Всю вторую половину дня Найджел составлял для газеты отчет о судебном дознании. По непонятным ему причинам множество сведений было сокрыто. Председательствующий лишь вскользь упомянул процесс о клевете, выигранный шесть лет назад Джекобом Сэйнтом, никак не комментировал тот факт, что Артур был пьян, сосредоточив все внимание на событиях в артистической уборной Стефани Воэн. Присяжные вели себя, как послушные овечки, и сами никаких вопросов не задавали. Найджел мог себе представить, как, удалившись на совещание, они поспешили вынести самый заурядный вердикт. Аллейн не скрывал, что доволен таким исходом.
Найджел же теперь, по зрелом и неторопливом рассуждении, окончательно утвердился в мысли, что в убийстве повинен Джекоб Сэйнт. Правда, у Сэйнта надежнейшее алиби: он весь спектакль сидел в ложе и Блэйр готов был присягнуть, что владелец «Единорога» не появлялся за кулисами в антрактах. Из ложи, однако, Сэйнт мог незамеченным пройти за кулисы во время затемнения, через дверь на просцениуме. Дверь эта запиралась, но ведь Сэйнту ничего не стоило заполучить ключ. И вот, пока горит свет, он красуется в ложе, на глазах у всего зрительного зала, но едва свет погас, Сэйнт пробирается на сцену, направляется прямиком к письменному столу, сталкиваясь в темноте с Гарденером, выдвигает ящики и подменивает патроны. А когда затемнение кончается, он уже снова в зале. Найджел пришел в восторг от собственного открытия и тотчас позвонил в Скотланд-Ярд. Аллейна на месте не оказалось, журналист попросил передать инспектору, что будет у него в половине пятого по очень важному делу.
Он ерзал от нетерпения, не мог усидеть на месте, чем-либо заняться; внезапно решил пойти пешком на Слоан-стрит и нагрянуть к Феликсу без звонка, чтобы поделиться своими соображениями насчет Сэйнта. Если Гарденера не окажется дома, то у Найтсбриджа Найджел сядет в автобус и доедет до Скотланд-Ярда. Прогулка пойдет ему на пользу, поможет унять волнение.
Прошагав от Интони до Чесли, он очутился на залитой ласковым солнышком Слоан Сквейр. Купив гвоздику, Найджел вдел ее в петлицу пиджака, отправил нежнейшую телеграмму своей Анжеле и праздной походкой зашагал дальше. Слоан-стрит, улица богатых бездельников, была запружена гуляющими. Найджелу хотелось подпрыгнуть, засвистеть, подкинуть в воздух трость. Вот и дом Гарденера. Какой-то оборванец разглядывал мебель в витрине; окна Феликса на втором этаже были открыты настежь.
Найджел весело поздоровался с консьержем, не стал дожидаться лифта и взлетел, перепрыгивая через две ступени, но устланной толстым ковром лестнице к двери Гарденера.
Она оказалась не заперта, и Найджел, не позвонив, вошел в небольшой холл, откуда можно было попасть в гостиную-студию. Он уже набрал в легкие воздуху, чтобы кликнуть хозяина, но так и замер с раскрытым ртом, услыхав донесшийся из гостиной женский голос.
— Если я это сделала, — взволнованно говорила женщина, — то лишь ради тебя, Феликс! Он был твоим заклятым врагом.
— Я не могу, просто не могу в это поверить, — запинаясь, произнес в ответ Гарденер.
Послышался ее невеселый смех.
— Все впустую! Однако я ни в чем не раскаиваюсь, слышишь? Но теперь я вижу — ты не стоишь подобных жертв.
Охваченный стихийной паникой Найджел громко хлопнул входной дверью и заорал:
— Феликс, привет! Ты дома?
Мертвая тишина. Затем послышались шаги, дверь гостиной отворилась.
— А, это ты, Найджел.
За спиной Гарденера журналист разглядел Стефани Воэн в кресле у окна.
— Здравствуйте, Найджел Батгейт! — воскликнула она тем же тоном, как и в тот раз, когда Феликс привел их с Аллейном к ней в уборную.
— Вы ведь знакомы, не так ли? — невпопад брякнул Гарденер.
Найджел, что-то бормоча, пожал протянутую ему узкую ладонь.
