Тысяча лет счастья

Глава 10

На обед я пришел, когда ресторан практически опустел — не хотелось ни с кем встречаться. Стеснялся ли я своей слабости? Скорее, мне было противно. Поел суп с вермишелью, в котором плавали два микроскопических кусочка курицы, пожевал тушеные баклажаны и отправился в бар, где выпил стакан местного рома, который походил на настоящий только своей крепостью. Взяв в библиотеке книгу местного писателя, пришел в номер, открыл, понял, что читать это невозможно, включил телевизор и под его бормотание уснул до ужина. Разбудил меня стук в дверь.

— Привет, — сказал Рыжий, — ты куда пропал? Мы уж решили, что тебя отвезли в Управление для душевной беседы.

За столом мы сидели вчетвером. Я рассказал о прошедшей беседе, сказал, что мне все противно, но я не знаю, что делать дальше.

— А что тут думать, — усмехнулся Рыжий. — Поработай, подними местную кибернетику на уровень, достойный величия Сеньора Гобернанте. Если ты на полном обеспечении, то хоть обеды у тебя будут съедобнее.

Оказалось, что все члены нашей компании также прошли интервью. Услышав, что Рыжий страховой агент, сказали, что страхования на острове нет, тут все протекает спокойно без несчастных случаев и пожаров. Ему предложили странную работу в Министерстве Связи — анализировать переписку подозрительных личностей и иностранных гостей, но он отказался, сказав, что у него слабое зрение. В результате они с Джоном будут работать в отеле садовниками и поддерживать порядок на пляже — убирать по утрам водоросли и граблями ровнять песок. Местные садовники были призваны в армию, но неделю они поработают вместе, чтобы передать им свой опыт. Мери предложили работу на кухне ресторана, она отказалась и устроилась горничной.

— Ненавижу готовку и обожаю наводить порядок, — сообщила она.

— Нам даже будут платить, — сказал Джон.

Все посмотрели на меня. Мне нечего было сказать. О деньгах утром разговора не было.

— Видимо, твоя работа настолько духовна, что деньги в этом вопросе просто неуместны, — съязвил Рыжий.

Я встал и собрался уходить, не допив кофе.

— Брось! — Рыжий потянул меня за рукав футболки. — Мы тут все в дерьме. Давай посмотрим через пару дней, к чему все это приведет.

В холле работал телевизор. Я услышал, что день закладки автозавода приближается, а потом вдруг слух резануло мое имя. Джон остановился и присвистнул:

— Ого, мы становимся героями телеэкрана!

На экране возникло мое лицо, потом лицо полковника, который спрашивал меня об отношении к достижениям страны под руководством Сеньора Гобернанте. Потом опять мое лицо — я и не подозревал, что могу выглядеть таким идиотом. Идиот на экране промямлил, что страна Ла-Эсперанса прекрасна, что это маленький рай и сотрудники отеля делают все возможное, чтобы гости чувствовали себя как дома. Потом на экране появилось довольное лицо диктора, который сообщил, что я начинаю работать в Кибернетическом центре и что остальные гости тоже начнут трудиться, понимая важность задач, поставленных Сеньором Гобернанте.

— Не обращай внимания, — Рыжий хлопнул меня по плечу. — Они уже не знают, чем заполнить эфир. Пойдем в бар. В этом мире ты либо пьешь, либо начинаешь верить телевизору. Джон, Мери, присоединяйтесь.

Это было самое лучшее, что мы могли придумать.

А вечером мы узнали, что на острове запрещены куклы «Барби». Это не просто куклы, а исчадья капитализма, которые все время чего-то хотят: наряды, машину, дом, мебель… В республике Ла-Эсперанса приоритет духовных ценностей.

Глава 11

Граклы исчезли. Дерево, обнаженное и беспомощное, одиноко торчало на фоне мутно-голубого утреннего неба. Я смотрел на него несколько секунд, ощущая непонятное облегчение. Что-то изменилось. Или изменится. Может быть, не сегодня, но скоро. Я повторил это про себя как заклинание и направился к воротам. Там меня уже ждала машина — угольно-черная, с затемненными стеклами, без единого следа пыли, сверкающая на солнце, будто огромный жук с лакированным панцирем. Сверкали даже шины. Лейтенант, молодой смуглый человек с высокими скулами, лениво курил у капота. Увидев меня, он изящным движением выбросил окурок, посмотрел на часы, сказал: «Буэнос диас», показал на заднюю дверь, сам сел на переднее сиденье. Шофер — сержант с огромными ушами — молча завел двигатель, и мы тронулись.

