Тройное дно

ДАМСКИЙ ДЕТЕКТИВ

В большом универсальном магазине многие мужчины, несмотря на шум и толчею, наверняка обратили внимание на стройную, очень привлекательную женщину. Происходящее вокруг мало занимало ее: стоя у стекла витрины, она внимательно смотрела на улицу. А там, на противоположной стороне бульвара, из дверей крупного учреждения выходили закончившие работу служащие. Большие электронные часы показывали половину шестого.

Заметив кого-то, женщина заспешила на улицу. Она шла, настороженно наблюдая… Когда идущий впереди рослый солидный мужчина замедлил шаг у автобусной остановки, незнакомка тотчас скрылась в тени ближайшей арки.

На остановке мужчину ждал человек. Вместе они быстро зашагали дальше. Выйдя из укрытия, женщина заспешила следом и заметила, что оба садятся в такси. Она заметалась по краю тротуара и тоже остановила машину с зеленым огоньком:

— Будьте любезны, вон за той «Волгой». Побыстрей, пожалуйста…

— Какой номер? — уточнил водитель.

— Семь-четыре — ноль-шесть. Сзади двое мужчин.

Машины сближались, и женщина, надев большие темные очки, прикрыла лицо журналом. Водитель с интересом посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

Вечером в дежурной части районного управления внутренних дел была обычная обстановка: ответственный переговаривался с экипажами автомотопатрулей, работал телетайп, вспыхивали на пульте лампочки.

— Разрешите? — В дверях дежурной части стояла незнакомка.

— Прошу. — Молоденький лейтенант милиции оторвался от разложенных на пульте бумаг и поднялся навстречу, явно заинтересованный ее внешностью.

Женщина нерешительно подошла к огромному пульту и спросила робко:

— Скажите, с кем я могла бы поговорить?

— Помощник дежурного Панко, — представился лейтенант и любезно уточнил: — По какому именно вопросу? Да присаживайтесь, пожалуйста.

Внимательно выслушав женщину, Панко зарегистрировал ее заявление и снял телефонную трубку:

— Товарищ капитан, помощник дежурного Панко. К вам можно направить сейчас заявительницу?.. Похоже — угроза убийством. Следователь, к сожалению, на происшествии… Фамилия заявительницы? Ильская. Лада Леонтьевна Ильская. — И, обращаясь к женщине, Панко уточнил: — В двадцать третий кабинет, к старшему оперуполномоченному уголовного розыска Борису Алексеевичу Кравцову, пройдите, пожалуйста, Это на втором этаже.

Когда Ильская вошла в кабинет и присела к столу, Кравцов изучающе посмотрел на нее. При электрическом свете лицо посетительницы выглядело утомленным. На нем видны были следы начавшегося увядания, которое, впрочем, весьма искусно скрывалось косметикой.

— Слушаю, — прервал молчание капитан.

— Очень неловко беспокоить вас, — начала женщина, — но такие странные вещи происходят со мной в последнее время…

Она опустила глаза, замялась, подбирая слова:

— Кто-то все упорней с каждым днем грозит мне… убийством. Звонки, письма… Сперва думала, чьи-то глупые шутки…

— Встречаются еще шутники, — не без иронии согласился Кравцов. — Недавно задерживал двоих таких… Дальше, прошу вас.

— Вот и решила обратиться в милицию. Я просто боюсь.

— Как сами можете объяснить происходящее?

— Ничего не разберу, — искренне ответила Лада Леонтьевна. — Совершенно непонятно: почему, для чего угрожают. Кто это может делать?.. У меня и врагов-то нет. Живу небогато. И главное — теперь постоянно боюсь. Боюсь быть дома, боюсь входить в подъезд: стараюсь дождаться кого-нибудь из соседей.

— Живете одна?

— С тех пор, как переехала от мамы. У меня однокомнатная квартира.

— Адрес?

— Озерная, тридцать четыре. Корпус один, квартира девять.

— Простите, вы замужем?

Она отрицательно покачала головой.

— А дети?

— Тоже нет. — Женщина вздохнула.

— Родственники?

— Только мама и младшая сестренка.

Кравцов быстро делал пометки на листке бумаги.

— Им известно об угрозах?

— Что вы! — вскинула голову Ильская. — Нет, конечно. Зачем их волновать? У мамы и так недавно инфаркт был.

— Письма при вас?

Она кивнула.

— Дайте их, пожалуйста, и расскажите подробнее о телефонных звонках, — попросил Кравцов.

Ильская протянула несколько конвертов:

— Одно и то же и в письмах, и в звонках: мне предлагают немедленно уехать из города. Насовсем. Иначе — убьют.

— Вам знакомы голоса тех, кто звонил? — спросил капитан, просматривая письма.

— Нет.

— Почерк в письмах явно измененный… Может, вам знакомы характерные речевые обороты или специфическое написание отдельных букв?

— Нет, Борис Алексеевич, — покачала головой женщина. — Вот голоса. Один раз я подумала на конкретного человека, но потом самой же стыдно стало… А сегодня нашла в почтовом ящике вот это.

Она протянула записку.

— «Шестнадцатого в семнадцать сорок пять, — взяв листок, начал читать Кравцов, — будьте на автобусной остановке «Лесная». Речь идет о вашей жизни». Так… Значит, завтра. Почерк не знаком?

— Нет… Так что же мне делать? Идти?! Я помощи, защиты у вас прошу!

— Ну-ну, успокойтесь, Лада Леонтьевна. Мы же вас не оставим.

Почувствовав, что посетительница готова разразиться слезами, капитан встал из-за стола, плеснул в стакан воды и отсчитал из пузырька капли лекарства.

— Отличное средство — пустырник. Лучше седуксена. И спать будете хорошо. А завтра в назначенное время обязательно придете на остановку. Вашу безопасность мы обеспечим.

— Благодарю. — Ильская вернула пустой стакан.

— Сделаем все, что в наших силах, — продолжал Кравцов. — Но и вы должны помочь нам распутать это дело.

— Каким же образом?

— Например, вы сказали, что один из голосов показался вам знакомым. Кто этот человек?

Женщина замялась.

— Поверьте, — настаивал капитан, — все, что говорится в милиции, здесь же и остается. Представьте — вы на исповеди.

— Исповедовались в грехах, — пожала плечами Ильская, — а мне себя упрекнуть не в чем. Всегда старалась делать людям только добро.

— Есть же поговорка, — усмехнулся капитан. — «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным».

— Странно слышать ее от человека вашей профессии.

— Итак, откровенность нужна для пользы дела. Так чей же голос вспомнился вам, Лада Леонтьевна?

Женщина опустила глаза:

— По-моему, это звонил… Его фамилия Зорин. Кандидат наук. Занимается минералогией. Солидный человек, с положением. Прекрасная семья у него, ребенок… Назвав это имя, я просто выполнила вашу просьбу быть до конца откровенной.

— А вы уверены, — чуть помолчав, продолжал Кравцов, — что сам факт вашего существования не может оказаться для Зорина по каким-либо причинам… невыгодным?

— Каким? Да мы долгое время вообще не виделись.

— Кого еще могли бы вы назвать?

— Не хочется зря грешить на людей, — довольно твердо ответила Ильская. — Тем более что никого конкретно не подозреваю.

Белый «Москвич» несся по затихающему ночному городу. По домам спешили последние прохожие. Кравцов с Ильской сидели сзади. Водитель Петя азартно крутил баранку.

— Не исключено, что эта история — злой розыгрыш, — продолжал рассуждать Кравцов. — Но факт подпадает под статью.

— Мы почти приехали, — заметила женщина.

— Тогда стоп, Петя, — скомандовал водителю капитан. — Подождешь здесь, а мы пойдем пешком.

Миновав тихую безлюдную улицу, Кравцов с Ильской оказались во дворе ее дома.

— Вон мои зеленые занавески светятся, — показала женщина. — На третьем этаже.

— Там кто-нибудь есть?

— Не угадали, — качнула головой та. — Просто включаю, уходя, торшер. Боюсь появляться в темной квартире.

Они шагнули в парадную. Света там не было. И тотчас послышался непонятный шорох. Ильская, вскрикнув, инстинктивно прижалась к Кравцову. Тот немедленно включил карманный фонарь: яркий луч высветил две фигуры — юноши и девушки, почти подростков.

— Это наши, — обессиленно выдохнула Лада Леонтьевна. — Из соседних квартир.

— Марш по домам, — скомандовал им Кравцов.

Ильская открыла дверь своей квартиры.

— Пожалуйста, Борис Алексеевич, проходите, — пригласила гостя женщина. — Сейчас чайник поставлю… А если желаете — есть сухое.

— Благодарю, — отказался капитан, убедившись, что они зашли в пустую квартиру. — Машина ждет. Должен откланяться.

— Спасибо за ваше удивительно доброе отношение, — с чувством сказала Ильская.

— Я просто выполняю свой долг… Значит, условились, Лада Леонтьевна: завтра с утра вы, как обычно, на работу, А оттуда — к семнадцати сорока пяти — на остановку «Лесная».

Дверь за гостем закрылась. Ильская некоторое время сидела, глядя в одну точку. Потом с сомнением сняла телефонную трубку, набрала было первые цифры какого-то номера, но, передумав, положила трубку обратно на рычаг.

Еще светились кое-где окна домов… Когда Кравцов подошел к машине, Петя дремал, склонив голову на руль. Заслышав шаги, встрепенулся, включил зажигание.

— Возвращайся в райуправление, Петя, — сказал ему капитан. — Я сам доберусь.

Петя уехал, а Кравцов вернулся во двор дома, где жила Ильская, устроился в тени детской беседки. Вскоре в окнах Лады Леонтьевны погас свет. Через некоторое время появилась и она сама. Осторожно озираясь, прошла под аркой дома, оказалась на улице у телефона-автомата. Зайдя в будку, набрала номер.

— Да? — ответил мужской голос.

— Извини, что поздно, — торопливо и приглушенно заговорила женщина. — Очень тяжело. Случилась беда. Ты мог бы помочь.

— Это кто? — недовольно отозвался мужчина.

— Это я. Я, Ильюшенька…

— Здесь нет таких. Куда вы звоните? — донеслось из трубки.

— Может, слышно плохо, Илья? Я наберу еще раз, — просительно предложила Ильская.

— Слышно хорошо, — ответил тот, — но у вас неверный номер. Попрошу сюда больше никогда не звонить. Ясно?

Раздались гудки отбоя. Лада Леонтьевна некоторое время стояла с трубкой в руке. Затем решительно повесила ее и направилась домой.

Все это время Кравцов наблюдал за своей новой знакомой. Когда в окнах Ильской, снова загорелся свет, капитан вышел на улицу, остановил такси и уехал.

Был разгар часа пик. В потоке прохожих неторопливо шагала Ильская. Сверив свои часики с электронным табло у кинотеатра, она подошла к остановке «Лесная» точно в семнадцать сорок пять. Среди ожидающих автобус был и рослый мужчина. Обернувшись к Ильской, он сказал несколько слов и, достав из портмоне, передал ей какую-то бумажку. Вскоре подошел автобус. Лада Леонтьевна села в него, а мужчина остался на остановке.

За окном уже сгущался сумрак, когда Ильская сидела напротив Кравцова в его кабинете. Что-то жалкое сквозило в ее облике, печальные глаза смотрели, куда-то мимо собеседника.

— «Вероятно, прежние просьбы по каким-то причинам не дошли до вас, — читал Кравцов по телефону текст записки, — эта попадет к вам в руки непременно: в ближайшее время уезжайте из города. Иначе, лишитесь жизни». Все, товарищ полковник. Есть. Закончу и загляну.

На столе капитана были разложены фотографии, запечатлевшие моменты короткой встречи Ильской с неизвестным мужчиной. Снимки были довольно крупные — и в фас, и в профиль. Кравцов протянул фотографии собеседнице:

— Все же посмотрите внимательнее, Лада Леонтьевна. Может, вы видели его где-либо? Хотя бы мельком?

— Не припоминаю, Борис Алексеевич, — покачала та головой. — Честно говоря, от страха даже лица его толком не разглядела… А можно, возьму несколько фотографий с собой? Вдруг увижу этого человека, узнаю?

— Разумеется, — согласился Кравцов. — Имеет смысл также показать снимки знакомым. Есть шанс, что кто-нибудь вспомнит его…

Женщина с готовностью кивнула.

