Женщина в дюнах


Луис не мог заснуть. Он повернулся, лег на живот, окунул лицо в подушку и прижался к жаркой простыне. На миг у него возникло ощущение, что под ним женщина. От этих прикосновений к постели его залихорадило. Он встал и посмотрел на часы. Было два часа ночи. Что мог он предпринять для успокоения?

Он вышел из своей студии. Светила луна, и дорога была хорошо видна. Она вела через этот прибрежный город в Нормандии, полный маленьких коттеджей, которые сдавались на день или на неделю.

Луис бесцельно шел вперед. Вдруг он увидел, что в одном из коттеджей, стоявшем на отшибе в лесу, горит свет. Удивившись, что кто-то не спит в такой поздний час, Луис бесшумно приблизился, идя по песку, который заглушал его шаги. Жалюзи в домике были спущены, но не до конца, и комната сквозь них хорошо просматривалась. То, что он там увидел, заставило Луиса замереть.

На широчайшей кровати со множеством разбросанных подушек и смятых одеял, как будто она только что была местом сражения, полулежал, словно загнанный в угол этой горой подушек, очень спокойный и довольный, как паша в гареме, мужчина — голый, с согнутыми ногами, и женщина, тоже обнаженная, которую Луис видел только со спины, склонялась перед этим пашой, пряча голову между его ног. Она двигалась и испытывала такое наслаждение, что ее бедра слегка дрожали, а ноги были так напряжены, словно вот-вот она собиралась взвиться в прыжке.

Время от времени мужчина гладил ее по голове, словно укрощая ее неистовство, и в какое-то мгновенье попытался отодвинуться. Тогда она очень быстро подпрыгнула и встала на колени, прямо над его лицом. Он остался неподвижен. Ее живот изогнулся, она продолжала поддерживать себя над ним. Он был словно пригвожден ею, и она подвинулась ближе к его рту, который еще не трогал ее. Луис увидел, как мужской фаллос поднялся и вытянулся, и мужчина попытался опустить женщину на себя. Но она осталась там, где была, глядя вниз и наслаждаясь зрелищем своего живота и волос поблизости от своего входа, который был так близок к его рту. Затем медленно-медленно она опустилась ближе к нему, ее голова склонилась, и она смотрела, как его губы тают между ее ногами.

Некоторое время оба оставались неподвижны. Луис чувствовал такое смятение, что отошел от окна. Если бы он продолжал видеть все это, ему пришлось бы броситься на землю и как-то удовлетворить сжигающее его желание, что его вовсе не привлекало. Но он представил себе, что в каждом доме происходит что-то подобное, и ему захотелось жить, как и все, этой ночной жизнью.

Он пошел быстрее, охваченный навязчивой картиной мужчины и женщины, видом ее крепкого круглого живота в тот миг, когда она, словно арка, стояла над мужчиной.

Скоро он был среди песочных дюн. Дюны сияли, как снежные холмы в прозрачной ночи. За ними лежал океан, Луис слышал его ритмичное дыхание. Луис шел в лунном свете, и вдруг увидел, что кто-то идет перед ним, идет быстро и легко. Это была женщина. Она шла к океану. Он последовал за ней, и так они двигались в снежных дюнах довольно долго. У самой воды она выскользнула из одежд и постояла обнаженная, облитая летней ночью. Потом она вошла в прибой, и Луис подражая ей, тоже снял одежду и вошел в воду. Только тогда она заметила его. Она замерла. Но потом, разглядев в лунном свете его молодое тело, его красивую голову и его улыбку, она перестала его бояться. Он подплыл к ней, и они улыбнулись друг другу. Их улыбки были ослепительны даже ночью, они оба едва могли различить что-нибудь кроме своих улыбок и очертаний тел друг друга. Он подошел к ней ближе. Она не испугалась. Неожиданно он умело и грациозно поплыл вокруг ее тела, трогая его, лаская. Она продолжала плыть, и он повторил свое движение. Тогда она встала на дно, а он нырнул и проплыл между ее ногами. Они смеялись. Оба они легко двигались в воде. Он был глубоко взволнован, и когда он плавал, его фаллос был твердым. Потом они приблизились друг к другу, полусогнувшись, словно для борьбы. Он прижал ее к себе, и она почувствовала твердость его фаллоса. Он поместил его между ее ног. Она прикоснулась к нему. Его руки изучали, ласкали ее. Затем она снова отодвинулась, и он поплыл, чтобы догнать ее. Снова его фаллос лег между ее ногами, он прижал ее к себе крепче и хотел проникнуть в нее. Она вырвалась, освободилась и выбежала из воды в песчаные дюны. Влажный, сияющий, смеющийся, он побежал за ней следом.