— Я на секунду, — сказал он Феликсу.
— Неправда, улыбнулась мисс Воэн. — Судя по вашему виду, вы пришли ради дружеской беседы, что не обходится без вина, сигарет, многозначительных недомолвок и рискованных анекдотов. Не смущайтесь моим присутствием — я уже ухожу.
Она выпорхнула из кресла, одарив Найджела своей неподражаемой улыбкой.
— Велите Феликсу привести вас ко мне, — скомандовала она шутливо. — Вы ведь мне нравитесь, Найджел Батгейт. Слышишь, Феликс?
— Это твое? — Гарденер подал Стефани сумочку, и она, что-то щебеча, вышла в холл. Вскоре хлопнула входная дверь, и Феликс возвратился в гостиную.
— Как славно, что ты пришел, Найджел, но мне нездоровится.
Вид у него снова был подавленный. Подсев к камину, он протянул руки к огню. Найджел заметил, что Феликса бьет дрожь.
— Нужно вызвать врача, — рискнул предложить журналист.
— Нет, нет, это обычные последствия перенесенного шока. Я оправлюсь. Вот лягу сейчас и постараюсь уснуть — больше суток глаз не смыкал.
— Правильно, и не откладывай этого. Прими аспирин, выпей виски, а я уйду, чтобы тебе не мешать.
— Нет, побудь минутку. Есть новости?
Оба тщательно избегали говорить о мисс Воэн. Найджел, невольно подслушав ее слова, обращенные к Феликсу, приуныл: его версия относительно Сэйнта трещала по всем швам. Догадывается ли Гарденер, что Найджел слышал ее признание? Нет, скорее всего ему такое и в голову не приходит. Феликс, по его собственным словам, еще не оправился от шока. Найджел не знал, что сказать, его молчание могло показаться странным. Против собственной воли журналист оказался втянут в чуждый ему мир, его заставляют принимать участие в разыгрываемом спектакле, а ему больше но душе место в зрительном зале. Молчание становилось зловещим, но тут Гарденер внезапно нарушил его:
— Как она держалась в разговоре с Аллейном?
— Кто?
— Стефани.
— С большим мужеством.
Тон Найджела насторожил Гарденера, он посмотрел на друга затравленным взглядом.
— Найджел, помнишь, что я сказал: ни она, ни я ни в чем не виноваты. Я дал тебе честное слово, ты ответил, что веришь мне.
— Я все помню, — смущенно пробормотал Найджел.
— А теперь... колеблешься?
— Феликс, ты... абсолютно уверен в Стефани? Она... о Господи!
Гарденер печально ухмыльнулся.
— Значит, сомневаешься. Боже, если бы ты знал, что это за женщина!
— Ну так скажи мне, Феликс, скажи все, без утайки.
— Нет, не могу. Это не моя тайна, я связан обещанием. Но и тебя понять можно; все улики против нас... Как относится Аллейн к версии самоубийства?
— Он далеко не во все меня посвящает.
— Вердикт присяжных — ошибка, — Гарденера словно прорвало. — Это типичное самоубийство. Я сам пойду к Аллейну, постараюсь его убедить, представлю неопровержимые доказательства. — Феликс вдруг умолк, но, помедлив, добавил: — Он будет вынужден признать, что это самоубийство.
— Я должен идти. Постарайся уснуть.
— Уснуть! «Сон, способный залатать худой мешок забот». Ох, опять из меня актерство прет! До свиданья, Найджел.
— Не провожай меня. До свиданья.
Найджел спустился по лестнице и мрачно побрел по нарядной Слоан-стрит. Ему предстояло сделать непростой выбор: рассказать ли Аллейну о подслушанной тираде Стефани? О женщины!.. Если держать язык за зубами, то Феликс из любви к Стефани свалит всю вину на Сэйнта. Вспомнив отповедь Аллейна в связи с его, Найджела, сомнениями нравственного порядка, журналист признался сам себе, что в первую очередь печется о собственном душевном покое. Он уже достиг Найтсбриджа и брел по направлению уголка ораторов в Гайд-парке, когда в нем созрело бесповоротное решение: нет, он не вправе что-либо утаивать от Аллейна!
С тяжелым сердцем Найджел остановил такси:
— В Скотланд-Ярд!
