Глава 12

Все началось с толстухи в домашнем халате. Ее появление у решетчатой загородки знаменовало собой череду событий, не имевших непосредственного отношения к делу, однако ужасно некстати вмешавшихся в гладкий ход расследования. Если бы им дано было выбирать, колы 87-го участка врагам не пожелали бы такого развития событий. Ведь все они трудились ради того, чтобы предотвратить убийство, которое должно было состояться вечером. Но они вымотались, выполняя свою работу, а события, случившиеся в последующие пятьдесят минут, вовсе не складывались, не подходили к мозаике, которую они собирали. Они пришлись совершенно некстати. То, что произошло в ближайшие пятьдесят минут, ни на йоту не продвинуло полицейских в деле розыска Леди или человека, который грозился ее убить. Цепь событий началась в 5:15 в среду 24 июля. И закончилась лишь в пять минут седьмого того же дня.

Случившееся было лишь тратой времени, единственного, чем располагали детективы.

Толстуха в домашнем халате, запыхавшись, прислонилась к деревянной перегородке. Она держала за руку десятилетнего светловолосого мальчугана в синих полотняных штанишках и футболке в красную полоску. Это был Фрэнки Аннуци. Женщину распирали чувства; казалось, она вот-вот лопнет. Лицо ее побагровело, глаза метали молнии, губы сжались в тонкую линию, сдерживая готовый прорваться гнев. Она подлетела к перегородке, словно намереваясь снести ее до основания, но в последний момент резко затормозила. Пар, накопленный внутри нее, вырвался наружу. Толстуха раскрыла рот и заревела во всю мощь своих легких:

— Где тут лейтенант?

Мейер поперхнулся кофе и едва не подавился своей таблеткой. Он крутанулся на стуле. Уиллис, Карелла и Хоуз уставились на женщину так, словно она была духом самой Преступности.

— Лейтенант! — вопила толстуха. — Лейтенант! Где он?

Карелла встал и подошел к перегородке. Он сразу же узнал мальчика.

— Привет, Фрэнки. Чем я могу вам помочь, мэм? У вас…

— Не здоровайтесь с ним! — закричала женщина. — Даже не смотрите на него! Кто вы такой?

— Детектив Карелла.

— Вот что, детектив Карелла, я хочу поговорить с… — Вдруг толстуха опомнилась. — Tu sei italiano?

— Si, — ответил Карелла.

— Bene. Dove il tenente? Voglio parlare con…[1]

— Я не очень хорошо понимаю по-итальянски, — признался Карелла.

— Нет? Почему? Где лейтенант?

— Может, я смогу вам помочь?

— Вы задержали здесь Фрэнки сегодня днем?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы расспросить его кое о чем.

— Я его мать. Я миссис Аннуци. Миссис Рудольф Аннуци. Я женщина честная, и муж мой порядочный человек. Зачем вы притащили сюда моего сына?

— Миссис Аннуци, сегодня утром ваш сын принес нам письмо. Мы разыскиваем человека, который дал ему это письмо, вот и все. Мы просто задали ему несколько вопросов.

— Вы не имеете никакого права! — закричала миссис Аннуци. — Он не преступник!

— Никто и не говорит, что он преступник, — заявил Карелла.

— Тогда что мой мальчик делал в полицейском участке?!

— Я же вам сказал…

Где-то в комнате зазвонил телефон. Звонок совпал с очередным воплем миссис Аннуци, так что до Кареллы донеслось только:

— Никогда, никогда в жизни меня так не унижали!

— Полно, успокойтесь, синьора! — посоветовал Карелла.

Мейер снял трубку.

— 87-й участок, детектив Мейер.

— Не смейте называть меня синьорой, я вам не бабушка! — Унизили! Унизили! Vergogna, vergogna! Его увезли на полицейской машине! Прямо на улице схватили! Он стоял с другими мальчиками, а ваш «черный воронок» подъехал к тротуару, оттуда вышли два копа и схватили его! Как…

— Что? — переспросил Мейер.

Миссис Аннуци повернулась в его сторону.

— Я говорю, два копа… — Тут она увидела, что он разговаривает по телефону.

