Когда Клава вернулась домой, она еще в сенях услыхала, как ворчит мать:
— Вот несчастье-то на мою голову!
«Что случилось?» — тревожно подумала Клава и быстро вошла в дом.
Сначала она почувствовала приятный запах, а затем увидала, что мать печет на примусе оладьи, — и всё. Никаких несчастий, которые валились бы матери на голову, не было видно.
Немного странным казалось только, что мать точно приплясывала возле примуса.
Заплясала и Клава от радости.
— Ах, мамочка, как хорошо, что ты оладьи печешь!
— Есть-то их тебе хорошо. А вот попробовала бы сама печь на этой непослушной сковородке.
— Я помогу тебе, мама.
— Пользы мало от твоей помощи. Лучше сидела бы дома да занималась. Люди добрые спать уже собираются, а ты где-то ходишь.
— Я ведь говорила тебе, что у нас сегодня физкультурный кружок, — сказала Клава и пошла в комнату раздеваться.
Мать с проклятиями начала снова приплясывать возле примуса. Собственно говоря, плясала она не у примуса, а у сковородки, так как в ней-то и был корень зла.
А корень этот заключался в том, что ручка у сковородки держалась только на одной, да и то разболтавшейся, заклепке. От другой заклепки остались только две дырочки.
Для того, чтобы пользоваться такой сковородкой, нужно иметь квалификацию циркового жонглера, который может вертеть тарелки на палочке, держать их на одном пальце, ставить ребром их себе на нос и тому подобное.
К сожалению, мать такой квалификации не имела, поэтому сковородка ее не слушалась и вертелась, как хотела. А вертеться ей хотелось главным образом влево. Если ей это не удавалось, — то вправо. Держаться же прямо она отказывалась решительно.
Теперь нам совершенно ясно, почему мать приплясывала, злилась и ворчала.
Когда Клава снова вошла в кухню, мать ей сказала:
— На, пеки, пока я вынесу ведро.
Клава охотно согласилась. Одной рукой держит за ручку, другой переворачивает оладьи; всё идет хорошо.
Но как только сняла сковородку, — она круть — и оладьи полетели на пол. Клава подобрала оладьи и стала наливать тесто.
Тут пошло еще хуже. Только Клава нацелилась положить тесто, — сковородка наклонилась влево, и тесто поползло на табуретку. А когда следующую ложку теста Клава хотела положить на левую сторону, то сковородка наклонилась вправо.
Теперь и Клава хорошо поняла, отчего мать так злилась. Стиснув зубы, девочка воевала со сковородкой, пока ей не удалось кое-как положить две ложки теста. Да и то как попало, на разные стороны. Но Клава на это не обращала внимания, — только бы положить.
Когда же дошла очередь до третьей ложки, то тесто попало на первую оладью. Дело усложнялось. Клава хотела уже звать на помощь маму, но не решилась, поставила сковородку на пол и стала делить двойную оладью пополам. Тут только она заметила, что на полу сковородка не вертится. Обрадовавшись, Клава стала носить тесто из миски на сковородку и раскладывать его так, как хотелось ей, а не сковородке.
«Вертись теперь сколько влезет!» — сердито шептала Клава, неся сковородку к примусу и не обращая внимания на ее выкрутасы.
Однако сковородка избрала новую тактику и стала упрямо клониться вниз. Только Клава поставила ее на примус, как ручка отвалилась от сковородки.
В это время вошла мать.
Увидев в руках растерявшейся Клавы одну только ручку, она укоризненно покачала головой.
— Вот тебе и помощница! До сих пор хоть кое-как можно было печь, — а теперь что?
— Я ведь ничего с ней не делала! — стала оправдываться Клава. — Она чуть держалась,
— Оно верно, но почему-то всегда это случается в ваших руках. Ну-ка, пусти.
Дело пошло по-новому. Теперь уже главная роль принадлежала тряпке. Только с ее помощью можно было браться за сковороду. Но от этого ничего не улучшилось. Мать была вынуждена вертеться еще больше, ежеминутно обжигала пальцы, да и тряпка то и дело загоралась.
— В последний раз пеку! — ворчала она. — Это мученье, а не работа!.. Ай, чтоб тебя!.. Завтра непременно отнеси к мастеру. Пускай припаяет или еще как-нибудь прикрепит ручку.
И когда была испечена последняя оладья, мать сердито толкнула сковородку, а скомканную тряпку швырнула в угол.
После всех этих треволнений оладьи показались Клаве не такими вкусными, как она ожидала.
