Тысяча и одна ночь. В 12 томах

ИСТОРИЯ О ПРЕКРАСНОМ НУМЕ И ПРЕКРАСНОЙ НИМЕ

О великий царь, рассказывают — но один Аллах всеведущ, — что в городе Куфе жил-был человек, который считался одним из самых богатых и знатных жителей города и назывался эр-Рабиа аль-Гатим.

В первый же год брака своего эр-Рабиа почувствовал на доме своем благословение Всевышнего, ибо у него родился сын, явившийся на свет с улыбкой на лице, отличавшийся необыкновенною красотою. Вот почему ребенка и назвали Прекрасным Нумом.

На седьмой день после рождение сына купец эр-Рабиа пошел на базар, где продавались рабы, чтоб купить служанку жене своей. Выйдя на средину площади, он окинул беглым взглядом женщин и юношей, которые выставлены были для продажи, и увидел в одной из групп рабыню с необыкновенно кротким лицом, за спиной у которой, подвешенная на широком поясе, спала маленькая девочка.

Тогда эр-Рабиа подумал: «Аллах милосерден!»

И, подойдя к торговцу, спросил его:

— Сколько стоит эта рабыня с девочкой?

Торговец ответил:

— Шестьдесят динариев — ни больше ни меньше!

Эр-Рабиа сказал:

— Я покупаю ее! Напиши договор и возьми деньги.

Затем, когда договор был подписан, эр-Рабиа обратился к молодой женщине и ласково сказал ей:

— Ступай за мной, дочь моя.

И он привел ее в дом свой.

Когда дочь его дяди[46] увидела, что он возвращается с рабыней, она сказала ему:

— О муж мой, к чему эти излишние расходы; ибо как только я оправлюсь от родов, я могу по-прежнему делать все нужное в доме.

Купец благосклонно ответил ей:

— О дочь моего дяди, я купил эту рабыню ради девочки, которая у нее за спиной и которую мы воспитаем вместе с сыном нашим, Прекрасным Нумом. И ты должна знать, что, судя по чертам лица, девочка эта, когда вырастет, не будет иметь равных себе по красоте во всех странах Ирана, Персии и Аравии.

Тогда жена купца обернулась к рабыне и ласково спросила ее:

— Как тебя зовут?

Она ответила:

— Меня зовут Тауфик[47], о госпожа моя.

Жена купца была очень довольна этим именем и сказала:

— Клянусь Аллахом, это имя идет тебе! А как зовут твою дочь?

Она ответила:

— Имя ее — Счастье.

Тогда жена купца пришла в совершенный восторг и сказала:

— Неужели это правда? Да ниспошлет же Аллах счастье и благополучие на тех, к которым ты пришла, о белолицая!

Затем она обернулась к мужу и спросила его:

— Так как у нас принято, чтобы господа давали имя купленным рабам, то как хочешь ты назвать девочку?

Купец ответил:

— Я предоставляю это тебе.

И она ответила:

— Назовем ее Прекрасной Нимой.

Эр-Рабиа ответил:

— Отлично, я не могу ничего возразить против этого.

И таким образом, девочку назвали Прекрасной Нимой, и она была воспитана с Прекрасным Нумом на равной ноге с ним. И оба они росли вместе, с каждым днем все пышнее расцветая красотой; и Прекрасный Нум называл девочку родною сестрой, а она называла его братом.

Когда Прекрасный Нум достиг пятилетнего возраста, родители его решили отпраздновать день его обрезания. И день этот назначен был на праздник рождения пророка (да пребудет над ним молитва и благодать!), чтобы придать этому драгоценному обряду все подобающее ему великолепие. Тогда самым торжественным образом совершено было обрезание над Прекрасным Нумом, который, вместо того чтобы плакать, принял все это почти с удовольствием и, как вообще при всех обстоятельствах, мило улыбался. Тогда все родные, друзья и знакомые купца эр-Рабиа и дочь его дяди выстроились в великолепное шествие со знаменами и флейтами во главе и прошли так по всем улицам Куфы. А Прекрасный Нум сидел в красном паланкине на муле, убранном парчой, и рядом с ним сидела Прекрасная Нима, прохлаждавшая его взмахами шелкового платка. За паланкином следовали друзья, соседки и дети, оглашавшие воздух радостным «лю-лю-лю!», в то время как достойный эр-Рабиа, преисполненный счастья, вел под уздцы важного и покорного мула.

По возвращении в дом все приглашенные подходили один за другим с приветствиями и добрыми пожеланиями к купцу, говоря ему:

— Да посетит тебя благословение и радость! Да пребудут с тобою в течение долгих лет все услады душевные!

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Один за другим приглашенные подходили с приветствиями и добрыми пожеланиями к купцу, говоря ему:

— Да пребудут с тобою в течение долгих лет все услады душевные!

Затем протекло еще несколько счастливых лет, и дети достигли двенадцатилетнего возраста.

Тогда эр-Рабиа пошел к сыну своему Прекрасному Нуму, который играл с Прекрасной Нимой, называя ее своей сестрой, отвел его в сторону и сказал:

— Теперь, о дитя мое, тебе исполнилось благодаря Аллаху уже двенадцать лет. А потому отныне ты не должен больше называть Прекрасную Ниму сестрой своей, ибо я должен теперь сказать тебе, что Прекрасная Нима — дочь рабыни нашей по имени Тауфик, хотя мы и взрастили ее в одной колыбели с тобой и обращались с ней как с нашей дочерью. Кроме того, она должна теперь носить на лице хиджаб[48], ибо мать твоя сказала мне, что на прошлой неделе Прекрасная Нима достигла зрелости своей. Теперь мать твоя постарается найти ей супруга, который будет нам преданным рабом.

Услышав эти слова, Прекрасный Нум сказал отцу своему:

— Если Прекрасная Нима не сестра мне, то я сам хочу жениться на ней!

Купец ответил:

— Нужно спросить на это разрешения у твоей матери.

Тогда Прекрасный Нум пошел к матери своей и, поцеловав руку ее, приложил ее к своему лбу; затем он сказал ей:

— Я хотел бы сделать Прекрасную Ниму, дочь рабыни нашей, тайной супругой моей.

И мать Прекрасного Нума ответила:

— Прекрасная Нима принадлежит тебе, дитя мое! Ибо отец твой купил ее на твое имя.

Тогда Прекрасный Нум, сын эр-Рабиа, сейчас же побежал к бывшей сестре своей, взял ее за руку и высказал ей свою любовь, и она высказала ему свою любовь, и в тот же вечер они вместе легли спать как счастливые супруги.

Затем все оставалось по-прежнему, и они жили так, наслаждаясь счастьем в течение пяти благословенных лет. И во всем городе Куфе не было более красивой, более кроткой и очаровательной женщины, чем юная супруга Прекрасного Нума. И не было другой такой просвещенной и ученой женщины. Ибо в самом деле, Прекрасная Нима посвящала все свои досуги изучению Корана, наук прекрасного куфического письма[49] и современного письма, словесности и поэзии, а также обучалась игре на струнных и других музыкальных инструментах. И она достигла такого совершенства в искусстве пения, что умела петь на пятнадцать различных ладов и, услышав одно только слово из первого стиха какой-нибудь песни, могла продолжать эту песню в течение многих часов и даже целой ночи с бесконечными вариациями, которые восхищали слушателей своими ритмами и трелями.

И сколько раз бывало, что Прекрасный Нум и рабыня его Прекрасная Нима сходили в жаркие часы дня в сад свой и садились на мрамор бассейна, наслаждаясь свежестью воды и прохладою камня.

Здесь они ели прекрасные арбузы с легкой тающей мякотью, и миндаль, и орехи, их каленые и соленые зернышки, и разные другие превосходные вещи. И они прерывали разговор свой, чтобы насладиться ароматом роз и жасминов или чтобы прочесть вслух какие-нибудь прелестные стихи. И тогда Прекрасный Нум просил рабыню свою аккомпанировать ему, и Прекрасная Нима брала свою гитару с двойными струнами, из которых она умела извлекать ни с чем не сравнимые звуки. И оба пели поочередно, один одну строфу, а другой — другую. И среди тысячи других чудесных песен они пели следующее:

^{И сколько раз бывало, что Прекрасный Нум и рабыня его Прекрасная Нима сходили в жаркие часы дня в сад свой и садились на мрамор бассейна.}

В другой раз молодые люди пели, аккомпанируя себе уже на арфе, следующие стихи:

Итак, сын эр-Рабиа и дочь рабыни Тауфик проводили утра и вечера свои, живя сладостной, уединенной жизнью.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что приближается утро, и с обычной скромностью умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Итак, сын эр-Рабиа и дочь рабыни Тауфик проводили утра и вечера свои, живя сладостной, уединенной жизнью.

