Туннель

XXXVIII

Стоя среди деревьев, раскачиваемых южным ветром, мокрый от дождя, я чувствовал, как предательски идет время. Наконец, сквозь дождь и слезы, я разглядел, что зажегся свет и в другой спальне.

Все, что произошло потом, вспоминается как кошмарный сон. Сражаясь с ветром, я вскарабкался на второй этаж по оконной решетке. По террасе добрался до двери. Проник во внутреннюю галерею и разыскал спальню Марии; луч света на полу безошибочно указал мне комнату. Дрожащей рукой я сжал нож и открыл дверь. Когда Мария взглянула на меня блестящими глазами, я стоял в проеме. Я приблизился к ее кровати, и она тихо спросила меня:

— Зачем ты пришел, Хуан Пабло? Схватив ее за волосы, я прошептал:

— Я пришел убить тебя, Мария. Ты покинула меня. И тогда, рыдая, я вонзил нож ей в грудь.

Мария стиснула зубы и закрыла глаза; когда я вытащил нож, залитый кровью, она с трудом раскрыла их и взглянула покорно и тоскливо. Я вдруг рассвирепел и стал наносить удары еще и еще, в грудь и в живот.

Затем выбежал на террасу и спустился вниз с такой ловкостью, будто дьявол овладел мною. Вспышка молнии в последний раз осветила место, некогда принадлежавшее нам обоим.

Я помчался в Буэнос-Айрес. Приехал в четыре или в пять утра. Позвонил из кафе Альенде, заставил разбудить его и сказал, что должен срочно его видеть. Потом побежал на улицу Посадас. Слуга-поляк уже ждал меня у дома. На пятом этаже, у лифта, стоял Альенде, широко раскрыв беспомощные глаза. Я за руку втащил его в квартиру. Поляк, как идиот, вошел следом, ошеломленно уставившись на меня. Я велел его выгнать. Едва он скрылся, я заорал:

— Я только что из имения! Мария — любовница Хантера!

Лицо Альенде застыло.

— Глупец! — прошипел он с ледяной ненавистью. Раздраженный его неверием, я закричал:

— Это вы глупец! Мария была и моей любовницей, и любовницей многих других!

Чудовищное удовольствие переполняло меня, а слепой выпрямился и словно окаменел.

— Да! — кричал я. — Я обманывал вас, а она обманывала нас всех! Но теперь она уже никого не обманет! Понимаете? Никого! Никого!

— Безумец! — зарычал слепой и бросился на меня, растопырив руки, походившие на когтистые лапы.

Я увернулся, слепой налетел на столик и упал. Но необыкновенно быстро вскочил и продолжал гоняться за мною по всей гостиной, наталкиваясь на стулья, плача без слез и выкрикивая только одно слово — безумец!

Я выбежал на улицу, сбив с ног слугу, который попытался загородить мне путь. Ненависть, презрение и сострадание душили меня.

Когда я сдался в комиссариат, было около шести.

Через окошко камеры я видел, как рождается новый, уже безоблачный день. Мне представилось, что множество мужчин и женщин просыпаются, чтобы потом позавтракать и прочитать газеты, или пойти на службу, или покормить детей или кошку, или обсудить вчерашний фильм.

Я физически чувствовал, как во мне разрастается черная пустота.