— Далеко нам ехать? — спросил я.

— Нет, близко, — не оборачиваясь ответил лейтенант.

Мы быстро выехали из города, какое-то время ехали вдоль моря, потом свернули на боковую дорогу, удивительно ровную, словно ее полировали по утрам, пока весь остальной остров терпеливо ждал своей очереди на улучшение. Дорога шла сначала через сельву, потом мы стали подниматься на заросший соснами пологий холм, миновали полуразрушенную каменную пирамиду, немного попетляли, проехали вдоль металлического забора с кольцами колючей проволоки наверху и вскоре остановились перед глухими железными воротами. Из будки вышел сержант, лейтенант показал ему пропуск, сержант кивнул, вернулся в будку, и ворота начали медленно открываться. Мы проехали метров триста и встали у двухэтажного белого здания с квадратными окнами, забранными решетками. Лейтенант вышел из машины, достал сотовый телефон, отрывисто что-то сказал, и через минуту из двери вышел Армандо. Одет он был так же, как вчера: темные брюки, белая рубашка, галстук. Только вчера галстук был красного цвета, сегодня — синего. Он махнул рукой, лейтенант вернулся в машину, сказал, что мы прибыли, и чтобы дальше я выполнял все приказы сеньора Армандо Рамоса.

Я огляделся. Передо мной раскинулась абсолютно стерильная территория. Здесь было не просто чисто — это была декорация, напоминание о том, что хаосу природы здесь нет места. Несколько идеально покрашенных белых зданий, похожих на то, у которого мы стояли, узкие асфальтовые дорожки, аккуратно постриженные газоны, которые казались искусственным ковром. Цветов не было, здесь, в царстве строгости и порядка, они казались бы лишними. Чистота и совершенство превосходили разумные пределы. Даже на пальмах, посаженных вдоль дорожек, не было ни одного желтого листа.

— Буэнос диас, — сказал Армандо. — Идемте, я вас представлю генералу. Он вам расскажет о специфике нашей работы.

Мы вошли в вестибюль, прошли мимо автоматчика, застывшего у небольшого столика с телефоном, прошли узкий длинный коридор и остановились перед дверью из светлого дуба. Армандо поправил галстук, открыл дверь и пригласил меня войти.

Кабинет генерала оказался на удивление аскетичным: зеленый сейф в углу, белый шкаф, огромный стол и красный ковер на полу. Стул был один, на нем и сидел генерал — плотный мужчина с седым ежиком на голове, одутловатыми щеками под маленькими, глубоко посаженными глазами, сверлящими собеседника. Армандо щелкнул каблуками, доложил, что доставил нового программиста и, не дожидаясь команды, удалился. Я подошел к столу. Генерал осмотрел меня с ног до головы. Чтобы посмотреть на мои ботинки, ему даже пришлось привстать со стула. Казалось, этот момент был для него особенно важен. Осмотром он остался доволен, его взгляд немного смягчился.

— Первое, — сказал он неожиданно тихим, слабым голосом, — все, что вы тут узнаете, следует забыть, когда покидаете территорию центра.

Говорил он монотонно, как будто перечислял правила пользования бассейном.

— Второе — ни с кем не обсуждать специфику вашей работы, кроме начальника и меня. Третье — ни с кем из сотрудников не разговаривать. Даже о выпивке и женщинах. Четвертое — выходить из здания можно только в обед. Курить в специальной комнате не чаще трех раз в день. Любое нарушение этих правил карается.

Он не уточнил, чем именно карается, но выражение его лица давало понять: вариант «штраф» не предусмотрен.

Я молча кивнул.

— Все, можете идти, — махнул он рукой, как будто отгоняя надоедливую муху.

Армандо ждал меня в коридоре.

— Идемте, — сказал он, — покажу ваше рабочее место.

Мы вернулись в вестибюль, поднялись по широкой лестнице на второй этаж и оказались в огромном помещении, заставленном столами с компьютерами. За столами сидели молодые мужчины, не отрываясь смотрели в экраны и никак не отреагировали на наше появление. Тишину нарушал только треск клавиатур, мне даже показалось, что все стучат по клавишам синхронно. Армандо подвел меня к столу, стоящему у окна, протянул мне бумажку с паролем, сказал, чтобы я освоился, а потом подошел к нему за инструкциями. Он показал на угол комнаты, огороженный прозрачным пластиком.

