Ты - моя половинка

Глава девятая

В деревне время течет иначе, чем в городе. Оно неторопливо и измеряется, скорее, периодом посева и сбора урожая, чем стрелками на циферблате часов с их неустанным бегом и тиканьем.

Глухие-места, подобные тому, в каком очутились Майкл Уэст и Элис Келлехар, не знают исписанных ежедневников. Здесь только рождественский пост заставлял сверять свой рацион с календарем, да приближающееся празднование Нового года, которое никого не может оставить равнодушным.

С нескрываемым удивлением Эй Джей обнаружила, что до светлого праздника Рождества Христова осталось двенадцать дней.

И десятки, даже сотни и тысячи миль отделяют ее от возможности зайти в магазин и купить подарки своим родным и близким. Эти мили ей придется преодолевать пешком, на колесах, по воздуху — с мужчиной, который становился ей дороже с каждой минутой. И поэтому она решила, что никуда не спешит.

— Ты тихая сегодня, — заметил Майкл.

Она посмотрела на него через плечо. Эй Джей разбирала провизию: фрукты, овощи, сыр, питье, хлеб…

— О чем думаешь, Алиса?

— О снеге. О местах, где он сейчас идет. О магазинах, в которых в это время толпится народ. О нарядной ели на центральной площади города…

— Сезонное обострение? — шутливо спросил ее Майкл.

— Верно, — кивнула она в ответ и грустно улыбнулась.

— Как бы ты готовилась к празднику, будь ты дома?

— Я уже много лет не встречала Рождество у своих родителей. Я обычно отправлялась к ним накануне Нового года. А Рождество мы традиционно праздновали в нашей церкви, в кругу прихожан.

— Полагаю, у тебя, как у жены пастыря, было много обязанностей?

— Да, суматошная пора. Но очень радостная. Это предвкушение всеобщего счастья, кажется, нисколько не потускнело со времен моего детства.

— Ты веришь в рождественское чудо, Алиса? — серьезным тоном спросил ее Майкл.

— Безусловно, я верю в чудо. Иначе не могла бы зваться католичкой.

— Нет, Алиса, это не вопрос догмы. Я хочу знать, веришь ли ты, что чудо может произойти в Рождество именно с тобой? Веришь ли в свое персональное чудо, а не в недостижимое всеобщее счастье?

— Но почему ты меня об этом спрашиваешь, Майкл?

— Хочу знать, — ответил он.

— А как ты празднуешь Рождество у себя дома? — поспешила она сменить тему.

— Так же, как и все, полагаю, — неуверенно сказал Майкл. — Но мы обязательно собираемся в отцовском доме. Ада до сих пор любит побаловать нас, как маленьких. Придумывает подарки-сюрпризы, готовит вкусненькое, создает праздничную атмосферу.

— Ада? Ты произносил это имя в лихорадке. Причем очень тревожно…

— Ада была домработницей в нашем доме при жизни отца. Когда отца не стало, Джейкоб поговорил со мной и Люком, и мы сообща решили, что она останется жить у нас…

— Ада — больше чем домработница, раз уж ты о ней бредил. Я, например, подумала, что это твоя девушка или очень-очень близкий друг, — откровенно призналась Эй Джей.

— Совершенно верно. Ада для нас очень близкий человек. Член семьи, — подтвердил Майкл.

— Я понимаю, — пробормотала она и вновь задумалась.

Она вспомнила их церковь, убранную к Рождеству. Вертеп у входа, традиционные венки, вифлеемские звезды, маленьких ангелочков на ели, ярко-красную омелу и пушистые хвойные лапы, подарочные леденчики, фигурки толстяка Санты в красном костюме с белой опушкой в санях. Оленей… Она вспомнила, с какой ответственностью готовился к празднованию этого события ее супруг. Как оттачивал проповедь. Он старался придать своей речи не только пафос, соответствующий торжественности момента, но и побудить своих прихожан к более сосредоточенной работе над собой, вдохновить их на великий труд самосовершенствования и подвиг самопожертвования. Дэн справедливо считал, что именно в канун таких великих праздников распахивается сердце людей, далеких от веры, с тем, чтобы приобщиться к тому, что было чуждым прежде. И поэтому его долг пастыря — всемерно помогать им. Но также, по собственному опыту служения Господу и людям, Дэниэль Келлехар знал, что для верующего человека приближение каждого великого христианского праздника сопряжено с серьезной проверкой стойкости убеждений. И он видел свою обязанность наставника в том, чтобы содействовать в преодолении искусов сомнения, которых и у него, как у всякого мыслящего человека, было немало…

— Как у тебя складывались отношения с мачехами? — спросила Эй Джей Майкла.

— Со всеми по-разному. Лучше всего я уживался с матерью Люка, Стефанией. После последнего развода она переехала в Теннеси.

— Это та самая женщина, на которой твой отец женился дважды? — уточнила Эй Джей.

— Да. В общей сложности девять лет с Рандольфом Уэстом — это своеобразный рекорд. Все жены обожали отца, но уживались с ним не многие. Она, бедняжка, это умела, как никто.

— Ты с ней дружен?

— Да. Она смогла стать мне второй матерью… В период моих подростковых проблем умудрялась быть для меня авторитетом. Я мог не прислушаться к мнению отца, но мнением Стефании пренебрегать не смел. По правде сказать, это она подала отцу идею отправить меня в военное училище. Тогда ни я, ни отец еще не могли догадываться, что из этого выйдет. Она же интуитивно поняла, где я смогу реализовать свой разрушительный напор. Все остальные готовы были засадить меня чуть ли не в колонию, настолько я был неуправляем.

