Убийство по Фрейду

Пролог

— Я не говорила, что я против Фрейда, — возразила Кейт. — Я против того, что Джойс[1] называет фрейдистскими заблуждениями, против всех этих нелепых выводов, за которые очертя голову хватаются не слишком разборчивые и не очень умные люди.

— Ну, если ты считаешь психиатрию ответственной за садистские развлечения салонной публики, то я вообще не вижу смысла продолжать спор, — ответил Эмануэль.

Тем не менее дискуссия продолжалась. Вот уже несколько лет при встрече у них всякий раз так или иначе заходила речь о психиатрии, и казалось, их готовность обсуждать эту тему никогда не иссякнет.

— Кстати, — сказала Кейт, — я направила тебе пациентку. Одна студентка попросила меня порекомендовать ей специалиста по психоанализу, и я дала ей твое имя и адрес. Понятия не имею, придет ли она, но, скорее всего, придет. Ее зовут Дженет Гаррисон.

Кейт подошла к окну, за которым буйствовала снежная круговерть. Это был один из тех январских дней, когда даже она, не любившая весну, с нетерпением ждала ее.

— Что ж, если учесть твое мнение о психиатрии, — сказала Никола, — Эмануэль должен чувствовать себя польщенным. Ну же, Эмануэль, сделай вид, что ты страшно доволен!

Никола, жена Эмануэля, следила за их беседой, как зритель теннисного матча за мячом; ее голова только успевала поворачиваться от одной к другому. Ей удавалось сочетать безграничное доверие к психиатрии с независимостью суждений, поэтому она с чистым сердцем аплодировала удачным выпадам спорящих и стонала при промахах. Кейт и Эмануэль, не представлявшие себе лучшей слушательницы, чем Никола, наслаждались матчем от всей души не только потому, что такого рода беседы помогали порой взглянуть на проблему с новой и Неожиданной стороны, но и потому, что оба в равной степени умели ожесточенно спорить, ни в коей мере не задевая самолюбия друг друга. Никола улыбнулась обоим.

— Не следует опровергать ни самого Фрейда, — заговорила Кейт, — ни его теорию в целом. Бороться надо с тем, в каком виде его идеи распространяются в современном мире. Мне часто вспоминается анекдот об одном японце и его отношении к Святой Троице: «Святой Отец — хорошо, Святой Сын — отлично, но Святой Дух — этого я совершенно не понимаю!»

— Твои цитаты, — заметил Эмануэль, — безусловно, очень оживляют дискуссию, но, к сожалению, ничуть не продвигают нас вперед.

— А вот я могу вспомнить только одну цитату, — сказала Никола, тоже подойдя к окну. — «Зима пришла, не скоро ли весна?»[2]

Как оказалось, это было самым значительным высказыванием в той беседе студеным январским днем.