Убейте льва

Глава XIII. День, когда взрывали Дворец

По возвращении домой Куснирас прежде всего звонит Ангеле по телефону. Опасаясь подслушивания со стороны телефонистки, они изъясняются кратко.

— Сорвалось, — говорит он.

— Очень рада, — говорит она.

Куснирас вешает трубку.

Большую часть ночи он проводит в трудах. Вместе с Подхалусой монтирует бомбу. Вытаскивает взрывчатку из коробки с принадлежностями для гольфа, капсулы из дорожной аптечки, магнезию из шляпной коробки, один взрывной механизм из фотоаппарата и другой из будильника.

Расположившись за обеденным столом, он с ловкостью хирурга превращает термос в бомбу, начиняя его всеми этими вещами с помощью Подхалусы.

Бомба весьма проста в употреблении и может взрываться разными способами, в зависимости от условий. Для нее заготовлены два взрывных механизма: один часовой, другой пружинный. В первом случае для взрывного устройства приспособлен будильник: его молоточек бьет в намеченный час по капсуле и разбивает стекло. Содержимое капсулы вступает в реакцию с окисью магния, вспыхивает легкое пламя, а потом взрывается динамит, находящийся на дне термоса. Во втором случае главной частью взрывного устройства служит спиральная пружина с иглой на нижнем конце: при надавливании на головку пружина сжимается, игла прокалывает капсулу, и получается описанный выше эффект.

К четырем утра бомба уже сделана и тщательно проверена; Куснирас прячет ее вместе с обоими механизмами в портфель, запирает его на замок, зевает и, оставив Подхалусу заметать следы военных приготовлений, идет в свою спальню, где на кровати распласталась его шелковая пижама.

Вдова полковника Эпигменио Давнохи, пришедшая узнать о причинах задержки пенсии, разобиженный чем-то министр, торговец испанскими сардинами и потерявший терпение заимодавец ждут вместе с Куснирасом аудиенции в приемной.

Элегантный и нервничающий Куснирас с револьвером под мышкой и с полным динамита портфелем курит одну «English oval» за другой. Стражник выходит и входит, сыплет объяснениями и обещаниями, но аудиенция не начинается.

— Сеньор президент через минуту вас примет, сеньора, вы пришли первая.

На часах половина второго.

И тут, словно три ворона, в черных костюмах, торжественные и преисполненные неоправданных надежд, в зал входят умеренные: Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес. При виде Куснираса они столбенеют, но тотчас берут себя в руки. Идут через зал, глядя прямо перед собой, с поднятым носом, будто ловят свежий воздух над смрадом. Останавливаются у стола стражника и говорят:

— Мы — Умеренная партия. Желаем видеть сеньора президента республики.

Стражник подпрыгивает, краснеет, улыбается, потеет и говорит:

— Проходите, пожалуйста.

И они, все четверо, удаляются в направлении личного кабинета, не удостоив взглядом вдову, лепечущую: «Разве сейчас не моя очередь?», не заметив, как свирепеет заимодавец, как розовеет разобиженный министр, как покорно вздыхает торговец сардинами, как встает Куснирас и идет вслед за ними с портфелем в руках.

В коридоре возле двери в личный кабинет сеньор Де-ла-Неплохес говорит Благодилье:

— Входите, лиценциат.

— Ни в коем случае, — отвечает лиценциат, — пусть первым войдет наш друг Пиетон, который обо всем скажет гораздо лучше меня.

Пиетон страстно возражает:

— Не выдумывайте, лиценциат! Вы — наш Златоуст! Мы — за вами. Всю жизнь.

— Таково мнение большинства, лиценциат, — говорит сеньор Де-ла-Неплохес, совсем как в парламенте. — Первым пойдете вы.

Благодилье ничего больше не остается, как идти вперед. Он выпячивает грудь и говорит:

— Хорошо, сеньоры, будь по-вашему.

Горестно поджимает мясистые губы, напускает на себя еще более похоронный вид и вступает в кабинет Бестиунхитрана как на поле брани.

Прежде чем подняться из-за стола им навстречу, Бестиунхитран показывает стражнику, где должно поставить стулья для посетителей.

После краткого колебания сеньор Де-ла-Неплохес и Пиетон приходят к общему решению, кому войти вторым, входят и закрывают за собой дверь.