На другой день Клава понесла капризную сковородку в мастерскую. По пути ей встретился паренек в черной шинели с синим кантом и петлицами, подпоясанный широким ремнем с блестящей пряжкой, на которой выделялись буквы «РУ». На голове у него была фуражка с таким же кантом и значком — скрещенные молоток и ключ.
Клава еще издали засмотрелась на этого мальчика: аккуратного, стройного, в красивой форме. А он, словно понимая это, тоже держал себя с достоинством, совсем иначе, чем многие обыкновенные мальчишки, которые носятся по улице задрав головы, кричат, толкаются.
Когда они приблизились друг к другу, Клава удивленно воскликнула:
— Леня!
Она узнала Леню Ладутько, который учился в их школе классом старше ее, а в этом году поступил в ремесленное училище. Но она с тех пор еще его не видела.
— Здравствуй, Клава! — ответил Леня. — Что это ты несешь?
— Да вот сковородку починить нужно. Ты не знаешь, где мастерская?
— Покажи.
Он внимательно осмотрел сковороду, ручку и сказал:
— Идем со мной; я починю.
— Ты! — удивилась Клава. — А разве ты умеешь?
— А что тут уметь! — усмехнулся Леня. — Это каждый может сделать.
— Каждый? — недоверчиво переспросила Клава.
— Идем, сама увидишь. Я сейчас иду в мастерскую. Утром у нас были занятия в классе, а теперь — в мастерской.
Они подошли к красному кирпичному дому. Во дворе Леня увидел паренька в комбинезоне и спросил:
— Начали?
— Нет еще, — ответил тот.
— Очень хорошо,-сказал Леня Клаве.- Значит, успеем.
Они вошли в коридор.
— Обожди немножко, я переоденусь, — сказал Леня.
Он снял с вешалки комбинезон и повесил на его место шинель. Надев комбинезон, Леня повел Клаву в мастерскую.
Это был большой зал, в котором стояло несколько длинных столов — верстаков; с обеих сторон, на определенном расстоянии, к ним были прикреплены тиски. Возле каждых тисков с правой стороны находился ящик. У каждого ученика были свои тиски и свой ящик. Несколько учеников копались у своих рабочих мест, другие бегали вокруг столов, третьи, собравшись в кружок, разговаривали.
Один из ребят что-то делал у сверлильного станка.
Клава смотрела на всё это с большим интересом и даже с некоторым уважением. Кажется, такие же самые мальчишки, как в их школе, бегают, смеются, но занимаются здесь совсем не ребячьими делами, а трудятся над тем же, что и взрослые.
Откуда-то появился пожилой человек с седыми усами и строгим взглядом.
— Инструктор! — шепнул Леня.
Клава испугалась: еще накричит, что она, посторонняя, пришла сюда.
И верно, инструктор взглянул на нее с удивлением. Тогда Леня, взяв у Клавы сковороду, подошел к инструктору и спросил:
— Николай Иваныч, разрешите приклепать ручку к этой сковородке.
— Ты что это: уже заказы берешь? — сурово сказал инструктор.
Клава еще больше струхнула. Но Леня, очевидно, знал своего руководителя, приметил, что у него под густыми седыми бровями мелькнула совсем ласковая улыбка.
— Нужно помочь товарищу по школе, — отвечал Леня.
— Помочь? — переспросил мастер. — Ну, если помочь, то ничего против не имею. Пускай она сама делает, а ты только командуй. Согласен?
Клава совсем растерялась.
— Я… я не умею, — пробормотала она.
— Ничего, ничего. Справимся! — весело подмигнул ей Леня.
— Ну, смотрите, — сказал мастер и отошел, пряча в усы улыбку.
Леня начал объяснять.
— Видишь, в этой дырочке осталась сломанная заклепка? Сначала надо выбить ее оттуда.
— Выбить? — повторила Клава.
— Обязательно. Ведь нужно же новую заклепку поставить. Немного отпусти тиски, вот в эту сторону.
Клава осторожно повернула рукоятку в левую сторону. Тиски немножко раздвинулись.
Сделай такой зазор, — сказал Леня, — чтобы в нем как раз поместился конец этой заклепки. Нет, нет, многовато будет, — обратно. Так. Теперь положи ручку на тиски так, чтобы заклепка была над самой щелью. Так. А теперь остается только стукнуть по ней чем-нибудь, и она выскочит.
— Вот этим! — подскочил другой мальчик и подал Клаве круглый железный стержень с узким концом.