Но — увы! — рука смертного не изгладит того, что начертано на челе его перстами Аллаха, и если б человек имел крылья, то и тогда не избег бы он судьбы своей.

Потому-то и Прекрасному Нуму с Прекрасной Нимой пришлось испытать на себе превратности судьбы.

Но благословение, почившее на них от природы и принесенное ими на землю, должно было оградить их от всякого непоправимого несчастья.

В самом деле, правитель Куфы, правивший городом от имени халифа, услышал о красоте Прекрасной Нимы, супруги сына купца эр-Рабиа, и подумал в душе своей: «Мне непременно нужно найти какое-нибудь средство овладеть этой Прекрасной Нимой, которая отличается, по слухам, такими совершенствами и так искусна в пении! Это будет великолепный подарок владыке моему, эмиру правоверных Абд аль-Малику ибн Марвану».

И вот однажды правитель Куфы решил привести это намерение свое в исполнение; и с этой целью он призвал к себе одну хитрую, ловкую старуху, которой поручали в обыкновенное время отыскивать молодых рабынь и специально обучать их. И он сказал ей:

— Пойди, пожалуйста, в дом купца эр-Рабиа и познакомься с рабыней сына его, молодой женщиной, которую зовут Прекрасной Нимой и которая, по слухам, так искусна в пении и блистает такой красотой. И тем или другим способом ты должна завлечь ее сюда, ибо я хочу послать ее в дар халифу Абд аль-Малику.

А старуха ответила:

— Слушаю и повинуюсь!

И сейчас же стала приготовляться к исполнению этого поручения.

Утром, в первый же час после рассвета, она надела на себя платье из грубой шерсти, намотала на шею огромные четки из бесчисленных зернышек, привязала к поясу бутылку, сделанную из тыквы, взяла в руки костыль и направилась усталою походкою к дому эр-Рабиа, останавливаясь время от времени с глубокими вздохами:

— Хвала Аллаху! Нет Бога, кроме Аллаха, нет прибежища, кроме Аллаха! Один Аллах велик!

Так всхлипывала она всю дорогу, к великому умилению прохожих, пока не подошла к дверям жилища эр-Рабиа. Тогда она постучала в двери, говоря:

— Аллах всемилостив! О Творец! О Промыслитель!

Тогда ей отворил двери привратник, почтенный старик, давнишний служитель эр-Рабиа. Увидав перед собою благочестивую старицу и вглядевшись в нее, он нашел, что лицо ее не выражает никакой святости, а совершенно наоборот; он, со своей стороны, очень не понравился старухе, которая бросила на него косой взгляд. И привратник невольно почувствовал этот взгляд и, чтобы отвратить от себя действие дурного глаза, поспешил мысленно проговорить: «Пять пальцев моей левой руки в твоем правом глазу и пять пальцев моей правой руки в твоем левом глазу»[51]. Потом он спросил ее громким голосом:

— Что тебе угодно, моя старая тетушка?

Она ответила:

— Я бедная старушка, у которой нет другой заботы, кроме молитвы. А так как я вижу, что приближается час молитвы, то я хотела бы войти в этот дом, чтобы совершить обязанности, подобающие этому святому дню.

Но, услышав эти слова, добрый привратник возмутился и сказал ей сердитым голосом:

— Проходи мимо! Это ведь не мечеть и не молельня, а дом эр-Рабиа и сына его Прекрасного Нума!

Старуха ответила:

— Я знаю это! Но есть ли мечеть или молельня, более достойная молитвы, чем благословенное жилище эр-Рабиа и сына его Прекрасного Нума? А кроме того, о привратник с иссохшим лицом, ты должен знать, что я женщина, известная в самом Дамаске, во дворце эмира правоверных. И я странствую, чтобы посетить все святые места и помолиться во всех домах, достойных молитв.

Но привратник ответил:

— Допустим, что ты святая, но этого еще недостаточно, чтобы я впустил тебя сюда. Иди себе своим путем-дорогой!

Но старуха стала упрашивать его и так долго настаивала на своем, что голос ее достиг ушей Прекрасного Нума, который вышел, чтобы узнать, в чем дело, и услышал, как старуха говорила привратнику:

— Можно ли воспрепятствовать такой женщине, как я, войти в дом Прекрасного Нума, сына эр-Рабиа, если даже крепко запертые двери эмиров и великих мира сего всегда широко открываются передо мною?

Услышав эти слова, Прекрасный Нум улыбнулся, по своему обыкновению, и попросил старуху войти. Тогда старуха последовала за ним и вошла с ним в покои Прекрасной Нимы. Пожелав ей мира самым прочувствованным голосом, она взглянула на нее и сразу была поражена ее красотой.

Когда Прекрасная Нима увидела святую старицу, она поспешила подняться в ее честь, почтительно ответила на ее приветствие и сказала ей:

— Да будет приход твой добрым предзнаменованием для нас, моя добрая тетушка! Соблаговоли отдохнуть у нас.

Но она ответила:

— Час молитвы уже возвещен, дочь моя. Позволь мне помолиться!

И она сейчас же обернулась лицом в сторону Мекки и опустилась на колени, сложив руки для молитвы. И так простояла она на коленях не двигаясь до самого вечера, и никто не осмеливался потревожить ее в столь священном деле. К тому же и сама она так погружена была в молитвенный восторг, что не обращала ни малейшего внимания на все происходящее вокруг нее.

Наконец Прекрасная Нима собралась немного с духом и, осторожно приблизившись к святой, сказала ей ласковым и почтительным голосом:

— Матушка, дай отдохнуть твоим коленям хоть на один час!

Старуха ответила:

— Тот, кто не утомляет тела своего в этом мире, не может надеяться на покой, уготованный для чистых и для избранных в будущей жизни.

Прекрасная Нима, в высшей степени растроганная, ответила:

— Пожалуйста, матушка, почти стол наш присутствием твоим, соблаговоли разделить с нами хлеб-соль.

Она ответила:

— Я дала обет поститься, дочь моя; я не могу нарушить обета моего. Не заботься же более обо мне и пойди к супругу своему. Ведь вы молоды и прекрасны, а потому ешьте, пейте и наслаждайтесь счастьем!

На этом месте своего повествования Шахерезада увидала, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Пойди к супругу своему, ведь вы молоды и прекрасны, а потому ешьте, пейте и наслаждайтесь счастьем!

Тогда Прекрасная Нима пошла к господину своему и сказала ему:

— О господин мой, прошу тебя, убеди эту святую поселиться отныне в доме нашем, дабы лицо ее, изможденное святыми подвигами, освещало жилище наше.

Прекрасный Нум ответил:

— Будь покойна, я уже велел приготовить ей комнату с новою скатертью и ложем, а также умывальник и кувшин воды. И никто не потревожит ее.

Что же касается старухи, то она всю ночь не переставала молиться и громко читать Коран. Затем на рассвете она умылась и пошла к Прекрасному Нуму и подруге его и сказала им:

— Я должна покинуть вас. Да возьмет вас Аллах под охрану Свою!

Но Прекрасная Нима сказала ей:

— О матушка, неужели ты можешь покинуть нас без всякого сожаления, тогда как мы уже радовались, мечтая о том, что ты навсегда освятишь дом наш своим благословенным присутствием? Мы уже приготовили для тебя лучшую комнату, где никто не потревожит тебя в твоих благочестивых обязанностях.

Старуха ответила:

— Да сохранит Аллах вас обоих и да продлит над вами благость Свою и милости Свои! Раз мусульманское милосердие избрало сердца ваши жилищем своим, я счастлива воспользоваться гостеприимством вашим. Но только я попрошу вас предупредить привратника, с таким иссохшим и неприветливым лицом, чтобы он не отказывался впускать меня сюда в те часы, когда я могу приходить. Я хочу посетить теперь святые места Куфы, где буду молиться Аллаху, чтобы Он воздал вам по заслугам вашим; и потом я вернусь под гостеприимный кров ваш.

Затем она покинула их, после того как оба они взяли ее руки и поднесли их к губам своим и ко лбу.

О бедная Прекрасная Нима! Если бы ты знала, с какою целью пришла в дом твой эта гадкая старуха и какие черные замыслы питала она против счастья и покоя твоего! Но кому дано угадать сокрытое и прозреть сквозь покровы будущего?!

Итак, проклятая старуха вышла из дому и сейчас же направилась к дворцу правителя Куфы и предстала пред ним.

И он спросил ее:

— Ну, что же удалось тебе сделать, о хитроумная и дивная старуха, умеющая распутать даже паутину?