Я ввел пароль, на экране оказались знакомые иконки. Немного смущали испанские названия, но я быстро привык, открыл браузер и с изумлением обнаружил, что для меня открыт доступ в мировую сеть без всяких ограничений: любой новостной сайт, все социальные сети. Такое доверие, наверное, дорого стоило. Мало ли что я могу прочитать об этой сказочной и счастливой стране! Я открыл свой блог, прочитал последний восторженный пост о том, что завтра начинается отпуск и я скоро окажусь в райском уголке, где главной заботой будет выбор блюд на завтрак, обед и ужин.

Да уж, райский уголок… Я поднял глаза, увидел Армандо, наблюдающего за мной сквозь прозрачную перегородку, решил, что знакомство с компьютером окончено, и направился к нему в офис.

Странный был у него взгляд. Вроде бы он смотрел мне в глаза, но казалось, он смотрел сквозь меня, куда-то далеко за мой затылок.

— Я вам пришлю список новостных сайтов, персональных страниц и блогов политических комментаторов, — бесстрастно сказал он. — Ваша задача — каждое утро сканировать тексты, находить там любое упоминание нашей страны и Сеньора Гобернанте, выделять их и сортировать по тону. Нейтральные, негативные, положительные. Все это заносить в таблицу, указывая источник. Пока работать вручную, но, если сможете написать программу, которая разделит тексты по эмоциональной окраске, вам будет проще. Это будет вторым этапом работы. Справитесь? Я знаю, что вы раньше работали с текстами.

Я осторожно спросил:

— А если программа случайно что-то классифицирует неправильно?

Армандо сделал паузу и улыбнулся, как будто посмотрел на кота, сбросившего на пол вазу с цветами.

— Ошибок в таблице быть не должно.

Я сказал, что начну прямо с этой минуты, но потребуется несколько дней для завершения первого этапа и еще две-три недели для второго. Армандо кивнул, сказал, что это нормально, и дал мне неделю до первого отчета.

Из новостей: на острове не рекомендовано сообщать собеседнику плохие новости. Диктор сказал, что, прежде чем что-то сказать, надо подумать — улучшат ли такие новости настроение собеседника? Не повлияют ли они на его работоспособность? Не ухудшат ли его здоровье?

Глава 12

Проект оказался сложнее, чем я думал. Армандо прислал список сайтов, который напоминал каталог всех уголков земного шара, где хоть раз кто-то произнес: «Ла-Эсперанса». Сотни ссылок на французские, немецкие, японские, китайские, индонезийские и прочие сайты. Тут без переводчика не обойтись — придется встроить его в программу поиска.

— Неужели где-нибудь в Осаке есть люди, которые пьют чай и обсуждают Ла-Эсперансу? — пробормотал я.

Чтобы проверить это, я открыл японский сайт и с удивлением обнаружил, что на первой странице республика Ла-Эсперанса упоминается. Оказалось, что компания «Тойота Мотор» ведет переговоры с правительством республики о строительстве завода по сборке электромобилей. На американских сайтах я обнаружил, что и «Тесла» ведет такие же переговоры с Мексикой и с республикой Ла-Эсперанса. Теперь стало ясно, почему еще не заложен первый камень в фундамент автозавода — Сеньор Гобернанте еще не решил, какая компания сделает жителей острова более счастливыми.

На китайском сайте я с интересом почитал язвительную статью о Бутане — еще одной стране всеобщего счастья, где за счастливой жизнью сограждан следит соответствующее министерство и есть конституционная гарантия счастья. Очень мне понравилось, что вместе с Валовым внутренним продуктом в Бутане измеряют уровень Валового национального счастья. Там же были упомянуты ОАЭ и Венесуэла, которые стремятся к созданию социальных благ и удовольствий. В отличие от стремлений других стран республике Ла-Эсперанса никуда стремиться не надо. Там все граждане уже счастливы, и так будет как минимум тысячу лет. И в какую колонку мне поместить такую статью? Это констатация факта всеобщего счастья или насмешка? В той же статье приводятся данные по Внутреннему валовому продукту на душу населения, которые, как считает автор, и есть главный критерий — способна ли страна сделать своих граждан счастливыми. Бутан, где, судя по всему, в ВВП входит учет коров, монахов и туристов с рюкзаками, был в нижней части таблицы, а республика Ла-Эсперанса там вообще отсутствовала. То ли Сеньор Гобернанте запретил публиковать экономические показатели, то ли никто ничего не вычислял, чтобы не омрачать счастье жителей острова.