— Ясно, выезжаем! — вскричал Мейер и быстро положил трубку на рычаг. — Уиллис, поехали! На углу Десятой и Калвер ограбление. Парень отстреливается от пешего полицейского и двух патрульных машин!

— Господи Иисусе! — воскликнул Уиллис.

Они выбежали, едва не сбив с ног миссис Аннуци.

— Преступники! — кричала она, пока два детектива сбегали вниз по лестнице. — Вы имеете дело с преступниками! Вы притащили моего сына в полицейский участок, словно какого-нибудь воришку! Он хороший мальчик, он… — Внезапно новая мысль пришла ей в голову. — Вы его били? Били дубинкой?

— Нет, нет, ну что вы, миссис Аннуци! — попытался остановить ее Карелла, но тут его внимание отвлекли чьи-то шаги.

Кто-то грохотал ботинками по металлической лестнице. Скоро на площадке второго этажа показался человек в наручниках. За ним, спотыкаясь, брел второй, с окровавленным лицом. Миссис Аннуци повернулась, следуя за взглядом Кареллы, как раз тогда, когда на второй этаж взошел патрульный, эскортирующий парочку мужчин. Патрульный толкнул в спину человека в наручниках. Миссис Аннуци раскрыла рот.

— Ах, боже мой! — воскликнула она. — Пресвятая Дева Мария и Иосиф!

Хоуз уже вскочил на ноги и подошел к перегородке.

— Миссис Аннуци, — заторопился Карелла, — может быть, мы с вами присядем вот здесь, на лавочке? Здесь мы можем спокойно…

— Что там у вас? — спросил Хоуз у патрульного.

— Его голова! Вы только посмотрите на его голову! — воскликнула миссис Аннуци, бледнея. — Не смотри, Фрэнки, — тут же добавила она, противореча самой себе.

Голова человека действительно представляла собой ужасное зрелище. Волосы слиплись от крови; кровь текла по лицу и шее, пачкая белую футболку. На лбу у него зияла открытая рана, и оттуда тоже текла кровь прямо по его носу.

— Этот сукин сын бил его бейсбольной битой, сэр, — объяснил патрульный. — Тот, окровавленный, — торговец наркотиками. Дежурный лейтенант подумал, что дело может быть связано с наркотой, и решил, что вам стоит его допросить.

— Никакой я не барыга, — возмутился окровавленный. — Я хочу, чтобы его отправили за решетку! Он ударил меня битой!

— Вы лучше отправьте его в больницу, — заметил Хоуз, глядя на окровавленного.

— Никакой больницы! Никуда не поеду, с места не сдвинусь, пока его не посадят! Он ударил меня бейсбольной битой! Этот сукин сын…

Миссис Аннуци только охала и стонала.

— Давайте выйдем отсюда, — предложил ей Карелла. — Сядем на лавочку, хорошо? Я объясню вам, почему ваш сын оказался здесь.

Хоуз втолкнул в помещение человека в наручниках.

— Давай сюда! — велел он. Затем приказал патрульному: — Алек, сними с него браслеты. А вам, мистер, — обратился к окровавленному, — лучше поехать в больницу.

— Никаких больниц! — заявил потерпевший. — Пока его не приговорят и не посадят, я никуда не поеду!

Патрульный снял со второго наручники.

— Приложи к голове того парня хоть мокрую тряпку, — посоветовал Хоуз, и патрульный ушел. — Как вас зовут, мистер?

— Мендес, — сказал окровавленный. — Рауль Мендес.

— Ты, значит, торгуешь наркотиками, да, Рауль?

— Никогда в жизни не толкал наркоту! Поверьте мне, это враки! Тот парень просто подошел ко мне…

Хоуз повернулся ко второму задержанному:

— Как ваше имя?

— Да пошел ты! — буркнул мужчина.

Хоуз пристально посмотрел на него:

— Выложите содержимое ваших карманов сюда, на стол.

Задержанный не шелохнулся.

— Я сказал…

Внезапно мужчина бросился на Хоуза, яростно размахивая кулаками. Хоуз одной рукой схватил его за шиворот, а другой ударил по лицу. Задержанный отлетел назад на несколько шагов, снова сжал кулаки и пошел на Хоуза. Хоуз быстро провел удар ему в солнечное сплетение, и задира скрючился от боли.

