Туманная река 4

Глава 9

— День седьмое октября, красный день календаря! — Продекламировал я стихотворение Маршака, когда мы вытаскивали железные в разобранном виде кровати из микроавтобуса. — Посмотри в своё окно, вот — наш дом! Вот — барахло!

Я показал одной рукой на новенькую пятиэтажку на Щёлковском шоссе, где нам с «барской руки» выделили три квартиры. Другой рукой я ткнул в наши скромные пожитки. Кроме кроватей и чемоданов у нас был один стол и несколько табуреток. И ещё Толик держал в руках катушечный магнитофон марки «Мелодия МГ-56».

— Красота, — согласился со мной Зёма, осматривая двор. — Только сегодня уже двенадцатое число. Да и в оригинале упоминается — день седьмое ноября.

— До седьмого ноября надо бы ещё дожить, — пробормотал я. — А двенадцатое октября в размер стиха не укладывается. Кстати, вон наши окна, на дефицитном третьем этаже.

— Может, однушку мне уступите? — Снова «насел» на Вадьку с Тоней Земакович.

— Вот ещё, — заворчала на него Тоня, что-то шепча на ухо Вадьке Буракову.

— Ну всё, засосало мещанское болото! — Хохотнул Санька.

— Мальчики давайте уже вещи носить, — недовольно поёжилась Наташа. — Вон, на нас весь двор смотрит.

— А может быть, сходим сегодня ещё на репетицию? — Завёл свою любимую «шарманку» Толик Маэстро.

— В такой день? — Пробасил Бураков. — Никогда! Это же первая собственная жилплощадь в нашей жизни! Сегодня гуляем…

Вадька виновато посмотрел на меня.

— Так и быть, — махнул рукой я. — Возьмём сегодня бутылочку конька, бутылочку шампанского и бутылки три настоящего красного вина. Для гостей, — добавил я, выразительно глядя на расплывшегося в улыбке Земаковича.

— Да, — с серьезным видом закивал Санька. — Хлопнем по пять грамм шампусика и будем догоняться лимонадом.

— Чтоб не догоняться, не нужно разгоняться, — пробурчал я, передавая чемоданы Зёме.

Три квартиры на одной лестничной площадке мы поделили следующим образом. Вадьке и Тоне, у которых дело шло к свадьбе, отдали отдельную однокомнатную. В двухкомнатной поселились Толик и его сестра Наташа. В трёшке, по комнате получили я и Санька Земакович. Единственную не занятую жилую единицу мы приберегли для гостей и знакомых. Так-то туда планировался Прохор. Однако ветеран был категоричен.

— Если буду жить в бетонном четырёхстенке, сопьюсь, — заявил он, загадочно улыбаясь. — А у меня только сейчас жизнь налаживается.

«Неужто завёл кого? — мелькнула тогда у меня в голове. — А раз так, то в свой, пусть и деревянный дом привести хозяйку гораздо проще, чем в отдельную маленькую комнату».

Кстати, о комнатах. Перед тем как раскладывать свои личные вещи, я обошёл все жилые помещения, на предмет выявления строительного брака. Полы везде были исключительно из досок и окрашены в тёмно-красный цвет. «Как доска просохнет, дыры будут с палец», — пробубнил я себе под нос.

Обои же чередовались. Если в одной комнате были печально-жёлтые в мелкий цветочек, то в другой тускло-голубые с какой-то загадочной растительной завитушкой. «Наверное, рисунок разрабатывал сам «академик» Лысенко, у которого яблоки могли расти и на берёзе», — в очередной раз недовольно поворчал я. На стены кухни без изысков попрыскали из распылителя синей краской.

— Зашибись! — Охал, таскаясь следом, Земакович.

— Да, можно ходить и жмуриться, — хохотнул я.

— Цивилизация! — На этих словах Санька открыл дверцы «хрущёвского» холодильника, который строители влепили в аккурат под подоконником на кухне.