— Но если встретите этого типа, — капитан постучал пальцем по фотографии, — никаких действий сами, без нас не предпринимайте. А теперь повторите, что он сказал.

— Спросил, правда ли, что меня зовут Лада Леонтьевна Ильская? И что ему поручено, — женщина указала глазами на записку, — передать мне это.

— Что ж, на сегодня все, Лада Леонтьевна. Держите нас в курсе дел. И постарайтесь не нервничать. Вас охраняют. Молодые сотрудники — отличные ребята.

— Спасибо за все, Борис Алексеевич, — пряча фотоснимки в сумочку, поднялась Ильская.

Заместитель начальника райуправленйя полковник милиции Давыдов — невысокий полноватый мужчина лет пятидесяти — откупоривал бутылку «Боржоми», когда на пороге его кабинета появился Кравцов:

— Разрешите, Сергей Иванович?

— Заходи, Боря, докладывай. По-моему, ты слишком уж… плотно занялся этой красивой дамочкой, как ее… Лискина?

— Ильская. Но взгляните на это, — капитан протянул Давыдову снимки неизвестного мужчины. — Не нравится мне ситуация. Есть предчувствие, что за подобной историей может крыться что-то другое. Интуиция подсказывает.

— Ты мне факты, факты давай, — притворно ворчливо возразил полковник, пристально разглядывая фотографии. — А интуиция меня, как всегда, мало волнует… Где сейчас эта дамочка?

— Под охраной. Трое при ней.

— Кучеряво живете! Такой свите иной президент позавидует.

— А как же иначе, Сергей Иванович! Случись что — прокурор с нас семь шкур спустит.

— Кто он? — Полковник постучал пальцем по фотографии неизвестного мужчины.

— Упустили мы его, — с досадой сознался Кравцов. — Молодежь оплошала. Из-под наблюдения ловко ушел, профессионально…

— Если так — то он стреляный воробей.

— Вот я и думаю — дать фотографии в «Информационный бюллетень». Быть может, кто-нибудь узнает его.

— Мысль правильная, — кивнул Давыдов. — А текст?

— Текст простой: «Кто знает этого гражданина? Неизвестный подозревается в покушении на убийство».

— Что ж, действуй. А другие подозреваемые есть?

— И да, и нет, — уклончиво ответил капитан. — Но профилактическую беседу кое с кем провести нужно.

— Но только чтобы и людей зря не обидеть, и карт не открывать, — предупредил полковник.

— Именно в этом плане.

В кабинете начальника одного из отделов НИИ геологоразведки Зорина каждый квадратный сантиметр стен был завешан диаграммами и различными схемами, которые должны были проиллюстрировать взлет научной мысли хозяина кабинета. За стеклами стендов виднелись коллекции минералов. Но происходивший тут разговор был далек от научных проблем.

Настороженно поглядывая на Кравцова, Илья Аркадьевич говорил:

— Неожиданный визит. С кем конкретно имею честь?

Кравцов протянул ему красное с гербом удостоверение. Илья Аркадьевич внимательно изучил документ, вернул его владельцу:

— Старший оперуполномоченный… Это что-то новое в нашем доблестном уголовном розыске.

— Напротив, — возразил капитан, пряча удостоверение во внутренний карман. — Напротив. Это название существовало всегда. Термин «инспектор» появился в самом конце шестидесятых.

— Вот как? — Зорин приподнял брови.

— А теперь, — словоохотливо продолжал Кравцов, — в службах угрозыска и БХСС снова — оперуполномоченные. Это более точно отражает характер нашей деятельности.

— Возможно, — согласился Зорин. — И все же: чему обязан?

— Под вашим началом довольно долго работала некая Ильская…

— Да, я хорошо знал Ладу Леонтьевну. Это серьезная, очень порядочная женщина. Уверен: она не способна на какой-либо неблаговидный поступок.

— Не в этом дело, Илья Аркадьевич, — прервал его славословия капитан.

— А в чем? Простите мое любопытство, но почему Ильская заинтересовала милицию? Неужели что-нибудь натворила?.. На нее это никак не похоже, уверяю вас!

— Должен вам сказать, — продолжил Кравцов, тщательно подбирая слова, — что милиция занимается расследованием не только уже совершенных преступлений, но и предупреждением, скажем… готовящихся.

— Согласен, — чуть улыбнулся Зорин. — Но все же не совсем понимаю цель вашего визита. Да, я действительно знаком с Ильской. Ну и что? Мало ли, с кем я знаком!

Раздался настойчивый звонок телефона прямой связи. Зорин быстро снял трубку:

— У аппарата… Да, там карьер. Ведется открытая разработка. Сегодня же направлю на объект геодезистов и доложу вам. — Повесив трубку, Илья Аркадьевич с досадой посмотрел на Кравцова.

Тот понял его взгляд.

— Не стану больше задерживать вас, Илья Аркадьевич, — поднялся капитан. — Хочу только сказать, что у нас есть основания беспокоиться за судьбу и даже за… жизнь Ильской.

— А у меня, простите, — довольно резко отозвался хозяин кабинета, — таких оснований нет. Да и вообще мы не виделись с Ильской последнее время.

— Ясно. Всего доброго. И прошу о нашем разговоре никому не рассказывать.

Когда Кравцов закрыл за собой дверь, Илья Аркадьевич бессильно откинулся на спинку кресла.

Вечером в квартире Ильской была в гостях ее сестра — Ира, совсем молоденькая девушка. Обе сидели за столом, не обращая внимания на работающий телевизор.

— Вот и решили все списать на новенькую, — продолжала Ира. — Документы подменили, оформили задним числом.

— Не раскисай, Ириша. Сдаваться нельзя, — отвечала Лада Леонтьевна.

— Я, по совести, — не слушая сестру, говорила та, — приготовилась уже к самому худшему. Маму вот очень жаль. Тебя. И Сережу… Пока ничего ему не говорю, но о свадьбе теперь и речи быть не может. Не смею портить ему жизнь… Погорюет — найдет другую жену.

Лада Леонтьевна смотрела на сестру с жалостью и нежностью.

— Наши передачи окончены, — объявил с экрана диктор. — Спокойной ночи, товарищи.

— Поздно, сестренка, — выключив телевизор, подытожила Лада Леонтьевна. — Оставайся-ка у меня ночевать. Сейчас маму предупредим.

— Нет-нет! Рано утром мне адвокат будет звонить — обещал ознакомиться с делом.

— Тогда такси вызовем. — Лада Леонтьевна сняла телефонную трубку.

— Что ты! — Ирина придержала руку сестры. — Мне сейчас каждую копейку беречь нужно.

— Кстати, — Лада Леонтьевна достала из ящика конверт и протянула сестре, — это тебе, Ириша. Поэтому и попросила срочно заехать. Только никому — даже маме — не говори, что это от меня. Всю недостачу и покроешь.

Ира, открыв конверт, с изумлением вынула пачку крупных купюр:

— Откуда столько?!

— Выручили… добрые люди.

— Добрые, как правило, не очень-то богаты. А здесь такая сумма… Я ведь не скоро отдать смогу.

— Скоро и не нужно.

— Нет, не могу так, — положив конверт на стол, покачала головой Ира.

— И я иначе не смогу, — возразила сестра. — Это мои дела, Ириша. Пусть они тебя не заботят. И все будет в порядке — увидишь.

Лада Леонтьевна нежно обняла сестру. Та, не выдержав, расплакалась.

Утром следующего дня Кравцов беседовал во дворе райуправления с одним из сотрудников своей группы — Кириллом.

— Адрес установил? — уточнял Кравцов.

— Так точно. Там проживает ее мать. Ильская поехала туда после работы. Подозвала меня, отпустила на три часа. Сказала, что отдохнет у мамы.

— А ты?

— Поблагодарил. Ответил, что вернусь в назначенное время. Сделал вид, что ушел, сам же вернулся — поднялся этажом выше. Минут через десять мать ушла к соседке, а еще через десять минут в квартиру позвонил мужчина. Представительный такой, полноватый шатен. Ильская сама его впустила.

Из окна дежурной части показался лейтенант Панко:

— Кравцов! Срочно к полковнику Давыдову.

— Пошли, Кирилл. По дороге доскажешь.

Оба направились в здание райуправления.

— Так вот, — продолжал Кирилл, — а поздно вечером к Ильской приходила какая-то девушка. Но это уже на квартиру самой Лады Леонтьевны.

Полковник Давыдов поднялся из-за стола своего кабинета навстречу Кравцову:

— Хорошо, что ты здесь, капитан. Срочно поезжай в главк — к начальнику Управления БХСС. Там такие дела!.. Ты же, выходит, и заварил всю эту кашу. Поступаешь теперь в распоряжение полковника Спешнева. Всё. Моя машина у подъезда.

Начальник Управления БХСС полковник милиции Олег Юрьевич Спешнев проводил совещание. Кроме него в кабинете уже был Кравцов. Рядом устроился старший оперуполномоченный УБХСС майор Бабич Андрей Георгиевич и еще несколько сотрудников. «Информационный бюллетень» был открыт на той странице, где располагались снимки неизвестного мужчины с остановки «Лесная». Хорошо читался набранный жирным шрифтом текст: «Неизвестный подозревается в покушении на убийство».

— Как вы понимаете, товарищи, — продолжал Спешнев, — дело это миллионное. Имеет большое государственное значение. Утечка изумрудов с копей идет давно, а каналы сбыта все еще до конца не установлены… Да, капитан Кравцов, интуиция вас не подвела. — Полковник постучал пальцем по фотографии на «Бюллетене». — Знаете ли, кто он?

— Установить пока не удалось, товарищ полковник, — ответил тот.

— «Изумрудный Босс» — его кличка, — пояснил Спешнев. — Охотимся за этим типом давно и безуспешно. Последнее же время потеряли из виду. Ильская теперь — единственная ниточка, ведущая к преступнику. Если Босс снова появится в ее обществе, нам крупно повезет. Очевидно, по каким-то причинам она смертельно боится кого-то из членов преступной группы. На этом и сыграем. Скажем, что больше не считаем нужным охранять ее. А молодежь заменим на опытных сотрудников. И станем ждать.

— Мотивы поведения Ильской, — добавил Кравцов, — для меня пока неясны. Она, безусловно, что-то скрывает… Долгое время ее начальником, и, видимо, не только начальником, был некий Зорин. Сотрудник, ее охранявший, видел их встречу. Ильская же упорно утверждает, что они с Зориным долгое время не контактировали.

— Может, — вступил в разговор Бабич, — имеет смысл внезапно задержать Ильскую? Допросить?

— А если спугнем? — засомневался Спешнев. — Нет, пока рано. Нельзя рисковать миллионами государства. Сегодня же нужно вызвать Ильскую и сообщить, что охраны больше не будет.

— Интересное дело, — задумчиво добавил Кравцов. — Зорин-то ведь работает завотделом НИИ. Кандидат геолого-минералогических наук. К добыче и обработке камней непосредственное отношение имеет.

Выйдя из здания главка, Кравцов и Бабич устроились в машине сзади.

— В райотдел, пожалуйста, — попросил Кравцов.

Машина тронулась. Рация была включена, прослушивались переговоры других экипажей с центральной радиостанцией.

— Что же, Борис Алексеевич, — удовлетворенно сказал майор, — будем работать вместе. А понравится — переходите к нам в УБХСС.

— Ну, это вряд ли. Пятнадцать лет в угрозыске…

— У нас работа несравнимо интереснее — какие комбинации красивые. Вы в основном от совершившихся преступлений идете, а мы сами «выходим» на них.

— Не переубедить меня, старого патриота угрозыска, — покачал головой Кравцов. — А кто такой этот Изумрудный Босс?

— Темная личность, — вздохнул Бабич. — У нас лишь несколько его фотографий. Кто он, где живет — неизвестно… Недавно к Боссу поступила партия изумрудов. Очень крупных. Он получил их в посылке по чужому паспорту и исчез. Отправителя мы арестовали под Свердловском. Потом взяли еще двух человек, которые похищали изумруды на копях.

— По идее, эти люди должны быть знакомы с Боссом?

— В том-то все и дело, — с досадой ответил Бабич, — что посылки они отправляли «до востребования», не зная получателя. А единственный связной Босса, который передавал от него деньги, недавно умер. Теперь вся надежда на Ильскую…

В райуправлении Бабич и Кравцов быстро поднялись по лестнице. На площадке второго этажа прохаживался Кирилл.

