Присев на край письменного стола старшего инспектора Скотленд-Ярда Морсби, Роджер Шерингэм беспечно болтал о всяких пустяках, а Морсби, не отрываясь от бумаг, изредка мычал что-то в ответ. Со стороны могло показаться, что до него вообще ничего не доходит.
Похоже, и Шерингэму эта мысль пришла в голову — ни с того ни с сего он вдруг грохнул по столу кулаком:
— Морсби, вы обещали к часу полностью освободиться, а теперь десять минут второго даже на часах у вас на стене. В конце концов, мне дела нет, проголодались вы или нет. Но я хочу есть.
Старший инспектор со вздохом захлопнул досье.
— Прекрасно, мистер Шерингэм. Я просто уточнял кое-какие мелочи в том деле об ограблении, о котором вы меня спрашивали. Я готов. — Он тяжело выбрался из кресла и пошел за шляпой, висевшей у двери.
Роджер спрыгнул со стола, подхватив свои перчатки и шляпу. Он регулярно, раза два в месяц, приглашал инспектора пообедать, называя это «держать связь со Скотленд-Ярдом». Там это именовалось «подпиткой мистера Шерингэма».
Едва старший инспектор коснулся дверной ручки, как на столе резко зазвонил телефон.
— Одну минуту, сэр, — виновато проговорил Морсби.
— Начинается, — со вздохом откликнулся Роджер.
Морсби поднял трубку, послушал, нахмурился, не отрываясь обогнул угол стола, опять упал в кресло, достал ручку, блокнот и начал записывать. Роджер наблюдал за всем с явным неодобрением. Обед, похоже, снова откладывался.
— Да, сэр. — Тон Морсби был энергичен. — Я возьму с собой сержанта Эффорда, хорошо? Да, сэр, да, и немедленно. — Он положил трубку, секунду переждал и набрал другой номер.
— Черт, — мрачно простился с обедом Роджер.
Старший инспектор переговорил еще с четырьмя людьми, условившись с каждым через три минуты встретиться у входа.
— Приношу свои извинения, мистер Шерингэм, — произнес он деловым тоном, вешая трубку в последний раз. — Боюсь, наша трапеза не состоится. Как-нибудь в другой раз.
— Что случилось?
— Убийство. Многоквартирный дом в районе Юстон-роуд. Пожилая женщина. Я немедленно отправляюсь туда.
— Убийство? — живо переспросил Роджер. — Надеюсь, вы не станете возражать, если я поеду с вами?
Лицо Морсби выразило сомнение.
— Возражать я, пожалуй, не стану, но, полагаю, вам это будет неинтересно. Обычное убийство с целью ограбления. Без затей, не то что в ваших романах. Рядовой случай. Через два-три часа преступник будет в наших руках.
— Я поеду, — твердо сказал Роджер.
— Ну что ж, может, оно и неплохо, что вы поглядите, как на деле работает бедный, старый Скотленд-Ярд, — не без иронии согласился инспектор. — С такими делами мы управляться умеем, — прибавил он, шагая по цементному полу коридора. — Таких дел у нас девяносто девять из ста. Вы не успеете удивиться, а мы уже раскопаем, что там к чему.
— Скотленд-Ярд никогда не перестанет меня удивлять, — смиренно откликнулся Роджер.
Перед входом их уже ждали две машины. Роджер кивнул сержанту Эффорду, который обычно работал с Морсби и сейчас поджидал его в обществе двух шоферов и инспектора Бича, специалиста по квартирным кражам. Тут же возник сержант Эндрюс, авторитет местного масштаба в области дактилоскопии, с маленьким чемоданчиком в руках, в котором он носил свой нехитрый инструмент, и меньше чем через минуту примчался фотограф, констебль Фэррер, тоже во всеоружии. Ни секунды не медля, машины вырулили из ворот на дорогу.
Роджера усадили в первую, рядом с шофером. Морсби, зажатый на заднем сиденье между Эффордом и Бичем, тут же стал посвящать подчиненных в только что полученные по телефону подробности дела. Роджер, чтобы ничего не пропустить, перегнулся через спинку сиденья.
Итак, жертву звали мисс Барнетт. Одинокая немолодая женщина, она жила в крохотной квартирке под номером восемь в многоквартирном доме, который владельцы назвали «Монмут-мэншнз», — это на Плэттс-стрит, тихой улочке, в сторону от Юстон-роуд. Позади дома — огороженный каменной стеной двор, примыкающий к переулку, параллельному Плэттс-стрит и под прямым углом соединяющемуся с другим переулком.
Окно кухни мисс Барнетт выходит как раз в этот двор, и сегодня утром соседи обнаружили, что из ее окна до земли свисает веревка. Этот удивительный факт плюс то, что мисс Барнетт не забрала молоко, с утра оставленное молочницей у ее двери, плюс странный шум, по словам соседей снизу, доносившийся ночью из ее спальни, — все это в совокупности возбудило любопытство жильцов дома, однако с присущей лондонцам нелюбовью вмешиваться в чужие дела никто из них не поторопился обратиться в полицию, если не считать последние полчаса, когда это наконец было сделано.
Соседка мисс Барнетт по этажу решилась в конце концов постучать ей в дверь. Не дождавшись ответа, она поделилась своими опасениями с консьержкой, которая вызвала констебля. Констебль, человек рассудительный, прекрасно представлял себе неприятности, которые могут ждать полицейского, если он без приглашения, хотя бы и с наилучшими намерениями, нарушит неприкосновенность обиталища лондонца. Прежде чем что-то предпринять, он вызвал сержанта — свое непосредственное начальство. Вдвоем они взломали дверь и нашли хозяйку квартиры на полу в спальне мертвой, а квартира выглядела так, словно по ней промчался табун: вещи разбросаны, мебель перевернута, подушки вспороты — в общем, бедлам.
— Ага, — понимающе протянул инспектор Бич. — И веревка из окна, так?
Роджер понял, что инспектор перебирает в памяти имена тех преступников, которые имеют обыкновение переворачивать все вверх дном в ограбленных квартирах, тех, кто пользуется веревкой, чтобы забраться в квартиру или выбраться из нее, и тех, кто применяет силу, будучи застигнутым врасплох. На месте обнаружатся и более мелкие детали почерка убийцы, и каждая такая деталь извлечет из памяти инспектора целый список имен. Когда одно и то же имя проскочит в каждом из списков — убийца найден. Так просто разрешаются загадки, с которыми, как правило, имеет дело Скотленд-Ярд, — в отличие от тех, кои выдумывают про сыщиков хитроумные сочинители романов.
Дальше все пошло обычным порядком. Энергично выставив из квартиры позеленевшую от пережитого консьержку, сержант оставил у входа констебля, без особой спешки, поскольку жертве уже не поможешь, послал за врачом, которого можно найти поблизости, а сам направился к телефону и позвонил сначала окружному инспектору, а потом прямо в отдел уголовного розыска, изложив суть дела в кратком, но исчерпывающем рапорте, так что те, кому он докладывал, сразу поняли, каких экспертов прислать на место преступления, и через двадцать минут после взлома двери уголовный розыск во всей своей мощи был налицо.
Кроме четырех привезенных Морсби специалистов, не считая Роджера, в тесной квартирке находились: частный врач, приведенный посыльным, окружной инспектор и еще один констебль. Полицейский врач прибыл двумя минутами позже. Итого, включая Роджера, двенадцать человек. Однако неразберихи не было. Никто не наступал друг другу на пятки, каждый знал свое дело и либо делал его, либо ждал своей очереди.
Один констебль охранял дверь в квартиру, второй был поставлен у парадной с приказом впускать только жильцов; местный сержант на лестничной площадке ожидал распоряжений вместе с дактилоскопистом, чья очередь еще не пришла; сержант Эффорд проводил миссис Бойд, консьержку, в ее собственную квартиру на первом этаже, чтобы сначала ее успокоить, а потом выудить из нее, с искусством, усовершенствованным долгой практикой, все, что она может рассказать о покойной: ее привычки, характер, образ жизни и вообще все, что вспомнит; инспектор Бич с порога разглядывал гостиную, не входя в нее, потому что ее еще предстояло подвергнуть осмотру; врачи тихо переговаривались в передней, куда явившийся первым коротконогий, краснолицый доктор Экинхед ретировался после предварительного, поспешного и поверхностного осмотра тела под наблюдением окружного инспектора, следившего затем, чтобы врач, не дай Бог, не изменил положение тела неосторожным движением; сейчас окружной инспектор находился в спальне, где Морсби командовал фотосъемкой, каковая в наше просвещенное время является первым этапом всякого серьезного расследования; а Роджер, ощущавший себя очень и очень не на месте, все-таки был рад, что отложил обед, и топтался в дверях спальни, стараясь присутствовать всюду одновременно.
Посреди спальни кучкой тряпья на полу лежало маленькое тело сухопарой женщины с таким выражением мертвого лица, что Роджер старался не смотреть.
Как только фотографии были сделаны, Морсби пригласил врача заняться телом под присмотром того же окружного инспектора, а сам повел фотографа подругам комнатам, показывая по пути, какие подробности ему бы хотелось запечатлеть. Отправив фотографа проявлять пленку, старший инспектор вошел в гостиную.
— Я только погляжу, что здесь и как, — добродушно сказал он инспектору Бичу, — а там уж и вы можете приступать.
Роджер, в свою очередь, с порога с любопытством наблюдал за действиями профессионалов.
Похоже, старший инспектор Морсби не любил перепоручать подчиненным дела, с которыми вполне мог справиться сам. Опустившись на свои начальственные колени, похожий на добродушного моржа, он, пыхтя, ползал по полу, быстро, но внимательно разглядывая каждый дюйм не слишком чистого ковра. Не будь дело так серьезно, Роджер бы улыбнулся, глядя на это зрелище.
Поднявшись наконец на ноги, Морсби кисло поглядел на свои грязные ладони.
— И ничего взамен, — сообщил он, отряхивая колени. — Ни следочка. Ни крошки грязи. А между тем нынче такой сырой октябрь.
— Ну, то, что на этом ковре не видно грязи, неудивительно, — заметил Роджер.
— Было бы видно, если б она была, — отозвался инспектор с присущей ему мягкой уверенностью. — А вот кое-что для вас, Бич. — Он кивнул на стол посреди комнаты, на котором красовались полупустая бутылка виски и грязный стакан.
— Да, сэр, — удовлетворенно произнес инспектор. — Я вижу.
Бутылка и стакан указывали еще на одну привычку грабителя: некоторые любят, завершив работу, пропустить стаканчик и делают это всенепременно — если, конечно, в доме найдется выпивка. Похоже, поведение грабителей всегда подчиняется раз заведенной традиции.
— Ну ладно, — протянул Морсби. — Тут я закончил. Позовите Эндрюса, пожалуйста.
Он направился к кухне, но, услышав шаги в спальне, остановился.
— Ага, — обрадованно сказал он Роджеру. — Похоже, медицина закончила. Теперь телом можем заняться мы.
Врачи вышли из спальни. Окружной инспектор выпроваживал их из квартиры, как хорек выгоняет из норки пару кроликов. Высокий, тощий полицейский врач говорил за двоих и держался с Морсби так, словно видит его не впервые.
— Мудрить особенно нечего, инспектор, случай простой, — отрывисто говорил он. — Смерть наступила в результате удушения. Орудие убийства, я полагаю, — бусы, которые лежат рядом с телом. Возраст — около сорока восьми. Определенно истощена. Справиться с ней ничего не стоило. Следов сопротивления на теле нет; пока, во всяком случае, мы их не обнаружили. Очевидно, нападавший действовал сзади. Ширина странгуляционной борозды по всей длине ровная и соответствует длине бус, за исключением затылочной части — там большой синяк. Думаю, убийца их сзади перекрутил. Состояние в настоящий момент: частичное окоченение до уровня верхних конечностей, тело холодное, имеются трупные пятна. Иначе говоря, смерть произошла не менее двенадцати и не более двадцати четырех часов назад. Точно пока сказать не могу. Этого для начала достаточно? Позже я, разумеется, представлю вам более полный отчет, после того как поработаю с телом.
— Спасибо, доктор. Это именно то, что я хотел услышать, — поблагодарил старший инспектор.
— А теперь вы хотите от нас избавиться, а? Знаю, знаю. Ну, мы пошли. Пока.
Он легонько подтолкнул своего коллегу-толстяка, которому откровенно не хотелось уходить, их шаги по каменным ступеням эхом отдались на лестничной клетке.
— Что ж, он прав, — беззлобно сказал Морсби. — Я таки хотел от них избавиться. Ничего не имею против медицины, но всегда рад, когда с ней покончено. Итак, Мерримен, что вы можете мне сказать?