— Если не замазать щели, то в эту цивилизацию скоро пожалуют крысы с мышами, — я ткнул пальцем на очередной производственный брак. — Купишь себе дефицитной любительской колбасы, и всё…

— Как всё? — Почесал свой затылок Зёма.

— Так, не попользуешься, — пробурчал Вадька Бураков.

— Надо бы с мебелью что-то решать, — вмешалась деловая Тоня.

— На первых порах купим на «чёрном рынке», какую-нибудь рухлядь, — предложил я. — А потом, постепенно Прохор нам сделает качественный эксклюзивный гарнитур.

— А может быть проще что-нибудь взять в магазине? — Заметил «наивный» Толик Маэстро.

— В магазине очередь на два месяца вперёд, — пробурчал Земакович, который этим вопросом уже интересовался. — Впрочем, кухонные столы с табуретками, если «дать на лапу», можно вывезти хоть сейчас.

— Так чего мы ждём? — Улыбнулся я. — Карета подана!

Где-то в районе двух часов дня первым в гости на новоселье пожаловал баскетболист Юра Корнеев. Посмотреть на то, как теперь живут советские новоселы, Юрий привёл с собой жену Татьяну и своего шестилетнего сына Мишу. Михаил, которому, наверное, дома негде было разбежаться, носился как заведённый из кухни через коридор и прихожую, далее в маленькую комнату для гостей и обратно. Татьяна порезала пирог с капустой собственного приготовления, я же сварил всем по кружке кофе.

— Я, Олимпийский чемпион, живу в Косом переулке в полуподвале! — Тихим голосом горячился Корнеев. — А «Динамовскому» начальству хоть бы хны. Между тем Алексеев давно в ЦСКА зовёт, квартиру обещал. Да я бы и пошёл, но пацанов из команды жалко. Не хватало, чтобы болельщики говорили, что Корней предатель.

Тема простого нормального человеческого жилья, по всей видимости, у Корнеевых была больным местом, поэтому жена Юры периодически гладила его по руке, что бы тот сильно не бушевал.

— Кстати, Ефимыч, просил узнать, ты играть-то за нас в новом сезоне будешь или как? — Спросил меня партнёр по сборной.

— Ефимыч — это который тренер Колпаков? — Уточнил я. — Двадцатого октября буду на жеребьёвке новой баскетбольной Евролиги. Говорят, в ЦК идею поддержал сам Хрущёв. Там всё и решиться за кого мне играть. И играть ли вообще.

— Не понял? — Удивился Юра.

— В ноябре, когда начнётся Евролига у нас с «Гитарами» гастроли, сначала Прибалтика, затем страны соцлагеря, — я стал загибать пальцы. — Всё согласовано на правительственном уровне. «Капусту» будем на концертах «косить» для государственной казны. Так, когда мне играть в баскетбол?

— То есть мне вежливо послать Ефимыча на три буквы? — Ухмыльнулся Корней.

— Ну, — недовольно посмотрела на него супруга.

На этих словах шестилетний Мишка всё-таки зацепился ногой за косяк и грохнулся на свеженький дощатый пол.

— У-у-у-а-а! — Завыл малыш из коридора.

Татьяна тут же бросилась поднимать и успокаивать начинающего спортсмена по межкомнатному бегу.

— Есть такая идея, — я отхлебнул горячего кофе. — Намекни Василию Ефимовичу, что я отыграю часть игр за «Динамо» если тебе дадут квартиру. Ведь в Евролиге главное на первом этапе попасть в плей-офф. А за главный кубок мы уже в играх на вылет по-серьёзному с любой командой зарубимся.

— Ну, Богданыч! — Корнеев от всей души своей могучей рукой похлопал меня по плечу. — Уважаю! Кстати, а что у нас с хоккеем?

— В эту пятницу сутра в спорткомитете сбор всех участников, а первые игры уже в воскресенье, — я откусил кусок свежего пирога. — С ЦСКА сыграем, и хорош. У меня и без хоккея «геморроя» выше крыши.

— В пятницу пойдём вместе, — обрадовался Юра. — У меня тоже на ЦСКА «зуб». Тань! Собирай Мишку домой. Пора и честь знать. Прямо сегодня с Колпаковым поговорю, — подмигнул мне Корней.

