нет.

— Да что с ним чикаться, Тимка, — с ненавистью сказал Ардатов. — Поволокли и…

— Похоже, не врет, — кивнул в сторону майора Черемных. — А мокрухи разводить не дам. Пусть живет начальство.

— Дело ваше, парни, — сказал Нечаев, прислушиваясь к чему-то. — Но лично тебе, Тимофей, совет дать хочу. Если любишь Зою, бери золото, деньги и дуй отсюда побыстрее. Достанешь себе другие документы и жди, когда она освободится. Только не вздумай соваться к ней с передачами. И вообще замри. Потом встретишь — увезешь куда-нибудь.

— А прав ты… как тебя?.. Максим Владимирович, кажется, — чуть удивленно ответил Тимофей. — Я именно так дальнейшее планировал.

Он развязал майору руки, поставил на стол бутыль, кинул банку консервов, несколько соленых огурцов.

— Сейчас за знакомство выпьем, перекусим, — миролюбиво сказал Черемных. — А там нам в путь пора. Но ты уж кукуй тут до весны. Зарплата все равно ведь тикает. Считай, что на курорте: источники тут, говорят, целебные.

С печи достал увесистый пакет. Не таясь майора, положил рядом пачки денег, приговаривал:

— Золотишка у нас еще килограммов семь. Монета тоже имеется. Вот только Зоеньку мою жаль. Ее одну всю жизнь и люблю. Вам-то этого не понять. Мужики нынче хуже кобелей паршивых стали.

— Вот и жили бы, как все люди живут, — ответил ему Нечаев.

— Пей, Пинкертон, — перебил его Тимофей, наливая в стаканы. — А воспитывать меня не надо. Сам грамотный. У меня ведь аж университет за плечами — экономический факультет.

— Подозревал, — кивнул майор. — Жаль, не юридический.

— Пей-пей, — поднял стакан Черемных. — За твою долгую зимовку.

Все выпили. Теперь уже прислушались и Черемных с Ардатовым.

— Гром, что ли? — удивленно спросил Васька.

В окне блеснул луч света.

— И молния никак! — подхватил Тимофей. Он шагнул к двери, распахнул ее. — Васька! Вертолет! Бежим!

Нечаев смахнул со стола лампу. Стало темно. Потом вспышка прожекторов озарила избу. Нечаев сцепился с Ардатовым, они покатились по полу.

Во дворе заметались испуганные собаки. Бросились в ворота, а там — в лес.

Вертолет приземлился у крыльца, ослепив Черемных прожекторами. Из вертолета выпрыгнули люди, навалились на Тимофея. Когда Акимов и Емельянов ворвались в избу, Нечаев уже крепко держал Ардатова.

В кабинете участкового майор допрашивал Черемных, хотя беседа их мало походила на допрос.

— Как же так произошло? Ну почему, почему ваша с Зоей любовь, настоящая любовь, — чувство светлое и доброе по сути своей, — обратилась в преступление? — горячо говорил Нечаев. — Ты же экономист, Тимофей. Значит, отлично понимаешь, что значит подрыв валютной политики государства… Как ты мог пойти на это? Не понимаю.

— Сам не понимаю теперь, — тихо отвечал Черемных, опустив голову на руки. Вспомнился ему тот яркий, переполненный солнцем и радостью день…

Щедрое летнее солнце заливало уютный номер сочинского пансионата, где жила Зоя. Она сидела перед зеркалом, тщательно подводя губы помадой. Тимофей, подложив под голову руки, расположился на диване, наблюдая за женщиной. Зоя принялась собирать волосы в высокую прическу.

— Красота-то какая! — не выдержал Тимофей, встал и принялся целовать ее шею, которую украшала двойная золотая цепочка с висящими на ней ключиком и головкой Нефертити.

— Мешает. Сними. — Тимофей осторожно провел пальцами по цепочке.

— Золото? — Зоя удивленно повернулась к нему. — Золото, Тимоша, никогда никому еще не мешало и не может мешать!

Назидательно проговорив это, снова отвернулась к зеркалу.

— Если уж о золоте речь зашла, — начал Черемных, — знаешь, какое украшение тебе пошло бы больше всего?

— Какое же? — Она вопросительно улыбнулась, глядя на собеседника в зеркало.

— Кольцо. Обручальное!

Зоя снова улыбнулась.