Эта гонка, тепло, разлившееся от нее по телу, снова разожгли его желание. Они упали на песок, он на нее. И как раз в тот момент, когда он больше всего желал ее, сила неожиданно покинула его. Она лежала ждущая, улыбающаяся, влажная, а его желание иссякло. Луис был разочарован. Он столько дней жаждал подобного мига! Он хотел взять эту женщину и не мог, чувствовал себя глубоко униженным. Но, как ни странно, ее голос прозвучал с особенной нежностью: «У нас впереди много времени. Не двигайтесь. Это чудесно».

Ее тепло передалось ему. Желание не вернулось, но было сладко чувствовать ее тело. Их тела соприкасались, все было слито — бедра, живот, грудь, губы. Потом он соскользнул, чтобы посмотреть на нее — на ее длинные стройные, словно отполированные, ноги, густые волосы между ними, ее прелестную матовую и сверкающую кожу, высокие полные груди, длинные волосы, крупный улыбающийся рот.

Он сидел в позе Будды. Она склонилась над ним и взяла в губы его маленький, увядший фаллос. Она лизала его мягко, нежно, медленно лаская головку. Он опустил взгляд вниз и удивился тому, как красиво изогнулся ее большой алый рот вокруг его фаллоса. Одной рукой она трогала округлости его тела, другой ласкала головку фаллоса, накрывая ее и снова нежно открывая. Затем, присев перед ним, она, взяв фаллос, поместила его между своими ногами. Она ласкала им свой вход, прижимая, вбирая, впитывая его. Луис смотрел на ее руку и думал о том, как эта рука прекрасна, что она держит его фаллос словно цветок. Фаллос напрягся, но не стал еще настолько твердым, чтобы войти в нее. Ее вход был открыт, и он увидел, как поблескивая в лунном свете, появилась влага ее желания. Она продолжала втирать его в себя, и оба тела, одинаково прекрасные, были сосредоточены на этом движении, его маленький фаллос чувствовал теплоту ее кожи, и ее теплая плоть наслаждалась.

«Дай мне язык», — сказала она и склонилась к нему. Не переставая ласкать его фаллос, она взяла его язык в свой рот. Каждый раз, когда фаллос касался ее клитора, она трогала языком самый кончик его языка и Луис чувствовал, как теплота проходила по всему его телу от языка до фаллоса и обратно. Слегка хриплым голосом она сказала: «Еще, еще дай язык». Он послушался. «Еще, еще, еще», — повторяла она настойчиво, и когда он стал делать то, что она хотела, он почувствовал такое возбуждение во всем теле, как будто его фаллос сам потянулся к ней, чтобы войти в нее. Ее рот был приоткрыт, тонкие пальца обвились вокруг фаллоса, ноги были раздвинуты ожидающе.

Он почувствовал толчок, кровь побежала по телу вниз. Он напрягся. Женщина ждала. Она не приняла его в себя сразу же. Она хотела, чтобы он еще касался ее языка, чтобы он задыхался, как животное в жаркий день, чтобы он открылся весь, чтобы он весь потянулся к ней. Он смотрел на красные губы ее входа, открытого и ждущего, и неожиданное грубое желание сотрясло его, и его орган окреп окончательно, он бросился на нее — язык внутри ее рта, фаллос, проникший в нее. Но снова он не смог удовлетворить себя. Они оставались так долгое время. Наконец встали и пошли, неся одежду в руках. Фаллос его был вытянут и упруг, и она им любовалась. Время от времени они бросались на песок, и он брал ее, мял и оставлял, влажную и горячую. И они снова шли, и когда она была перед ним, он обхватил ее руками сзади и опрокинул на землю, так что они соединились, как животные, опираясь на руки и колени. Он был внутри нее, качался, толкал и вибрировал, и целовал ее, и держал ее груди в своих руках. «Хочешь ли ты этого, хочешь?» — спрашивал он. «Да, только сделай так, чтобы это длилось, не кончай. Мне нравится так, как сейчас: снова, и снова, и опять сначала». Она была влажной и вся дрожала. Она вставала и шла в ожидании, когда он бросит ее на песок и снова возьмет, возбудив и затем оставив до того, как она кончит. Каждый раз она заново ощущала его руки вокруг ее тела, теплый песок на коже, его ласкающий рот и ласкающий ветер. Когда они шли, она касалась его фаллоса и задерживала его в своей руке. Однажды она остановила Луиса, встала перед ним на колени и взяла его фаллос в рот. Он стоял над ней, словно башня, и его живот был слегка выгнут. Другой раз она прижала фаллос к ложбинке между грудей, словно устроив для него там ложе, и держала его в руке, давая ему скользить в этих мягких объятиях.

У них кружилась голова, они дрожали от ласк и были словно пьяные. Наконец они увидели дом и остановились. Он стал умолять ее уйти в кусты, потому что хотел закончить, и не мог больше вынести ожидания. Она была очень возбуждена и все-таки не торопилась, следуя за его желанием. И в этот раз, когда он был внутри нее, он вдруг весь задрожал и кончил неистово и грубо. Они плакали потом. Лежа на спине, они курили и отдыхали, и заря всходила над ними, освещая их лица. Стало прохладно, и они накрылись одеждами. И женщина, не глядя на Луиса, стала рассказывать.