Около четырёх часов дня, когда я собрался немного перед вечеринкой покемарить, в гости пожаловал боксер Боря Никоноров. Если семью Корнеевых волновал квартирный вопрос, то холостяк Борис сгорал от любовных переживаний к дочке американского миллионера Дорис Фукс.

— Я на пять минут, — пробормотал Никонор, проходя в мою новую комнату.

— Выбирай куда сядешь, на табуретку или на табуретку, — я обвёл рукой нехитрую мебель своего скромного жилища. — Вечером-то на коктейльную вечеринку тебя ждать?

— Не, — махнул рукой боксёр полулёгкого веса. — В декабре матчевая встреча со сборной ФРГ, а ещё раньше в конце ноябре отборочные в сборную. Если зайду к тебе на рюмку коньяку, не дай Бог сорвусь. Мне бы это, письмо бы как-нибудь в Америку отправить.

— В первых числах ноября мы с «Гитарами» едем в Вильнюс, Ригу и Таллин. Можно попробовать через эстонских контрабандистов переправить письмо в Финляндию, а оттуда уже в США.

— Скажешь тоже, контрабандистов, — обиделся Боря. — Я что преступник какой?! Но в принципе, идея хорошая.

— А потом в середине ноября, — я улыбнулся, — скорее всего, гастроли по странам соцлагеря.

— И чего? — Никонор весь подался вперёд, как будто я ему сейчас сообщу некую военную тайну.

— А того, в Берлине ещё стеной город не перегородили, — я показал ребром ладони, как это будет сделано в будущем. — Поедешь с нами билетёром, вот и встретитесь там со своей Дорис без свидетелей.

— А дальше? — Боря от предвкушения долгожданной встречи потёр свои руки.

— Дальше? — Я на мгновение задумался. — Заделаешь ей ребёнка, потом напишешь Никите Сергеевичу слёзное письмо, что прошу выпустить из страны, для воссоединения так сказать с семьёй.

Видя, как Борис озадаченно чешет свой затылок, я заржал.

— Да шучу, я шучу, — отсмеявшись, сказал я. — Пока просто встретитесь, пообщаетесь. А там придумаем что-нибудь. Может тебя торговым представителем в США отправить, пластинки наши за валюту продавать. Как раз для открытия магазина родственные связи пригодятся. Может что-нибудь другое придумается.

— Быстрей бы уже, — пробормотал Борис.

Торжество по случаю новоселья организовали в большой комнате нашей трёхкомнатной квартиры. В той самой, которую себе отхватил Санька Земакович. Не обращая внимания на его недовольное ворчание, мы составили три коротких кухонных стола вместе и принесли все имеющиеся в наличие табуретки. Толик притащил свой катушечный магнитофон. Многочисленные гости, зная, что у нас в чести безалкогольный образ жизни, коньяк и прочие спиртосодержащие напитки захватили с собой. Мы же обеспечили стол разносолами. «Почки заячьи верчёные, головы щучьи с чесноком, икра чёрна, красная и заморская баклажанная», — бухтел я про себя, выставляя на стол огурцы солёные, грибы консервированные, колбасу нарезанную кружками, апельсины дольками, и всё остальное прочее, чем одарил нас московский «чёрный» рынок.

Кстати, о гостях. Среди лиц мне знакомых, были и не очень. Например: к Тоне пришли три подружки с фабрики, которые постоянно стреляли глазками в сторону меланхоличного Толика.

— Напросились, — прошептала мне Тоня на ухо. — Неудобно было отказать.

И вот ещё Владимир Трещалов удивил, привёл с собой настоящую красивую блондинку.

— Познакомься, — сказал актёр мне, — это Света Светличная.

— Не виноватая я, он сам пришёл, — пробубнил я тихо себе под нос, и пожал руку блондинке.

На веселье пожаловал и писатель Витюша со своей Татьяной Владимировной, которая подарила лучший подарок, книгу «Звёздные войны. Скрытая угроза».