Часа через два я почувствовал, что мое тело стало частью стула, а глаза, уставившись в экран, будто разучились видеть. Пространство вокруг расплылось, превратившись в неясные контуры со светлыми пятнами мониторов, из звуков остались только щелканья клавиш, а запахов вообще не было. Я встал, раздвинул руками застывший воздух и несколько раз присел. Армандо на секунду оторвался от своего монитора, посмотрел на мои упражнения, но никак не отреагировал. Программисты, сидевшие за соседними столами, даже не повернули головы в мою сторону, как будто меня не существует.

Вот так! Никому ничего не интересно. Я почувствовал острую потребность обсудить прочитанное, но с кем? Здесь не с кем. Даже в отеле мне придется молчать и стараться перевести разговор на другую тему. Тут я вспомнил, что мне положены три перекура. Я не курил, но кого это тут волнует?

В курилке сидело человек десять. Курили лишь трое, остальные, тупо уставившись в пол, терли глаза. Молчание было гнетущим. Я посидел минуты три и ушел. Сидеть среди молчащих было еще то испытание. Как будто оказался в камере смертников, где все молча ждут своей очереди на виселицу. И что, так будет всегда? Вот так, восемь часов смотреть в экран, а потом молчать, не смея ничего рассказать или обсудить? Ладно, сегодня я вернусь в отель, где можно обсудить хотя бы погоду. А если меня переселят в общежитие?

В час дня в комнате прозвенел звонок. Обед, догадался я. Все одновременно поднялись и направились к выходу. Столовая оказалась в полуподвальном помещении. На раздаче я был приятно удивлен. Мясо, рыба, курица, овощи, фрукты, три вида супов. Я набрал полный поднос и подсел к парню, на футболке которого было написано что-то по-французски. Поздоровался, тот кивнул в ответ.

— Прекрасный выбор, — сказал я по-английски, показывая на свой поднос. Потом повторил то же по-испански.

— Да, — ответил он по-французски.

— Канада, Франция?

Парень пожал плечами, будто ему все равно, кем он был до этого дня. Понятно, даже в обед тут поговорить не получится. Я принялся за еду, не ощущая ее вкуса. Допив кофе, я попрощался, парень рассеянно кивнул, и я отправился писать коды.

В шесть часов опять затрещал звонок. Я вышел на улицу, ожидая увидеть свой автомобиль, но рядом с корпусом никаких машин не было. Программисты, вышедшие со мной, потянулись к воротам, и я пошел за ними. За воротами, на огромной парковке стояло несколько автобусов и знакомый черный автомобиль. Куривший рядом лейтенант увидел меня, махнул рукой — давай, дескать, сюда.

— Завтра я не приеду, — сказал он, когда мы сели в машину. — В восемь тридцать к отелю подойдет автобус, который вас отвезет на работу. В шесть вечера вам следует найти автобус с номером пять, он развозит всех сотрудников центра по отелям и квартирам.

Ну, и ладно! Ясно, что персонального автомобиля я еще не заслужил.

Глава 13

— Рассказывай! — Рыжий отставил свою тарелку и повернулся ко мне.

Мы вчетвером сидели в ресторане за одним столом, разглядывая свои тарелки, в которых поверх риса чернели кусочки жареных баклажанов.

— Что ел на обед?

Тут ко мне повернулись все.

Я рассказал.

— Про соус подробнее, — попросила Мэри.

Я рассказал про соус.

— Ананас был? — спросил Джон.

— Да, нарезанный кусочками.

— Сволочи! Вот так тебя купили! — вздохнул Джон. — А мы сегодня целый день корячились на жаре, подрезали кусты. Теперь я всю жизнь буду ненавидеть самшит.

— А ты как? — спросил я Мэри.

— У меня десять комнат для уборки. Главное — не скручивать полотенца в лебедей, тогда можно управиться до обеда, когда все на пляже. После обеда я свободна, но в это время самая жара. Я просидела в комнате под кондиционером. На море пойду после ужина.

— Что за работа у тебя? — спросил меня Рыжий.

Я замялся.

— Восемь часов за компьютером не вставая. С непривычки тяжело, остальные сидят, будто им приклеили задницы к стульям.

— Подробности можно?

Я покачал головой.

— Нет.

— Да и так ясно, — усмехнулся Джон. — Небось приказали рыскать по соцсетям в поисках крамолы.

— Нет.

— Ладно, — Рыжий хлопнул меня по плечу. — Мы понимаем. У тебя, наверное, режим построже, чем у нас.

— Да, — согласился я. — Вход в здание в девять, выход в шесть. Три перекура и обед.

— Хотел купить в нашей лавке чипсы, а моя кредитка не сработала, — сказал Джон. — Империалистическое зло. Наличных у меня пятьдесят долларов, а зарплата через две недели. На этой диете, — он ткнул вилкой в рис, — я протяну максимум дней десять.