— Ты и твои братья все от разных матерей?

— Да… Но мы очень близки друг с другом, — ответил Майкл. — У меня есть другая тема для разговора, — неожиданно заявил он.

— А именно?

— Скажи, пожалуйста, хотя, мне кажется, я уже знаю ответ… Как ты относишься к моей персоне, к тому, что я способен на убийства, вооружен и при необходимости стреляю по живым мишеням?

— Даже не знаю, Майкл. С одной стороны, я не приветствую убийство, но ведь если бы ты несколько дней назад не пустил в ход свои навыки, мы оба были бы мертвы. Так какая разница, что я об этом думаю, если вольно или невольно пользуюсь плодами твоей спецподготовки, — дипломатично ответила женщина. — В идеале вооруженных конфликтов быть не должно. Но мы живем в неидеальном мире. И если есть слабые, то должны быть и сильные, чтобы защищать слабых от вероломства преступников.

— А как к этому относился твой муж, которого застрелили на твоих глазах? Он бы согласился с твоим теперешним, подкорректированным мнением?

— Я полагаю, он бы выслушал его и принял к сведению как одно из возможных. Дэн предпочитал не оспаривать мнение людей, если они не высказывались в радикально еретическом духе. В отношении же ереси и всяческих святотатств он был категоричен. Сам же придерживался заповеди «Не убий», — четко ответствовала Эй Джей.

— Похвально, — отозвался Майкл. — Однако ты так и не ответила на мой вопрос, Алиса.

— Разве?

— Ты не сказала, как относишься ко мне, учитывая мою профессию.

— Зачем тебе это, Майкл? — осторожно спросила его женщина.

— Я хочу знать, болеешь ли ты мной так же, как я болею тобой.

— А ты не торопишь события? — поинтересовалась она.

— Тебе это может показаться спешкой, но вряд ли неожиданностью. Ты-то знаешь, как я к тебе отношусь.

— Разговор на эту тему не будет для наших отношений полезным, — сдерживая приступ панического страха, пролепетала Эй Джей.

— О каких отношениях ты говоришь? — настойчиво добивался Майкл. — Должно быть, есть что-то, что, по твоему мнению, следует оставить неизменным. Но в жизни такого не бывает. Любые отношения претерпевают изменения, они становятся лучше или хуже, интимнее или отстраненнее, в зависимости от ситуации или от воли людей. Я же не хочу зависеть от ситуации, Алиса. Я считаю, что наши отношения должны стать прочнее. Поэтому мне важно знать твое мнение на этот счет. После этого разговора они все равно прежними уже никогда не будут.

— Но для этого разговора не было никаких причин, — испуганно прошептала женщина, сознавая, что от поцелуя ей уже не уклониться.

И Майкл снова поцеловал ее…

— Вот видишь, Алиса, как быстро все меняется. Но я предпочитаю сам направлять ход событий, а не ждать, когда они принудят меня к чему бы то ни было, — объявил лейтенант особого подразделения Майкл Уэст. — Каково твое мнение о поцелуях? — спросил он, пристально глядя в ее глаза.

Эй Джей дышала порывисто, она выглядела растерянной и разволновавшейся.

Майкл поцеловал ее вновь. И в этом поцелуе она ощутила твердость уверенного человека и трепет влюбленного. Столь невероятное сочетание возвело ее волнение в высшую степень.

Она не испытывала ничего подобного со смерти Дэна, чьи мощь и нежность так же будоражили в ней сокровенные струны женственности.

Эй Джей испугалась еще сильнее, когда не смогла оторваться от губ Майкла и со стоном отчаяния сама поцеловала его.

Майкл увидел страдание в ее глазах.

— Тише, тише, все хорошо. Небольшая утренняя лихорадка, — проговорил он, сжимая ее в объятиях.

— Майкл, я не готова для всего этого, — честно призналась она.

— Человек и не должен быть ко всему готов. Чудо, жизни кроется в возможности совершать открытия. В противном случае и жить незачем, если все знаешь наперед, во всем уверен, ко всему готов. Мы ведь не программируемые роботы.

— Но…

Майкл не дал ей договорить, а крепко прижал к своей груди. Алиса слышала биение его сердца, вдыхала его аромат, соприкасалась с ним всем телом. Она поддалась порыву, обняла Майкла за шею, ее пальцы скользнули сквозь пряди его волос…

Майкл отстранился и обнажил свой торс, вызывающе глядя на Алису. Она провела рукой по его груди и задержала ладонь на рельефно-мускулистом животе.

— Сколько раз я хотела сделать это, — шепотом призналась она.

— Уверен, столько же, сколько я хотел сделать вот это, — сказал он и расстегнул ее блузку.

— Ты мечтал меня раздеть? — спросила она.

— И не только.

Одежда упала к ногам.

— Выходи за меня, — без всяких предисловий попросил ее Майкл.

Эй Джей была поражена. Она оказалась не готова признать, что расслышала и поняла его верно.

— Что? — тревожно шепнула женщина.

— Я говорю, выходи за меня… замуж, — пояснил он, приблизившись к ней.

— Невозможно, — пролепетала она растерянно. — Невозможно, чтобы это было правдой.

— Не вижу ничего невозможного. Выходи за меня, Эй Джей. Красавица, умница, миссионерка, — ласково пробормотал он.

Алиса ничего не ответила, но легла рядом с ним.