— Ты почему здесь? — насторожился капитан.

— Вас ждут, — кивнул тот в сторону коридора.

У дверей кабинета Кравцова сидела Ильская. Со смущенной улыбкой поднялась навстречу:

— Здравствуйте, Борис Алексеевич. Можно к вам?

— Прошу вас. — Капитан открыл ключом дверь. — Что-нибудь случилось?

Втроем они зашли в кабинет.

— Присаживайтесь и знакомьтесь, Лада Леонтьевна, — продолжил Кравцов. — Мой коллега: Бабич Андрей Георгиевич, майор милиции.

— Очень приятно, — улыбнулась она.

— Слушаю вас, Лада Леонтьевна, — настроился на деловой тон капитан.

— Нет-нет, — чуть смущенно начала она. — Ничего не произошло. Мне, право, так неловко…

— И все же — в чем дело?

— Неудобно, что из-за меня столько хлопот. И вас, и других людей от дела оторвали. — Она вновь замялась. — Не нужно больше мною заниматься.

— Это наш долг.

— Звонки прекратились, — более твердым тоном продолжила Ильская. — Ни писем, ни записок. Я, знаете, просто ожила. Очевидно, вы напугали их, и они отказались от своих намерений. А если это и был розыгрыш — тем более испугались моей охраны.

Бабич, видимо, слишком пристально разглядывал женщину. Она отвела взгляд:

— Я бы хотела взять свое заявление обратно.

— Это невозможно, — покачал головой Кравцов. — Придется написать новое.

Он достал несколько листов бумаги, положил на столик у окна:

— Сюда присаживайтесь, пожалуйста. Обоснуйте свой отказ от продолжения дела. А мы минут на десять — пятнадцать покинем вас.

— Не скучайте, угощайтесь. — Бабич протянул гостье пакетик с разноцветными драже.

Та, взяв, улыбнулась ему.

Офицеры закрыли за собой дверь кабинета и направились по коридору.

— Какая милая дамочка! — сформулировал свои впечатления майор. — С двойным дном.

— Если не с тройным, — согласно кивнул Кравцов.

Они вошли в кабинет Давыдова. Кроме полковника там были еще четверо молодых людей в штатском. На столе лежал открытый номер «Информационного бюллетеня».

— А, вы уже здесь! — увидев молодых людей, обрадовался Бабич. И обратился к Давыдову, который кончил говорить по телефону: — Здравия желаю, товарищ полковник.

— Привет, майор, — кивнул Давыдов, кладя телефонную трубку. — Вот, принимай группу. Прибыли сменить молодежь. Ильскую вызвали?

— В том-то и фокус, — чуть нахмурился Кравцов, — что она сама пришла. И настоятельно просит прекратить дело.

— Или запугали ее, — задумчиво добавил Бабич, — или еще что…

— Запугали?.. — засомневался Давыдов. — Я вот о чем думаю: если бы Ильская была причастна к этим делам, — полковник постучал пальцем по фотографии из «Информационного бюллетеня», — то близко не подошла бы к милиции.

— Однако ее добровольное заявление наших планов не нарушает, — рассудил Кравцов.

— Конечно, — согласился полковник. — Сделаем вид, что дело прекратили, а работать с ней продолжим.

— Что ж, товарищи, — обратился Бабич ко вновь прибывшим сотрудникам. — По местам. Какой позывной вашей группы?

— «Ноль восьмой», — ответил один из четверых. — Работаем на пятом канале.

— Тогда — до связи.

В течение следующих суток не произошло ничего примечательного. А на другое утро Кравцов и Бабич вошли в кабинет Спешнева.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — по-уставному обратился капитан.

— Здравствуйте, Олег Юрьевич, — приветствовал начальника Бабич.

Хмуро кивнув, Спешнев протянул телетайпную ленту:

— Вот, дождались неприятностей. Только что министерство передало информацию — взяли из «Вестника Интерпола». Читай, Бабич.

— «Изумруды вместо наркотиков», — начал майор. — «Лондонская полиция и таможня морского порта по подозрению в провозе наркотиков задержала члена экипажа норвежского пассажирского лайнера «Ройял Викинг Скай», некоего Ольстрема. Однако в двойной стенке его портфеля представители властей вместо наркотиков обнаружили крупные обработанные изумруды. По ряду характерных признаков эксперты пришли к выводу: найденные изумруды добыты на Урале. За три недели до этого события «Ройял Викинг Скай» побывал в ряде советских портов. Ольстрем на первом же допросе показал, что получил эти камни от неизвестного ему человека, который изъяснялся на ломаном английском. Расследование ведет Скотланд-Ярд».

— Целую партию изумрудов упустили, — подытожил Спешнев. — И вон где она проявилась — в Лондоне. Через Инюрколлегию придется теперь возвращать.

— Судя по времени, — вступил в разговор Бабич, — это первая партия из тех, что похищались на копях. Постараемся не упустить другие.

— Руководство выделило дополнительные силы, — сказал полковник и, обращаясь к Кравцову, спросил: — А что наша Ильская?

— Пока никаких зацепок. Контакты имеет только на работе. Из дому — на работу. С работы — по магазинам. Из магазинов — домой.

— Нужно форсировать это направление, капитан, — подытожил Спешнев.

Бабич неожиданно хмыкнул, и Кравцов недовольно покосился в его сторону.

— Придется, товарищ полковник, — начал капитан, — искусственно навязать ей наши условия игры. И посмотреть, что она станет делать.

— Конкретно: какие предложения?

— Прежде всего думаем найти надежного человека из числа сослуживцев Ильской…

По пешеходным дорожкам контейнерного терминала одного из районов морского порта шли Кравцов и Бабич. Под погрузкой и выгрузкой стояло несколько огромных и поменьше лайнеров. Плыли по воздуху разноцветные контейнеры… Кравцов угрюмо молчал.

— Что с тобой, Боря? — заметил его состояние Бабич. — Нездоровится?

— Да. Старая болезнь: как увижу корабли — сердце жмет. Даже гудок услышу — все внутри Переворачивается. Ведь с юности я в торговом флоте плавал.

— Отчего же ушел?

— Да жена…

— Запилила, наверное, — понимающе кивнул Бабич. — Мол, что за семья? Мужа месяцами не вижу! Ребенок отца забыл!.. Угадал я?

— Нет. Тут другой поворот вышел: зарабатывал я тогда, понимаешь, прилично — решила супруга моя с работы уйти. Стану, говорит, с дочкой сидеть, квартиру холить — словом, выполнять основное женское предназначение.

— Очень хорошо!

— Квартиру мы тогда только-только получили. И вот жена в приобретения ударилась: люстра — сногсшибательная. Кафель супруге не иначе как итальянский подавай. Из гальюна филиал Эрмитажа сделала — зайти боязно.

— Намучился ты, бедняга, — не скрывая иронии, посочувствовал Бабич.

— Ну, — серьезно кивнул Кравцов. — Раньше, пока работала, в полном порядке была: прическа, маникюр, все такое… Из рейса когда ни приди — холодильник полон, в ресторанах так не кормят… А с работы ушла — все наоборот: даже ребенка матери моей подкинула. Только вечером навещать успевала — по телефону. Тряпья накупила, а носить некуда. Потом чувствую — не иначе, со спекулянтами связалась. А дальше — больше: вроде бы романчик у ней вырисовываться стал.

— Вещизм, Боря, — авторитетно пояснил майор, — это форма психического заболевания — разновидность помешательства.

— Именно. Вот и решил я на берегу остаться — вернуть свою супружницу в правильный фарватер… А тут по комсомольской путевке и предложили в милицию идти… Ты в органы как попал? Рассказывай.

— Проще не бывает, — охотно откликнулся Бабич. — С постовых начинал сразу после армии… Вот мы и у цели.

Они вошли в здание с вывеской «Торгмортранс. Склад промтоваров».

— И заведующий на месте, — сказал Бабич, открывая дверь одного из кабинетов. — Здравия желаем, Захар Матвеевич.

Им навстречу поднялся мужчина, похожий на актера из театра «Ромэн».

— Здравствуйте, товарищи. Милости прощу.

— Знакомьтесь, Захар Матвеевич, — представил капитана Бабич. — Мой коллега — Борис Алексеевич.

— Очень приятно, пожалуйте за мной. — Захару Матвеевичу, видимо, уже было в общих чертах известно о причине этого визита.

Втроем они прошли в складское помещение, где на полках располагались самые различные товары: мужские полуботинки и дамские сапожки, вазы из богемского стекла, изделия из фарфора… Чуть подальше — кожаные пиджаки и пальто, дубленки всех размеров и фасонов… Вельветовые, бархатные комплекты и сумки наимоднейших форм…

— Что именно вас интересует, товарищи офицеры? — осведомился завскладом после короткой обзорной экскурсии.

— Захар Матвеевич, — пояснил Кравцову майор, — обладает поистине тонким художественным вкусом. И не только лепит восхитительные скульптурные портреты членов своей семьи, но его фотоэтюды о природе регулярно публикуются в многотиражке пароходства.

Кравцов слушал с почтительным интересом, а Захар Матвеевич буквально расцвел от слов майора.

— И конечно же, — продолжал Бабич, — Захар Матвеевич лучше нас с тобой знает, что может понравиться молодой, утонченной, очаровательной женщине!

— Вашей жене? — уточнил Захар Матвеевич, ласково взяв Кравцова за пуговицу.

— Не совсем, — чуть замялся капитан. — И вообще мы сейчас зашли предварительно посмотреть, чем вы располагаете, сколько это может стоить… Прикидка, так сказать.

Через некоторое время, покинув гостеприимного Захара Матвеевича, офицеры направились обратно.

— Одно время, — усмехнулся Кравцов, — такой склад напоминала моя собственная квартира.

— А сейчас с супругой как?

— Нормально. Работает. Ребенка воспитывает. Хозяйствует — одним словом, образцовая милицейская жена. От вещизма, стало быть, вылечилась.

— Как говорится, — добавил майор, — вещизм — болезнь социальная. Я сравнительно недавно с такой формой столкнулся… О деле Кукасяна слыхал, может?

— В «Бюллетене» вроде бы отчет был?

— Вот-вот. Значит, делаем мы у него обыск на вилле — в солнечной республике. Поверишь ли: костюмов — девяносто семь, пар обуви — сто восемьдесят девять.

— И только для себя?

— Да! Но главное — книги. Сплошь уставлено — стен не видно.

— Антикварные? — уточнил Кравцов.

— Современные. Классика на русском языке.

— Библиофилом оказался?

— Да он по-русски — ни бельмеса!

— Ну? — покрутил головой капитан.

— На допросах через переводчика общались. А что касается книжек — он, кроме сберегательных, сроду не открывал.

— Знаешь, — помолчав, заговорил Кравцов, — мне этих миллионеров подпольных по-особому даже жаль. Ну, костюмов накупят — надеть-то всего один можно.

— И гло́тка у каждого только одна…

— И здоровья им не купить, и бессмертия.

— И пароход, — продолжал Бабич, — и самолет личный, и остров в синем море. И, как говорит полковник, в этом величайшая справедливость нашего строя: неправедные капиталы автоматически замораживаются.

— Остальное доделывает служба БХСС?

— Стараемся, — кивнул майор.

Перед Кравцовым сидела модно одетая женщина средних лет. В красиво уложенных волосах серебрились седые пряди. Держалась посетительница непринужденно и без кокетства:

— Меня направил к вам секретарь парторганизации. Сказал только, что нужно помочь.

— Остальное, Нина Ивановна, объясню вам я, — кивнул капитан. — Помощь ваша требуется в деле важном и тонком. Может, просьба эта покажется на первый взгляд несколько… странной. Но со временем мы откроем вам ее истинный смысл. И вы поймете, какое важное — не побоюсь сказать: в масштабах государства — дело вам поручено.

— Выполню все, что в моих силах, — просто ответила Нина Ивановна.

— Итак, с вами работает Лада Леонтьевна Ильская…

В небольшой, со вкусом обставленной квартире было тепло и по-настоящему уютно: горели парные торшеры, звучала негромкая музыка. За чайным столом сидели Нина Ивановна с Ильской.

— Так и живем вдвоем с мужем, — продолжала разговор Нина Ивановна. — У детей свои семьи: там скоро свои дети появятся. У обоих сразу.

— Славно у вас, — не сдержав тяжелого вздоха, оценила обстановку Ильская. — Настоящий семейный уют.