Она жила в Париже, когда там повесили русского анархиста за то, что он убил дипломата. В то время она жила на Монпарнасе, часто ходила в кафе и вместе со своими друзьями страстно следила за ходом суда, потому что этот русский был фанатиком, он отвечал на вопросы, как герой Достоевского, и встретил суд с мужеством верующего. В то время за серьезные преступления людей приговаривали к смертной казни. Казнь происходила обычно на заре, на маленьком пустынном дворе возле тюрьмы де-Сант, где еще со времен революции стояла гильотина. Подойти близко не разрешалось, вокруг места казни ставили полицейский заслон. Да и приходили на зрелище казни немногие. Но в этот раз, когда вешали русского, страсти были очень накалены, и все студенты и художники с Монпарнаса, все молодые революционеры решили быть на месте повешения. Они ждали всю ночь, пили вино и пьянели. Она ждала и пила вместе с ними и была в волнении и страхе. Первый раз в жизни ей предстояло увидеть, как кто-то умирает. Впервые она увидит, как вешают человека. Впервые она увидит сцену, которая повторялась так много раз во времена революции.

Ближе к рассвету толпа двинулась на площадь. Все пододвинулись к самой веревке, натянутой полицейскими. Толпа образовала круг. Людской волной ее вынесло совсем близко к месту казни и она оказалась в десяти метрах от эшафота. Она стояла там, прижатая к веревке, полная удивления и ужаса. Затем толпа оттеснила ее. Все же, приподнявшись на цыпочки, она видела открытую площадку. Толпа сжимала ее со всех сторон. Ввели преступника, его глаза были завязаны. Палач стоял рядом, ожидая. Два полицейских держали человека и медленно вели его по ступенькам на эшафот. В этот момент она почувствовала, что кто-то прижимается к ней гораздо теснее, чем это могло быть в такой толпе. Она была так взволнована, так дрожала, что это тесное прикосновение не мешало ей. Ее лихорадило. Да и в любом случае она не могла пошевелиться. Она была пригвождена к своему месту возбужденной толпой. На ней была белая блузка и юбка, у которой по моде того времени шла сверху донизу застежка — короткая юбка и блузка, сквозь которую просвечивало розовое белье и угадывалась форма ее грудей.

Две руки обняли ее за талию, и она отчетливо ощутила тело мужчины, ощутила его желание, его твердое прикосновение к своим ягодицам. Она задержала дыхание. Ее взгляд был прикован к человеку, которого должны были повесить, это было больно, и в этот миг руки того, кто стоял сзади, добрались до ее грудей и сжали их.

У нее закружилась голова от противоречивых чувств. Она не шевельнулась и не повернула головы. Рука нащупала застежку на юбке и нашла пуговицы. С каждой расстегнутой пуговицей она испытывала одновременно и страх и облегчение. Каждый раз рука, прежде чем перейти к очередной пуговице, замирала, словно боясь, что ее оттолкнут. Она не пошевелилась. С неожиданной быстротой и живостью руки сзади ее передвинули юбку так, что сзади все стало открыто. И теперь в этой возбужденной толпе единственным, что она чувствовала, был мужской фаллос, медленно проникающий в раскрытую юбку. Глаза ее неотрывно следили за человеком, который поднимался на эшафот, и с каждым ударом сердца фаллос продвигался все ближе к ее плоти. Каким теплым и твердым, каким крепким он был!..

Приговоренный уже стоял на эшафоте и петля была накинута на его шею. Смотреть на него было так больно, что прикосновение плоти было облегчением, было чем-то человечным, теплым, успокаивающим. Ей представилось, как было бы хорошо держать сейчас этот фаллос, дрожащий между ее ягодицами, держать и удерживать эту жизнь в то мгновенье, когда рядом проходит смерть.

Не промолвив ни слова, русский наклонил голову. Его тело дрожало. Фаллос проникал все глубже, продвигаясь между мягкими ягодицами в ее плоть. Она дрожала от страха так, как дрожат от желания. И когда приговоренный взлетел в пространство навстречу смерти, фаллос сделал последний мощный толчок внутри ее тела, выплеснув в нее струю горячей жизни. Толпа бросила человека прямо на нее. Она почти не могла дышать, и когда ее страх превратился в удовольствие — удовольствие от того, что она чувствовала жизнь, — именно в этот миг она потеряла сознание.


Луис задремал. Когда он проснулся, полный чувственных снов и весь дрожащий в чьих-то воображаемых объятиях, он увидел, что женщина ушла.

Ее следы еще были видны на песке, но там, где начинались коттеджи, они исчезли, и он потерял надежду найти ее.

Загрузка...