Оставшись один в пустынном коридоре, Куснирас не спеша дефилирует мимо личного кабинета, засунув правую руку в карман и держа в левой портфель и шляпу. Из-за двери доносятся робкие голоса. Куснирас доходит до соседней двери, останавливается, берется за ручку, осторожно смотрит влево и вправо. Никого. Крутит ручку, дверь поддается. Он ее приоткрывает, видит, что никого нет ни внутри, ни снаружи, входит и оказывается в Зеленом салоне.

Внимательно оглядывает гобелены и кресла в стиле ампир в поисках, куда бы подложить бомбу. Останавливает свой выбор на консоли с мраморным планшетом. Ставит туда портфель, открывает его, вынимает термос и часовой механизм. Сверяет время со своими карманными часами: тридцать пять минут второго. Заводит будильник на два часа, привинчивает головку и в это время видит дверь в глубине салона. Оставив термос и головку на консоли, идет к обнаруженной двери, прижимается к ней ухом, ничего не слышит, распахивает и замирает в приятном изумлении. Прямо перед ним возвышается — среди мрамора, белого кафеля и президентских полотенец — английский унитаз маршала Бестиунхитрана.

Не более секунды длится радость открытия. Он тут же принимается за дело. Бросается к консоли, хватает термос и быстро меняет часовой механизм на пружинный. Прячет часовое устройство в портфель, входит в туалет, опускает крышку унитаза, взбирается на него и устанавливает термос в бачке для воды точно под рычагом, к которому прикреплена цепочка; слезает с унитаза, выходит из туалета и закрывает за собой дверь. В Зеленом салоне берет свою шляпу и портфель, подходит к двери в коридор, приоткрывает, видит, что коридор безлюден, и испускает вздох облегчения.

Возвратившись в приемный зал, говорит стражнику:

— Я искал вас. Скажите сеньору президенту, что ждать мне больше некогда, а если я ему понадоблюсь, он знает, где меня найти. — В голосе Куснираса снова звучит металл.

Стражник, не привыкший, чтобы в таком развязном тоне говорили о маршале, обалдело молчит. Смотрит, как Куснирас надевает шляпу, поворачивается и уходит.

— Вот так должны поступать все мужчины, — замечает вдова полковника, взглянув на торговца сардинами.

Куснирас перешагивает порог Дворца между двумя индейцами гуарупа в воинских шлемах, стоящими на посту. Беспрепятственно выйдя на улицу, он глубоко вздыхает и пересекает Главную площадь, глядя на голубей, снующих по паперти собора; входит в кафе «Под парами», садится на плетеный стул и говорит подошедшему официанту:

— Чашечку по-мадридски.

Когда официант уходит, Куснирас медленно закуривает папиросу «English oval» и обозревает каменные стены Президентского дворца в ожидании кофе и момента, когда страшнейший взрыв обратит их в груду развалин.

Бестиунхитран, притомившийся, неподдающийся, злящийся и страшный, говорит:

— Ни за что.

Лиценциат Благодилья смотрит на остальных умеренных в надежде почерпнуть в них душевные силы, но его надежда рушится. И, не восстановив сил душевных, он собирает свои последние силы физические и выпускает последний снаряд, увы, мимо цели:

— Мы, умеренные, осмеливаемся внести предложение об отсрочке выборов, ибо, во-первых, полагаем, что подобное ваше распоряжение было бы на пользу обеим партиям, а во-вторых, мы ссылаемся на статью 108-ю Пончиканской Конституции.

— Не выйдет, — говорит Бестиунхитран. — Статья 108-я предусматривает ходатайства от обеих партий, но Прогрессивная партия, хотя и выставила другого кандидата, никаких заявлений поданному вопросу не делала, а это указывает на то, что она не нуждается ни в какой отсрочке для проведения своей предвыборной кампании. Считайте, что получаете информацию из первых рук, поскольку я — кандидат от прогрессивных и председатель Прогрессивной партии.

— Можем ли мы представить ходатайство в письменном виде? — спрашивает Благодилья, делая хорошую мину при плохой игре.

— Если вам правится терять время, — отвечает Бестиунхитран.

Благодилья встает; остальные следуют его примеру.

— В таком случае, — заключает Благодилья, — говорить больше не о чем.

— Здесь я совершенно с вами согласен, сеньор лиценциат, — отвечает Бестиунхитран, расплываясь в улыбке.