— Что вдруг взгрустнулось? — забеспокоилась хозяйка.

— Всегда немного горько одинокой женщине видеть чужое счастье.

— Вы же еще молоды, Лада! — возразила Нина Ивановна. — У вас многое впереди.

— Я про это «впереди» даже думать себе запрещаю. Мне оно чем-то вроде длинной-длинной дороги представляется. Ровной-преровной… Слева, справа какие-то люди мельтешат. А я иду одна. Совсем одна — до самого конца.

— Не гневите судьбу, Лада! — вновь возразила Нина Ивановна с искренним негодованием. — Кому-кому бы на одиночество жаловаться! Знаете, что за люди по бокам этой дороги? Ваши же поклонники! И в штабеля укладываются. Так-то… Возьмите хоть Комлева…

— Ну, этот действительно свалится. Если за литр перейдет.

— А Гальченков? А Петрик? А…

— Я во всем сама виновата, — перебила собеседницу Ильская. — Умею только на одну карту ставить. И сразу всё.

— Максимализм, — кивнула Нина Ивановна, — признак цельных натур.

— Однако хватит о глупостях, — подчеркнуто бодрым тоном заговорила Ильская. — Час поздний. Как говорится, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?.. Так что же вы мне показать собирались?

— Племянник из очередного рейса привез, — приступила к делу Нина Ивановна. — Но мне категорически не подходит: растолстела. Просто беда-обида. А вы у нас такая изящная…

С этими словами хозяйка достала из шкафа эффектное кожаное пальто, отливающее серебристой голубизной, оригинально тонированную дубленку и ультрамодные сапоги.

— Какая прелесть! — Ильская немедленно надела дубленку, а кожаное пальто и сапоги прижала к себе.

Нина Ивановна улыбалась, наблюдая эту чисто женскую реакцию.

— И сколько все это стоит?

— Посмотрите на ярлыки, — предложила хозяйка. — Оценено в комиссионке. Лишнего племяннику не надо.

— Сейчас у меня нет такой суммы, — с досадой проговорила Ильская, разглядев цифры. — А как долго ваш племянник может ждать?

— Вообще-то парень с женой в отпуск собрался. Деньги, сами понимаете, нужны. До завтра… ну, до послезавтра дело терпит.

— Попробую достать, — твердо пообещала Лада Леонтьевна. — Только умоляю: никому эти вещи не предлагайте. Даже не показывайте!

— Будь по-вашему, — заверила ее та.

Прошли еще сутки. В небольшой, очень скромно обставленной квартире своей матери Ильская вечером была одна. Заметно волнуясь, прохаживалась по комнате. Взглянув на часы, подошла к окну, осторожно выглянула из-за портьеры и вздрогнула от резкого звонка. Помедлив секунду, Лада Леонтьевна поправила прическу, вышла в прихожую и открыла дверь. На пороге стоял Зорин. Шагнув в квартиру, сперва прислушался, затем тихо прикрыл за собой дверь.

— Привет! А к чему такая конспирация? — поинтересовалась Ильская.

Убедившись, что в квартире они находятся вдвоем, Зорин начал зло:

— Мы же договорились встречаться раз в месяц. А не прошло и недели! В чем дело?

— Мне нужны деньги, — чуть виновато ответила она.

— Я уже объяснял тебе, детка, деньги всем нужны, — с откровенной злобой процедил Зорин. — Что же, так и будешь требовать каждый день? Тогда это действительно плохо для тебя кончится.

— Извини, Илья, так уж получилось. Даю слово не беспокоить тебя ближайшие два месяца… Сейчас мне нужно на сто пятьдесят меньше, чем в прошлый раз.

С ненавистью взглянув на Ильскую, Зорин отсчитал из бумажника купюры и театрально швырнул их к ногам женщины. Та стояла спокойно. Илья Аркадьевич шагнул к дверям, прислушался, открыл их и… в прихожую стремительно вошли Кравцов, Бабич, следом — двое сотрудников, понятые. Ильская, пошатнувшись, прислонилась к стене. Все смотрели на разбросанные на полу деньги.

— Так! Знакомые всё лица, — резюмировал Кравцов. — Не ждали?.. Бабич, гражданином Зориным займетесь на кухне. А вы, гражданка Ильская, пройдите в комнату.

— Не думала, что у него хватит смелости пойти в милицию, — вымолвила Ильская, презрительно глядя на Зорина. — Да, видно, жадность тут оказалась сильнее страха.

— Тварь! — с тихой злобой прошипел в ее сторону Зорин, приостановившись у входа на кухню.

— Разошлись! — скомандовал Кравцов.

Зорин шагнул на кухню. Ильская в сопровождении Кравцова вошла в комнату. Сотрудники и понятые начали осмотр квартиры.

— Милые бранятся — только тешатся, — успокоил Зорина майор, закрывая за ним дверь кухни. — А вот деньгами сорить грех. Отвечайте быстро: для чего вы оказались здесь и за что передали деньги Ильской?

— Это вы у нее спрашивайте, — взяв себя в руки, проговорил Илья Аркадьевич, — у этой аферистки.

— Извольте отвечать на вопросы.

А в комнате, закрыв лицо руками, безудержно рыдала Ильская. Капитан терпеливо пережидал законную женскую реакцию на происшедшее.

— Хорошо, — уняв наконец слезы, начала говорить Лада Леонтьевна. — Только постарайтесь понять меня. Моя сестра попала в беду. Страдает мать. Все мы мучаемся.

Сначала сбивчиво, потом все более связно и эмоционально Лада Леонтьевна попыталась рассказать о событиях, которые произошли совсем недавно. Одно из них — в той же квартире, днем…

Лада и мать беседовали, сидя на диване.

— Ах, мама-мама, — с запоздалой горечью говорила Ильская, — не нужно было Ирише идти на эту должность с материальной ответственностью. Кто-то растратил, а недостачу ей приписали. С Иришиной ли наивностью в торговле работать!

— Все так. Но что теперь-то делать? Как девочке помочь? — смахивала слезы мать. — И свадьба эта не ко времени.

— Ко времени, — вздохнув, возразила Лада Леонтьевна. — Дай-то хотя бы ей бог семейного счастья. Сергей — парень отличный. И если любит Иришку, поверит, что она не виновата. Поддержит морально.

— Лучше бы — материально, — резонно вставила мать.

— Ну, откуда студенту взять, посуди?

— И как приданое теперь справить? Может, продадим еще что-нибудь?

— Оставь, пожалуйста! — прервала причитания матери Лада Леонтьевна. — О приданом ли сейчас думать надо! Ведь если удастся собрать и внести деньги — наказание будет условным. Точно: я с адвокатом консультировалась. Продать… Мы и так уже все, что могли, продали. Осталось разве душу дьяволу. Хотя ради сестренки и на это готова.

— Что ты говоришь такое…

— Мама, — взглянув на часы, твердо попросила Ильская, — будь добра, пойди к соседке. Мне нужно говорить с ним наедине.

— Думаешь, Илья согласится помочь? — с надеждой проговорила женщина. — Он так любезно со мной говорил, когда я его сюда приглашала.

— Скорее удавится, — жестко ответила Лада Леонтьевна. — У нас иная тема беседы.

…Кравцов слушал рассказ внимательно, не перебивая. Ильская замолчала и застыла, глядя перед собой.

— И что же дальше, Лада Леонтьевна? — выждав некоторое время, нарушил ее оцепенение капитан.

— Дальше, — встрепенулась она. — Ах, дальше… Было так.

Стараясь держать себя в руках, не пропуская мелочей, она постаралась воссоздать следующий эпизод этого богатого событиями вечера…

Напротив Ильской за столом сидел Зорин. Говорил с явным раздражением:

— В чем дело, Лада? Ведь решили: между нами все кончено. И что же? Звонит твоя мать, умоляет зайти хоть на минутку. Я согласился, поверь, только уважая ее возраст. И вот меня встречает не почтенная матушка, а очаровательница дочь. Может, растолкуешь, в чем дело? Но предупреждаю: я крайне ограничен во времени.

— Чай? Кофе? — невозмутимо поинтересовалась та.

— Повторяю: у меня совершенно нет времени. Итак, чем объяснить нашу встречу?

— Охотно объясню, Илья. Только прошу не перебивать. Так вот: последнее время меня одолевают анонимными письмами и звонками. Содержание их сводится к следующему: мне предлагают немедленно и навсегда покинуть этот город. Иначе — убьют.

— Сочувствую, — сделал попытку подняться Зорин. — Но ничем не в состоянии помочь. Обратись в милицию.

— Я так и сделала. В райуправлении лежит мое заявление по этому поводу.

С подчеркнутым интересом Зорин обвел взглядом небогатую обстановку.

— Это — во-первых, — продолжала Ильская. — Во-вторых, я хочу, чтобы ты выплатил мне крупную сумму. Можно не сразу, а по частям — в ближайшие месяцы. Деньги, видишь ли, очень нужны.

— Только и всего? — саркастически усмехнулся Зорин. — Деньги, детка, всем нужны. Даже Рокфеллерам… Ну, мне пора. Твою шутку попытаюсь оценить на досуге.

— Минутку! — холодно прервала его Ильская. — Убийством мне угрожаешь ты.

Зорин застыл.

— Да-да, — подтвердила Лада Леонтьевна.

— Так вот почему приходил инспектор милиции, — со все возрастающим изумлением вглядывался в собеседницу Зорин.

— Вероятно, — невозмутимо продолжала та. — Ты — зять известного академика — испугался, что связь наша может получить огласку и решил выпроводить из города куда подальше.

— К-какая связь? Ведь мы же расстались, едва я познакомился с Ольгой. И ты сразу уволилась из нашего НИИ.

— Уволилась для того, чтобы наша связь не была так очевидна.

— Бред!

— Успокойся… Говоришь, связь наша кончена? А это? — Она выложила на стол фотографию, где обнявшись стояли в морском прибое загорелые и смеющиеся Ильская с Зориным. Белая надпись, сделанная пляжным художником, гласила: «Привет из Гагр. 1983 год».

Зорин ошалело смотрел то на фотографию, то на Ильскую.

— Но ведь это снято в Сухуми. Летом семьдесят девятого, — сообразил он наконец.

— Попробуй так и объяснить своей супруге. Тем более что летом восемьдесят третьего она ждала ребенка. А в Гаграх ты был якобы один.

— Я и был один!

— Мне об этом героическом поступке отлично известно, — с иронией ответила Ильская.

Зорин судорожно схватил фотографию.

— Можешь порвать, — со спокойной улыбкой разрешила собеседница. — Копий — сколько угодно. Так… Что у нас дальше по программе? Ага, вот это.

Зорин пристально смотрел, как Ильская раскладывала по столу снимки, которые она взяла у Кравцова. Лада Леонтьевна выкладывала их не торопясь, один за одним. Словно открывающий карту азартный игрок, уверенный в блестящей близкой победе.

— Итак, здесь я и твой новый приятель… Правда, отлично вышло? — Ильская неотрывно смотрела в глаза Зорину. — Мне кажется, у вас какие-то… странные дела.

Лицо Зорина на мгновение стало растерянно-жалобным. И это не укрылось от внимания собеседницы.

— К-какой приятель?.. Не знаю такого, — забормотал он, — первый раз вижу этого человека.

— Ну, хватит банальностей! — тоном приказа оборвала Ильская. — Я давно слежу и отлично знаю, что в одно и то же время он ждет тебя на остановке «Лесная». Потом ты выходишь с работы — вы вместе отправляетесь куда-то. Добрый десяток раз видела это.

— Не было этого! Не было!

— Еще фотографии предъявить?

Зорин вздрогнул.

— Итак, продолжим: я твоего приятеля знаю, он меня — нет. Эти снимки, — Ильская кивнула на разложенные по столу карточки, — сделаны сотрудниками милиции после того, как я заявила об угрозе убийством. А после разговора с твоим другом я передала в милицию вот это. Ну, будто бы он мне вручил.

Лада Леонтьевна положила на стол листок с рукописным текстом. Зорин завороженно уставился на него. Ильская снова усмехнулась:

— Это — копия. Оригинал, повторяю, в милиции… Фломастер узнаешь?

— Мой, японский, — тихо проговорил Зорин, взяв в руки листок. — Вот куда он исчез…

— Да, — невозмутимо согласилась та. — Взяла на добрую память о времени, когда была твоим секретарем и верной подругой. Верной… За это ты, не задумываясь, отшвырнул меня… Помнишь ту ночь?