— Давай выкладывай, что там у тебя в карманах, мразь, — процедил Хоуз.

Мужчина вывернул карманы.

— Вот так. А теперь отвечай, как тебя зовут.

Хоуз принялся рассматривать накопления, оказавшиеся в карманах задержанного.

— Джон Бегли. Ты, сукин сын, если еще раз меня ударишь…

— Заткни пасть! — отрезал Хоуз.

Бегли немедленно заткнулся.

— За что ты ударил его бейсбольной битой?

— Это мое дело, — сказал Бегли.

— И мое тоже, — парировал Хоуз.

— Он пытался меня убить, — пожаловался Мендес. — Нападение! Преступление против личности первой степени! Статья 240-я. Нападение с намерением убить.

— Я не пытался убить его, — возразил Бегли. — Если бы я хотел его убить, он сейчас не стоял бы на своих ногах!

— Откуда такие познания в Уголовном кодексе, мистер Мендес? — поинтересовался Хоуз.

— Слышал, как ребята по соседству говорили, — ответил тот. — Да кто не знает о 240-й статье? Разбойное нападение и все такое.

— В статье 240-й, Бегли, говорится о наказании за нападение первой степени, — пояснил Хоуз. — Можешь схлопотать десять лет. Но еще существует статья 242-я — нападение второй степени. Не менее пяти лет плюс штраф, но, может быть, удастся отделаться одним штрафом. Что выбираешь?

— Я не хотел его убивать.

— Он торгует наркотиками?

— Спросите его самого.

— Я тебя спрашиваю.

— Я не стукач. Я его и знать не знаю. И не пытался его убить. Просто хотел руки-ноги ему переломать. Особенно ноги.

— Почему?

— Он волочился за моей женой.

— Что ты имеешь в виду?

— А как по-вашему?

— Что скажешь, Мендес?

— Он псих. Я его жену и знать не знаю.

— Врешь, сукин сын! — заорал Бегли, набрасываясь на Мендеса.

Хоуз отпихнул его:

— Остынь, Бегли, или я тебя взгрею как следует!

— Он знает мою жену! — продолжал орать Бегли. — И даже слишком хорошо знает! Я тебя достану, сволочь! Пусть я сяду, но все равно достану, когда выйду!

— Я же вам говорил, он псих! — проговорил Мендес. — Псих! Я стоял себе на углу, занимался своими делами, как вдруг он набросился на меня с бейсбольной битой и как начал колотить!

— Хорошо, хорошо, успокойся, — увещевал Хоуз.

Вернулся патрульный с мокрой тряпкой.

— Алек, нам ничего не нужно, — сказал Хоуз. — Отвезите этого человека в больницу, пока он не умер от потери крови прямо у нас в участке.

— Никуда не поеду, пока его не посадят! — завизжал Мендес. — С места не сойду…

— Сам хочешь сесть, Мендес? — спросил Хоуз. — За сопротивление полиции?

— Какого…

— Чтобы духу твоего здесь не было! От тебя наркотой разит за целую милю!

— Я не барыга!

— Он барыга, сэр, — вмешался патрульный. — Его уже дважды забирали за наркоту.

— Убирайся отсюда к черту, Мендес! — закричал Хоуз.

— Барыга? Вы меня с кем-то…

— И помни: попадешься мне хоть с миллиграммом наркоты, я сам тебя изобью бейсбольной битой! А теперь — марш отсюда! Увези его в больницу, Алек.

— Пошли, — потребовал патрульный, беря Мендеса под руку.

— Барыга, — бормотал Мендес, пока они выходили. — Стоит один раз оступиться, как на тебе уже клеймо на всю жизнь!

— Ты оступался дважды, — напомнил патрульный.

— Ладно, ладно, дважды, — ворчал Мендес, спускаясь по лестнице.

Миссис Аннуци с трудом перевела дыхание.

— Вот видите, — сказал ей Карелла, — мы просто задали несколько вопросов. Ваш сын, миссис Аннуци, своего рода герой. Можете так и сказать вашим соседям.

— Чтобы этот киллер явился по его душу? Нет уж, спасибо, не надо.

В это время Хоуз приступил к первичному допросу задержанного:

— Бегли, ты пытался убить его?

— Я же вам сказал. Нет. Слушайте…

— Что?