Старуха сказала:

— Что бы и когда бы я ни делала, о господин мой, я не более как ученица твоя, охраняемая и руководимая взглядами твоими. Вот что: я видела Прекрасную Ниму, юную рабыню сына эр-Рабиа. Никогда еще подобная красота не исходила из чрева плодородия!

Правитель воскликнул:

— Йа Аллах!

Старуха продолжала:

— Она преисполнена очарования! Она подобна неиссякаемому источнику, разливающему сладость и чистое упоение!

Правитель воскликнул:

— Око мое! О биение сердца моего!

Старуха продолжала:

— Что сказал бы ты в том случае, если бы услышал звуки голоса ее, который свежее шума воды под гулким сводом? Что сделал бы ты, если бы увидел глаза ее, подобные глазам антилопы, и ее скромные взгляды?

Он воскликнул:

— Я мог бы только любоваться ею со всею полнотою восторга моего, ибо, повторяю тебе, я предназначил ее для господина нашего халифа. Поспеши же овладеть ею!

Она сказала:

— Я прошу у тебя на это месяц срока.

А тот ответил:

— Я даю тебе этот срок, но с тем чтобы старания твои увенчались успехом. А я, со своей стороны, осыплю тебя щедротами, которыми ты будешь довольна. Вот тебе для начала тысяча динаров как залог доброты моей.

И старуха засунула тысячу динаров в свой пояс и начала с этого дня постоянно посещать Прекрасного Нума и Прекрасную Ниму в жилище их, а они, со своей стороны, с каждым днем оказывали ей все большее внимание и почтение.

И мало-помалу старуха сделалась неизменной советницей дома.

И вот однажды она сказала Прекрасной Ниме:

— Дочь моя, плодородие еще не посетило чрева твоего. Не хочешь ли ты пойти со мной испросить благословение у святых отшельников, у шейхов, излюбленных Аллаха, у дервишей[52] и уали[53], которые находятся в сообщении с Всевышним? Я знаю этих уали, дочь моя, и знаю, что они обладают даром творить чудеса и совершать именем Аллаха самые удивительные вещи. Они исцеляют слепых и хромых, воскрешают мертвых, парят в воздухе, ходят по воде. Что касается плодородия женщин, то это наименьший из даров, ниспосланный им Аллахом. И ты достигнешь этого, если только прикоснешься к полам их платья или облобызаешь их четки.

Услышав эти слова, Прекрасная Нима почувствовала, что душа ее взволновалась желанием иметь ребенка, и сказала старухе:

— Я должна попросить позволения на это у господина моего Прекрасного Нума; подождем его возвращения.

Но старуха ответила:

— Скажи об этом свекрови своей, этого достаточно.

Тогда молодая женщина пошла к свекрови своей, матери Прекрасного Нума, и сказала ей:

— Умоляю тебя именем Аллаха, о госпожа моя, позволь мне пойти с этой святой старицей к уали, друзьям Аллаха, чтобы испросить у них благословения в их святом жилище, и я обещаю тебе, что буду дома до возвращения господина моего Прекрасного Нума.

Тогда она ответила:

— Дочь моя, подумай, как огорчен будет твой господин, если, вернувшись, не найдет тебя дома! Он сказал бы мне: «Как это Прекрасная Нима решилась выйти без моего позволения? До сих пор она никогда еще так не поступала!»

Но тут в разговор вмешалась старуха и сказала матери Прекрасного Нума:

— Клянусь Аллахом, мы очень быстро обойдем святые места, и я не позволю ей даже присесть и отдохнуть и не замедлю привести ее обратно.

Тогда мать Прекрасного Нума согласилась на это, хотя и со вздохом.

Итак, старуха взяла Прекрасную Ниму и повела ее прямо в уединенную беседку в дворцовом саду и, оставив ее там на минуту, побежала сообщить об этом правителю, который сейчас же явился в беседку…

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Старуха побежала сообщить об этом правителю, который сейчас же явился в беседку и застыл как вкопанный на пороге, — так поражен он был этою красотой.

Увидев этого чужого человека, Прекрасная Нима поспешила опустить на лицо хиджаб; потом она внезапно разразилась рыданиями и стала искать глазами выхода, чтобы убежать, но все было напрасно.

Тогда, видя, что старуха больше не появляется, Прекрасная Нима не могла уже больше сомневаться в предательстве этой проклятой и вспомнила некоторые слова доброго привратника, который говорил ей, что глаза этой святой кажутся ему фальшивыми.

Что же касается правителя, то, убедившись, что Прекрасная Нима — та самая женщина, которую он видит перед собой, он запер двери и пошел отдать наскоро разные приказания; он написал письмо халифу Абд аль-Малику ибн Марвану и, препоручив письмо и молодую женщину начальнику своей стражи, приказал ему немедленно ехать в Дамаск.

Тогда начальник стражи схватил сопротивлявшуюся Прекрасную Ниму, посадил ее на быстроногого дромадера, а сам сел впереди нее и в сопровождении нескольких рабов поспешно направился к Дамаску.

Что же касается Прекрасной Нимы, то в течение всей дороги она прятала голову в хиджаб и молча рыдала, не обращая внимания на толчки и сотрясения, на остановки и сборы в дальнейший путь. И начальник стражи не мог добиться от нее ни слова, ни знака даже, и так до самого прибытия в Дамаск.

А по прибытии туда он немедленно направился во дворец эмира правоверных. Вручив рабыню и письмо главному придворному, он получил ответ, выражавший удовольствие, и возвратился в Куфу той же дорогой, какою приехал.

На следующее утро халиф пошел в гарем свой и сообщил супруге своей и сестре своей о прибытии новой рабыни, говоря им:

— Правитель Куфы прислал мне в дар молодую рабыню; он пишет мне, что эта рабыня, которую он купил для меня, — дочь царя, похищенная работорговцами из их страны.

И супруга его отвечала:

— Да умножит Аллах радость твою и милости Свои!

А сестра халифа спросила:

— Как же ее зовут и черноволосая она или же белокурая?

Халиф ответил:

— Я еще не видел ее.

Тогда сестра халифа, по имени Сетт Захия, осведомилась, в какой комнате находится молодая женщина, и сейчас же пошла к ней. Она нашла ее сидящей согнувшись, с лицом, опаленным солнцем и залитым слезами, и почти без чувств.

При виде этого Сетт Захия, отличавшаяся нежным сердцем, прониклась состраданием и, приблизившись к молодой женщине, спросила ее:

— Почему ты плачешь, сестра моя? Разве ты не знаешь, что находишься здесь в полной безопасности и что жизнь твоя будет легка и беззаботна? И разве есть место, где тебе было бы лучше, чем во дворце эмира правоверных?

При этих словах дочь рабыни Тауфик подняла удивленные глаза и спросила:

— Но какой же это город, о сестра моя, если здесь находится дворец эмира правоверных?

Сетт Захия ответила:

— Это Дамаск. Как?! Разве ты не знала этого?! Разве купец, который продавал тебя, не сказал тебе, что тебя отправят к халифу Абд аль-Малику ибн Марвану? Теперь, сестра моя, ты находишься в собственности эмира правоверных, которому я прихожусь сестрою. Осуши же слезы свои и скажи мне, как зовут тебя?

При этих словах молодая женщина не могла больше сдержать душивших ее рыданий и пробормотала:

— Дома меня звали Прекрасной Нимой.

Едва она произнесла эти слова, как вошел халиф. Он подошел к Прекрасной Ниме с благосклонной улыбкой и, сев рядом с ней, сказал:

— Откинь хиджаб с лица твоего, о женщина!

Но Прекрасная Нима пришла в такой ужас от одной этой мысли, что, вместо того чтобы открыть лицо, опустила дрожащей рукою хиджаб до самого подбородка. Но халиф не разгневался этим столь необыкновенным поступком ее, а сказал Сетт Захии:

— Я поручаю эту молодую девушку твоим попечениям и надеюсь, что через несколько дней она привыкнет к тебе и не будет такой робкой и застенчивой.

Затем он еще раз взглянул на Прекрасную Ниму и увидел только тонкие кисти рук ее, выступавшие из-под плотно окутывавшей ее ткани. Но и этого было достаточно, чтобы он немедленно полюбил ее. И халиф сказал:

— Такие дивные руки могут быть только у настоящей красавицы! — и удалился.