Она попыталась поймать взгляд Зорина, но тот сидел, уставившись в пространство. Обоим вспомнилось…

Та тихая ночь была прекрасна, Весь мир, казалось, находился под ее обаянием.

Илья Аркадьевич, удобно расположившись в кресле, курил, пуская дым в открытое окно. Был он в модном стеганом халате и домашних туфлях. Время от времени Зорин поглядывал в сторону тахты, где, закинув за голову руки, спала Лада Леонтьевна. Губы женщины были сжаты, брови нахмурены. Видимо, ей снился тяжелый сон.

Зорин неосторожно звякнул пепельницей. Лада Леонтьевна вздрогнула и открыла глаза.

— Спи, Лада, спи… Еще и четырех нет, — тихо сказал он.

Ильская села, пристально вгляделась в его лицо, спросила:

— А ты почему не спишь?

— Как тебе сказать…

— Скажи, как есть. Наберись наконец мужества.

Илья Аркадьевич удивленно посмотрел на нее. Потом начал, осторожно подбирая слова:

— Видишь ли, Лада… Я долго не решался сказать тебе. Мучился, поверь, но обстоятельства иногда сильнее нас. К сожалению, мы не сможем больше быть… вместе. Так уж получилось. Прости.

— У тебя через месяц свадьба? Это правда? — впрямую спросила она, приподнимаясь, протягивая руку за халатом.

— Ты уже знаешь? Откуда? — Зорин начал нервно ходить по комнате.

— Сказали… добрые люди. Да и я не слепая. Быстро же ты очаровал эту, с позволения сказать, красавицу.

— Дело не во внешности. В жизни все гораздо сложней.

— И чтобы разом преодолеть эти сложности, ты решил жениться на дочери академика, — перебила она. — Я слышала, тебя уже ждет повышение по службе?

Зорин молчал. Лада Леонтьевна продолжала:

— Престижная должность! Командировки за границу! Осуждать за эти стремления тебя, конечно, нельзя. Но вот способ, которым ты добиваешься желанной цели… — Женщина презрительно покачала головой.

Илья Аркадьевич, повернувшись к окну, по-прежнему молчал.

— Шесть лет я была тебе верной подругой. Ни разу не попросила о штампе в паспорте… И вот остаюсь одна. Неужели ты разлюбил меня? Это так?

— Нет же! Нет! — с непритворной мукой произнес Зорин, резко повернувшись к ней. — Прошу, очень прошу: пусть между нами все останется по-прежнему. Но только… мы не сможем встречаться больше так — открыто.

— Не понял ты меня за эти годы, — вздохнула Ильская и стала быстро одеваться. — Я, знаешь, не поверила, когда мне рассказали о существовании твоей невесты, боялась обидеть тебя вопросом. Решила сама убедиться: взяла отгулы, следила за тобой некоторое время. И узнала такое!..

— Что еще за ерунда! — В глазах Зорина промелькнула тревога.

Лада Леонтьевна вышла в прихожую зоринской квартиры.

— Куда ты? Ночь на дворе! — пытался остановить ее Илья Аркадьевич.

Взяв сумку, женщина решительно отстранила его и шагнула к двери. Она вошла в лифт, хлопнула старинной решеткой кабины. И когда лифт начал опускаться вниз, могло показаться, что Лада Леонтьевна проваливается в бездонную пропасть.

Илья Аркадьевич сидел напротив Ильской, по-прежнему уставясь в пространство.

— Считай, что сегодня наступила расплата за ту ночь, — вернул его к действительности голос Лады Леонтьевны.

— И все же я не припомню, — медленно начал Зорин, — что обещал быть с тобой вечно.

— Да-да, — охотно согласилась та, — стало быть, к делу… Итак, записка, переданная твоим приятелем. Текст банальный: угроза убийством.

Зорин вновь стиснул зубы.

— А главное — фломастер, — продолжала женщина. — Ты ведь привез его из Японии, и на весь город такой цвет пасты, уверена, единственный… Помнишь, как ты любил накладывать резолюции этим неповторимым колером? Так вот: стоит поднять из архива несколько документов с твоими резолюциями — сразу станет ясно, кто писал. Кстати, и почерк очень на твой похож: словно бы левой рукой исполнено.

— Так. А почему вдруг возникли эти снимки? — Илья Аркадьевич потянулся было к фотографии, на которой Ильская беседовала с мужчиной на остановке, но отдернул руку.

— В милиции накануне я показала записку, где в определенное время мне предлагалось быть на остановке «Лесная». А еще раньше заметила, что этот деятель каждый раз приходит туда ровно за пятнадцать минут до твоего появления… Так вот: увидела твоего приятеля — он дисциплинированно был на месте, — попросила разменять десять рублей… А в милиции заявила, что он передал мне эту записку. Логично?

Зорин вдруг начал истерично хохотать. Ильская заботливо отмерила в стакан капли, разбавила водой:

— Вот. Выпей, успокойся. Это — пустырник. Лучше седуксена… Учти: ты нужен мне здоровый и работоспособный.

— Ну ты и подонок! — выдохнул Илья Аркадьевич, одним глотком опустошив стакан.

— Слово «подонок» мужского рода, дорогуша, — поправила его Лада Леонтьевна.

— Значит, женщина-подонок, — убежденно возразил тот.

— Инсинуация, — беспечно отмахнулась Ильская. — Подведу вкратце итог и еще раз обрисую ситуацию: я была твоим секретарем и любовницей. Затем на горизонте появляется дочь академика. Меня ты срочно переводишь работать в другое место, женишься на ней. Карьера твоя после женитьбы ослепительна: с легкостью защищена кандидатская, назревает такая же необременительная докторская. А главное — благодаря тестю — бесконечные зарубежные поездки. Хрустальная твоя мечта. И вообще от перспектив дух захватывает. Далее: выясняется, что я жду от тебя ребенка.

Зорин, ошеломленный потоком информации, лишь молча смотрел на Ильскую. А она невозмутимо продолжала:

— Устроить это несложно — способ старый.

— Но я-то здесь при чем?

— А это ты будешь объяснять в милиции, супруге. А главное — тестю. Короче — ты боишься скандала и хочешь любым способом убрать меня из этого города или даже… убрать вообще. Это становится известным всем. Прощай блистательная карьера! Прощай докторская! А главное — прощайте навсегда зарубежные поездки с выплатой квартирных и суточных…

— Плевал я на карьеру, — неуверенно начал Зорин. — Сейчас же иду, рассказываю все в милиции и дома.

— Умница! — одобрила Ильская, — советую начать так: «Ты знаешь, дорогая, одна женщина — моя бывшая секретарша — утверждает, что беременна от меня; что мы вместе отдыхали в Гаграх, когда ты ждала ребенка. И что теперь я пытаюсь ее шантажировать, угрожая убийством. Так вот: все это — чистая неправда…» Супружница тебе сразу поверит. Тесть и милиция тоже… А что касается твоего наплевательского отношения к карьере, то — не смеши меня.

— Ну и дрянь!

— Опять не прав, дорогой. В свое время я любила тебя совершенно бескорыстно. Считай, что это была любовь в кредит. Теперь пора платить.

— Откуда деньги возьму?

— Ну, милый, не усложняй. Я-то отлично знаю, что у тебя всегда их было предостаточно. Ты из тех, к кому деньги сами липнут.

— Вот что, — снова начал Зорин уже более твердым тоном. — Я действительно иду сейчас в милицию и все рассказываю.

— Иди, — с улыбкой кивнула Лада Леонтьевна, — но учти: у меня на каждый твой ход припасено как минимум три. Тогда и я расскажу в милиции все. Еще не известно, чем ты со своим приятелем занимаешься, как вы эту самую монету делаете.

Зорин молчал.

— Итак, — деловито продолжала Ильская, — деньги ты будешь приносить сюда по моему звонку. Ко мне — ни домой, ни на работу — никаких визитов, звонков и прочего.

— Чертовщина какая-то, — растерянно заговорил Илья Аркадьевич. — Не может клевета так быть похожа на правду. И вообще… Я придумаю, как это доказать.

— Дерзай, мыслитель. Как только придумаешь — я непременно откажусь от своей идеи. А пока с тебя причитается. Ежемесячно.

— Что ж, я никогда не был жадным, — объявил Зорин неожиданно примирительным тоном. Достал бумажник, отсчитал несколько крупных купюр. — Полагаю, за прошлую любовь достаточно.

Илья Аркадьевич вышел в прихожую. Хлопнула входная дверь. Ильская, рухнув на диван, безудержно зарыдала.

Совсем стемнело за окнами. Кравцов внимательно слушал Ладу Леонтьевну.

— Вот и вся история, — вздохнув, сказала та. — Поверьте, в моем рассказе нет ни слова лжи.

— Тот факт, что вы признались, возможно, смягчит наказание.

— Наказание? — вздрогнула женщина.

— Ну да. Ведь ваши действия квалифицируются законом как преступление.

— Я так не считаю! — почти выкрикнула она. — Это Илья отнял мою молодость! Растоптал любовь! А потом отшвырнул… за ненадобностью. Бросил из-за легкой карьеры и денег.

— Сочувствую вам, но попрошу без лирики. Это — допрос.

— Я начинаю стареть, — с отчаянием продолжала Ильская. — Вам, мужчинам, не понять, как это страшно, когда увядает кожа, расплываются черты. Когда боишься попасть на яркий свет.

— Успокойтесь, у вас просто прелестная внешность.

— Ах, если бы вы знали, скольких это стоит трудов, — горько улыбнулась та. — И средств, между прочим.

— Потерпевший хочет сделать заявление, — заглянул в дверь Бабич.

— Это он-то потерпевший?! — вскипела Ильская.

— По закону выходит так, — подтвердил майор.

— Жаль, что у нас нет закона — судить за подлость! — с возмущением заявила она.

— Сейчас приду, — кивнул Бабичу Кравцов.

Тот вышел.

— Теперь о главном, Лада Леонтьевна, — продолжил капитан. — По-человечески я сочувствую вашей судьбе. Но как слуга закона категорически не согласен с вашими методами… Ничего определенного пока сказать не могу, но подчеркну: если будете искренни и поможете следствию — это, несомненно, смягчит вашу дальнейшую участь.

— Помогите мне! — Женщина с надеждой посмотрела на Кравцова. — Бога ради!

— Обязательно. При условии вашей откровенности. — Кравцов достал фотографии мужчины с остановки «Лесная», положил перед Ильской. — Правда ли, что Зорин хорошо знает этого гражданина?

— Абсолютная правда. Я не раз видела их вместе. Он ждал Илью после работы на автобусной остановке. Потом вдвоем шли куда-то.

— Не откажетесь от своих слов?

— Ни за что. Да, вот еще: Илья в эти дни ни служебной, ни личной машиной не пользовался. Они сперва шли пешком, потом брали такси.

— Вот как? — Кравцов быстро заносил показания в протокол допроса. — Подумаем, как вам помочь… Что же касается вашей сестры, уверен: товарищи из ОБХСС тщательно разберутся в ее деле. И вообще — нужно было сразу идти к нам, а не добывать деньги для покрытия недостачи. Тем более что сестра к ней непричастна.

— Мне нужно собраться с мыслями, — потирая лоб, сказала Ильская.

— Пожалуйста, — согласился Кравцов. — А я отлучусь ненадолго.

Капитан вышел в прихожую, жестом подозвал Бабича. Офицеры негромко поговорили о чем-то и появились на кухне, где за столом сидел Зорин.

— Я хочу сделать заявление о клевете, — поднялся им навстречу Илья Аркадьевич.

— Это совершенно необходимо, — кивнул Кравцов. — Пишите, пожалуйста. Мы передадим ваше заявление в прокуратуру.

Он вышел в прихожую и, достав портативную рацию, заговорил негромко:

— «Ноль восьмой», «ноль восьмой»! Я — «ноль второй». Прошу срочно подтянуться к адресу. Объект выйдет через три-четыре минуты. Примите, следуйте за ним, но без приказа не задерживайте. Как поняли? Прием.

— Поняли вас, «ноль второй», — послышался ответ по рации. — Выполняем.

— Написали? — спросил Зорина Кравцов, вернувшись на кухню.

— Пожалуйста, — протянул заявление Илья Аркадьевич.

— Можете следовать домой, — сказал Зорину Бабич. — В процессе проверки вас вызовут. И не волнуйтесь: государство надежно защищает интересы своих граждан.