Бегли понизил голос до шепота:

— Было только нападение второй степени. Тот тип волочился за моей женой. Вот представьте, а если бы такое случилось с вашей женой?

— Я не женат.

— Ладно, вы только представьте. Вы собираетесь посадить меня за то, что я защищал мой дом?

— Все решит суд, — пояснил Хоуз.

Бегли зашептал еще тише:

— Давайте порешим это дело сами, а?

— Что?

— Сколько это будет стоить? Три куска? Двести пятьдесят?

— Не на того напал, — огрызнулся Хоуз.

— Ладно, ладно, — ухмыльнулся Бегли.

Хоуз позвонил дежурному. Трубку снял Арти Ноулз, сержант, сменивший Марчисона в четыре часа дня.

— Арти, говорит Коттон Хоуз. Можешь забирать этого придурка. Нападение второй степени. Пришли, пожалуйста, кого-нибудь за ним.

— Есть! — отозвался Ноулз.

— Шутите? — спросил Бегли.

— Я серьезно, — ответил Хоуз.

— Отказываетесь от пяти сотен баксов?

— А ты что, предлагаешь мне взятку? Можем приписать их к обвинению.

— Ладно, ладно, — торопливо отступил Бегли. — Я ничего не предлагал. Ну дела!

Он все еще удивлялся, когда патрульный повел его вниз. В коридоре они разминулись с Бертом Клингом. Клинг был высокий моложавый светловолосый детектив. На нем были кожаная куртка и полотняные брюки. Джинсовая рубаха под курткой промокла от пота.

— Привет, — бросил он Хоузу. — Как дела?

— Нападение второй степени, — ответил тот. — А ты как, закончил?

— Ага, — кивнул Клинг. — В портовый район надо посылать молодых. Видно, я никогда ничему не научусь. В доках нет ни одного парня, который не знает, что я — коп.

— Но хоть что-то тебе удалось выудить?

— Наверное, нет, но при мне никто не упоминал о героине, это точно. Почему бы Питу не передать это Отделу по борьбе с наркотиками?

— Он хочет покончить с барыгами на нашем участке. Пытается вызнать, откуда они получают товар. Ты ведь знаешь, как Пит относится к наркоте.

— Кого там Стив так нежно держит за ручку?

— Одну истеричную мамашу, — объяснил Хоуз.

Снизу послышался голос Мейера. Клинг снял куртку.

— Братец, ну и жара! — пожаловался он. — Ты когда-нибудь разгружал пароход?

— Нет, — ухмыльнулся Хоуз.

— А ну пошел! — прикрикнул Мейер. — И нечего огрызаться! — Он подтолкнул идущего впереди него человека и вскользь посмотрел на женщину, сидящую на скамье. На его задержанном были наручники. Наручники впивались ему в запястья.

Полицейские наручники очень похожи на игрушечные, которые мальчишки покупают по тридцать центов. Отличие заключается только в том, что у полицейских наручники настоящие. Они сделаны из стали и представляют собой миниатюрную переносную камеру пыток. В сталь вделан подвижной рычажок с зазубренным краем, который больно впивается в тело. Зазубренный выступ двигается только в одном направлении — вперед. Точнее, его можно задвинуть обратно, в его стальную оправу, но для этого необходимо крутануть его на триста шестьдесят градусов. Перед тем как наручник надевают на запястье, его замок необязательно отпирать ключом. Офицер полиции, производящий арест, попросту двигает рычажок до тех пор, пока он не защелкнется на запястье задержанного. Затем полицейский вставляет ключ в замок — и готово. Запястье не дает зубчатому краю снова описать круг. Для того чтобы снять наручники, ключ необходим.

Кольца наручников соединены металлической цепью в три звена. Хотя их и называют браслетами, носить их совсем не удобно. Если постараться, можно надеть их так, чтобы они не слишком больно впивались в плоть. Но обычно полицейским, которые производят арест, не до нежностей. Им важно как можно скорее заковать преступника. Офицер полиции сжимает наручник, выводя наружу рычажок с зазубренным краем, надевает браслет на запястье арестованного и надавливает на него до тех пор, пока рычажок не вопьется в кость. После наручников руки немилосердно болят; кожа на запястьях часто бывает изодрана в клочья.