Тогда Сетт Захия повела Прекрасную Ниму в дворцовый хаммам, потом одела ее после омовения в роскошное платье и убрала волосы ее несколькими рядами жемчуга и драгоценных камней. Затем она пробыла с ней весь остаток дня, стараясь приучить ее к себе. Но Прекрасная Нима, смущенная тем вниманием, которое оказывала ей сестра халифа, тем не менее не осушала слез своих и ничего не говорила о причине своих огорчений. Ибо она думала, что это ничего не изменит в судьбе ее, и она скрывала в душе своей всю истину своей скорби и продолжала терзаться денно и нощно, так что по прошествии некоторого времени она серьезно заболела; и, испытав над нею науку наиболее прославленных врачей Дамаска, все отчаялись спасти ее.

Что же касается Прекрасного Нума, сына эр-Рабиа, то с ним было вот что. Вернувшись к вечеру в дом свой, он, по обыкновению, растянулся на диване и кликнул:

— О Прекрасная Нима!

Но на этот раз никто не отозвался ему. Тогда он быстро поднялся и кликнул во второй раз:

— О Прекрасная Нима!

Но никто не ответил. И никто не решался войти в его комнату, ибо все рабыни попрятались и не смели пошевелиться. Тогда Прекрасный Нум направился в покои матери своей и стремительно вошел к ней; и он заметил, что мать его печально сидит, подперев рукою щеку и погрузившись в свои мысли. Тогда беспокойство его еще возросло, и он с испугом спросил у матери:

— Где Прекрасная Нима?

Но вместо всякого ответа жена купца эр-Рабиа залилась слезами; потом она сказала со вздохом:

— Да сохранит нас Аллах, о дитя мое! Прекрасная Нима попросила у меня позволения в твое отсутствие выйти со старухой из дому, чтобы посетить святого уали, который, как она говорила, совершает чудеса. И до сих пор она не возвращалась. О сын мой, ни на минуту сердце мое не было спокойно, с тех пор как эта старуха поселилась в доме нашем и привратник наш, этот старый, верный слуга, взрастивший всех нас, никогда не ждал от нее ничего доброго. У меня все время было предчувствие, что эта старуха, со своими вечными молитвами и со своими хитрыми глазами, принесет нам одно несчастье.

Но Прекрасный Нум прервал мать свою и спросил:

— Когда же именно Прекрасная Нима вышла из дому?

Она ответила:

— Рано утром, после того как ты пошел на базар.

А Прекрасный Нум воскликнул:

— Ты видишь, мать моя, что случается, если мы изменяем нашим привычкам и даем нашим женщинам свободу, которою они не умеют пользоваться и которая может быть только пагубной для них. О мать моя! И зачем ты позволила Прекрасной Ниме уйти из дому?!

Кто знает, быть может, она заблудилась, или упала в воду, или раздавлена обрушившимся минаретом. Но я сейчас побегу к правителю и заставлю его немедленно приступить к розыску.

И Прекрасный Нум, вне себя от ярости, побежал во дворец, и правитель немедленно принял его из уважение к отцу его, купцу эр-Рабиа, который считался одним из самых почтенных жителей города. И, не распространяясь даже в обычных приветствиях, он сказал правителю:

— Рабыня моя исчезла из моего дома с этого утра в обществе одной старухи, которую мы приютили у себя; я прошу тебя помочь мне разыскать ее.

Правитель отнесся к нему с полным сочувствием и ответил:

— Разумеется, сын мой! Я все сделаю из уважения к почтенному отцу твоему. Пойди от моего имени к начальнику стражи и изложи ему свое дело. Это человек весьма опытный и ловкий, и нет сомнения, что через несколько дней он разыщет твою рабыню.

Тогда Прекрасный Нум побежал к начальнику стражи и сказал ему:

— Я пришел попросить тебя от имени правителя помочь мне в разыскании рабыни моей, которая исчезла из моего дома.

Начальник стражи, сидевший, скрестив ноги, на ковре, затянулся дымом два-три раза из кальяна и спросил:

— С кем же она ушла?

Прекрасный Нум ответил:

— Со старухой, у которой такие-то и такие-то приметы. Старуха эта одета в платье из грубой шерсти, и на шее у нее длинные четки.

И начальник стражи сказал:

— Клянусь Аллахом! Скажи мне только, где находится старуха, и я немедленно отыщу твою рабыню.

Услышав эти слова, Прекрасный Нум ответил:

— Но как я могу узнать, где находится старуха? И разве я пришел бы сюда, если бы знал, где она?

Начальник стражи сложил по-другому ноги и снова подобрал их под себя, а потом сказал:

— Сын мой, один только Аллах Всеведущий может открыть невидимое!

Тогда Прекрасный Нум, до крайности раздраженный, воскликнул:

— Клянусь пророком, на тебя одного должна упасть ответственность за все, что произошло! И если будет нужно, я пойду к правителю и даже к самому эмиру правоверных с жалобой на тебя!

Тот ответил:

— Ты можешь идти куда угодно! Я не учился колдовству, чтобы знать, где что сокрыто!

Тогда Прекрасный Нум вернулся к правителю города и сказал ему:

— Я был у начальника стражи, и у нас произошел такой-то и такой-то разговор.

А правитель сказал:

— Не может быть! Эй, стража! Приведите мне этого собачьего сына!

А когда этот последний пришел, правитель сказал ему:

— Я приказываю тебе сделать самые тщательные розыски и найти рабыню Прекрасного Нума, сына эр-Рабиа. Разошли во всех направлениях своих всадников, беги сам и ищи повсюду, но ты непременно должен найти ее!

И в то же время он подмигнул ему в знак того, чтоб тот ничего не делал; потом он обернулся к Прекрасному Нуму и сказал ему:

— Что же касается тебя, сын мой, то ты можешь требовать за свою рабыню даже бороду мою! А если паче чаяния (ибо все может статься!) рабыня твоя не найдется, я дам тебе вместо нее десять молодых, похожих на гурий девственниц с упругими грудями и плотными, словно булыжники, ягодицами.

Я заставлю также начальника стражи дать тебе из собственного его гарема десять молодых рабынь, столь же чистых, как глаз мой. Только успокой, пожалуйста, душу свою и знай, что судьба ниспошлет тебе все, что уготовано ею для тебя, но, с другой стороны, не даст тебе ничего, что она не тебе предназначила.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А с другой стороны, судьба не даст тебе ничего, что она не тебе предназначила.

Тогда Прекрасный Нум простился с правителем и в полном отчаянии, пробродив всю ночь в поисках за Прекрасной Нимой, вернулся домой. А на следующий день он вынужден был слечь в постель, чувствуя ужасную слабость и лихорадку, которая изо дня в день усиливалась, по мере того как он терял последнюю надежду относительно предписанного правителем розыска.

И врачи, которых приглашали к нему, отвечали:

— Никакое лекарство не поможет ему, кроме возвращения жены его.

Тем временем в город Куфу приехал один персиянин, весьма сведущий во врачебной науке, в искусстве составлять лекарства, в науке звезд и в гадании посредством песка. Купец эр-Рабиа поспешил пригласить его к своему сыну. Тогда умный персиянин, с которым эр-Рабиа обошелся с величайшим почтением, подошел к Прекрасному Нуму и сказал ему:

— Дай мне руку.

И, взяв его руку, он долгое время щупал его пульс, потом внимательно взглянул ему в лицо, улыбнулся и обернулся к купцу эр-Рабиа, говоря ему:

— Болезнь сына твоего коренится в сердце его!

А купец ответил:

— Клянусь Аллахом, ты говоришь правду, о врач!

Ученый продолжал:

— И причиной этой болезни является исчезновение любимой им особы. Но с помощью таинственных сил я укажу вам место, где находится в настоящее время эта особа.

И, сказав это, персиянин присел на пол, вынул из мешка сверток с песком и, развязав его, рассыпал песок перед собой; затем он положил на песок пять белых камешков и три черных камешка, две палочки и коготь тигра, положил все это в известном порядке, потом разделил эти предметы на две отдельные кучки, потом на три кучки, посмотрел на них, произнес несколько слов на персидском языке и сказал:

— О вы, слушающие меня, знайте, что особа эта находится в настоящее время в Басре. — Потом, заметив свою ошибку, он сказал: — Нет! Три реки, которые я вижу, ввели меня в заблуждение. Особа эта находится в настоящее время в Дамаске, в большом дворце, и в таком же мучительном состоянии, как и сын твой, о славный купец!

При этих словах эр-Рабиа воскликнул:

— Что же нам делать, о достопочтенный врач, научи нас, пожалуйста, и тебе не придется жаловаться на скупость эр-Рабиа. Ибо, клянусь Аллахом, я дам тебе средства, на которые можно было бы с избытком прожить три человеческие жизни.