— Давай поженимся. Пожалуйста. Ну сколько тебя можно упрашивать!

— Но тебе же еще два года на Севере по договору работать, Тимошенька.

— Черт с ним, с договором! Поженимся — и перееду я к тебе? А?

Зоя снова повернулась и посмотрела на Тимофея взглядом, каким взрослые смотрят на детей:

— Но ведь не привыкли мы в деньгах стесняться. Ни ты, ни я… И разобьется тогда наша любовная лодка о быт… Нет, Тимочка, все должно иметь под собой материальную базу. А любовь — в особенности. Так что потерпим. Ведь всего два года…

— Целых два, — вздохнул он.

Нечаев вскинул на Черемных взгляд. Тот по-прежнему сидел не шелохнувшись.

— Тебе очень плохо? Может, лекарство? — предложил майор.

— Плохо! Ох как плохо! — почти простонал Тимофей, не отнимая рук от лица. — Но никакими лекарствами тут не поможешь… Вообще ничем не поможешь… И все-таки я вам не до конца верю. Поверю, только когда увижу могилу Зои и поговорю с сестрой.

— Обещаю тебе и то, и другое. Хотя не меньше твоего желал бы видеть Зою живой. И в свою очередь не верю, что ты не можешь назвать убийцу. Ты должен знать его.

— В том-то и беда, что не знаю, — сказал Тимофей. — Зоя только один раз о нем, возможно, говорила… Тогда в Сочи…

В тот день Тимофей и Зоя сидели за столиком открытого ресторана. Ветер шевелил края скатерти. Залив спорил своей синевой с цветом неба. Над волнами парили чайки.

Зоя пригубила бокал шампанского. Тимофей не отрывал от нее взгляда, откровенно любуясь женщиной.

— Перстень какой красивый, — сказал он. — Словно на заказ для тебя сделан… Старинный?

— А вот и нет. Именно по заказу и сделан. У меня великолепный мастер. Гравер-ювелир… Когда-то был на «Самоцветах» ведущим. Потом поймали его с двумя граммами золота… Считает, что кто-то из завистников подбросил. Ну, понятно, дали ему срок. Отсидел. А обратно на работу не приняли. Он тогда переквалифицировался… Нравятся тебе мои туалеты?

— Блеск! — искренне ответил Тимофей.

— Вот у него и обшиваюсь. Один из лучших в городе закройщиков. Но ради хороших знакомых иногда вспоминает и о прошлой профессии. — Зоя сняла перстень и повертела его.

— Можно? — Тимофей, взяв украшение, стал внимательно рассматривать.

— Тимоша, — осторожно начала Зоя, — раз уж речь у нас зашла… Ты не мог бы мне иногда присылать… золото? Понемногу?

Тимофей вскинул глаза.

— Ты хоть понимаешь, что предложила? — сказал он спустя некоторое время. — Это же — преступление. Особо опасное.

— О! Абстрактные понятия, — беспечно отмахнулась она. — Я лично считаю, что преступление — это то, от чего людям плохо… А тут? Люди станут по недорогой цене покупать красивые дефицитные изделия. Мы с тобой обеспечим жизнь до самой старости — ведь ни ты, ни я не любим копейки считать… А государство? Пусть государство думает, что это золото ты просто не намыл. А? — И Зоя посмотрела Тимофею в глаза долгим взглядом.

В аэропорту у трапа самолета Нечаев и Емельянов прощались с красноярскими друзьями. Разжали наконец объятия. Расцеловались.

— Будь здоров, Петрович. В отпуск непременно в Ленинград приезжай!

— Приеду, Максим… Пиши, не забывай, — отвечал Акимов.

— Прощай, Олег, — улыбался Ермаков.

— Не прощай, а — до свидания…

В Ленинграде у трапа их встречал полковник Давыдов:

— Ну, северяне, добро пожаловать в наши южные края. Намаялись?

— Все нормально, — в один голос ответили они.

— Едем прямо в объединение «Самоцветы», — сообщил полковник. — Там подготовлено прослушивание.

В огромном цехе золотых изделий шла обычная работа. За столами, расположенными в шесть рядов, работали ювелиры. Кто-то трудился над кольцами, кто-то — над колье и кулонами… Неожиданно в цехе включилась трансляция:

— Товарищи! Внимание! Важное сообщение. Сейчас вы услышите запись. Тех, кто узнает говорящего, убедительно просим зайти в дирекцию… Итак, внимание!