— Сотню могу подкинуть, — сказал Рыжий. — Потом отдашь.

— Благодетель ты наш, — вздохнул Джон.

Мы перешли к кофе.

— Я говорила с одной горничной, — сказала Мэри, отставляя свою чашку. — Ну и дерьмо они варят! — Она поморщилась. — У нее муж военный, он уже три дня дома не ночует. Их держат в казармах.

— А она не сказала, почему? — лениво поинтересовался Джон.

— Нет.

— Лучше бы сказала, когда все это закончится. Тогда, может, начнут нас лучше кормить.

— Не хлебом единым, — Рыжий допил кофе и поставил чашку на стол. — В трудные минуты читайте Библию.

— Утешил, — буркнул Джон.

В холле меня поймал Хосе. Он схватил меня за руку, долго тряс, поздравил с успешным первым днем на работе.

— Откуда ты знаешь, что день был успешным? — меня почему-то разозлило его поздравление.

— Армандо посмотрел твои коды, написал служебную записку, отметил твой высокий профессионализм.

Я не посылал Армандо никаких кодов. Значит, он видит, чем я занимаюсь. Все под контролем.

Вечер я завершил в баре. Остальные пошли на пляж купаться. Я пил разбавленный ром и пытался ни о чем не думать. Над барной стойкой работал телевизор. Я узнал о новом указе Сеньора Гобернанте: принимать душ каждое утро, но не дольше, чем три минуты. И не употреблять сырой лук и чеснок за завтраком.

Глава 14

Прошла неделя. С первым этапом проекта я справился. Сайтов, где упоминался Сеньор Гобернанте, оказалось подозрительно мало, словно весь мир договорился его игнорировать. Так что второй этап был не нужен — с пятью статьями или комментариями было легко справляться вручную. Программа находила эти статьи, переводила их на испанский и последовательно показывала тексты на экране. Мне оставалось только нажать одну из трех клавиш, и статья отправлялась в соответствующую колонку таблицы. Я ожидал потока критики, обвинений, разоблачений — но вместо этого обнаружил только вялые упреки: отсутствие статистики, торговые ограничения и всякие мелочи, которые едва ли волновали даже самих критиков. Ни одного слова про иностранцев, оказавшихся в плену «вечного счастья». Ни строчки о закрытом аэропорте, о военных патрулях, о ночной стрельбе, что несколько раз будила меня, разрывая душную тьму островных ночей.

Я безрезультатно пытался поговорить с кем-нибудь из программистов. Они практически не реагировали даже на самые невинные вопросы о погоде или о качестве еды в столовой. Только Француз — я так стал называть парня с французской надписью на футболке — пару раз согласился, что на улице жарко, а к еде у него нет никаких претензий. Говорил он по-испански с чудовищным акцентом, но понять его было можно. Оказалось, что он жил в соседнем отеле. Наши пляжи разделял символический заборчик, и однажды вечером я его увидел. Он сидел в шезлонге рядом с красивой брюнеткой и с жаром ей что-то рассказывал. Я подошел к границе пляжей, свистнул и помахал ему рукой. Он небрежно махнул в ответ и продолжил общение с девушкой.

Армандо похвалил мою работу, как хвалят собаку, принесшую палку, брошенную хозяином, сказал, чтобы я не терял время на второй этап, а продолжал ежедневно присылать ему таблицу. Он не уточнил, куда уходят мои отчеты, но однажды я услышал по телевизору знакомый текст — статья, советующая провести отпуск на золотых пляжах Ла-Эсперансы. Я занес в таблицу этот текст двумя днями ранее, и теперь он превратился в пропагандистскую риторику. Сначала я обрадовался, решив, что аэропорт снова заработал, но затем вспомнил, что в наш отель так и не прибыл ни один новый турист.

Закончив первый этап, я обнаружил, что делать на работе мне особо нечего. С таблицей я справлялся за полчаса, а остальное время лазил по сети, читая мировые новости, в которых не было ни войн, ни эпидемий, ни дефицита продовольствия. Все было настолько спокойно, что мне хотелось поверить, будто катастрофы действительно есть, но их тщательно скрывают. Возможно, мои соседи-программисты отлавливали такие новости, прежде чем они успевали попасть в эфир. Или, может, всю эту информационную лавину сочиняли специально обученные люди, для которых правда была всего лишь одним из вариантов художественной реальности. Однажды я поймал себя на мысли: а что, если весь мир действительно погружен в катастрофу, но интернет и газеты скрывают это? Что, если Гобернанте — единственный человек, который знает правду? От этой мысли мне стало страшно, я встряхнул головой, пошел в курилку, посмотрел на измученные лица коллег и решил, что на этом острове нет ничего вреднее, чем смотреть телевизор или читать новости на официальных сайтах, одобренных Сеньором Гобернанте.