— Но ведь будет следствие! Суд! Это же форменный скандал! — сетовал тот, глядя в непроницаемые лица офицеров.

Выйдя из дома, Зорин сел в свои «Жигули». Достал из портфеля большой амбарный замок, положил его в карман. Машина тронулась.

В боковом проезде стоял микроавтобус «Латвия» с надписью «Техпомощь». Кроме водителя там были еще двое молодых людей из группы Бабича.

Когда «Жигули» Зорина проехали мимо и удалились на некоторое расстояние, «Латвия» пошла следом. В зеркало заднего вида Илья Аркадьевич заметил преследователей и прибавил газ.

В кабинете Бабича сидели Ильская и Кравцов. За окнами уже была августовская тьма. Вошел сержант, держа на подносе стаканы с чаем и пирожки.

— Спасибо, товарищ сержант. Сам-то ужинал? — поинтересовался Бабич.

— Так точно.

Когда сержант вышел, Бабич обратился к женщине:

— Придется вам, Лада Леонтьевна, переночевать у нас в кабинете.

— Вы меня… арестовали? — с ужасом спросила она.

— Нет, успокойтесь, — чуть улыбнулся майор. — Это делается для вашей же безопасности. Так сказать, добровольный арест.

— Какая может быть опасность, не понимаю…

— Воздержитесь от лишних вопросов, — назидательно произнес Бабич. — И в итоге все может кончиться для вас не так уж плохо. Если, конечно, на этот раз не обманули.

— А что мне грозит?

— Если обманули? — Майор открыл «Уголовный кодекс». — Так… «Заведомо ложные показания»… От года до семи лет или исправительные работы…

— Это невозможно, — всхлипнула Ильская.

— Ладно. Человеку и так досталось. — Кравцов взял из рук майора «Уголовный кодекс», захлопнул его, сказал примирительно: — Давайте чай пить.

И капитан протянул женщине стакан:

— Угощайтесь.

Она признательно кивнула и как бы про себя заметила:

— Вы, наверное, меня презираете.

— Категорически не согласны с вашими методами, — ответил Кравцов. — Это противозаконно и вообще… неэтично. Признаться, не ожидал от такой женщины, как вы…

— Во имя сестры. Я должна была спасти ее.

— Тем более некрасиво, — вмешался в разговор Бабич. — Как можно восстановить справедливость путем беззакония?.. Конечно, Лада Леонтьевна, мы вас не оправдываем. Однако… Посмотрели бы вы на тех, кто прошел в свое время через этот кабинет. Для иных расстрел показался бы слишком мягкой мерой. Вы по сравнению с ними — ребенок.

— Спасибо за сравнение, — горько усмехнулась Ильская. — Но скажите, была в вашей жизни женщина, ради которой вы были бы готовы на все?

— Я?.. Нет, — слегка опешил Бабич. — Я еще не женат.

— Да я не о том спрашиваю.

— Понял вас, Лада Леонтьевна, — кивнул Кравцов. — Однако, полагаю, месть — не самый благородный путь. Даже в случае отвергнутой любви. А шантаж — не лучший способ поддержания отношений.

— Лучшего не нашлось, — жестко ответила Ильская. — А теперь все равно ничего не изменишь.

— Не согласен, — возразил майор. — В жизни можно многое изменить. Только нельзя терять достоинства.

В это время в кабинете заработал селектор. Послышался голос дежурного по ГУВД:

— Бабича и Кравцова — к радиостанции!

Офицеры поднялись.

— Пейте чай и располагайтесь на отдых, — сказал женщине майор.

Поздний вечер августа был прекрасен. Радуясь последнему летнему теплу, горожане не торопились домой, и, несмотря на поздний час, прохожих — в основном прогуливающихся — было довольно много. Эта обстановка чем-то неуловимо напоминала вечер на южном курорте.

Среди беззаботных гуляющих выделялся своей энергичной, целеустремленной походкой Илья Аркадьевич Зорин. Заметив зеленый огонек, он остановил такси:

— На Первомайскую, пожалуйста. И побыстрей.

— Попробуем побыстрей. — Водитель прибавил газ.

Такси неслось по городу. В пустынном переулке Зорин вышел из машины, и такси отъехало. Илья Аркадьевич осмотрелся и, когда вдалеке показалась легковая машина, шагнул под арку. Старинные чугунные ворота были открыты. Зорин свел тяжелые створки; достав из кармана амбарный замок, соединил их дужкой и побежал. Миновал двор, проходную парадную, еще и еще один двор.

Когда подъехала оперативная «Волга», из нее вышли трое сотрудников и кинулись к воротам: те были закрыты. Вчетвером — вместе с водителем — попытались развести створки: те не поддавались.

— Не хочется шуметь, а придется, — сказал один из оперативников и выстрелил в замочную скважину.

Замок упал на асфальт. Оперативники миновали арку и оказались в проходном дворе. Но Зорин был уже далеко. Заметив свободное такси, он остановил машину.

В дежурной части ГУВД Кравцов и Бабич сидели у пульта одной из радиостанций и слушали эфир. По обрывкам фраз они хорошо представляли себе картину происходящего.

— Свернул на Тупиковый, — слышалось в эфире. — «Ноль восьмой»! Подтянитесь — там же проходняки!.. Стоп! Он закрыл ворота на замок. «Ноль четвертый»! Срочно в обход!

— Ускользает, — сказал Кравцов. — Я чувствую.

Майор кивнул и попросил:

— Иди разбуди Ильскую. Объяви ей готовность номер один.

А в это время Зорин, замирая на каждом шагу, поднимался по лестнице. Дверь чердака была заперта на большой висячий замок. Илья Аркадьевич бесшумно открыл его своим ключом. Войдя в чердачное помещение, нащупал на косяке двери карманный фонарь, включил его. Взяв стремянку, приставил ее к балке перекрытия, поднялся на несколько ступенек. Луч фонаря высветил лежащий в углублении балки маленький пакетик. Зорин взял его, спустился со стремянки и, присев на ящик, стал снимать левый полуботинок…

В дежурной части ответственный дежурный по Главному управлению внутренних дел передавал по центральному селектору информацию:

— Внимание! Товарищи дежурные! Примите экстренную оперативную информацию особой важности! Всем подразделениям внутренних дел, отделам транспортной милиции ввести в действие типовой оперативный план «Кольцо» и принять меры к задержанию Зорина Ильи Аркадьевича, тысяча девятьсот тридцать шестого года рождения. Его приметы…

На темной пустынной улице Зорин зашел в будку телефона-автомата. Озираясь, набрал номер:

— Говорю из автомата. Все кончено. За мной хвост. Еле ушел. Лада навела… Домой мне уже нельзя. Готовь переправу и не забудь, что у них твои фотографии. В гриме. Срочно готовь переправу. Всё. До утра.

В кабинете Бабича двери в коридор были распахнуты. Ильская сидела рядом с майором, торопливо листала записную книжку.

— Как можно скорей! — подгонял ее Бабич.

— Сейчас, одну только минуту, — волнуясь, повторяла та.

В коридоре слышались быстрые шаги, звучали голоса.

— Вот, нашла, — сказала женщина. — Читайте: это — адрес брата Зорина, это — адрес матери Ильи… Вот адрес дачи. А эти — некоторых наших общих знакомых.

— Поехали, — показался в дверях Кравцов.

— В чем дело? — спросила Лада Леонтьевна. — С Ильей что-нибудь случилось? Или он в чем-то… виноват?

— Не волнуйтесь. Зорин жив-здоров, — уклончиво ответил капитан. — Просто нам нужно срочно с ним побеседовать. Он потребовался как консультант по минералам.

Офицеры вышли из кабинета, закрыв за собой дверь.

Со двора ГУВД выехало несколько оперативных машин. Не включая фар и сирен, они разъехались по разным направлениям.

Утром следующего дня в потоке народа шел к воротам морского порта Зорин. Узнать его было трудно: рабочая спецовка, из нагрудного кармана которой торчала пачка «Беломорканала»; старая, засаленная кепка, твердая, уверенная, чуть вразвалку походка. Предъявив, как и все, пропуск вахтеру, так же спокойно зашагал дальше.

В перспективе вырисовывались громады кораблей, слышался гудок одного из морских гигантов — густой бас. Зорин подошел к кирпичному зданию, построенному еще в прошлом веке. Скользнув взглядом по вывеске «Продовольственный склад», скрылся за его дверьми.

В тесной, отгороженной фанерой конторке Зорин снял спецовку и остался в элегантном модном костюме. Кто-то подошел к дверям, постучал негромко.

— Скорее. Давай скорее, — сказал негромкий голос.

— На моей посудине маршрут какой? — спросил Зорин, заканчивая приводить себя в порядок. — Уточнил?

— Круиз, — отозвался тот же голос из-за двери. — Английская фирма зафрахтовала. Из нашего порта сразу в Копенгаген. Потом — Лондон, Марсель, Сингапур и Канарские острова. Туристы все из капстран. Рейс практически еще только начинается.

— То, что нужно, — констатировал Зорин и проговорил в щелку двери: — Я готов.

— Войдешь в самый правый контейнер, — проговорил тот же голос. — Заставишься коробками из-под пива. Они — полупустые. После того, как таможенники проверят и опломбируют другие контейнеры, я перепаяю пломбу на твой. И тебя погрузят в трюм последним.

— Золотая ты голова! — ответил Зорин.

— Ну, а ночью, — продолжал голос, — отвинтишь внутренние гайки — засов отвалится… Давай, шагай. А то скоро таможенники придут… Счастливого плавания!

Вскоре один из пассажирских лайнеров медленно отходил от причала. Его прощальный гудок басовито задрожал в небесах.

В небольшом просмотровом зале менялись кадры диапозитивов на экране. Ильская сидела в первом ряду к внимательно смотрела на чередующиеся лица и группы людей. Кравцов и Бабич расположились у прохода.

— Стоп! — сказала женщина.

Изображение застыло. Рядом с мужчиной, который разменял Ильской деньги на остановке, стоял еще какой-то человек.

— Этого я тоже один раз видела вместе с Ильей, — уверенно сказала Лада Леонтьевна.

— Правильно, — шепнул Кравцову Бабич. — Тот самый связной, что возил от Босса деньги. С его смертью ниточка и оборвалась.

— Значит, — также шепотом ответил капитан, — цепочка на сегодняшний день такая: хищение с копей — Изумрудный Босс, получатель — Зорин, канал за границу.

— Да, — кивнул майор. — И кроме того, думается, Зорин — обработчик. При его-то специальности…

Чередование диапозитивов на экране закончилось. В зале загорелся неяркий свет.

— А что с Зориным? — после недолгого молчания спросила Ильская.

— Его мать, — ответил Кравцов, — обратилась в милицию с заявлением, что после того вечера он пропал. Домой не вернулся. И теперь мы вынуждены его искать.

— В больницы не доставлялся, — продолжал Бабич, — у друзей и сослуживцев не появлялся… А не мог Зорин покончить с собой?

— Вот уж нет! — вырвалось у Ильской. — Не тот характер.

Офицеры невесело усмехнулись.

— Пора к Спешневу, — напомнил Бабич.

Полковник Спешнев беседовал по телефону, когда Кравцов и Бабич вошли к нему в кабинет.

— Проводим комплексные мероприятия, — говорил полковник. — Да, совместно с таможней и пограничниками… Проверяем любую информацию, каждую мелочь. Подключили моряков из пароходства. Но пока — ничего. Буду докладывать. Есть.

Офицеры деликатно отвели взгляды, когда полковник, положив трубку, стал вытирать вспотевшее лицо.

— Москва каждые полчаса звонит, — сообщил Спешнев. — Генерал всему оперативному составу выходные отменил.

— Зорин, думается, пока отсиживается где-нибудь, — высказал предположение Бабич.

— А потом, скорее всего, попытается за границу рвануть, — продолжил Кравцов. — Ценности-то у него огромные.

— Да, — подытожил полковник, — обычные методы в разработке этой группы, судя по всему, не годятся. Поэтому настраивайтесь, ребята, на самые неординарные варианты. Шевелите мозгами. А пока попросим министерство объявить союзный розыск. — И Спешнев протянул офицерам листок со следующим текстом:

Был поздний вечер. Сквозь щель контейнера Зорин видел часть продуктового отсека и дверь, ведущую на камбуз. Она была открыта. Мимо проходили повара, сновали официанты с подносами. Сонный кладовщик сидел к Зорину спиной, вяло листал накладные.