А персиянин ответил:

— Успокойте души свои! Да снизойдет свежесть на веки ваши и да сомкнутся они спокойно на ваших глазах! Ибо я беру на себя соединить молодых людей, и сделать это еще легче, чем вы представляете себе. — Затем он прибавил, обращаясь к эр-Рабиа: — Вынь из кармана своего четыре тысячи динаров!

И эр-Рабиа сейчас же вынул из-за пояса и разложил перед персиянином четыре тысячи и еще шесть тысяч динаров.

И персиянин сказал:

— Теперь, когда у меня есть достаточно денег на расходы, я немедленно отправлюсь в Дамаск и возьму с собой сына твоего. И если это будет угодно Аллаху, мы вернемся с тою, которую он любит.

Затем он обернулся к распростертому на постели юноше и спросил его:

— О сын достопочтенного эр-Рабиа, как зовут тебя?

Он ответил:

— Прекрасный Нум.

Персиянин сказал:

— Так вот, Прекрасный Нум, поднимись с постели, и да будет душа твоя отныне свободна от всякой тревоги, ибо с этой минуты ты можешь считать, что раба твоя уже возвращена тебе!

И Прекрасный Нум почувствовал внезапное облегчение от слов врача, поднялся и сел, а врач продолжал:

— Собери мужество в сердце своем! Изгони из него все заботы! Ешь, пей и спи! А через неделю, когда ты оправишься, я опять приду к тебе, и мы отправимся в путь.

И, простившись с эр-Рабиа и Прекрасным Нумом, он пошел приготовляться к отъезду.

Тогда эр-Рабиа дал своему сыну другие пять тысяч динаров и купил для него верблюдов, которых велел нагрузить разными богатыми товарами и теми шелками, которые выделываются в Куфе и славятся своими чудесными красками, и подарил ему лошадей — для него и для сопровождающих его слуг. Затем по прошествии недели, когда Прекрасный Нум, исполняя все предписания ученого, почувствовал себя как нельзя лучше, эр-Рабиа нашел, что сын его может спокойно предпринять путешествие в Дамаск. И вот Прекрасный Нум простился с отцом своим, с матерью, с рабыней Тау-фик и с привратником и, сопровождаемый добрыми пожеланиями и благословениями, которые призывали на его голову руки всех домашних, выехал с ученым-персиянином из Куфы.

А нужно еще сказать, что как раз в это время Прекрасный Нум достиг полного расцвета юности своей, и семнадцатилетний возраст его покрыл шелковистым пушком щеки его и окрасил их нежным румянцем. Все это делало его настолько прекрасным и очаровательным, что всякий, взглянув на него, останавливался от восторга. И ученый-персиянин скоро почувствовал на себе все чары его юношеской красоты, и полюбил его всей душой своей, и в течение всего путешествия отказывался в его пользу от всяких удобств, и, видя, что он доволен, предавался необыкновенной радости.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается утренняя заря, и скромно умолкла.

А когда наступила

она продолжила:

Поистине, все это делало его настолько прекрасным и очаровательным, что всякий, взглянув на него, останавливался от восторга. И ученый-персиянин скоро почувствовал на себе все чары его юношеской красоты, и полюбил его всей душой своей, и в течение всего путешествия отказывался в его пользу от всяких удобств, и, видя, что он доволен, предавался необыкновенной радости. При этих условиях путешествие было приятно и не особенно утомительно, и таким образом прибыли они в Дамаск.

Тогда ученый-персиянин немедленно отправился с Прекрасным Нумом на главный базар, нанял там большую лавку и велел заново отделать ее. Потом он заказал изящные полки, обтянутые бархатом, на которых он расставил в порядке драгоценные флаконы, мази, бальзамы, сиропы в хрустальных сосудах, толченый териак[54], сохраняемый в листах чистого золота, банки из персидского фаянса, отливающие металлическим блеском, со старинными составами из соков трехсот редких трав, а между всеми этими сосудами он поместил золотую астролябию.

Затем он оделся в платье, какое носят всегда врачи, а на голову свою надел большой тюрбан, закрученный в семь оборотов, затем позаботился об одежде для Прекрасного Нума, который должен был играть роль его помощника — исполнять его предписания, делать мешочки для лекарств и писать под его диктовку рецепты. С этой целью он собственноручно надел на него голубую шелковую рубашку и кашемировый жилет, опоясал его бедра передником из розового шелка, прошитого золотыми нитями, и велел ему идти рядом. Затем он сказал:

— О Прекрасный Нум, с этой минуты ты должен звать меня своим отцом, а я буду звать тебя моим сыном, иначе жители Дамаска подумают… ты сам знаешь, что они подумают.

И Прекрасный Нум ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

И вот, едва только открылась лавка, в которой персиянин должен был давать свои врачебные советы, жители Дамаска повалили туда целой толпой, одни для того, чтобы рассказать ему о своих болезнях, другие для того, чтобы полюбоваться на прекрасного юношу; и, слушая, как Прекрасный Нум разговаривал с врачом на персидском языке, которого они не понимали и который так чудесно звучал в устах прекрасного помощника врача, все дивились и восхищались. Но что приводило уже в полное изумление всех посетителей, так это способ, каким персидский врач отгадывал болезни.

В самом деле, в течение нескольких минут врач всматривался в белки глаз обратившегося к нему больного, потом подставлял ему большой хрустальный сосуд и говорил:

— Помочись!

И больной мочился в этот сосуд, и персиянин поднимал сосуд и рассматривал его на свет, затем говорил:

— Ты страдаешь тем-то и тем-то.

И больной всегда восклицал:

— Клянусь Аллахом, ведь это правда!

И все воздевали руки, говоря:

— О Аллах! Какой удивительный ученый! Никогда мы не слыхали ни о чем подобном. Как это он может узнавать болезни по моче?

После всего этого неудивительно, что через несколько дней молва о необыкновенных познаниях ученого-персиянина разнеслась между всеми наиболее видными и богатыми жителями города и что слухи обо этих чудесах дошли до ушей самого халифа и сестры его эль-Сетт Захии.

И вот однажды, когда врач сидел посреди своей лавки и диктовал рецепт Прекрасному Нуму, который сидел подле него с пером в руках, к дверям лавки подъехала какая-то знатная женщина, сидевшая на осле, седло которого было сделано из красной парчи и осыпано драгоценными камнями. Остановившись у дверей, она привязала поводья осла к медному кольцу, приделанному к седлу, затем сделала знак ученому, чтоб он подошел и помог ей сойти. И он поспешно поднялся и, подбежав к ней, взял ее за руку и помог ей сойти с осла, затем ввел ее в лавку, где предложил ей сесть на подушку, которую со скромной улыбкой положил перед нею Прекрасный Нум. Тогда знатная женщина вынула из-под платья сосуд, наполненный мочой, и спросила персиянина:

— Ты ли, о достопочтенный шейх, тот врач, который прибыл из Ирака и прославился в Дамаске своими удивительными врачебными советами?

Он отвечал:

— Да, это я, раб твой.

Она сказала:

— Все мы рабы Аллаха! Итак, знай, о дивный властелин науки, что в сосуде этом заключается… ты сам знаешь что, и что я привезла тебе этот сосуд от возлюбленной — правда, сохранившей свою девственность, — владыки нашего, эмира правоверных. Здешние врачи не могли отгадать причины ее болезни, от которой она слегла в постель в первый же день по прибытии своем во дворец. И вот эль-Сетт Захия, сестра нашего владыки, поручила мне отвезти вам этот флакон, чтобы вы открыли неизвестную доселе причину ее болезни.

Услышав эти слова, врач сказал:

— О госпожа моя, ты должна будешь сказать мне имя этой больной, чтобы я мог сделать мои исчисления и в точности определить час, наиболее благоприятный для приема лекарства.

Дама ответила:

— Ее зовут Прекрасной Нимой.

Тогда врач стал писать на клочке бумаги, которую он держал в руке, какие-то вычисления с множеством цифр, причем одни цифры он писал красными чернилами, а другие — зелеными. Потом он выписал сумму красных цифр и сумму зеленых, сложил все и сказал:

— О госпожа моя, я открыл болезнь! Она происходит от страсти и известна под именем «дрожание сердечных опахал».

При этих словах дама воскликнула:

— Клянусь Аллахом, это правда! Ибо опахала ее сердца дрожат так сильно, что мы слышим их.

Врач продолжал:

— Но прежде чем прописать ей рецепты, я должен знать, из какой страны она происходит. Это очень важно, ибо таким образом, окончив мои вычисления, я узнаю, какое влияние оказывает на опахала ее сердца легкость или тяжесть воздуха. Кроме того, чтобы судить о том, в каком состоянии находятся эти хрупкие опахала, мне нужно знать, сколько времени она находится в Дамаске, а также сколько ей лет.