Я понимал, что Армандо знает, чем я занимаюсь, но он хранил молчание, делал вид, что не происходит ничего крамольного. А может, я попал в список избранных, которым разрешено знать правду? Ведь делиться своими открытиями я ни с кем не мог, так что мои знания были не опасны для процветания и счастья в республике Ла-Эсперанса.

Где-то в середине второй недели случилось неприятное. Я стоял на парковке центра и ждал автобуса номер пять. Другие автобусы уже уехали, а мы, семь программистов, стояли в тени пальмы и ругались. Минут через десять к нам подошел офицер и раздал каждому по листочку. Я прочитал, что мне выпала честь быть отмеченным Сеньором Гобернанте и что теперь мне предоставлена возможность жить в отдельной комнате комфортабельного общежития на территории Центра. Здание общежития расположено в сосновой роще, рядом плавательный бассейн, спортивные площадки, сеть тенистых дорожек для прогулок и бега трусцой. Завтрак и ужин будут сервироваться в столовой, которая располагается в цокольном этаже общежития, причем меню составлено нутрициологами с учетом, что мы все заняты сложной умственной работой. В нижней части листочка был нарисован план территории центра с отмеченным зданием общежития и указан номер комнаты, где мне предстояло жить.

— Меrdе! — услышал я. Рядом стоял Француз, рассматривая свой листок.

Я поддержал его, выругавшись на английском и испанском.

Здание общежития и правда находилось в райском местечке. Воздух пропитан запахом сосновой хвои, прогулочные дорожки покрыты не раскаленным асфальтом, а утрамбованным песком. Порадовал плавательный бассейн — с дорожками и даже небольшой вышкой для прыжков в воду. Баскетбольная и волейбольные площадки, гимнастические снаряды. Имелось даже футбольное поле, покрытое идеальным газоном, которым хотелось любоваться, а не портить его, гоняя мяч. Мячей, сложенных в огромную корзину, было много. Мне даже захотелось выйти на поле и провести мяч от ворот до ворот. В общем, тут все было рассчитано на идеального гражданина, который бегает по утрам, пьет фруктовые коктейли, играет в волейбол, а не сидит в баре с видом «спасите меня отсюда!» Бара, кстати, я не обнаружил.

Комната оказалась ожидаемо уютной. Огромная кровать, два кресла, комод со стоящим на нем телевизором, письменный стол со стопкой блокнотов и набором ручек и фломастеров, на полу ковер, у кровати тумбочка с красивой лампой. Стены украшали фотографии острова: песчаные пляжи, руины майя, сосновые леса, попугаи на ветках. В общем, все располагало к отдыху и неге. На полу стояла коробка, в которой я обнаружил мои вещи, привезенные из отеля. Я перерыл коробку, но не нашел своего американского паспорта. Это было предсказуемо, но огорчительно.

Француз поселился в соседней комнате. Его звали Жан, он и правда оказался из Франции. Жил он в Бордо и приехал сюда с девушкой, соблазненный низкими ценами и рекламными проспектами.

— Мне не оставили выбора — я теперь должен в одиночестве наслаждаться жизнью, — сказал он и выругался.

Мы поговорили минут десять. За это время я узнал много французских ругательств, сказал, что они слабаки по сравнению с испанцами и русскими. Жан попросил научить его испанским ругательствам, сказав, что так ему будет проще тут жить. Точнее, выживать.

Глава 15

Первые дни новой жизни пошли неплохо, что значит: я не выл от тоски на луну и не рыдал, уткнувшись носом в подушку. Территория общежития и правда была создана для отдыха, причем активного, не пляжного. В здании жили не только программисты из филиала кибернетического центра. Чем занимались остальные молодые мужчины и женщины я не знал и не стремился узнать. Меньше знаешь — дольше живешь. Так бы я сформулировал дополнительное мотто остова.

По вечерам на спортплощадках было довольно оживленно. Мы с Жаном оказались в одной волейбольной команде, играли до темноты, так что вечера были занятыми, для грустных мыслей времени почти не оставалось. В нашей команде было две женщины, Жан, конечно, стал ухаживать за одной блондинкой, так что общаться мы стали меньше, что меня не очень огорчало: меньше разговоров — меньше ненужных вопросов.