В отсек заглянул официант, обратился к кладовщику:

— Костик, дай нам пива немецкого. Того — в голубых банках.

— Завтра, — лениво пообещал Костик.

— Ну, будь другом, — протянул официант.

Костик медленно подошел к контейнеру, где скрывался Зорин, взялся было за засов. Зорин напрягся, затаил дыхание.

— Кто заказал? — уточнил Костик. — Англичане?

— Для команды, — ответил официант.

— Команда пусть утром опохмеляться приходит, — назидательно изрек Костик. — Или дай им «Жигулевского». Не стану, на ночь глядя, контейнер вскрывать. Утром буфетчики придут — вскроем честь по чести, пересчитаем.

Обиженный официант ушел.

Зорин приник к щели контейнера, прислушался… Было тихо, в отсеке царил полумрак. Он начал отвинчивать гайки, скрепляющие болты засова. Тот со стуком упал на пол. Зорин замер… Выждав некоторое время, осторожно приоткрыл дверь контейнера и выбрался наружу.

Дальше был камбуз. Одинокий повар убирал с огромных электроплит сковороды и кастрюли-котлы. Пригнувшись, прячась за плитами, Зорин незаметно пробрался за его спиной к двери, ведущей в ресторан. В пустом зале ресторана он почувствовал себя безопасней и уверенно направился к выходу, лавируя между столиками.

Вошел знакомый уже официант. Уборщики начали снимать со столов скатерти.

— Простите, закрыто, — по-английски обратился к Зорину официант.

— Я оставил здесь зажигалку. Вот она, — также по-английски ответил тот и вышел на палубу.

Залитый огнями теплоход, словно огромная светящаяся комета, разрезал густую тьму. Позади остался морской порт. Слева светились редкие огни бакенов, справа одинокой звездой мигал маяк. За кормой на горизонте сияло марево. Это миллиарды огней далекого города отражались в облаках. Зорин смотрел на это удаляющееся сияние остановившимся взглядом, не то сожалея о покинутом, не то проклиная его.

Через некоторое время Илья Аркадьевич спустился по трапу на нижнюю палубу и толкнул дверь бассейна. В неярко освещенном водном пространстве плавало несколько человек — видимо те, кому не спалось в эту теплую еще ночь.

На противоположном конце бассейна в воду прыгнула женщина. Зорин отметил ее стройную фигуру. Он прошел в кабину, разделся и с наслаждением опустился в прохладную воду. Нырнув, медленно проплыл под водой, словно бы смывая нечеловеческое напряжение последних суток.

Силы постепенно возвращались к нему. Несколькими мощными толчками Зорин пересек бассейн и проделал тот же путь в обратном направлении. Женщины невольно задерживали взгляды на его атлетической фигуре. Зорин же поглядывал на купальщицу, которую отметил раньше. Подплыв, заговорил с ней:

— Простите, не мог ли в прошлом году видеть вас на Майами? В отеле «Хилтон»?

— Нет, — плывя рядом, улыбнулась женщина. — Прошлым летом я отдыхала в Калифорнии.

Они поплавали еще немного. Потом женщина стала подниматься из воды по лесенке. Внезапно она села на тумбу, с выражением боли на лице подогнула ногу и стала ее растирать. Зорин подплыл, спросил участливо:

— Судорога?

Она кивнула. Илья Аркадьевич быстро выбрался из воды:

— Позвольте. Я хорошо знаю, как это нужно, делать.

Он подошел к женщине и стал умело массировать ее ногу.

— Благодарю. Все прошло, — признательно кивнула та. — Вы, видимо, медик?

— В том числе и медик, — улыбнулся он в ответ.

Илья Аркадьевич обратил внимание на то, что три дорогих изящных кольца украшали пальцы женщины. Но обручального среди них не было.

— Тоже путешествуете одна? — поинтересовался Зорин.

— Да. Мне так нравится… Однако я почему-то не видела вас раньше, — сказала она, с интересом взглянув на собеседника.

— Марк Престон, — представился он. — К вашим услугам.

— Мейзи, — ответила женщина. — Будем знакомы.

Она пошла переодеваться в свою кабину, Зорин — в свою.

На палубу Мейзи и Зорин вышли вместе. Молча остановились у перил. Она задумчиво смотрела в укутывающую теплоход влажную ночь… Высокие звезды горели в небе.

— Вы заметили, что каждое море имеет свой характер? — нарушил молчание Зорин.

— Более того: он передается людям, живущим у моря, — ответила Мейзи. — Не только мы, англичане, но и все народы Балтийского моря — мужественные люди, красивые, породистые… А вспомните историю Швеции, к примеру…

— Вы историк?

— Историк и этнограф, — улыбнулась она. — И немного антрополог.

— Любопытно…

— Кстати, Марк, вы по этническому типу не слишком похожи на англосакса, — заметила она.

— Я — стопроцентный британец, — с наигранной гордостью ответил Илья Аркадьевич.

Женщина замолчала, любуясь звездами. Внезапно совсем рядом зазвучала приятная музыка. Это заработала радиола в ночном валютном баре. В таких заведениях за свободно конвертируемую валюту можно выбрать напиток по вкусу, любимые сигареты…

Порыв ветра принес ночную прохладу. Мейзи зябко поежилась. Зорин, накинув ей на плечи свой пиджак, предложил:

— После купания глоток бренди вряд ли повредит… Не зайти ли нам в бар?

Она с готовностью кивнула.

В баре было шумно, накурено и весело. В центре находился круг для танцев. Лихо отплясывали две полуодетые негритянки. Рядом с ними смешно топтался маленький японец. И вообще — здесь каждый танцевал по-своему, а некоторые просто подпрыгивали. Мелодии звучали одна за другой. Те, кому не хватило места у стойки, держа бокалы с напитками, живописными группами сидели и лежали по углам, вдоль стен… Весь пол в баре, кроме танцкруга, был устлан мягким ковром.

Обходя одних и, перешагивая через других, Зорин и Мейзи протиснулись к бармену — респектабельному молодому человеку. Зорин достал из бумажника увесистую пачку фунтов и долларов, обратился к бармену:

— Два бренди и «Кент». Да, приятель, и сок со льдом.

Ловко подав сигареты и напитки, бармен осведомился:

— Как настроение, сэр? Не желаете ли заказать любимую мелодию для дамы?

— «Мой старый дом в Кентукки», — назвал Зорин популярную джазовую композицию. Опершись локтем о стойку, он улыбался Мейзи, смакуя напиток. Зазвучала мелодия «Мой старый дом в Кентукки».

— Знаете, Мейзи, я специально заказал эту вещь, чтобы потанцевать с вами.

Она с готовностью улыбнулась. Сперва Мейзи и Илья Аркадьевич танцевали просто рядом, оживленно переговариваясь. Потом она положила руки партнеру на плечи. Он привлек Мейзи за талию, стал что-то нашептывать. Женщина зажмурилась от этих слов.

А в это время в продуктовом отсеке главного камбуза отчаянно переругивались шеф-повар и кладовщик:

— Лазят тут, понимаешь, твои повара, как хотят! Хозяйничают, будто у себя в каюте… Контейнер вскрыли! Дожили, братцы!

— Заткнись-ка, Костик… Кому нужны твои макароны!

— Там пиво, пиво в банках было! Полконтейнера вынесли! Боже ж ты мой! Засов сорвали и…

— Где? Покажи!

Повар шагнул к контейнеру. Тот был наполовину пуст. На полу валялся засов. Повар внимательно осмотрел дверцы, заглянул внутрь:

— Ты не прав, Костик… Смотри сюда: или его, развалюху, таким поставили, или он вскрыт изнутри.

Костик стал удивленно рассматривать дверцы.

— Не нравится мне все это, — озабоченно сказал он.

— Надо срочно сообщить капитану. Пусть доложит на берег.

А в каюте Мейзи царил мягкий полумрак, который создавался неяркими бра и глуховатыми тонами драпировки спальной. Звучала негромкая музыка. Зорин и Мейзи сидели на тахте вдвоем, укрывшись одним пледом. Клубы табачного дыма их сигарет уползали в открытый иллюминатор, за которым чернела ночь и мелодично журчала разрезаемая лайнером вода. Мейзи с ласковым интересом смотрела на соседа, словно обдумывая что-то. Наконец спросила:

— А где твоя каюта? Может, зайдем к тебе?

— Зачем? — насторожился Зорин.

— Для разнообразия, — улыбнулась женщина.

— Мне у тебя больше нравится. К тому же поздно — третий час.

— Тебя ждет в каюте жена?

— Сразу и ревнуешь?

— Отвечать вопросом на вопрос неучтиво. Признавайся: ты — шпион?

Он рассмеялся и привлек женщину к себе:

— Почему это пришло тебе в голову?

Мейзи тихо и озорно сказала ему на ухо:

— Потому, что в самый… интересный момент ты сказал что-то на другом языке. И кажется, по-русски.

— Подслушивать нехорошо, Мейзи, — усмехнулся Зорин. — Но я рад, что ты сама обо всем догадалась.

Он прибавил громкость приемника и продолжал:

— Я — полковник британской разведки. Мне во что бы то ни стало нужно вернуться на родину. Чудом я проник на корабль. И теперь прошу твоей помощи. Не побоишься спасти меня?

— Британцы ничего не боятся… Только не стоило устраивать этот любовный маскарад. Я и так помогла бы тебе, как и каждая соотечественница.

— Прости меня, Мейзи. — Он поцеловал женщине руку. — Ты настоящая леди. И даю слово джентльмена, что искуплю вину перед тобой.

Мейзи грустно посмотрела на него:

— Расскажи о себе.

— Это любопытная история, — начал Зорин. — Семь лет назад я был заброшен в Союз со специальным заданием: речь шла о новом стратегическом оружии… Но человеческой подлости нет предела — нас выдал перевербованный чекистами провокатор. Я убил его, но при перестрелке в меня попали ампулой с паралитическим веществом. Я потерял сознание, был схвачен… Начались годы советской каторги. Наконец удалось бежать. Потом нашел своих. Честные люди помогли мне вырваться из коммунистического ада… И вот я здесь, А ты для меня сейчас — моя родина. — И Зорин поцеловал Мейзи.

Начальник Управления БХСС Спешнев, полковник Давыдов и майор Бабич внимательно слушали представительного моряка в форме торгового флота. В кабинет вошел Кравцов, сел у двери.

— Только что с теплохода «Александр Беляев» мы получили радиограмму, — рассказывал моряк. — В продовольственном отсеке вскрыт один из контейнеров. Вскрыт якобы изнутри. Быть может, Зорин на судне. Лайнер в конце дня будет проходить мимо Калининграда. Но на судах, к сожалению, нет фототелеграфов. Передать изображение можно лишь по телевизионному каналу, «врезавшись» в одну из передач. И то при условии, что судно находится в зоне приема, недалеко от порта. Что ж… Начнем согласовывать с Центральным телевидением.

— Простите, — вступил в разговор Кравцов, — мне кажется, не нужно ничего согласовывать. Есть другой способ.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился Спешнев.

Через пять минут Кравцов с Ильской шли коридорами ГУВД.

— Попытайтесь вспомнить, Лада Леонтьевна, крайне важно найти этот журнал, — говорил Кравцов и, открыв перед ней одну из дверей, пригласил: — Прошу в библиотеку.

В библиотеке за перегородкой миловидная девушка беседовала с сержантом милиции. Рядом у столика двое офицеров внутренней службы листали газеты.

— Оля! Здравствуй, это я, — приветствовал девушку капитан.

— Вижу, что ты, Кравцов, — ответила девушка, оглядывая Ильскую, — тебя давно разыскивают из общества «Знание». Хотят, чтобы ты повторил лекцию о вреде пьянства и алкоголизма.

— Вот те на! — изумился Кравцов. — Я же еще в прошлый раз окончательно убедил аудиторию, что пить вредно. Неужели опять рецидив?

Присутствующие рассмеялись.

— Вспомнила! — сказала Ильская. — Журнал называется «Знания — массам». За прошлый год.

— Слыхала, Оля? — попросил капитан. — Нам «Знания — массам» за прошлый год. Весь комплект.

И вскоре Кравцов стремительно вошел в кабинет Спешнева, где еще находились представитель пароходства и Бабич.

