Убийцу скрывает тень

Глава десятая

В одной из комнат снохомишского управления полиции детектив Мак Шнайдер приканчивал главное блюдо своего ужина — купленную в «Сабвее» индюшачью грудку под дижонским соусом. Его коллега, детектив Карл Карильо, потянулся к Маку от своего стола.

— Эй, ты чипсы все смолотил? — спросил он.

Мак еще не притронулся к пакетику чипсов. Их он обычно оставлял на десерт.

— Ладно, угощайся, — махнул он рукой.

Карильо надорвал пакет, почти все содержимое ссыпал в свою горстищу и отправил в рот. Мак не стал оплакивать потерю: меньше калорий в себя — меньше потеть в спортзале. Карильо тридцать три, то есть он на восемь лет моложе. Его более молодой организм проворнее сжигает излишки энергии.

— Звтрабдшьсмотртьмтчншхребят? — спросил Карильо со все еще набитым ртом.

— Что? Повтори на человеческом языке!

Карильо проглотил чипсы и сказал:

— Завтра будешь смотреть матч наших ребят?

Мак знал, что Карильо — заядлый болельщик «Сиэтл сихокс». Но сам он, даром что уехал из Лос-Анджелеса три года назад, продолжал болеть за тамошнюю команду.

Из озорства Мак сказал:

— Разве ты не знаешь, что я футбол не-на-ви-жу?

Результат был предсказуем — Карильо сделал большие глаза.

К счастью, в глазах Мака была лукавая улыбка. Шутит, слава Богу. Карильо было страшно и представить, что он мог шесть месяцев, ни о чем не подозревая, общаться с уродом, который не любит футбол. Именно столько — шесть месяцев — Мак и Карильо трудились бок о бок.

Карильо вынул из портмоне двадцатку и положил на стол перед собой.

— Давай дружеское пари. Я ставлю на наших, а ты на «Иглз».

Мак рассеянно таращился в темноту за окном, на залитый дождем асфальт полицейской парковки.

— Странное у тебя, Карл, понимание дружеского пари. За победу «Сиэтл сихокс» ставят семь к одному. На что ты меня подбиваешь?

Карильо фыркнул, сгреб двадцатку обратно в портмоне и добродушно кинул:

— А, кишка тонка!

Мак привык, что Карильо строит из себя крутого мачо. В определенной степени его партнер и был крутым мачо — со всем набором сопутствующих прибабахов.

Каждый из них был завален собственными делами, но время от времени они вели следствие и на пару. Карильо пришел в полицию из морской пехоты — и по сию пору сохранил привычку стричься коротко, «ежиком». Зато имел усы. Холил их и гордился ими. Карильо хоть и на четыре дюйма ниже высоченного Мака, выглядел внушительнее — намного чаще Мака работал с железом в спортзале и был соответственно мускулистее. Да и в тире он проводил куда больше времени, чем его напарник. И вообще он больше Мака подходил под тип людей, которые с охотой идут служить в правоохранительные органы и потом чувствуют себя на своем месте: обожал мотоциклы; комфортные легковушки на дух не переносил и ездил в одиночку на несуразно большом пикапе; любил выпить и позубоскалить с коллегами. Впрочем, при этом он и в голове явно кое-что имел — поэтому детективом стал быстрее многих других амбициозных ребят. Работал Карильо с энтузиазмом, дотошно, никогда не рубил концы.

Мак же, напротив, считал мотоциклы душегубками, а пикапы — машинами узкоспециального назначения. Себя с усами не представлял. А общение с большинством коллег относил к разряду тягостного долга, ибо оно не очень-то обогащало его интеллектуальный опыт. Незнакомые люди никогда не угадывали, что Мак служит в полиции. Будучи детективом, он не был обязан носить форму и всегда ходил в штатском, как и во время работы в лос-анджелесском управлении полиции.

Всегда добротный пиджак. Постоянно отглаженные брюки. И манерами Мак Шнайдер походил не столько на полицейского, сколько на врача или адвоката — особенно привычкой внимательно и терпеливо слушать. Его красивые умные темные ирландские глаза смотрели внимательно и как бы говорили любому собеседнику: «Смелее, я уважаю вашу точку зрения, я понимаю ваши чувства, говорите дальше».

Затрезвонил телефон, и Мак схватил трубку.

— Шнайдер.

На другом конце провода был Мэл Бенедикт, сержант поисково-спасательной службы.

— Мне только что звонил босс, — сообщил он. — Две большие шишки из Сиэтла — адвокаты с друзьями на самом верху — пошли гулять в горы на востоке округа и не вернулись. Их машину уже нашли. Пустая. Может, это и ложная тревога, но наш патрульный обнаружил неподалеку на тропе дверную дистанционку — валялась в траве.

— Ну, могли просто выронить… А что звонишь?

— Не мог бы ты взять это дело на себя? Я в долгу не останусь, — сказал Мэл Бенедикт.

— А чего тут брать? Пока никакого дела не вижу.

— Мак, штука в том, что нам велено активность проявить. Думаю, эти ребята вскорости сами найдутся. Но мы должны показать, что без дела не сидели.

— Э нет. И не надейся. Заблудившиеся туристы не мой жанр.

— Да брось ты! Если я не подсуечусь — получу по шапке! К тому же лучше тебя никто не справится.

— Ой, не смеши меня, — сказал Мак. — Я на такие дешевые подъезды не покупаюсь.

Мак привык, что в Снохомише им пытаются все дырки затыкать. Десять лет он верой и правдой прослужил в лос-анджелесском управлении полиции — в отделе разбоя и убийств. Бывал не раз и не два под пулями. Имел отличия и награды. Когда перевелся на северо-восток штата Вашингтон, его приняли с соответствующим уважением — как личность легендарную, с огромным опытом. И поэтому иногда просили совета или помощи где надо и не надо. Мак уже научился отбиваться от дел, которые не стоят и выеденного яйца.

— Ну сделай, старик! Буду по гроб обязан, — канючил Бенедикт. — Там вроде как пятно крови на тропе…

— Ты что, всерьез требуешь, чтоб я, профессиональный следователь, сорвался на поиски заблудившихся туристов?

Мак надеялся на отрицательный ответ. Очень не хотелось тащиться в горы по дождю — и без видимой нужды. Но Бенедикт почувствовал, что детектив прогибается, и надавил:

— А Карильо где? Рядом?

— Ну.

— Есть у него дело?

Мак оглянулся на Карильо:

— Есть у тебя дело?

— На мне двадцать два дела. Я в полном замоте. А что?

Бенедикт расслышал слова Карильо и отреагировал по-своему:

— Где двадцать два, там и двадцать третье пристыкуется как-нибудь. Прихвати лоботряса с собой. На пару будет веселей. Разумеется, Мак, это все только на публику. Смотайся, чтоб успокоить народ. Мне сверху четко намекнули — дело первейшей важности. Поэтому мне нужен не абы кто, а человек проверенный, ответственный. Вы с Карильо собирайтесь на выход, а я подкину вам пару помощников шерифа. Ну и поисково-спасательная команда, конечно, будет на месте. Вполне возможно, что эти пропавшие объявятся раньше, чем вы туда доберетесь.

— Ладно. Но только ты мой должник! Я не шучу! — сказал Мак и повесил трубку.

Карильо вопросительно уставился на него.

— В лесу пропали два адвоката, — пояснил Мак. — Путешествовали в выходные по горам — вполне возможно и скорее всего, просто заблудились. Но — большие шишки. Их коллеги гонят волну. Ты не против поехать со мной? Бенедикт сказал, что от тебя может быть польза.

— Черт, я думал, что-нибудь занятное.

Мак улыбнулся:

— А тебе бы только грандиозные партии наркотиков отслеживать! Давай, собирайся.

Карильо потянулся было за курткой, но остановился: его взгляд прикипел к экрану телевизора, закрепленного на стене. Была только картинка, без звука. В итоговых субботних новостях вела репортаж с улицы новенькая журналистка — блондинка сказочной красоты. Она стояла где-то под зонтиком, по которому хлестал дождь, и что-то рассказывала.

Для Мака прямолинейный мачо Карильо был открытой книгой, и он не упускал случая подковырнуть своего коллегу.

— С каких это пор ты интересуешься новостями?

— Да плевал я на них! — фыркнул Карильо. — Ты погляди, какая киска эти новости исполняет! Пир для мужского глаза!

Мак осуждающе покачал головой:

— Мало тебе той киски, что у тебя дома?

Карильо был женат, имел двоих детей. Однако подколку Мака решительно пропустил мимо ушей.

— Ну хороша, стерва! Рука к ширинке так и тянется!

— Размечтался, Ромео грошовый! Давай, член вниз, сам вверх. Быстрей уедем — быстрей вернемся.

Карильо с горестным вздохом оторвал взгляд от экрана и поплелся к двери. Выключая телевизор, Мак тайком глянул на репортершу. А прав Карильо, прав. Та еще штучка!

Спускаясь пятифутовыми шажищами по мягкой лесной подстилке горного склона, он слышал в ночи громкое зудение — внизу, на жесткой серой полосе, по которой обычно бегали твердошкуры на круглых лапах. Он выглянул в прогалину между кустами. Как и всегда, он заранее почувствовал приближение двуногой мелюзги.

Через несколько мгновений внизу, прямо под ним, появились и сами шумные и вонючие твердошкуры. Они остановились на поляне, закрыли свои светящиеся ночные глаза, и из них, один за другим, стали вылезать двуножки. Зрение у него было отличное, и он мог различать все подробности — в темноте и с такого расстояния. Двуножки ходили между своими твердошкурами. Он до сих пор не понимал, какую власть имеют двуножки над этими очень разными — большими и маленькими — твердошкурами, которых объединяло только наличие круглых и быстрых лап. Он только догадывался, что эти загадочные твердошкуры в услужении у двуножек. Он никогда не видел, чтобы твердошкуры бегали сами по себе. Всегда в них, как улитка в домике, сидел хотя бы один двуножка.

Поначалу он вообразил, что эти твердошкуры — живые существа, но от них не шло никаких голосов — а ведь он, слабее или сильнее, мог воспринимать мысленные волны от любой твари. Так или иначе, было очевидно, что твердошкуры полностью во власти двуножек. И поскольку двуножки отныне его новая дичь, полезно знать все тонкости их взаимоотношений с круглолапыми твердошкурами.

Сейчас он сообразил, что двуножки явились разыскивать в ночи тех, кого он недавно убил. Подкатывали все новые и новые твердошкуры. Из них вылезали новые двуножки. Они то сбивались в стаю, то расходились по горному склону. По его подсчетам, этих зверюшек собралось две пятерни и еще четыре пальца. Вот бы напасть на них! Скопом они испустят такое количество страха, что для него это будет несравненным, дивным удовольствием. Если накинуться неожиданно, они так потеряются от ужаса, что он — раньше, чем они опомнятся, — успеет перебить всех до одного. Было так соблазнительно просмаковать предсмертные истерические голоса в трусливых мозгах целой стаи двуножек! Но он был достаточно умен, чтобы понимать: если хотя бы один из двуногой мелюзги ускользнет в своем быстром твердошкуре, он предупредит остальных. И начнутся сложности. Двуножек — он уже это выяснил — было кругом что камней на берегу горной реки. Много-много и еще столько же!

Нет, пока что он всего лишь понаблюдает. Желудок набит до предела — поэтому торопиться некуда. При необходимости двуногая мелкота ловится до смешного просто. Теперь он совсем близко от их жилья. И может в любой момент подкараулить и убить какого-нибудь двуногого — утолить голод или так, для удовольствия, из баловства. С каждым разом месть становилась все слаще и слаще.

Сытый и довольный, он посиживал в лесном мраке и приглядывался к озабоченной суете мелкой трусливой двуногой твари.