— За два дня в ГУМе все книги с полок просто смели! — Похвасталась, одетая в довольно смелый с голыми плечами наряд, зрелая муза писателя.

А вот режиссёр театра Семён Болеславский сидел на новоселье чернее тучи. Лживая статья в «Правде» по нему очень сильно ударила, поэтому Семён Викторович за столом «накидался» быстрее всех.

— Переживает, — шепнул мне на ухо Владимир Высоцкий, который с Ниной Шацкой постоянно держался за ручки, как молодожён.

Зато веселились на все сто актёры-любители из театра-студии. На них «Звенящая пошлость!», о которой писал в газете товарищ О. Ефремов, морально не давила. Наоборот после того, как «Ирония судьбы» вышла на сцене ДК, они стали у себя в строительном тресте настоящими звёздами.

Санька Земакович с художницей Машей Ларионовой, тоже был весел. Наташа о чём-то шепталась с Иринкой Симоновой, с нашей прежней клавишницей. А Лиза Новикова, которая играла в группе на синтезаторе сейчас, держалась поближе ко мне и старалась ни с кем в разговоры не вступать.

Когда вся компания, как следует «подогрелась» объявили танцы под магнитофон. Малая часть гостей тут же переместилась на кухню, где желающие пели под гитару. И пока за инструментом солировал Толик Маэстро, исполняя наш новый хит «Льёт ли тёплый дождь», меня отозвали в сторону пошептаться Высоцкий и Трещалов.

— Есть две новости, — начал, немного помявшись, Владимир, который Семёнович.

— Давай без предисловий, — пробурчал я.

— Наталья Рязанцева из театра уходит, — сказал он.

— То есть в понедельник уже съёмки, а актрисы на роль Гали — нет?! — Я чуть не вскрикнул от досады.

— Блондинка, с которой я пришёл, её посоветовал взять вместо Натальи в спектакль Лева Кочарян, — продолжил меня «радовать» уже Трещалов. — Она недавно снялась в ерунде какой-то у режиссёра Калика. Вроде девочка перспективная? Как ты считаешь?

В маленькую комнату для гостей, где мы шептались, заглянула Лиза и посмотрела вопросительно на меня.

— Белый танец, — скромно сказала она.

— Сейчас я с кавалерами поговорю, и тогда потанцуем, — ответил я, после чего девушка разочаровано закрыла дверь.

— Значит так, — я внимательно посмотрел на обоих Владимиров разом. — Спектакль закрываем, съёмки отменяем, гипс снимаем, клиента провожаем. Возражение не принимаю!

Я тут же двинулся на танцы к Лизе, однако Высоцкий и Трещалов вцепились в меня, как бульдоги.

— Это не разговор! — Захрипел Владимир Семёнович.

— Хорошая же девушка, — наседал Владимир Леонидович.

— Мало нам режиссёра — пораженца, ты ещё тут будешь наш труд закапывать! — Продолжил рычать Высоцкий.

— Мы тебя без согласия отсюда не выпустим! — Приготовился меня удерживать любыми доступными способами Трещалов.

— Что? Двое на одного? — Я встал в боксёрскую стойку. — У меня, между прочим, друг — Олимпийский чемпион в полулёгком весе! И разряд по шахматам! Я сейчас, как передвину е2 на е4! Как зашахую, заматую, мало не покажется! — Я отскочил немного назад и начал качать корпусом, как в ринге. — Вечный шах, покой нам только сниться!

Володя Трещалов тоже поднял кулаки к подбородку, не зная, чего от меня ожидать.

— Да опусти ты руки, — сказал Высоцкий. — Не видишь, он над нами издевается.

— А это что значит? — Не понял друга будущий «Сидор Лютый».

— Значит, Светличная на роль Гали утверждена, — рыкнул поэт.

Тут в «переговорную комнату» заглянули с растерянными лицами Нина Шацкая и только что упомянутая нами Света Светличная.

— Нам скучно, — протянула Нина.

— Сейчас девочки, идём, — улыбнулся Высоцкий.