Клава взяла его в правую руку и стала думать, как им ударить по заклепке. Заметив это, Леня и его товарищ так рассмеялись, что к ним подбежали все ребята. Инструктор крикнул:
— Чего вы? Отойдите, не мешайте им!
Ребята нехотя отошли. А Клава чуть не заплакала. Лене стало неловко, и он дружески сказал ей:
— Ничего, ничего. Это мы так. Ты возьми это в левую руку, приставь концом к заклепке и ударь молотком.
Теперь уже Клава и сама сообразила, что иначе и быть не могло. Она стукнула несколько раз по железу — и заклепка выскочила.
— Вот и всё, — сказал Леня. — А теперь откуси этот гвоздь вот здесь, возле головки.
— Откусить? — удивилась Клава.
— Это мы говорим так. — засмеялся Леня. — Возьми эти кусачки и вот так сожми в этом месте гвоздь.
Клава вставила гвоздь, как показывал Леня, сжала обеими руками кусачки и сама не заметила, как гвоздь был перерезан.
— Совсем легко! — радостно сказала она.
— Легко и просто, — подтвердил Леня. — А теперь сделаем последнюю операцию. Приложи ручку к сковородке, просунь этот кусок гвоздя через обе дырочки. Положи на тиски шляпкой вниз. Я тебе помогу придержать. Теперь бери молоток и бей по гвоздю, чтобы его расплющить.
Осторожно, неловко Клава стала ударять по гвоздю.
— Смелей, смелей! — покрикивал Леня. — Нужно его совсем расплющить.
А когда она попробовала ударить сильнее, то по гвоздю не попала.
— Ничего, ничего! — утешал Леня. — Лупи сколько влезет.
Клава начала «лупить сколько влезет», причем больше половины ударов попадало в сторону. Однако гвоздь постепенно плющился и, наконец, превратился в такую же шляпку, как и с другой стороны, только кривую.
— Неплохо будет, — сказал Леня.
Клава осмотрела свою работу, потрогала ручку — держится крепко, хотя еще и осталась дырка для второй заклепки. Клава ощутила большое удовлетворение, которое всегда бывает у человека, сделавшего собственными руками полезное дело. За другую заклепку она взялась уже самостоятельно, уверенно и сделала ее лучше и быстрее, чем первую. Подошел инструктор, взял в руки сковороду, осмотрел ее и спросил:
— Сама сделала?
— Сама! — ответили Леня и Клава вместе.
— Очень хорошо. Всегда старайся, что можно, делать сама. Возьми вот еще напильник и подшабри им, чтобы было ровней.
И старый мастер отошел довольный. Он больше всего любил труд и хотел, чтобы все его тоже любили. Он сожалел о тех людях, которые не умеют или не хотят сами помочь себе в каком-нибудь пустяковом деле. Он обучал своих учеников слесарному делу, но требовал от них, чтобы они умели сами для себя и обувь ремонтировать, и пуговицу пришить. Поэтому он заставил и эту не знакомую ему девочку сделать всё своими руками.
Клава возвратилась домой с таким сияющим лицом, словно к ней пришло невесть какое счастье.
Мать с удивлением посмотрела на дочку.
— Что с тобой такое?
— Вот! — торжественно сказала Клава, подавая сковороду.
— Починили? Так скоро? — спросила мать, беря в руки сковороду. -
— И как крепко держится!
— Потому что я сама сделала, — гордо ответила Клава.
— То есть как сама?
— Да так — собственными руками.
— Собственными?! — воскликнула мать.
— Да, вот этими самыми. — Клава показала свои перепачканные руки.
— Сама?
— Сама.
— Не может быть!
— Да правда же.
— Неужто сама?
— Сама.
— Своими руками?
— Да говорю же, что своими.
— Ах, доченька! Смотри ты что сделала!
Мать со всех сторон осматривала сковороду, вертела в руках и так, и этак, не могла налюбоваться.
Вошла соседка Марья. Мать к ней:
— Смотри, как починила сковороду Клава! Сама, своими руками .
— Неужели сама?
— Сама, сама! — уже недовольным тоном сказала Клава. — Что же тут особенного?
— А ты разве училась этому делу? — спросила соседка.
— Показали — я и сделала.
— Так сразу и сделала? — недоверчиво сказала тетка Марья. — Если бы мальчик, это еще так-сяк, а то девчонка. . . Никогда этого не бывало.
— А теперь есть.
В тот же день почти все соседи узнали, что Клава Макейчик сразу, без всякого обучения, сделала такую работу, какую выполняют только квалифицированные слесари.