Дама ответила:

— Насколько я знаю, она выросла в Куфе, городе Ирака; ей теперь шестнадцать лет, ибо, как она сама говорит, родилась она в тот год, когда в Куфе сгорел базар. Что же касается ее пребывания в Дамаске, то она находится здесь всего несколько недель.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Таким образом, она находится здесь всего несколько недель.

При этих словах ученый-персиянин сказал Прекрасному Нуму, сердце которого стучало, как мельница:

— Сын мой, приготовь такие-то и такие-то лекарства по рецепту Ибн Сины, который указывается в параграфе седьмом.

Тогда дама обернулась к юноше и стала внимательно рассматривать его и через некоторое время сказала ему:

— Клянусь Аллахом, о дитя мое, больная весьма похожа на тебя, и лицо ее так же кротко, как твое!

Затем она сказала ученому:

— Скажи мне, о благородный персиянин, кто этот юноша? И приходится ли он тебе сыном, или он раб твой?

Он ответил:

— Он сын мой, о достопочтенная, и раб твой!

А знатная дама, чрезвычайно польщенная его почтительностью, ответила:

— Право, я не знаю, чему больше удивляться: науке ли твоей, о врач чудесный, или твоему утонченному обхождению?

Затем она продолжала разговор с ученым, между тем как Прекрасный Нум изготовлял маленькие пакетики и складывал их в коробку, куда он всунул также небольшую записочку, в которой сообщал Прекрасной Ниме о своем прибытии в Дамаск вместе с персидским врачом. Затем он запечатал коробку и надписал на крышке имя свое и свой адрес, прибегнув к куфическому стилю письма, непонятному для жителей Дамаска, но понятному для Прекрасной Нимы, которая так же хорошо знала современное арабское письмо, как и куфическое. И дама взяла коробку, положила на столик врачу десять золотых динаров, простилась с обоими и, выйдя, поспешно направилась прямо во дворец, где она сейчас же поднялась к больной.

По обыкновению, она нашла ее лежащей с полузакрытыми глазами, в углах которых заметны были следы слез; она подошла к ней и сказала:

— О дочь моя, если бы эти лекарства могли принести тебе столько пользы, сколько удовольствия доставило мне лицезрение того, кто мне его дал! Это юноша, прекрасный, как ангел, и превращающий в место наслаждения лавку, в которой он находится! Вот коробка, которую он дал мне для тебя.

Тогда Прекрасная Нима, чтобы не отказаться от предлагаемого ей лекарства, протянула руку, взяла коробку и посмотрела блуждающим взглядом на ее крышку. Но в ту же минуту она изменилась в лице, увидев на крышке следующие слова, написанные куфическими буквами: «Я Прекрасный Нум, сын эр-Рабиа из Куфы». Однако у нее хватило душевных сил, чтобы не упасть в обморок и не выдать себя. И она сказала с улыбкой, обращаясь к знатной даме:

— Так ты говоришь, что это очень красивый юноша? Каков же он из себя?

Дама ответила:

— Это такое сочетание совершенств, что я не берусь описать тебе его. Что за глаза! Что за брови! Йа Аллах! Но что особенно восхитительно в нем, так это родимое пятнышко над левым углом губы, и ямочка, обозначающаяся при улыбке на правой щеке!

Услышав эти слова, Прекрасная Нима не могла более сомневаться, что это был господин и возлюбленный ее, и сказала знатной даме:

— Если он таков, то да будет его лицо добрым предзнаменованием для меня. Дай мне лекарство.

И, взяв его, она с улыбкою сразу проглотила его. И в ту же минуту она увидела записку, которую она сейчас же распечатала. Тогда она спрыгнула с постели и воскликнула:

— О моя добрая матушка, я чувствую, что уже выздоровела! Это лекарство поистине чудотворно! Что за день благословенный!

А знатная дама воскликнула:

— Да, клянусь Аллахом, это благословение Всевышнего!

А Прекрасная Нима прибавила:

— Пожалуйста, принеси мне поскорее чего-нибудь поесть и попить, ибо я умираю с голоду уже целый месяца, так как не могла прикасаться к кушаньям.

Тогда знатная дама приказала рабам принести Прекрасной Ниме поднос и блюда, наполненные разными жаркими, фруктами и напитками, а сама поспешила к халифу, чтобы сообщить ему об исцелении молодой рабыни благодаря неслыханному искусству персидского врача.

И халиф сказал:

— Отнеси ему от меня скорее тысячу динаров!

И знатная дама поспешила исполнить приказание его, зайдя предварительно к Прекрасной Ниме, которая также дала ей подарок для врача в запечатанной коробке.

Придя в лавку, дама вручила врачу тысячу динаров, а коробку передала Прекрасному Нуму, который нашел там запечатанную записку. Но тут он пришел в такое волнение, что разразился рыданиями и лишился чувств, ибо Прекрасная Нима рассказывала ему в своей записке обо всем, что с ней произошло: о том, как она была похищена по приказанию правителя и послана в Дамаск в подарок халифу Абд аль-Малику.

Увидев это, добрая женщина спросила врача:

— Но почему же сын твой залился слезами и упал в обморок?

Он ответил:

— Но могло ли быть иначе, о достопочтенная, если рабыня Прекрасная Нима, которую я вылечил, принадлежит тому, кого ты считаешь моим сыном, и кто в действительности есть сын знаменитого купца эр-Рабиа из Куфы? И сам приезд наш в Дамаск имел целью разыскание Прекрасной Нимы, которая исчезла однажды из дому, похищенная проклятой старухой с предательскими глазами. Отныне же, о мать наша, мы возлагаем лучшие надежды наши на тебя и не сомневаемся, что ты поможешь нам в восстановлении священнейших прав наших.

Затем он прибавил:

— Теперь в залог нашей благодарности возьми себе для начала тысячу динаров халифа. Они принадлежат тебе, а будущее покажет тебе, что благодарность за добрые дела занимает избранное место в сердцах наших.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

А будущее покажет тебе, что благодарность за добрые дела занимает избранное место в сердцах наших.

Тогда добрая женщина поспешила помочь врачу привести в чувство Прекрасного Нума, а затем сказала:

— Вы можете вполне рассчитывать на мое доброе желание помочь вам и на мою преданность.

И, покинув их, она сейчас же отправилась к Прекрасной Ниме, которую нашла сияющей радостью и здоровьем. И, подойдя к ней, она с улыбкою сказала ей:

— Дочь моя, почему ты с самого начала не доверилась твоей матери? Но конечно, ты имела основание выплакать все слезы души своей, разлучившись с господином твоим, кротким Прекрасным Нумом, сыном эр-Рабиа из города Куфы.

И, видя изумление молодой женщины, она поспешила прибавить:

— Ты можешь рассчитывать, дочь моя, на безусловную скромность мою и на мою материнскую благожелательность! Я клянусь тебе соединить тебя с твоим возлюбленным, хотя бы это стоило мне жизни! Успокой же душу свою и предоставь мне позаботиться о тебе по своему усмотрению.

Тогда она оставила Прекрасную Ниму, которая, заливаясь слезами радости, облобызала ее руки и пошла к себе, чтобы приготовить сверток с женским платьем, украшениями и разными мелочами женского одеяния, а затем вернулась в лавку врача и сделала знак Прекрасному Нуму, чтобы он отошел с ней в сторону. Тогда Прекрасный Нум отвел ее в глубину лавки, отделенную занавесом и, выслушав ее планы, нашел, что они были задуманы как нельзя лучше, и доверил себя ее попечению.

Тогда добрая женщина переодела Прекрасного Нума в женское платье, которое она принесла с собой, подвела ему углем глаза и подрисовала родинку на его щеке. Затем она надела ему на руки браслеты, а волосы его, прикрытые мосульским покрывалом, украсила драгоценностями; а затем, оглядев его еще раз в его одеянии, нашла, что он был в этом виде гораздо привлекательнее и прекраснее, чем все женщины, вместе взятые, во дворце халифа. И она сказала ему:

— Да будет благословен Аллах во всех творениях Своих! Теперь, сын мой, ты должен уподобить походку свою походке молодой девушки, продвигаясь вперед мелкими шажками, и правое бедро ты должен выносить вперед, задерживая левое так, чтобы правое твое бедро было впереди, а левое несколько позади. Попробуй пройтись таким образом, прежде чем мы выйдем на улицу.