— Вот! — Капитан положил на стол Спешнева журнал «Знания — массам» и раскрыл его на странице, где был помещен отлично выполненный цветной снимок. А на снимке — в самом центре — Илья Аркадьевич Зорин, держащий в руках несколько крупных искусственных монокристаллов.

Присутствующие переглянулись.

— Хорошо, — с явным воодушевлением ответил Спешнев. — Готовься вылететь в Калининград ближайшим рейсом.

— Есть!

— Можно, мы вместе полетим? — спросил Бабич.

— У тебя и здесь много работы, — возразил полковник.

Белоснежный красавец лайнер продолжал свой путь по морю. В радиорубке «Александра Беляева» попискивала негромкая морзянка, и радист в наушниках переводил эти отрывистые сигналы в слова, диктуя текст стоящему рядом штурману. Тот записывал в блокнот следующее:

В просторном кинозале теплохода собрались те, кто смог хоть на минуту оставить вахту. Капитан судна оглядел собравшихся, спросил:

— Посторонних нет? Давай!

После этой команды двое моряков пустили по рядам журнал «Знания — массам». Портрет Зорина был обведен красным кружком.

Полный респектабельный бармен встал, подняв над головой журнал:

— Этот англичанин вчера вечером был у меня в баре!

В это время стюардесса, выйдя в салон самолета, объявляла:

— Пристегните, пожалуйста, ремни. Идем на посадку. Температура воздуха в Калининграде плюс шестнадцать градусов. Ясно. Ветер слабый. Экипаж желает вам всего доброго.

Кравцов сидел в кресле у прохода. И вскоре он был в рубке лоцманского катера, который мчался, разбрасывая пенистые брызги.

— Вот он, «Александр Беляев», — кивнул лоцман в сторону белоснежного красавца. Они приближались к теплоходу.

— Малый ход! — скомандовал капитан теплохода. — Подать левый бортовой трап.

С высокой рубки он наблюдал, как швартуется катер. Это же из-за портьеры наблюдали в иллюминатор Зорин и Мейзи. Они видели, как вышел из рубки катера Кравцов, как распрощался он с лоцманом и прыгнул на поданный трап. Мейзи, прижавшись к плечу Зорина, с тревогой поглядывала на его лицо.

— Дьявол! — процедил Зорин.

— Это за тобой? — тихо спросила женщина.

— Да, милая… Офицер госбезопасности Кравцов. Старый знакомый.

— Но откуда они узнали?

— Не пойму, — ответил тот.

— Что же будет, Марк?

— Ничего, — попытался улыбнуться лже-Престон. — Они не могут знать, что я именно у тебя. И уж конечно не посмеют зайти сюда. Идиоты!.. Решили, что я разгуливаю по палубе. Сегодня ты — моя крепость, Мейзи. Твой британский паспорт и каюта… Эти люди почему-то боятся общественного мнения, поэтому везде крупно прогорают. А пока ты со мной — ничего дурного не случится.

— Но чтобы не вызвать подозрений, я обязательно должна буду выйти к обеду.

— Закроешь меня на ключ.

Вскоре в каюте капитана корабля продолжал рассказ бармен Гриша. Капитан, первый помощник и Кравцов внимательно слушали его.

— Брал бренди и «Кент», — рассказывал Гриша. — Платил фунтами. Но были у него и доллары. Специально я не наблюдал, но, по-моему, он склеил какую-то туристку.

— А ты запомнил ее? Узнать смог бы? — спросил капитан судна.

— Постараюсь, — кивнул Гриша.

— Это очень важно, — подчеркнул Кравцов, взглянув на часы. — Так говорите, через двадцать минут у туристов обед? Надо будет проверить верхний и нижний рестораны. Если там не обнаружим — станем патрулировать по судну… Мне нужны несколько надежных парней из команды.

— Выделим, — кивнул капитан корабля.

— Через восемнадцать часов — Копенгаген, — напомнил первый помощник. — Выпрыгнет он в иллюминатор — и всё. Вода-то — уже не наша территория.

— А что ты предлагаешь? Тотальный обыск? Да кто нам разрешит! — встревоженно заговорил капитан лайнера. — В таком случае международный скандал гарантирован. А объявить, что на судне скрывается опасный преступник, — значит подорвать авторитет наших фрахтов, флота.

— Есть одна идея, — предложил Кравцов.

Через некоторое время бармен Гриша, сидя за служебным столиком у входа в ресторан, исподволь разглядывал входящих в зал туристов. Многие узнавали его, приветливо здоровались.

— С нами обедать и, как это… поддать? — предложил один из иностранцев, обнаружив незаурядные познания в русском языке.

— Благодарю. Как-нибудь в следующий раз, — вежливо отказался Гриша.

Зал ресторана наполнялся туристами. Бармен прошел между столиками, обратился к одному из «официантов»:

— Теперь пошли наверх.

Гриша и трое «официантов» вошли в зал верхнего ресторана. Туристы уже деловито приступили к обеду. Царил веселый гомон. То тут, то там раздавались звуки открываемых бутылок шампанского.

Вместе с Мейзи за столиком сидела пожилая английская чета и сухощавый джентльмен неопределенного возраста.

— Сегодня опять не видно вас в кегельбане, — обратился он к Мейзи. — Мы потеряли прекрасного игрока… Надолго?

— Мне попалась… интересная книга. Просто не оторваться. Вот и сижу в каюте, — объяснила она.

— Вероятно, роман? — догадался джентльмен.

Бармен Гриша заметил Мейзи не сразу. Прошел мимо стола, потом вернулся обратно и заглянул на раздачу.

— Третий от камбуза столик. По правому борту, — сказал он стоявшим там Кравцову и «официанту».

— Ключ приготовил? — уточнил у «официанта» капитан.

Тот кивнул, подхватил поднос с бульонами и заспешил к указанному столику. А Кравцов шепнул метрдотелю:

— Второе подавать только по нашей команде.

«Официант» подал блюда и нагнулся, заметив якобы что-то под стулом. Он поднял с пола ключ с резной деревянной биркой, но без номера.

— Это не от вашей каюты, мадам? — спросил он у Мейзи и обратился к соседям: — Проверьте ваши ключи, господа.

— Мой вот. — Мейзи вынула из сумочки ключ. «Официант» взглянул на него. На бирке была видна цифра «46».

— Наши тоже на месте, — ответили соседи по столику.

— Извините, — поклонился «официант» и заторопился на раздачу.

— Сорок шестая каюта, — сказал он Кравцову.

В капитанской каюте были первый помощник, Кравцов и капитан.

— Обед в разгаре. Еще второго не подавали, — взглянул на часы первый помощник.

— Думаю, все же он в каюте номер сорок шесть. У этой мадам, — сказал Кравцов. — Зорин часто предпочитал действовать с помощью женщин.

— Так, — решительно поднялся капитан. — Контрольный ключ от сорок шестой каюты! Предлог — сработала противопожарная сигнализация.

И через несколько минут уже в рубке капитан передернул ручку машинного телеграфа.

— Малый ход! — скомандовал он и обратился к штурману: — Вельботы с левого борта на воду! Проследите лично: пусть идут вдоль борта под иллюминаторами среднего отсека.

Плавно опустились шлюпбалки, скрипнули блоки, и моторные вельботы со спасательными командами на борту коснулись воды. Судно лежало в дрейфе.

В ресторане Мейзи спросила «официанта»:

— Где же наши бифштексы?

— Извините, господа. Еще буквально две минуты, — улыбнулся тот и поинтересовался: — Добавить напитков? Какие желаете фрукты?

— Пока вы без дела, приготовьте мне, пожалуйста, с собой несколько сандвичей. И чего-нибудь выпить, — попросила Мейзи.

— Будет исполнено, мадам.

А в сорок шестой каюте было тихо. Зорин сидел в кресле, листал журнал. Резко распахнулась дверь, в каюту ворвались Кравцов и моряки. Зорин вскочил с кресла, резко стянул левый полуботинок и кинулся к иллюминатору.

— Ни с места! Стреляю! — крикнул капитан.

Зорин попытался было выбросить полуботинок в иллюминатор, но не успел — его скрутили, защелкнули наручники.

Кравцов сказал деловито:

— Так, ребята, теперь в темпе уводим его!

Зорина увели. А первый помощник, сев к столу, быстро написал на листке бумаги несколько слов по-английски. Затем поставил на место перевернутый в суматохе стул, поправил сбитый ковер, сложил и спрятал в карман валявшийся на нем мужской галстук и вышел из каюты, заперев дверь.

Зорина привели к судовому карцеру. Зарешеченная дверь захлопнулась за ним. У двери встал часовой-матрос.

— Смотри в оба и будь с ним осторожен, — предупредил часового Кравцов.

В своем кабинете Спешнев говорил по телефону прямой связи. Бабич буквально ворвался туда, но остановился на пороге, увидев предостерегающий жест начальника.

— Так точно, товарищ генерал, — продолжал Спешнев. — На борту теплохода «Александр Беляев»… Есть.

Бабич даже губу закусил от нетерпения.

— Зорин арестован, — сообщил ему Спешнев. — Выходит, майор, угрозыск нам крупнейшие дела разматывает, а мы…

— Да глядите же, Олег Юрьевич, — забыв про субординацию, перебил его Бабич.

— Ну? — нетерпеливо приподнялся полковник, Бабич выложил на стол фотоснимок:

— Он отпускал продовольствие на «Александр Беляев».

— Так…

— А теперь смотрите! — Майор совместил с фотографией прозрачную пленку, на которую были нанесены дополнительные штрихи. — Вот!

Возникло лицо мужчины с остановки «Лесная».

— Ах ты! В гриме, стало быть, работал, — проговорил Спешнев. — Где он?

— Сегодня не его смена. Установлены квартира, адрес дачи, кое-какие связи.

— Группы — во все адреса! — распорядился полковник. — Срочно! Едем.

Мейзи открыла ключом дверь, вошла в каюту с полиэтиленовым мешочком в руке, позвала тихо:

— Марк, иди поешь… Где ты?

Она прошла в спальню, но и там никого не было. Женщина огляделась, заметила на столе записку, взяла ее, тихо прочла текст:

Мейзи смахнула навернувшуюся слезу и послушно щелкнула зажигалкой.

Лада Леонтьевна, закрыв дверь кабинета Бабича, направилась по коридору к выходу. Внезапно женщина остановилась, не веря своим глазам: навстречу ей в сопровождении милиционеров, закованный в наручники и наголо обритый, шел Зорин.

Как во сне спустилась Лада Леонтьевна по лестнице — слезы застилали глаза. Постовой милиционер, взяв пропуск, сочувственно взглянул на нее.

А за окнами было туманно, накрапывал дождь…

На столе перед Бабичем красовался полуботинок Зорина. Полый каблук его лежал рядом. Майор пересчитывал маленькие зеленые камешки — изумруды, лучащиеся в свете настольной лампы.

— И сколько их в последней партии Зорина? — поинтересовался Кравцов, который курил, стоя у окна.

— Сто тринадцать, — ответил майор, закончив считать.

Вошел Спешнев.

— Поздравляю, капитан, — обратился он к Кравцову. — Вопрос о твоем переходе в Управление БХСС решен положительно.

— Спасибо.

— Прав я оказался, — добавил Бабич. — Переманили мы тебя.

— Хоть и непривычно как-то, — сознался Кравцов. — В угрозыске столько лет…

— Не робей! — положил ему руку на плечо Спешнев. — Потянешь! Мышление у тебя, должен сказать, прирожденно бэхаэсэсное… Бабич, сколько камешков в партии Зорина?

— Сто тринадцать, — повторил майор.

— Да у Босса, когда его на даче брали, — добавил полковник, — еще пятьдесят восемь оказалось… Только что звонили из Москвы: оказывается, у Зорина приличный счет в знаменитом банке Крюгера.

— Почему же он раньше за границей не остался при таких-то деньгах? — спросил Кравцов. — Ведь ездил же туда. И часто.

— Жадность сгубила, видно по всему, — усмехнулся майор. — Больше и больше нахапать хотелось.

— Сам себе приговор и подписал, — подвел итог Спешнев.

Кравцов задумался, глядя в окно. Курил, внимательно слушая Спешнева. Потом, видимо, заметил кого-то:

— Смотрите-ка…

Офицеры подошли к окну и увидели, как Лада Леонтьевна Ильская, ссутулясь, не замечая дождя, шла по улице, забыв даже раскрыть зонтик.