Еще не было четырех, однако старший инспектор оказался на месте и сразу его принял.
— Привет, Батгейт! Что это с вами? Отыскали еще одного убийцу?
— Прошу вас, не дразните меня. Я пришел не для того, чтобы изложить очередную версию, а дать показания.
— Садитесь. Итак, я весь внимание.
— Аллейн, ручаюсь, вам не понять, в каком затруднительном положении я оказался. Вам легко быть беспристрастным, но меня связывают узы дружбы с некоторыми персонажами нашей драмы... Тайна, которую я вам открою, касается женщины!
— Что вы несете? — резко перебил его Аллейн. — Выкладывайте ваши сведения — сами сказали, что пришли сюда ради этого... Простите, Батгейт, в последние дни я стал несносен.
Найджел проглотил комок, подкативший к горлу:
— Я ненароком подслушал признание.
Аллейн помедлил, потом взял в руку карандаш.
— Когда?
— Примерно час назад.
— Где?
— В квартире Феликса.
— Так, продолжайте.
— Легко сказать!.. Я вошел в прихожую без стука и услыхал голоса в гостиной, которую сам он называет «студией». Сначала женщина сказала: «Если я это сделала, то лишь ради тебя, Феликс! Он был твоим заклятым врагом». А Феликс ответил: «Я не могу в это поверить, не могу». Тогда она принялась хохотать, странным таким смехом, а потом говорит: «Все впустую. Однако я ни в чем не раскаиваюсь, слышишь? Но теперь, я вижу, ты не стоишь подобных жертв». Тут я нарочно хлопнул входной дверью и позвал Феликса. Он вышел в холл и провел меня в гостиную. Там была она.
— Кто?
— Стефани Воэн.
— Невероятно! — разозлился Аллейн.
— Надеюсь, вы не хотите сказать, что я лгу. Такими вещами не шутят, я не забуду их разговора до гробовой доски!
Аллейн молчал так долго, что Найджел стал поглядывать на него с тревогой. Наконец старший инспектор заговорил:
— И все же, Батгейт, этого недостаточно для бесповоротного вывода о ее виновности. «Если я это сделала, то лишь ради тебя. Он был твоим заклятым врагом». Допустим, она открыла Гарденеру, что чем-то пригрозила Сюрбонадье и это могло подтолкнуть Артура к самоубийству. Можно предположить и другое: разговор шел вовсе не о Сюрбонадье.
Если бы вы видели Феликса, то не стали бы делать такие предположения.
— А что с ним такое?
— Он совершенно подавлен! — воскликнул Найджел, не подобрав других слов.
— «Совершенно подавлен». Вы заразились от них театральной аффектацией. Барклей Крэммер, этот старый болван, сегодня на слушании в суде тоже корчил из себя «конченого человека».
Найджел поднялся со стула.
— Ну что же, мне нечего добавить. Если вы не находите мое сообщение заслуживающим внимания, остается только извиниться, что отнял у вас время.
Аллейн, облокотясь на стол, уставился на Найджела, как на музейный экспонат.
— Диогену бы повстречать вас, — пошутил он, — вот бы старик обрадовался! Вылез бы из бочки, наполнил ее пивом до краев и устроил бы большую потеху.
— Похоже, вы сделали мне комплимент, — смягчился Найджел.
— Именно так. Ну, а что же было потом?
— Мисс Стефани пригласила меня к себе, просила бывать у нее запросто!
— Не смейте даже мечтать об этом!
— А мне и не надо!
— Послушайте. Больше к Гарденеру — ни ногой! Вам ясно?
— Ясно, не ясно только, какая муха вас укусила.
— Пишите себе свои статейки, но не суйте нос в чужие дела.
— Вот благодарность за все, что я для вас сделал, а ведь какой гадостью пришлось заниматься!
— Мой дорогой Батгейт, я это высоко ценю и выражаю вам искреннюю признательность. И все же в дальнейшем прошу вас неукоснительно следовать моим указаниям и советам. А в награду передаю вам исключительное право напечатать в своей газете сногсшибательную новость.
— Что же за новость такая?
— Можете информировать читателей, что мистер Джекоб Сэйнт арестован, однако пока что неизвестно, какое обвинение ему предъявлено.