Послышался щелчок, и знакомый голос взволнованно заговорил:

— Милиция! Здесь грабят ювелирный магазин, называется «Сапфир»! Знаете? Внутри какие-то люди…

В цехе с интересом слушали трансляцию. Голос слышался отчетливо:

— Что же вы не едете?! Здесь грабят ювелирный магазин «Сапфир»! Что вы там себе думаете?! Вынесут же все ценности!

— «Что вы там себе думаете», — повторил один из пожилых ювелиров и обратился к соседу: — Слушай, а ведь это Жиганин!.. Ну, помнишь такого? Его еще посадили…

— А ведь точно! — согласился сосед. — Пошли-ка в дирекцию.

— Что же, товарищи офицеры, — начал Давыдов, когда они возвращались в машине из объединения «Самоцветы». — Все, чем мы располагаем против Жиганина, — это его голос: запись, сделанная во время его звонков в милицию… А преступник опытен. Это несомненно. Взять хоть то, что он предвидел ночной обыск в магазине… Представьте: предъявляем мы ему улику — голос. А он?

— А он говорит: «Погулять вышел. Бессонница. Увидел свет. И, как всякий честный, сознательный человек, решил сообщить милиции о подозрительной ситуации», — ответил за воображаемого Жиганина лейтенант Емельянов.

— Примерно так, — кивнул Давыдов. — Вот я и думаю: нужно в первые же секунды создать для предполагаемого преступника стрессовую ситуацию. Не дать ему возможности опомниться.

— Есть одна мысль, — вступил в разговор Нечаев. — Что, если подключить к операции Таню Малинину?

В небольшой комнате, закрыв лицо руками, беззвучно плакала Таня. На коленях у нее лежало зеленое Зоино платье. Вокруг стола сидели Нечаев, Давыдов, Емельянов.

— Нет, не могу, — выговорила Таня, подняв лицо. — Такое выше моих сил…

— Танечка, это нужно сделать ради памяти о Зое, — мягко настаивал полковник.

— Примите успокоительное. — Нечаев протянул Тане таблетки.

Лейтенант принес из кухни воды. Девушка с трудом сделала несколько глотков.

— Хорошо… Я сейчас, — сказала она, глубоко вздохнув. — Подождите меня немного.

Офицеры покинули комнату, а через несколько минут оттуда вышла… Зоя Малинина: то же ярко-зеленое платье… Темные волосы скрывал светлый пышный парик.

Подражая сестре, Таня старалась держаться легко и свободно. И только взгляд выдавал, скольких мук стоило ей это преображение.

Машина подъехала к Дому мод. Из нее вышли Давыдов, Емельянов. Следом — Нечаев: открыл дверцу, подал руку Тане. Ее действительно невозможно было отличить от сестры.

Емельянов протянул девушке портативный магнитофон. Та, кивнув, положила его в сумочку.

Они поднялись в салон, где ждали приема у закройщиков несколько женщин. Таня скинула шубку на руки Давыдову и шагнула за портьеру одной из примерочных кабин.

Закройщик — мужчина лет пятидесяти с потасканным, морщинистым лицом — готовил для очередной примерки платье. Он даже не сразу обратил внимание на вошедшую. Таня молча смотрела на него. Мужчина поднял голову… покачнулся.

— Вот я и пришла за тобой, — медленно сказала Таня, глядя ему в глаза. — Тебе не удалось убить меня в ту ночь.

— Нет! Нет!! — в ужасе вскрикнул он, закрываясь от нее руками.

— Да, как видишь.

— Но похороны… Я же видел могилу.

— Инсценировка, придуманная милицией.

— Как же… Что же теперь будет? — забормотал он.

— Пока я еще не выдала тебя.

— Не выдавай! — страстным шепотом начал он. — Не выдавай меня! Я буду служить тебе, как прежде… Еще лучше… Не выдавай только!

— И снова при первой же возможности постараешься убить меня.

— Никогда! Никогда этого больше не случится, — начал было тот.

— Войдите! — громко сказала Таня в сторону ширм.

Оттуда вошли Давыдов, Нечаев, Емельянов.

— Возьмите, — Таня протянула им портативный магнитофон. — Здесь его признание.