Где-то в конце второй недели моего пребывания в Центре, меня подозвал Армандо и сказал, что мне поручается новый, очень важный проект и что я должен сначала зайти к генералу. Генерал был краток. Он сказал, что все работы центра государственной важности, секретные, и что я должен ценить оказанное мне доверие. Потом он вскользь упомянул о нарушителях правил и о тех, кто не выполняется приказы, и которым сейчас очень не нравится работа по осушению сельвы. Произнеся сию краткую, но эмоциональную речь, он отправил меня обратно к Армандо, а тот начал рассказывать, что Сеньор Гобернанте доверяет своим подчиненным, что он необычайно мягко, излишне гуманно относится ко всяким нарушениям закона, и этим пользуются его враги. Наша задача — тут Армандо многозначительно поднял палец — не дать никому воспользоваться маленькими слабостями Правителя, помочь ему найти предателей в его окружении. Вот этим мне и придется заниматься в ближайшее время. Безусловно эта проблема решается и сейчас, но средневековыми методами, без использования возможностей современных технологий.

— Сейчас слишком много влияния человеческого фактора — говорил он. — Это некомпетентность, рассеянность, да и что греха таить — возможность сговора или получения взятки от заинтересованных лиц.

Чем больше он говорил, тем меньше мне это нравилось. Залезать в секретные дела, связанные с Сеньором Гобернанте, — это смертельный риск.

— Этот проект только начинается, — продолжил Армандо. — Ты начнешь, мы посмотрим на первые результаты, оценим, кому и когда следует подключиться. Проект сложный, я тебя торопить не буду, но два раза в неделю тебе следует присылать мне подробный отчет о проделанной работе. А суть проекта в следующем.

Оказалось, что за всеми лицами, имеющими доступ к гостайне, ведется круглосуточная слежка. Фиксируется и анализируется их переписка, телефонные разговоры, какие сайты они посещают и сколько времени проводят на тех или иных страницах. О чем и как говорят с коллегами, подчиненными и начальством. Особое внимание уделено их шуткам, даже безобидным, о руководстве. Есть данные по их перемещению по острову, записи домашних разговоров, их встречи на улице, зафиксированные камерами слежения, покупки, гастрономические пристрастия, адреса любовниц. Фиксируется даже время и продолжительность включения домашнего телевизора. Короче, на каждого человека — Армандо сказал: «объекта» — есть огромный массив информации: видео, аудио, тексты. Все это надо собрать вместе, проанализировать и оценить, насколько данный объект лоялен к режиму, нет ли опасности создания преступной группировки с целью захвата власти, есть ли коррупционная составляющая в их хозяйственной деятельности и тому подобное.

Я слушал и у меня холодели руки. Когда Армандо перечислил, что я буду знать, то понял, что это даже не риск, а смертный приговор. Мне, иностранцу, без связей и поддержки — это не простится. О побеге с острова придется забыть — за мной будут следить так же, как перечислил Армандо. А если тут и правда произойдет переворот, или будет попытка переворота, то обладателю такой информации самое место на фонарном столбе с веревкой на шее.

— Очень сложная и ответственная задача, — сказал я. — Боюсь, что могу вас подвести. Может это поручить более опытному программисту?

— Была такая попытка, — усмехнулся Армандо. — Опытный программист работал в стиле двадцатого века и сказал, что ему нужен как минимум год, чтобы получить первые результаты. Тут нужен молодой талантливый программист, хорошо знающий математику. Решение поручить этот проект тебе принято на самом высоком уровне, так что отказаться не получится. Ты можешь, конечно, саботировать, но тогда сработает закон нашего государства о сознательном вредительстве. На досуге ознакомься с ним — это поможет тебе принять верное решение.

Я почувствовал, как на лбу выступает холодный пот.

— Попробую, — сказал я.

— Нет, — Армандо покачал головой. — Ты должен не попробовать. Ты должен добиться результата.

Я кивнул.

Армандо прислал мне два набора файлов с аудио, видео и сотнями текстов и таблиц. Это были данные для двух объектов: А и В. Объекты А и В, чьи жизни превратились в массив данных — рассыпанные пазлы, из которых мне предстояло сложить картину. Но чем дольше я смотрел на эти лица, чем внимательнее вслушивался в их голоса, тем сильнее меня охватывало подозрение, что А и В давно лежат в могиле. Мертвые не жалуются. Если бы они дышали, говорили, если бы кто-то их искал — мне не дали бы доступа к этим файлам.

— Ты должен определить, кто из них боле лоялен режиму и какова вероятность, что они будут участвовать в заговоре по свержению государственной власти, — сказал Армандо, когда я пришел к нему за некоторыми уточнениями.

Я знал, что правильный ответ — сто процентов вероятности предательства. Раз мне доверили эту информацию, значит, их судьба уже решена, но свою догадливость решил оставить при себе. В перечень моих обязанностей догадливость не входила, а лишняя инициатива в секретных делах всегда наказуема.

К счастью, в библиотеке программ я нашел модули для перевода аудио в тексты, а также набор программ по обработке изображений. Я слушал голоса А и В, пытаясь уловить в интонациях обреченность, но там была лишь обыденность: разговоры о погоде, замечания о завтраке, короткие, незавершенные фразы, которые никогда не предвещают финала. И все же я чувствовал его. С уличными видео у меня возникли проблемы. Видеозаписи улиц, где появлялись А и В, казались мне чем-то больше, чем просто картинками. Я смотрел на них часами, наблюдая, как эти люди переходят дорогу, с кем-то здороваются, оглядываются, поправляют одежду. Кого они искали? Кого боялись? Я сумел составить каталог всех лиц, с которыми пересекались А и В, но что делать дальше? Посоветоваться с Армандо? Черт его знает, принято ли это в Центре.

Я решил, составить таблицу лиц, с которыми А и В пересекались на улице чаще одного раза в месяц. Были ли с ними телефонные разговоры — это неясно. У меня не было базы данных с фотографиями всех значимых лиц государства, и я не мог соотнести лицо на видео с телефонным собеседником или автором писем. В результате я уделил больше внимания анализу самих телефонных и домашних разговоров и прочей доступной информации.

В специальной записке я указал на возникшие трудности, чем весьма обрадовал Армандо. Он вызвал меня в кабинет, сказал, что я иду правильным путем и что он будет ходатайствовать об увеличении моей зарплаты. Зарплата, кстати, была весьма недурной даже по американским меркам. Тратить ее было некуда, так что для меня она было только цифрами на бумажке, которую я еженедельно получал из бухгалтерии.

Недели через три произошло неожиданное. Утром пришло письмо, что мне срочно надо зайти к генералу. Я взглянул на офис Армандо, но того не было на месте. Что-то случилось!

Армандо оказался в кабинете генерала. При моем появлении генерал поднялся и встал перед столом. Рядом встал и Армандо. Вид у них был торжественный, как будто им предстояло наградить меня орденом.

— Сеньор Кевин Тейлор, — неожиданно громко сказал генерал, — я имею честь поздравить вас, с сегодняшнего дня вы полноправный гражданин республики Ла-Эсперанса.

С этими словами он вручил мне светло-зеленый паспорт.

— Это большая честь — быть гражданином нашей страны, участвовать в выборах и иметь возможность быть избранным, активно участвовать в общественной жизни, изо всех сил помогать Сеньору Гобернанте делать жизнь на острове еще лучше и счастливее.

Тут он повернулся к Армандо, потом ко мне.

— Это еще не все. Хорошие новости не кончаются. С завтрашнего дня вы переводитесь на новую работу в штаб-квартиру Центра кибернетики. Он находится на территории дворца Сеньора Гобернанте, так что вы представляете, какое вам оказано доверие. Тысячи людей мечтают хоть одним глазком увидеть дворец нашего Правителя, а вы будете находится рядом с ним двадцать четыре часа в сутки.

Генерал кивнул Армандо, который вручил мне красивый бейджик на красной ленте.

— Сегодня вы освобождаетесь от работы. Идите домой, вам привезут коробку, туда упакуйте свои вещи. Если вы делали записи в блокнотах, и они вам больше не нужны — уничтожьте их. Сожгите рядом с корпусом общежития, там есть специальное место. Все ваши рабочие файлы будут переведены на новый компьютер. Завтра в семь утра за вами подъедет машина прямо к корпусу общежития. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было. Я пробормотал, что благодарен за оказанное доверие и постараюсь не опозорить мой новый статус. Выйдя из кабинета, я остановился и, тяжело дыша, прислонился к стене. Я ощущал себя щепкой в море, которую подбросила волна.

Вечером я встретил Жана и рассказал ему о своих новостях.

— Сочувствую, — сказал он. — Теперь ты не сможешь покинуть пределы острова без загранпаспорта Ла-Эсперансы. А получить его — это еще та проблема.

Загранпаспорт… проблема, конечно, но не самая большая в свете сегодняшних новостей.

Телевизор я не включал — моих собственных новостей хватало с избытком. В голове крутилась откуда-то взявшаяся фраза: «в этом раю не хватает только одного: выхода».