Тогда Прекрасный Нум принялся повторять в лавке все движения, на которые она ему указывала, и проделал это так искусно, что добрая женщина воскликнула:

— Машаллах! Отныне женщины не должны более похваляться своей походкой! Какие великолепные движения бедер и какие великолепные сотрясения! Теперь, чтобы все было в совершенстве, ты должен придать более томное выражение лицу своему, несколько склонив шею и поглядывая в сторону. Вот так. Превосходно! Теперь следуй за мной.

И она отправилась с ним во дворец.

Когда они подошли к входным дверям здания, отведенного под гарем, главный евнух подошел к ним и сказал:

— Никакое постороннее лицо не смеет входить сюда без особого разрешение эмира правоверных. Уходи же с этой молодой девушкой или, если хочешь, войди одна!

Но знатная дама сказала:

— Куда ты дел свою мудрость, о венец всех стражей! Ведь обыкновенно ты блистаешь самой восхитительной приветливостью, а теперь ты говоришь таким тоном, который вовсе не согласуется с благородным лицом твоим. Разве ты не знаешь, о обладатель изысканных манер, что эта рабыня принадлежит Сетт Захии, сестре нашего халифа, и что, узнав о том, как ты обошелся с ее любимой рабыней, Сетт Захия отставит тебя от должности и даже велит казнить тебя. И таким образом, ты сам будешь виноват в несчастье своем.

Затем женщина обернулась к Прекрасному Нуму и сказала ему:

— Пойдем, рабыня, позабудь о невежестве почтенного стража нашего, а главное, ничего не говори об этом госпоже нашей! Пойдем же, пойдем!

И, взяв его за руку, она провела его через двери, в то время как он склонял голову то вправо, то влево и улыбался главному евнуху, который только покачивал головой.

Войдя во двор гарема, дама сказала Прекрасному Нуму:

— Сын мой, мы отвели тебе комнату в глубине гарема, пройди туда один. Чтобы попасть в эту комнату, ты пройдешь через эту дверь, прямо по галерее, которую увидишь перед собой, потом возьмешь влево, потом повернешь направо и еще раз направо, пройдешь мимо пяти дверей и откроешь шестую дверь — она-то и ведет в комнату, куда я пришлю к тебе Прекрасную Ниму. А затем я позабочусь, чтобы вы оба вышли из дворца, не привлекая к себе внимания стражи и евнухов.

Тогда Прекрасный Нум вошел в галерею, но от смущения сбился и повернул направо, затем налево, прошел по коридору и отворил дверь в шестую комнату.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

И отворил дверь в шестую комнату.

И он очутился в высокой зале с легким сводчатым потолком, по которому были разбиты во все стороны, образуя тысячу бесподобных линий, написанные золотыми сплетающимися буквами стихи из Корана; стены залы были обтянуты розовым шелком, окна убраны занавесами из тончайшего газа, а пол покрыт огромными хорасанскими и кашмирскими коврами; на табуретах были расставлены чаши с фруктами, а на ковре стояли подносы, прикрытые фуляровыми салфетками, под которыми находились, судя по форме и по восхитительному запаху, разные редкостные пирожные, способные усладить самое взыскательное нёбо и приготовляемые с таким совершенством из всех городов всего Востока и даже всего мира в одном только Дамаске.

Но Прекрасный Нум и не подозревал, что ожидало его в этой зале согласно неведомым велениям судьбы.

^{В одну из боковых дверей вошла молодая женщина царственной наружности, одетая только в исподнее платье, без покрывала на лице и без платка на голове.}

Посреди залы возвышался покрытый бархатом трон — единственное сиденье, которое здесь находилось. И, не решаясь выйти назад из опасения встретить кого-нибудь в коридорах, Прекрасный Нум сел на трон и стал ожидать решения своей участи.

Едва прождал он таким образом несколько минут, как до ушей его донесся шелест шелковых одежд, отдававшийся под сводами залы; и он увидел, что в одну из боковых дверей вошла молодая женщина царственной наружности, одетая только в исподнее платье, без покрывала на лице и без платка на голове; за нею следовала босая молоденькая рабыня с цветами в волосах и с лютней из сикоморового[55] дерева в руке. И молодая женщина эта была сама Сетт Захия, сестра эмира правоверных.

Когда Сетт Захия увидела эту закутанную в покрывало особу, сидящую в зале, она приветливо подошла к ней и спросила:

— Кто ты, о незнакомая мне чужестранка? И почему ты сидишь с опущенным покрывалом в гареме, где тебя не может видеть никакой нескромный глаз?

Но Прекрасный Нум, поспешивший встать, не решился произнести ни слова и предпочел хранить молчание.

А Сетт Захия спросила его:

— О девушка с прекрасными глазами, почему ты мне не отвечаешь? Если ты рабыня, изгнанная из дворца братом моим, эмиром правоверных, то поспеши сказать мне это, и я пойду попросить его за тебя, ибо он никогда ни в чем не отказывает мне.

Но Прекрасный Нум по-прежнему не решался ответить. И Сетт Захия подумала, что причиной этого молчания было присутствие молодой рабыни, которая, широко раскрыв глаза, с удивлением смотрела на эту закутанную покрывалом и столь застенчивую особу. Поэтому она сказала ей:

— Ступай, малютка, и постой за дверью, чтобы никто не вошел в залу.

А когда девочка вышла, она подошла к Прекрасному Нуму, который невольно еще плотнее укутался в свое покрывало, и сказала ему:

— Скажи же мне теперь, молодая девушка, кто ты, и как тебя зовут, и как ты попала в эту залу, куда не входит никто, кроме меня и эмира правоверных? Ты можешь говорить со мною вполне откровенно, ибо я нахожу тебя привлекательной, и уже одни глаза твои чрезвычайно нравятся мне. Да право же, я нахожу тебя очаровательной, моя девочка!

И Сетт Захия, чрезвычайно любившая беленьких нежных девушек, не дожидаясь ответа, взяла молодую девушку за талию, привлекла ее к себе и, расстегнув одною рукою ее платье, другою рукою хотела приласкать ее грудь. Но вынуждена была с изумлением убедиться, что грудь этой молодой девушки была совершенно плоская, как у юноши.

Сначала она отступила, но потом снова подошла и хотела приподнять его платье.

Заметив это движение ее, Прекрасный Нум решил, что благоразумнее будет сказать что-нибудь, и, взяв руку Сетт Захии, он поднес ее к своим губам и сказал:

— О госпожа моя, я всецело доверяюсь доброте твоей и отдаюсь под твое покровительство.

Сетт Захия сказала:

— Ты можешь вполне довериться мне. Говори же!

И он сказал:

— О госпожа моя, я вовсе не молодая девушка; меня зовут Прекрасным Нумом, и я сын эр-Рабиа из Куфы. И если я пришел сюда с опасностью для самой своей жизни, то для того, чтобы увидеть супругу мою, Прекрасную Ниму, рабыню, похищенную у меня правителем Куфы, который послал ее в подарок эмиру правоверных. Во имя жизни пророка нашего, о госпожа моя, сжалься над рабом твоим и супругой его!

И Прекрасный Нум залился слезами.

Но Сетт Захия уже кликнула маленькую рабыню и сказала ей:

— Сбегай скорее, малютка, в покои Прекрасной Нимы и скажи ей: «Госпожа моя Захия зовет тебя».

Затем она обернулась…

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

Немного погодя она обернулась к Прекрасному Нуму и сказала ему:

— Успокой душу свою, о юноша! Тебя ожидает только доброе.

Тем временем знатная дама пошла к Прекрасной Ниме и сказала ей:

— Пойдем скорее со мною, дочь моя. Твой господин и возлюбленный ждет тебя там, в комнате, которую я для него приготовила.

И она повела ее, бледную от волнения, в ту комнату, где рассчитывала найти Прекрасного Нума. И можно себе представить, как они огорчились и испугались, не найдя его там! И знатная дама сказала:

— Несомненно, он заблудился в коридорах. Пойди пока в свою комнату, дочь моя, а я отправлюсь разыскивать его!

Но как раз в это время к бледной и трепещущей Прекрасной Ниме подошла маленькая рабыня и сказала ей:

— О Прекрасная Нима, госпожа моя Сетт Захия зовет тебя!

Тогда Прекрасная Нима не могла уже больше сомневаться, что ей и возлюбленному ее грозила погибель, и, шатаясь, последовала за хорошенькой босой девочкой.

Но едва она вошла в залу, как сестра халифа подошла к ней, с улыбкой на устах взяла ее за руку, подвела к Прекрасному Нуму, по-прежнему закутанному в покрывало, и сказала им обоим:

— Вот оно, счастье!

И молодые люди мгновенно узнали друг друга и без чувств упали в объятия друг друга.