С человеком, которого Мейер втолкнул в комнату для допросов, особенно не церемонились. Он затеял перестрелку с целым взводом полицейских; когда его, наконец, схватили, то заковали в наручники с особой мстительностью. Теперь при любом движении арестованный морщился от боли. Когда Мейер с силой втолкнул его в комнату, задержанный невольно задвигал руками, пытаясь сохранить равновесие, и зубчатый рычажок еще глубже впился ему в руку.

— Авторитета из себя корчил, — пояснил Мейер Хоузу. — Пытался справиться с половиной участка. Значит, ты у нас герой?

Задержанный ничего не ответил.

— Вломился в ювелирный на углу Десятой и Калвер, — продолжал Мейер. — Он был внутри с пушкой, когда его заметил патрульный офицер. Храбрый парень. Грабеж средь бела дня. Ведь ты храбрец, да?

Задержанный молчал.

— В ту секунду, как он заметил патрульного, сразу открыл огонь. Парни, которые объезжали квартал на машине, услышали стрельбу и подоспели на помощь, а перед тем сообщили по рации ближайшей к ним бригаде. Те уже позвонили сюда, прося подмоги. Настоящая битва, осада, правда, герой? — спросил Мейер.

Задержанный не проронил ни слова.

— Садись, герой, — пригласил Мейер.

Задержанный сел.

— Как тебя зовут?

— Луис Галлагер.

— Прежде бывал в переделках, Галлагер?

— Нет.

— Мы все равно проверим, так что не пудри нам мозги.

— Я никогда не бывал в переделках, — заявил Галлагер.

— У Мисколо кофе есть? — поинтересовался Клинг и пошел вниз. Карелла поднимался ему навстречу. — Сплавил ее, Стив?

— Да, — отозвался тот. — Ну, как там в доках?

— Жарко.

— Домой-то собираешься?

— Ага. Только кофейку глотну.

— Ты лучше пока не уходи. У нас тут псих на воле болтается.

— Какой еще псих?

— Прислал нам письмо. Собирается прикончить сегодня вечером какую-то бабенку. Оставайся. Ты можешь понадобиться Питу.

— Я устал, Стив.

— Не шутишь? — спросил Карелла, входя в отдел.

— У тебя ведь уже были приводы, Галлагер? — допытывался Мейер.

— Нет. Я ведь вам говорил!

— Галлагер, на нас висит много нераскрытых грабежей.

— Ваши проблемы. На то вы и копы.

— А может, все наши «висяки» — твоих рук дело?

— Сегодня я взял магазин, потому что мне нужны бабки. Вот и все. Я первый раз пошел на дело. Лучше снимите с меня браслеты и отпустите!

— Ах, братишка, ты меня просто сразил наповал, — вмешался в разговор Уиллис и, повернувшись к Хоузу, пояснил: — Он был готов нас всех перестрелять, а теперь просит прощения.

— Кто просит прощения? — обиделся Галлагер. — Я ничего не прошу. Я предлагаю пойти на мировую!

Уиллис уставился на арестованного так, словно тот был опасным психом, который готов полосовать бритвой случайных прохожих.

— Должно быть, это жара виновата, — сказал он невозмутимо.

— Да ладно вам! — тянул свое Галлагер. — Ну так как? Может, дадите мне передохнуть?

— Слушай…

— Да что я такого сделал? Немного пострелял? Может, я кого-то ранил? Нет. Я просто немного вас позабавил. Будьте умниками. Снимите с меня ваши браслеты и отпустите меня подобру-поздорову.

Уиллис удивленно поднял брови:

— Мейер, представляешь, оказывается, он не шутит.

— Ладно тебе, Мейер, — опять начал Галлагер, — будь ум…

Тут Мейер дал ему пощечину.

— Не разевай пасть, герой, пока тебя не спрашивают! И не тычь мне, я тебе не сват и не брат. Так это твое первое ограбление?

Галлагер посмотрел на Мейера, прищурив глаза, и потер о плечо саднящую щеку.

— Ну, легавый, это я тебе припомню!

Мейер снова его ударил.

— Сколько еще у тебя ограблений на территории нашего участка?

Галлагер молчал.

— Тебе задали вопрос, Галлагер, — подтолкнул его Уиллис.

Галлагер перевел взгляд на него, окатив волной ненависти.

Карелла присоединился к коллегам.

— Ну и дела! — присвистнул он. — Привет, Луи!

Галлагер посмотрел на него невидящим взглядом.

— Я вас знать не знаю, — буркнул он.

— Да ладно тебе, Луи! — проговорил Карелла. — Должно быть, память отшибло. Разве ты меня не помнишь? Стив Карелла. Подумай, Луи!

— Ты что, тоже коп? — спросил Галлагер. — Я тебя первый раз в жизни вижу!

— Помнишь булочную, Луи? Давненько дело было. Булочная на Южной Третьей. Теперь вспомнил?

— Я пирожных не ем, — хмыкнул Галлагер.

— Ты там не пирожные покупал, Луи. Ты там кассу брал. А я случайно проходил мимо. Теперь вспомнил?

— А-а, — протянул Галлагер, — вон что!

— Когда вышел, Луи? — поинтересовался Карелла.

— Какая разница? Вышел, и все.

— И опять за свое, — констатировал Мейер. — Так когда ты освободился?

— Тебе дали десять лет за вооруженное ограбление, Галлагер, — напомнил Карелла. — Что случилось? Срок скостили за примерное поведение?

— Ага.

— Когда ты вышел? — снова спросил Мейер.

— С полгода назад, — ответил Галлагер.

— Наверное, понравилось жить за счет штата? Так и рвешься назад, в тюрягу.

— Да ладно вам! — опять заныл Галлагер. — Отпустите меня, и дело с концом! Почему вы такие нудные?

— Нет, почему ты такой нудный, Галлагер?

— Обстоятельства заставили, — объяснил Галлагер. — Это вынужденно.

— Многое я повидал на своем веку, но чтоб такое! — воскликнул Мейер. — Вор-психиатр. Это уж слишком, это уж слишком. Шагай отсюда, придурок, с тобой хочет побеседовать лейтенант. Встать! Пошел!

Зазвонил один из телефонов. Трубку снял Хоуз:

— 87-й участок, Хоуз слушает.

— Коттон, говорит Сэм Гроссман.

— Привет, Сэм. Ну как?

— Ничего особенного. Отпечатки совпадают с теми, что на бинокле, но… В общем, посмотрим правде в глаза, Коттон. У нас нет времени обследовать ту квартиру как положено. Во всяком случае, до восьми вечера.

— А что? Который час? — спохватился Хоуз.

— Седьмой, — ответил Гроссман.

Хоуз посмотрел на настенные часы. Действительно, уже пять минут седьмого. Куда ушел последний час?

— Да… Слушай… — начал было он, но тут же забыл, о чем хотел спросить.

— Тебе может помочь только одно, — сказал Гроссман. — Может, ты уже видел.

— Что такое?

— Мы нашли ее на кухне. На подоконнике, за раковиной. На ней свежие пальчики подозреваемого, так что он, может, ею пользовался. Во всяком случае, вертел в руках.

— Что такое вы нашли, Сэм?

— Карточку. Ну, знаешь, реклама закусочной.

— Какого заведения? — Хоуз схватил карандаш.

— Закусочная или ресторанчик называется «Джоу-Джордж». Два слова, через дефис. Не «Джо», а «Джоу», с «у» на конце.

— Адрес!

— Северная Тринадцатая, 336.

— На карточке еще что-нибудь есть?

— В верхнем правом уголке надпись: «Вкусная еда».

— Спасибо, Сэм. Я еду туда.

— Давай. Может, подозреваемый там обедает? Кто знает? А может, он один из владельцев.

— Джоу или Джордж?

— Все может быть, — ответил Гроссман. — Ты ведь не думаешь, что наш шутник жил в той квартирке?

— Нет, а ты?

— Есть некоторые признаки того, что квартирка обитаема, но все они недавние. Ничего постоянного. Моя версия такова: он использовал снятую квартиру как некое убежище или плацдарм.

— Вот и я так думаю, — поспешно согласился Хоуз. — Сэм, с удовольствием поболтал бы с тобой, но уже поздно. Я лучше поеду в тот ресторанчик.

— Давай, — отозвался Гроссман. — Удачи тебе!

Загрузка...