Утро встречает тупым осознанием произошедшего. Его день рождения прошёл на ура! Ничего не случилось. Но чувство, что это — конец, отнимает последние силы. Я лежу мёртвым грузом. Смотрю в потолок. Люстра на нём старомодная. Хрустальные капли пронзает искусственный свет, и оставляет на плоскости яркие полосы.
Я вдруг пытаюсь представить себе его городскую квартиру. Знаю, что комнаты две. Что одна из них — спальня. Вероятно, теперь ещё детская? Я как-то раз побывала там. Сразу после покупки. Меня удивило обилие света и вид из окна! Рядом — парк, а его окружают высотки. Будто взяли природу в кольцо. Теперь этот вид, этот парк, предназначен Снежане. Той, которой он нужен! Не мне…
Встаю, умываюсь. Стою и смотрю на себя. Вспоминаю вчерашнюю фразу Самойлова. «Ты нуждалась во мне, а сейчас…». А что изменилось? Может, он? Я осталась такой же. Наивной и глупой! Если ждала примирения с ним в этот вечер.
Из окна вижу странную сцену. Машина Ильи стоит тык впритык. А сам он таскает коробки. И ставит в багажник одну за другой.
Быстро сбегаю по лестнице. Принимаю спокойный уверенный вид.
— Привет, — говорю.
Краем глаза заметив пустую кладовку.
Илья отвечает:
— Привет.
— Уезжаешь? — интересуюсь я голосом, лишённым эмоций. Хотя внутри у меня дребезжит!
Он разгибается, делает взмахи руками, трёт шею. Бедняжка! Устал?
— Да, решил забросить коробки в квартиру.
— Понятно, — киваю в ответ.
На кухне варю себе кофе. Он завтракал, сам. Вижу, тарелка чиста.
— Я решил не будить тебя, — произносит Илья.
Он подходит к кувшину с водой, наливает.
— Спасибо, — говорю с благодарностью.
— Там в холодильнике мясо осталось, — кивает Самойлов, — На ужин доешь. Пропадёт.
Я хмурюсь, пытаюсь осмыслить.
— А… ты? — вырывается непроизвольно.
Он опускает глаза:
— Я в понедельник вернусь.
Я кусаю губу, и последняя нить обрывается. Я права, это правда — конец! Он уже существует не здесь. Здесь живёт его тело. Но даже оно вскоре съедет отсюда к другой.
— Я могу вернуть тебе деньги за двое суток, — говорю деловито.
Чего только стоит поддерживать видимость. Делать вид, что мне всё равно!
— Не надо, — бросает он мягко.
И продолжает стоять позади. Я ощущаю его приближение. Кажется, вот-вот прикоснётся в попытке обнять.
— Ну, пока? — говорит вопросительно.
Я отвечаю:
— Пока.
И упорно стою, отвернувшись спиной. Но стоит двери закрыться, как я выдыхаю. А, когда его джип отъезжает, роняю слезу.
С одной стороны стало проще теперь… Но с другой…
Я слоняюсь по дому. Пора заниматься отделом, организовывать сборы вещей, переезд. Но нет вдохновения что-либо делать! И я просто жду, когда силы вернуться. Пытаюсь себя оживить. А внутри — пустота…
Раздаётся звонок. Я бегу к телефону. Почему-то мне кажется, это Илья. Но на проводе сын. Это так на него непохоже.
— Ма, привет! — слышу голос и сердце теплеет.
— Привет, мой хороший, — отвечаю я тихо.
— Ма, тут это…, - роняет Денис, — Вышлешь мне денег немного?
— Всё хорошо? — беспокоюсь.
— Ага, — отвечает Дениска.
Если Дина всегда начинает с отца, то сынуля всегда звонит маме. Самойлов считает, что мальчиков нужно воспитывать так. Лишать их карманных расходов! Его так отец воспитал.
Но я отвечаю:
— Конечно, — и тут же решаюсь спросить, — А домой когда?
Сын долго мычит, разнообразит наш диалог короткими: «Типа», «ну, это…», «короче».
— Не спеши, — говорю ему, — Отдохни как следует.
В другой раз я бы велела ему закругляться, готовиться к школе, читать. Но сейчас мне так важно отсрочить момент возвращения сына. Хоть бы сентябрь не настал! Хоть бы лето тянулось подольше…
— Серьёзно? — от радости Деня бросает, — Я люблю тебя, ма!
Я кусаю губу. Вытираю ладонями слёзы.
— Я тебя тоже, мой милый.
— У тебя всё нормально? — оживляется сын, — Ты какая-то грустная.
Я спешу разуверить его:
— Тебе кажется! Всё хорошо.
— Ну, окей. Привет папе, — он «целует» меня на прощание. Я целую его.
А потом — иду в спальню. И долго стою, открыв шкаф. Смотрю на то самое платье. Красное, в белый горох. Я надела его лишь однажды. Да и то абы как!
Ткань приятно струится в ладони. Пятна́ на груди уже нет. Мысль приходит внезапно. Бесстыдная, грязная мысль! Но это бесстыдство слегка притупляет щемящую боль. Эта боль уже стала хронической. И чтобы её излечить, я должно сделать это… Должна.