— У нас тут спор кое-какой вышел на тему современного театра, — хохотнул Трещалов.

Актрисы со спокойным сердцем закрыли дверь.

— Кстати, а почему Наталья ушла из театра? — Удивился я. — Из-за статьи?

— Муж, Гена Шпаликов, снова запил, — ответил Владимир Семёнович. — Да, а где твой самородок из Березников? Бурков этот? Завтра ведь уже четверг.

— Телеграмму дал, денег на дорогу выслал, завтра утром поеду на Ярославский вокзал, встречать, — пожал я плечами.

— Тогда завтра же вечером и веди его на спектакль, — сказал Высоцкий, направляясь в комнату, где ритмами самой современной на данный момент в Мире эстрады гремел магнитофон.

Я тоже хотел было присоединиться к танцам, но в коридоре меня перехватил для разговора автор «Звёздных войн», Виктор Прохоркин. Точнее выразиться я догадался по выражению лица, что Витюша что-то важное хочет мне сообщить. Потому что писателя прозаика покачивало, как в лёгкий шторм на палубе корабля. И единственный звук «мы», который он издавал, можно было трактовать по-разному. Хлипкое тело студента я проводил всё в ту же маленькую комнату для гостей и усадил на раскладушку.

— Мери-и-и! — Наконец высказался Витюша. — Хочу!

— А Татьяну Владимировну? — я напомнил писателю о его неугомонной подруге, которая скакала в большой комнате, как молоденькая козочка под песни нашей группы.

— Нет, — коротко выдавил из себя Прохоркин.

— Понимаю, у вас сугубо деловые отношения? — Я попытался уложить студента на раскладушку в вертикальное положение и накрыть легким одеялом.

Витюша вяло попытался выкрутиться, но потом, махнув рукой, перевернулся на бок и затих.

— Б…ять! — Последнее, что он произнес, перед тем как закрыть глаза.

— Это жестокая правда жизни, — похлопал я писателя по плечу. — Толи ещё будет, когда станешь известен на всю страну.

Ближе к двенадцати часам ночи народ, утомившись веселиться, стал расходиться по домам, комнатам и койкам. Первыми ускользнули в свою отдельную квартиру Вадька с Тоней. Затем незаметно по-английски уехали Высоцкий с Шацкой. Актёров любителей из строительного треста пришлось развести на микроавтобусе самому, иначе их до утра не выпроводишь. Режиссёра Семёна Болеславского тоже доставил до порога дома. Санька с Машей, назло мне, закрылись в моей же комнате. Володя Трещалов, который всё больше налегал на коньяк, зачем-то потом хлебнул шампанского. Пришлось отвести его в маленькую комнату, где уже храпел Витюша и уложить на ещё одну запасную раскладушку. Девочки фабричные, которые за вечер несколько раз обслюнявили Толика, тоже как-то отключились внезапно. Уложили их там же в большой Санькиной комнате. На кухне остались самые стойкие, мало и совсем не пьющие люди: Наташа, Иринка Симонова, Лиза Новикова, Светлана Светличная, неугомонная Татьяна Владимировна, Толик и я.

— Богдаша, — передал мне гитару Маэстро. — Давай что-нибудь по такому знаменательному случаю сочиним, прямо здесь и сейчас.

— Про нас, про женщин, — добавила главный редактор «Пионерской правды».

«Если про вас, — хохотнул я про себя. — То тут либо «Гуляй, шальная Императрица» либо «Мадам Брошкина», на крайний случай «Главней всего — погода в доме». Но потом я посмотрел на Лизу, на Иринку, на Наташу и даже на Свету Светличную, у которых в глазах читалась какая-то скрытая тоска, и понял, что сейчас исполню.

«Музыка Дунаевского, слова Рождественского, — сказал я про себя. — Исполняется впервые». И заиграл песню из кинофильма «Карнавал», ту в которой главная героиня пела и металась около телефонных автоматов.

Позвони мне, позвони!

Позвони мне, ради Бога!

Через время протяни

Голос тихий и глубокий…