В ледяном молчании умеренные прощаются — пожатие руки, легкий поклон — с Бестиунхитраном, который не встает; затем снова недолго дискутируют на тему, кому выйти первым, и наконец один за другим выходят: Благодилья, Пиетон и сеньор Де-ла-Неплохес, который прикрывает за собой дверь.

Оставшись один, Бестиунхитран фыркает и швыряет сигарету в пепельницу.

В кафе «Под парами» сидит Куснирас с чашечкой кофе перед собой и недовольно морщится при виде входящего доктора Убивона, который говорит:

— Алло, спортсмен!

И садится рядом.

Бестиунхитран делает pour petit[7] весьма сосредоточенно, склонившись вперед, чтобы толстый живот не затруднял обзор; подбородок тонет во втором подбородке, а второй подбородок расплющивается на груди; взор устремлен круто вниз. По окончании процедуры он приводит свой костюм в порядок, потом дергает цепочку, которая поддается не сразу. Он с удивлением слышит, как вместо шума спускаемой воды в бачке что-то звякает, словно лопается стекло, и что-то бурлит. Он поднимает глаза и глядит на бачок. В этот самый момент — будто ему открывается чудо из чудес — он видит взрыв. Бах! Яркое пламя. Бачок разлетается надвое, и вода рушится на Бестиунхитрана.

Молниеносно, как и подобает военному, часть своей жизни проведшему в боевых походах, Бестиунхитран подается назад, впадает в панику, бежит в свой кабинет и с ходу кидается под письменный стол. Через некоторое время, сообразив, что опасность миновала, он встает и разражается гневом.

— Тревога! — вопит он, вылезая из-под стола.

Возвращается к месту взрыва, смотрит на осколки бачка, на струю воды, которая хлещет по зеркалу и забрызгивает стены, на затопленный пол. Нажимает кнопку звонка, находящуюся возле унитаза.

Яростно звенит звонок во дворцовой бельевой, а на табло зажигается надпись, гласящая: «Президентский WC».

Себастьян, негр и лентяй, обряженный в тройку, просыпается в испуге, вскакивает, хватает рулон гигиенической бумаги и бегом устремляется на помощь патрону.

Бестиунхитран возвращается в кабинет — спокойный, овладевший собой и инициативой. Снимает трубку механического рупора, дует в нее и начинает отдавать приказы:

— Всем занять боевые позиции! Во Дворце — бомба! Запереть все двери! Схватить тех, которые выходят, а если они будут оказывать сопротивление, стрелять!

Вешает трубку. Врывается Себастьян и сует ему рулончик бумаги. Бестиунхитран снова впадает в бешенство и орет:

— Измена! Засада!

Индейцы гуарупа, наряженные в шлемы, запирают все двери. Трубач трубит боевую тревогу. Стража занимает огневые позиции. Стаскивают брезент с пулемета «гочкис», который еще не был в деле.

Умеренные, не понимая, что происходит, не ведая, что их ожидает, с удивлением прислушиваются к военным командам, видят беготню солдат, но продолжают торжественным шагом идти по внутреннему патио, вступают в вестибюль, где стоит отделение по стойке «смирно». Офицер гвардии при виде их говорит сержанту:

— Арестовать этих троих!

Офицер гвардии идет к механическому рупору и соединяется с личным кабинетом, а сержант в это время командует:

— Правый фланг! Оружие на плечо! Шагом марш! Налево! В две шеренги становись! В стороны раздвиньсь! Стой!

Умеренные окружены плотной массой солдат.

— Что это значит? — спрашивает Благодилья.

Все посетители кафе «Под парами», услышав глас боевой тревоги и отрывистые команды, устремляют взор на запертые дворцовые двери.

— Что там происходит? — спрашивает Убивона дон Густаво Эскотинес, сидящий за соседним столиком.

Убивон обмакивает кусочек сахара в кофе, вынимает из чашки, кладет в рот и (ни дать ни взять придворный) изрекает:

— А что там может происходить? Ласкондо поднял мятеж и рвется к власти! Я давно это знал.

Дон Густаво с выпученными глазами шныряет от столика к столику, сообщая новость:

— Толстяка схватили в собственном логове и скоро погонят в шею!

— Все это подстроило американское посольство, — поясняет Убивон Куснирасу, который в блюдце гасит папиросу, надавливая на нее медленно и осторожно.

Индюшан, репортер газеты «Весь свет», покидает кафе со своими добрыми друзьями и направляется во Дворец с дрожью в коленях и с блокнотом в руках.