Тогда сестра халифа с помощью маленькой рабыни опрыскала их розовой водой, привела их в сознание и оставила наедине. А когда она через час возвратилась, она увидела, что они сидят, прижавшись друг к другу и с глазами, полными слез от счастья и благодарности к ней за ее доброту.

Тогда она сказала им:

— Теперь вы должны отпраздновать ваше соединение, выпить вина за вечность вашего счастья!

И сейчас же по данному ею знаку маленькая смеющаяся рабыня наполнила кубки тончайшим вином и поднесла эти кубки всем присутствующим.

Они выпили, и Сетт Захия сказала им:

— Как вы любите друг друга, дети мои! Вы, конечно, знаете разные дивные стихи о любви и разные прекрасные песни о влюбленных. Мне хотелось бы, чтоб вы пропели что-нибудь. Возьмите эту лютню и заставьте по очереди звучать скрытую в дереве мелодию ее души.

Тогда Прекрасный Нум и Прекрасная Нима поцеловали руки у сестры халифа и, настроив лютню, запели, перекликаясь, следующие чудесные строфы:

Едва только замерли на устах млеющей от счастья Прекрасной Нимы последние звуки этой песни, как в стене внезапно раздвинулись занавеси, и в залу вышел сам халиф.

Увидев его, все трое быстро поднялись и облобызали землю перед ним. А халиф улыбнулся им всем, сел посреди них на ковер и приказал маленькой рабыне разлить вино и разнести кубки. Потом он сказал:

— Теперь мы выпьем, чтобы отпраздновать выздоровление Прекрасной Нимы!

И, подняв золотой кубок, он сказал:

— За любовь глаз твоих, о Прекрасная Нима! — и медленно осушил кубок. Потом он поставил кубок и, заметив присутствие этой неизвестной ему закутанной в покрывало рабыни, спросил у сестры своей: — А кто же эта молодая девушка, черты которой кажутся мне такими прекрасными под этим легким покрывалом?

Сетт Захия ответила:

— Это подруга Прекрасной Нимы, с которой ее нельзя разлучать потому, что она не может ни пить, ни есть с аппетитом, когда не видит ее подле себя.

Тогда халиф откинул с лица юноши покрывало — и был поражен его красотой! В самом деле, у Прекрасного Нума не было еще растительности на щеках, а только легкий пушок, дивно оттенявший белизну его кожи, не говоря уже о прелестном родимом пятнышке и улыбающемся его подбородке.

И, восхищенный, халиф воскликнул:

— Клянусь Аллахом, о Захия, с этого же вечера я сделаю и эту молодую девушку своей наложницей, и отведу ей, как и Прекрасной Ниме, покой, достойный ее красоты, и назначу ей содержание как моей законной супруге!

И Сетт Захия ответила:

— Конечно, о брат мой, эта молодая девушка вполне достойна тебя! — потом прибавила: — Мне вдруг пришла мысль рассказать тебе одну историю, которую я вычитала в книге, написанной одним из наших ученых.

Халиф спросил:

— Какая же это история?

Сетт Захия сказала:

— Знай, о эмир правоверных, что в городе Куфе жил один юноша по имени Прекрасный Нум, сын эр-Рабиа. У него была чрезвычайно красивая рабыня…

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

она сказала:

У него была чрезвычайно красивая рабыня, которую он любил и которая любила его, ибо оба они возросли в одной колыбели и сочетались друг с другом с первых дней своей возмужалости. И они наслаждались счастьем в течение многих лет, пока судьба не повернулась против них и не похитила их друг у друга. И злосчастным орудием этой жестокой судьбы явилась одна старуха. Она увидала молодую рабыню и отдала ее в руки правителю города, который поспешил отослать ее в подарок царю нашего времени.

Но сын эр-Рабиа, узнав об исчезновении той, которую он любил, не знал покоя, пока наконец не нашел ее во дворце самого царя, в его гареме. Но в ту минуту, когда они праздновали свое соединение и проливали слезы радости, царь вошел в залу, где и застал их обоих. Ярость его была безгранична, и, не пожелав даже узнать, в чем дело, он немедленно приказал отрубить им обоим головы. А так как ученый, написавший эту историю, не дает своего заключения на этот счет, то я хотела бы, о эмир правоверных, спросить тебя, что ты думаешь о поступке этого царя, и узнать, как бы ты поступил на его месте при таких же точно условиях?

Эмир правоверных Абд аль-Малик ибн Марван ответил, ни минуты не колеблясь:

— Этот царь не должен был поступать с такой опрометчивостью и сделал бы гораздо лучше, если бы простил молодых людей, так как на это имелось три основания: во-первых, то, что молодые люди серьезно и с давних пор любили друг друга; во-вторых, то, что они были в эту минуту гостями царя, так как находились в его дворце; а в-третьих, всякий царь вообще должен поступать осторожно и обдуманно. Я скажу поэтому, что царь этот совершил поступок, недостойный истинного царя.

При этих словах Сетт Захия бросилась на колени перед братом своим и воскликнула:

— О глава правоверных, ты осудил, сам того не ведая, свой собственный поступок, который ты мог бы совершить! Заклинаю тебя священной памятью наших великих предков и нашего незабвенного царя-отца, быть справедливым в том случае, который я расскажу тебе!

А халиф, крайне удивленный, сказал сестре своей:

— Ты можешь рассказать мне все с полным доверием; но поднимись же!

И сестра халифа поднялась и, обратившись к молодым людям, сказала им:

— Встаньте и вы!

И они встали, и Сетт Захия сказала брату своему:

— О эмир правоверных, эта столь кроткая и столь прекрасная молодая девушка, закутанная в покрывало, есть не кто другой, как Прекрасный Нум, сын эр-Рабиа. А Прекрасная Нима — это та самая молодая женщина, которая была воспитана вместе с ним и сделалась потом его супругой.

А похитил ее не кто другой, как правитель Куфы по имени Бен-Юсеф эль-Текати. Он солгал в том письме, говоря, что купил эту рабыню за десять тысяч динаров. Я прошу тебя наказать этого правителя и простить этих молодых людей, столь достойных оправдания. Помилуй их, памятуя, что они твои гости и находятся под сенью твоею!

При этих словах сестры своей, халиф сказал:

— Разумеется, я не имею обыкновения брать назад свои слова.

Затем он обернулся к Прекрасной Ниме и спросил ее:

— О Прекрасная Нима, ты признаешь, что это и есть господин твой Прекрасный Нум?

И она ответила:

— Да, это так, как ты говоришь, о глава правоверных.

И халиф сказал в заключение:

— Я возвращаю вас друг другу.

Затем он посмотрел на Прекрасного Нума и спросил его:

— Не можешь ли ты сказать мне, по крайней мере, как ты попал сюда и как ты узнал, что Прекрасная Нима находится в моем дворце?

Прекрасный Нум ответил:

— О эмир правоверных, даруй рабу своему несколько минут внимания, и он расскажет тебе всю свою историю!

И он немедленно посвятил халифа во все происшедшее от начала и до конца, не пропуская ни одной подробности.

Халиф был чрезвычайно удивлен и захотел видеть персидского врача, который сыграл в этой истории удивительную роль; и он назначил его врачом при своем дворце в Дамаске и осыпал его почестями и щедротами. А Прекрасного Нума и Прекрасную Ниму он оставил в своем дворце на семь дней и на семь ночей, устроив в их честь великие пиршества, а затем отослал их в Куфу, осыпав их подарками и почестями. И он отстранил от должности прежнего правителя и назначил на его место купца эль-Рабиа, отца Прекрасного Нума. И таким образом, все они жили, наслаждаясь полным счастьем, и прожили так долгую и прекрасную жизнь.

Когда же Шахерезада умолкла, царь Шахрияр воскликнул:

— О Шахерезада, эта история действительно очаровала меня, и особенно взволновали меня стихи. Но правду сказать, я с удивлением замечаю, что в ней нет тех подробностей о способах любви, которые ты мне обещала.

А Шахерезада слегка улыбнулась и сказала:

— О царь благословенный, эти обещанные мною подробности относятся к истории Ала ад-Дина Абу аль-Шамата по прозванию Родимое Пятнышко, которую я еще расскажу тебе, если только опять будет у тебя бессонница!

А царь Шахрияр воскликнул:

— Что ты говоришь, о Шахерезада! Ради Аллаха, разве ты не знаешь, что, если бы даже мне угрожала смерть от бессонницы, я захотел бы прослушать историю о прекрасном Ала ад-Дине Абу аль-Шамате по прозванию Родимое Пятнышко! Поспеши же начать ее!

Но в эту минуту Шахерезада заметила, что близится утро, и отложила эту историю до следующей ночи.

А когда наступила

она сказала: