Убийство на верхнем этаже

Глава 15

Было очевидно, что мистер Эннисмор-Смит говорил правду. По крайней мере он сам в это верил. Кроме того, подтвердилось прежнее впечатление Роджера: задумай и осуществи миссис Эннисмор-Смит убийство мисс Барнетт, самое последнее, что пришло бы ей в голову, — это довериться мужу. Нет, если она виновна, значит, ей удалось обмануть его и в том, что она совершила, и относительно своего пребывания в гостиной. На первый взгляд ее алиби несокрушимо.

Но только на первый взгляд. На самом деле прорех сколько угодно. Сам мистер Эннисмор-Смит волен верить своим словам, но что могло помешать ему вздремнуть часок этим вечером? Что могло помешать жене использовать старый трюк с тряпичной куклой, которую полусонный муж из-за спинки кресла вполне мог принять за жену? Она могла даже затеять ссору, чтобы оправдать затянувшееся молчание, каким было бы встречено любое обращение к ней супруга. Да здесь с полдюжины прорех, в этом алиби. И тем не менее все это не более чем разыгравшееся воображение.

У ближайшего телефонного автомата Роджер на несколько минут задержался, а потом, не зная, что с собой делать, направился домой в Олбани.

В кабинете он обнаружил Стеллу, все еще корпящую над записями спектакля, хотя было уже почти семь вечера, и почувствовал угрызения совести.

— Да бросьте вы это, — проворчал он, почти извиняясь. — Завтра доделаете.

— Благодарю вас, — через плечо бросила Стелла. — Я предпочитаю доделать это сегодня.

— Вы испортите мое красивое платье.

Она продолжала печатать.

Роджер пошел в столовую и смешал там два коктейля.

— Спасибо, — сказала Стелла, печатая. — Я не люблю коктейли.

Роджер выпил оба, мрачно наблюдая за своей слишком старательной секретаршей. С каштановой головкой, склоненной над пишущей машинкой, она была так прелестна и так начисто была лишена всякой прелести — просто беда.

Этот ее неведомый молодой человек — в некотором роде просто герой.

Она закончила работу и аккуратной стопкой сложила напечатанные страницы.

— Я только что говорил с Эннисмор-Смитом, — произнес Роджер в пространство.

— Расточитель! — коротко отозвалась она.

— О чем вы?

— Когда я вижу, что впустую тратят время, я не могу не сказать об этом, — заявила Стелла, слишком подчеркнуто, по мнению Роджера, глядя ему в глаза.

— Послушайте, Стелла, — неожиданно для себя объявил Роджер. — Я бы хотел познакомиться с вашим женихом.

— Неужели? Тоже хотите поизучать?

— Возможно. Пригласите его пообедать с нами завтра в «Критерионе».

Она чуть помедлила с ответом.

— Боюсь, об этом и думать нечего.

— Почему?

— Он живет далеко отсюда.

— Тогда пригласите на ужин. А потом мы пойдем в театр, и уж там вам не придется стенографировать.

— Вы очень добры, — решительно произнесла мисс Барнетт, — но это невозможно.

— Да почему же?

— А почему вы так жаждете видеть моего жениха, мистер Шерингэм?

— А почему вы так жаждете лишить меня этого удовольствия?

— Ничего подобного. Мне это совершенно безразлично. Так зачем вы хотите с ним встретиться?

— Ну, предположим, для того, чтобы посмотреть, так ли вы суровы с ним, как со мной.

— Какая нелепость!

— Стелла, за этим что-то кроется. Вы что, стыдитесь своего жениха? Может, он носит воротнички задом наперед или сидит на ореховой диете? Почему вы стесняетесь его?

— Вы непозволительно грубы, мистер Шерингэм. Ни в малейшей степени я его не стесняюсь.

— Любопытный ответ из уст женщины, по определению сгорающей от любви! Вам следует им гордиться!

— Я и горжусь. Очень. — Как Роджеру показалось, мисс Барнетт в этот момент выглядела не столько гордой, сколько затравленной.

— В таком случае приведите его завтра обедать. Иначе я и впрямь решу, что с этим вашим молодцом что-то не так.

— Ах, ну как угодно, — сдалась мисс Барнетт, нервно напяливая новую шляпку. — Я попрошу его завтра встретить нас в ресторане. Это… это чрезвычайно любезно с вашей стороны.

— Ничуть.

Последовала пауза. Мисс Барнетт заправляла выпавшие из-под шляпки пряди волос.

— Я ходил утром в Скотленд-Ярд. — кратко сообщил Роджер.

— Да? Грустная новость. Они, я полагаю, посмеялись над вами? — Говоря это, мисс Барнетт занималась исключительно своими волосами.

— Нет, они меня поблагодарили.

— И, когда вы уходили, хихикали за вашей спиной, — предположила мисс Барнетт, глядясь в зеркальце.

— Сколько в вас скептицизма! Смею уверить, Скотленд-Ярд обо мне отнюдь не такого низкого мнения, как вы. Нет, они совсем не хихикали, когда я ушел. Они отнеслись ко мне вполне серьезно. Они даже сказали, что я проделал большую работу. Мои незрелые рассуждения их убедили.

— Не хотите ли вы сказать, — медленно проговорила мисс Барнетт, оставив наконец в покое свои волосы, — не хотите ли вы сказать, что они согласились с вами относительно этих… осложняющих обстоятельств?

— Именно, — самодовольно кивнул Роджер. — Именно что согласились.

Она смотрела на него. Он — на нее.

— И что же они теперь собираются делать?

— Ну, расследовать дальше. Взглянув на проблему уже с новой точки зрения.

— Значит, поэтому они и не арестовали того человека? Они уже не считают, что это он виноват?

Теперь было бы просто грех жаловаться на безразличие Стеллы. Она была само олицетворение интереса, когда не отрываясь смотрела на него широко раскрытыми карими глазами, даже слегка приоткрыв прелестный рот (увы, совершенно не влекущий к поцелуям).

— Нет. Пока они считают, что он виноват.

— М-м! — Она словно что-то прикидывала в уме. — Понятно. А вы — нет?

— Я — нет.

Стелла не отводила от него глаз.

— В таком случае, мистер Шерингэм, вы ошибаетесь, — решительно закончила она. — Всего доброго.

Роджер проводил ее полным сожаления взглядом. Она и впрямь была девушка совершенно необычайная и совершенно к тому же несносная, но ему очень хотелось, чтобы она осталась разделить с ним ужин. В кои-то веки Роджер, всегда презиравший людей, которым необходима компания, почувствовал себя одиноко.

Он поглощал пищу без всякого удовольствия, хотя Мидоуз был, как всегда, выше всяких похвал. Он не мог не думать о том, что за ужин у Стеллы и с ней ли за ужином ее неизвестный герой.

«Черт побери, — подумал он с раздражением. — Эта девица не идет у меня из головы! Я, видно, на ней просто свихнулся!»

Это прискорбное состояние не изменилось в течение вечера. После ужина Роджер уселся серьезно поразмыслить об алиби миссис Эннисмор-Смит. Согласно доказательствам, представленным им Морсби сегодня утром и подтвержденным заключением врача, смерть мисс Барнетт должна была наступить между 10.30 и 11.00 вечера (хотя в присутствии Морсби он не счел необходимым это подчеркивать). Действительно ли миссис Эннисмор-Смит между десятью и одиннадцатью сидела в своей гостиной и шила? Должен ли он отказаться от всех своих подозрений в ее адрес? Роджер устроился перед камином в надежде поработать так же плодотворно, как вчера. Но из головы не шло поразительно странное поведение мисс Барнетт-младшей. С какой стороны ни посмотреть, удивительное создание! Что, например, скажите, пожалуйста, заставляет ее отказываться от наследства, так счастливо свалившегося прямо ей в руки? Напротив, должна бы радоваться, ведь обручена и предстоит свадьба. Что ее неведомый герой думает об этом? Неужели она и после замужества хочет продолжать работать? Это позор, что она вообще вынуждена работать. Это расточительство — позволять такой девушке работать секретаршей!

— Прочь, Стелла! — застонал Роджер. — Я хочу еще раз проявить чудеса сообразительности!

Но Стелла не покидала его.

Наконец он сдался и отправился в спальню.

— Не нравится мне это ее обручение. Он просто не может стоить ее. Что ей нужно, так это…

Но тут Роджер Шерингэм опомнился.

А на следующий день ему представился случай убедиться в том, достоин ли Стеллы Барнетт ее избранник. Однако то, что произошло за обедом, повергло его в еще большее изумление.

В это утро они хорошо поработали, и опус под названием «Надо спрашивать маму» был закончен и отправлен по почте. Стелла явилась на службу не в бархатном платье цвета полуночи, а в нефритовом шелковом, с шелковой же маленькой шляпкой точно в тон, короче, в совершенно неподобающем секретарше виде. Она коротко объяснила, что оделась так потому, что побоялась скомпрометировать его за обедом, а своих платьев, достойных его общества, у нее нет. Роджер согласился, что она поступила очень мудро, слегка помрачнев при мысли, что вся эта красота предназначена не столько для спасения его доброго имени, сколько для ублаготворения неведомого героя.

Когда они вошли в вестибюль ресторана, им навстречу поднялся чахлый, пучеглазый и большеротый, то есть отвечающий всем признакам столь ценимой Роджером породы современных интеллектуалов молодой человек и прокурорским тоном объявил:

— Вы опоздали!

— Прости, пожалуйста, Ральф, — покорно отозвалась Стелла. — Мистер Шерингэм настоял, чтобы мы зашли на почту отправить бандероль.

— Терпеть не могу необязательности, — сообщил молодой человек с внешностью земноводного.

— Мистер Паттерсон, мистер Шерингэм, — не без смущения представила их друг другу Стелла.

Роджер озадаченно пожал холодную, влажную лапку.

Они вошли в зал.

Роджер одолел изумление и старательно изображал радушного хозяина, но был как во сне, когда просил своих гостей выбрать между грейпфрутом, копченой семгой и дыней. Он-то представлял себе Стеллиного жениха здоровенным, суровым парнем, подбородок кирпичом и бас — профундо. Чтобы такая девушка была помолвлена с этой козявкой…

— Мне копченую семгу, пожалуйста, — сказала козявка.

— Мне тоже, — сказала Стелла.

— Пожалуй, тебе лучше не стоит, — возразила козявка твердым тоном. — От семги у тебя прыщики, Стелла, я заметил. Лучше возьми грейпфрут.

Стелла промолчала. Роджер взглянул на нее.

— О да, — кивнула она. — Грейпфрут, пожалуйста.

Жених продолжал в том же духе, выбирая за нее все блюда и позволив ей очень немногое из того, чего ей действительно хотелось. Поддерживать разговор, однако, оказалось несложно, поскольку он взял это в свои руки и первые две перемены рассказывал Роджеру, как надо писать романы. Тот слушал завороженно и покорно пообещал в следующий раз написать что-нибудь получше.

— Впрочем, — молодой человек повернулся к своей невесте, — чего ждать, если Шерингэм пишет для миллионов?

— А ты читал его книги? — спросила Стелла.

— Ну, проглядывал кое-что, — слегка повел он плечами.

— Послушай, Ральф, — смущенно заступилась Стелла, — я не думаю, что они так уж плохи. То есть принимая во внимание все обстоятельства…

— Дорогая моя!.. — запротестовал жених.

Роджеру показалось, что его тут как бы и нет.

— Ну и как вы находите Стеллу? — снисходительно обратился к нему молодой человек, покончив с рыбой.

— О, я… я полагаю, она прекрасно справляется.

— Вам надо приглядывать за ней в мелочах. У нее, знаете ли, совсем нет вкуса к мелочам. Например, посмотрите, как она одевается. Вы видели что-нибудь более чудовищное, чем эта шляпка?

Роджер, сам выбиравший эту шляпку тщательно в тон платью, почувствовал к молодому человеку ненависть, в способности к которой себя даже не подозревал.

— Эта шляпка?! — вскричала Стелла. — О, Ральф, да она же очаровательна!

Роджер с благодарностью отметил, что она его не выдала.

— Если б она была очаровательна, моя дорогая, она бы тебе не пошла. Я неоднократно говорил тебе, что очаровательное — не твой стиль. Ты лишена очарования, у тебя его нет. Не правда ли, Шерингэм? Вы ведь наверняка обратили на это внимание?

— Видите ли… — промолвил Роджер и обнаружил, к своему неудовольствию, что краснеет.

— У Стеллы нет сексуальной привлекательности, — мистер Паттерсон продолжал снимать все покровы. — Это, конечно, изъян. Но она, знаете, еще может развиться, она еще зеленая, нужен уход, полив, рыхление. Честно говоря, я надеялся, вы что-нибудь в этом роде для нее сделаете, Шерингэм, но она говорит, что нет.

— Ральф! — вскричала бедная мисс Барнетт, и Роджер с интересом заметил, что лицо ее тоже приобрело красно-бурый оттенок. Он начал понимать, почему Стелле так не хотелось приводить жениха на этот обед.

Оставив в покое невесту, мистер Паттерсон далее очень четко изложил свои взгляды на другие проблемы. Естественно, возник разговор о смерти мисс Барнетт, и хотя Стелла, конечно, не посвящала жениха в то, что Роджер испытывает к этому делу пристальный интерес, мистер Паттерсон какое-то время распространялся по этому поводу и наконец пригвоздил к позорному столбу полицию — за некомпетентность, ибо та не произвела абсолютно самоочевидного ареста.

— Насколько я понимаю, — мягко произнес Роджер, — мисс Барнетт отказывается от наследства, которое досталось ей, поскольку ее тетушка скончалась, не оставив завещания. — Возможно, это было не очень деликатно сказано, но Роджеру слишком хотелось узнать мнение земноводного на сей счет.

— Вздор! — немедленно изложил его мистер Паттерсон.

— Но, Ральф, я…

— Вздор! — повторил мистер Паттерсон непреклонно и повернулся к Роджеру. — У Стеллы сейчас самые смехотворные идеи по этому поводу, но я, разумеется, ей ничего подобного не позволю.

— Правда, Ральф? — печально сказала Стелла. — Все-таки…

— Ни в коем случае. Я уже говорил тебе, что не стоит даже заикаться об этом. Что за глупый каприз! И слышать не хочу!

— Конечно, дорогой, как скажешь, — покорно кивнула Стелла.

Роджер не верил ни глазам, ни ушам своим.

Мистер Паттерсон продолжал излагать свои соображения по поводу неприкосновенности человеческой жизни. Эта старуха, говорил он, мертвая куда полезней живой. Миру от нее не было ну никакого проку, так чего же оплакивать? (Роджер понял, что если мисс Барнетт живой была обществу бесполезна, польза от ее смерти очень значительна; общество в данном случае олицетворялось в самом мистере Паттерсоне.) Убийца, изъяв ее из мира, осуществил акт высокой социальной доблести. Полиция, возможно, то есть наверняка, — сборище дебилов, но результат ее некомпетентности достоин восхищения — пусть убийца мисс Барнетт подольше наслаждается свободой.

— Как страстный криминалист, — объявил мистер Паттерсон, — хотя до сих пор исключительно академического плана, я отдаю должное этому практику, обладающему столь выраженным чувством социального долга.

— Вас интересует криминалистика? — осведомился Роджер.

— Я ее обожаю, — просто ответил мистер Паттерсон. — Я помню годы жизни и смерти всех знаменитых убийц Англии, включая даты их публичных экзекуций.

К изумлению Роджера, Стелла заметно разволновалась от того, что ее жених так откровенно высказывается, и стала прилагать все усилия, хотя и безуспешно, чтобы пресечь дальнейшее развитие темы. Наконец, в манере той Стеллы, которую, как казалось Роджеру, он успел узнать, она перехватила нить разговора и направила его в безопасное русло атлетики, заметив без всякой связи с предыдущим:

— Собираетесь ли вы посетить университетский матч по регби в этом сезоне, мистер Шерингэм?

— О да, — сказал Роджер, раскусив ее маневр. — Как обычно.

— И вы сами играете?

— Так, когда вокруг мяча свалка, бегаю и делаю вид, что участвую в ней. Моя игра — гольф.

— Правда? Ральф тоже играет в гольф. У него «плюс два».

Роджер, у которого был «плюс один», нечеловеческим усилием воли подавил изумление, которое просто рвалось из него, и взглянул на своего плюгавого гостя с уважением.

— Вот как?

— Ну, я уже, знаете, не в том возрасте, чтобы играть в действительно активные игры, — высказался последний с той мрачной миной, с какой люди бывают вынуждены выслушивать грубую лесть, произносимую прямо в лицо. — Вот раньше я занимался бегом с препятствиями, стипль-чезом.

— Раньше! На самом деле, мистер Шерингэм, всего лишь в прошлом году Ральф выиграл…

— Замолчи, Стелла!

И Стелла замолкла.

Застольная беседа, однако, продолжилась, и мистер Паттерсон с мистером Шерингэмом до конца обеда мирно обсуждали новости спорта.

Наконец мистер Паттерсон взглянул на часы. Его манера прощаться по простоте и бесцеремонности не уступала его манере здороваться.

— Должен успеть на поезд, — сказал он и удалился.

— Ральф живет в Танбридж-Веллсе, — так, словно этим все объяснялось, сказала Стелла.

Роджер возвращался в Олбани с помутненным сознанием. Чем старательней он пытался понять происшедшее, тем больше уважения чувствовал к чахлому молодому человеку, — к тому же Стелла, освободившись из-под его чар, быстро вернулась к своему обычному «я» и безжалостно придушила несколько попыток завязать разговор.

«Эта девица положительно то доктор Джекилл, то мистер Хайд[11], — думал он озадаченно. — Вот она сидит, в уголке такси, в своем нефритовом одеянии. Неужели она и вправду любит этого типа? Как такого можно любить? Вздумай такой лягушонок ухаживать, поручусь, можно ставить что хочешь: Стелла Барнетт не отзовется. И все-таки…»

Подумать только, ведь она была воплощенная покорность…

Какой магией этот тип подчинил ее своему почти гипнотическому влиянию? Ему стоило только пальцем шевельнуть, и она покорно кланялась, виляла хвостиком, да еще так, словно для нее это одно удовольствие, — и ни кусочка сахара в награду! Уму непостижимо.

— Держите их в строгости, — вздохнул Роджер. — Но, Боже милосердный, кто бы подумал, что Стелла клюнет на такое убожество? Черт бы подрал это земноводное!

Мистер Шерингэм был явно не в духе.