Стоя на самом верху венецианской лестницы в окружении испуганных и услужливых холуев, Бестиунхитран твердым голосом отдает последние приказы:

— Все ворота на засовы. Все двери — на замок. Ключи будут у меня и у вас, — говорит он коменданту, который низко кланяется и скорбно покачивает головой. Бестиунхитран оборачивается к полковнику Ласкондо, начальнику президентской гвардии: — Отныне и впредь каждого, кто входит во Дворец, отправлять в караульное помещение и обыскивать с головы до пят.

— Так точно, сеньор президент, — отвечает Ласкондо как положено, и при этом щелкает каблуками с неподражаемой воинственностью.

В этот момент вверх по лестнице идут умеренные, мертвенно-бледные, растрепанные, оборванные после бесцеремонного обыска и изъятия ценностей. Их сопровождает усиленный конвой.

— Виновные доставлены, сеньор, — докладывает офицер.

С прежней твердостью и всегдашней краткостью Бестиунхитран приказывает:

— На допрос к Гальванасо, выявить сообщников — и к стенке.

— Батальон, напра-во… Кру-гом! — кричит лейтенант.

Из массы потных солдатских загривков (конвой ползет вниз по лестнице, как огромный зеленый червь) высовывается искаженное лицо Благодильи, который говорит:

— Смилуйтесь! Мы невиновны!

В кафе «Под парами» вокруг столика Убивона и Куснираса теснится кружок любопытствующих.

— Артиллерия тоже, конечно, участвует в заговоре, — Убивон с апломбом развивает свою гипотезу, — ибо сегодня утром я сам видел, как солдаты из первой роты ставили пушку напротив казармы саперов.

— Введут военное положение, и прощай наша веселая жизнь, — говорит только что вошедший Коко Даромбрадо.

Безработные толстосумы из кафе «Под парами» — костюмы белые, рубашки в полоску, воротнички жесткие, галстуки английские, шляпы импортные, дорогие запонки на манжетах и золотые цепочки на животе — смеются во весь рот над забавной шуткой Коко Даромбрадо, посасывают сигары и думают каждый про себя о тех выгодах, какие их ждут, если Толстяка действительно схватили в его логове и выгонят взашей.

В эту минуту полицейский фургон для покойников останавливается у дворцового подъезда. В толпе нищих и продавцов фританги, в плотном кольце солдат трое умеренных, награждаемые тычками в спину, влезают в фургон.

Достопочтенные сеньоры сами не решаются выйти на площадь и посылают официанта узнать, в чем дело.

Индюшан возвращается в кафе с кучей новостей:

— Кто-то подложил во Дворец бомбу. Ничего не случилось. Толстяк мечется и вопит. Схватили виновных и везут в полицейское управление на пытки.

Сказав это, он бегом отправляется в редакцию «Всего света» доставить сообщение для специального выпуска.

— Сволочи, не могли лучше обстряпать дело, — со злостью говорит Эскотинес.

— Как тебе, Пепе, нравится твоя родная земля? — спрашивает Коко Даромбрадо Куснираса. — Жизнь бурлит, не правда ли?

Куснирас открывает рот, чтобы ответить, да так и остолбеневает. Часы на соборе бьют два, и, как только замирает звон последнего удара, словно эхо, отзывается будильник в портфеле, что стоит на стуле рядом с Куснирасом, и трезвонит, яростно и глухо.

Все замирают в смятении и страхе, волосы встают дыбом под шляпами. Рука Куснираса невольно тянется к портфелю, останавливается на полдороге, благоразумно ползет назад и укрывается в кармане брюк своего хозяина.

Дон Густаво Эскотинес берет портфель, открывает. Убивон, не желающий ни от кого отставать или кому-нибудь в чем-либо уступать, сует внутрь руку и вытаскивает часы. Оборачивается к публике и (ни дать ни взять мудрец) изрекает:

— Будильник!

— Чей портфель? — спрашивает Эскотинес.

Коко Даромбрадо, оправившись от потрясения, еще в силах отпустить лучшую шутку дня:

— Внимание: это сигнал для расстрела злодеев!

Никто не смеется.

— Чей это портфель? — повторяет Эскотинес.

Никто не отвечает, одни господа спешат к своим столикам, другие просят подать еще кофе. Куснирас открывает портсигар, берет последнюю «English oval», зажигает ее трясущейся рукой и подносит к одеревеневшим губам.