Убийство в музее Колетт

Глава 18

Жители Сен-Совера напрочь отказались восстанавливать свою колокольню. Начиная со средних веков ее трижды разрушала молния.

— Надо же! Колокольни нет, да и церковь стоит за городом, — удивился Фушеру, когда они спустились по улице Колетт.

— Ее неудачно установили на основание из камня с большим содержанием железной руды, который доставили из карьера в Мюре, — объяснила Лейла, державшая в руке справочник-путеводитель. — В девятом веке произошла крупная ссора между настоятелем монастыря и горожанами, пожелавшими иметь собственную церковь. Монахи в конце концов уступили, но при условии — построить ее за городскими стенами. Монастырь назначал своих капелланов и взимал…

Она прервалась, так как они подошли к дому священника. Отец Клод, сорокалетний жизнерадостный мужчина, ждал их на крыльце. В приходской церкви он служил уже много лет. По словам Поля Эрвуэ, не очень хорошо относившегося к религии, отец Клод совершал чудеса, помогая обездоленным. Извинившись за скудость обстановки, он пригласил обоих офицеров полиции пройти в свой кабинет.

— Вот моя единственная роскошь, — сказал он, показывая угол, занимаемый разросшимися кактусами и другими экзотическими растениями, среди которых были каучуконосы, аспериум, фикус «бенжамин»… — А больше всего мне нравится черенкование, — признался он с шаловливым видом. — Посмотрите, мне удалось вырастить пассифлору моллиссиму…

— Вы когда-нибудь обменивались опытом в цветоводстве с Жюли Брюссо? — спросил комиссар Фушеру.

Отец Клод помрачнел.

— Я потерял в ее лице одну из самых ревностных прихожанок, друга, можно сказать, — грустно ответил он.

Он замолчал. У него был на удивление бесцветный голос, к которому невольно внимательно прислушиваешься.

— Мы разделяли лишь любовь к растениям… Когда я захотел создать в приходе группу поддержки умирающих, она сразу отказалась войти в нее. Тем не менее я был поражен, увидев, как она приободряла семью агонизирующего ребенка. Она находила такие слова, будто сама прошла через смерть…

Фушеру и Джемани переглянулись.

— Она ничего не рассказывала вам о своей жизни?.. Что-нибудь такое, чем можно объяснить ее неожиданную кончину?

— Ничего, — подумав немного, ответил он. — Но… мадам Брюссо иногда совершала непредсказуемые поступки. Однажды, например, она категорически отказалась стать крестной матерью некой маленькой Алисы, однако подобрала для нее крестных родителей. Мать была очень недовольна. А мне не удалось добиться от Жюли Брюссо никаких объяснений…

Он откинулся на спинку стула и скрестил пальцы.

— Еще один случай… — продолжил он. — В прошлом году, когда я венчал сына генерала Дезандре, она взяла на себя цветочное оформление и должна была присутствовать на церемонии. Но в начале мессы она вдруг покинула свое место около хора и ушла. Впоследствии я узнал, что одной родственнице невесты, сидевшей неподалеку, показалось, что она признала в ней умершую подругу. Когда я сказал об этом мадам Брюссо, та наотрез отрицала какую-либо связь… После этого я не видел ее две недели! Согласитесь, все это довольно странно… — Чувствуя себя неловко, отец Клод умолк.

— Не думаете ли вы, что у нее было что скрывать? — спросил комиссар.

— Она родом не из наших краев, трудно судить…

— Не знаете ли, где она хотела бы быть похороненной?

— Здесь, в Сен-Совере, где она прожила последние двадцать лет. Она высказывала пожелание… Я совершу похоронный обряд, как только… как только гражданские власти дадут разрешение. Но есть одна проблема: у нее нет семьи, нет родных…

— А вам известно, что речь идет о самоубийстве? — заметил комиссар.

— Для меня все усопшие равны, так же, впрочем, как и живые, — возразил священник. — Мадам Брюссо больше, чем кто-либо, нуждается в Божьей помощи. Мы никого не отвергаем.

— Времена изменились с 1954 года. Если я не ошибаюсь, сама Колетт не имела права на похороны по религиозному обряду, — обронил Фушеру.

— Что касается «разведенок», раз уж вы упоминаете этот случай, — ровным голосом продолжал отец Клод, — то я очень хочу, чтобы ускорили процедуру отмены этого положения. А пока что я забочусь о том, чтобы наша община принимала всех вступивших во второй брак, которые обратились к нам с просьбой. Скажу даже по секрету, что не понимаю, почему священство запрещено женщинам…

Лейла в душе одобрила его, но вслух не высказалась, из осторожности удержавшись от проявления неуместного экуменизма.

Что же касается Жан-Пьера Фушеру, то, воспитанный отцом-католиком и матерью-протестанткой, он рано усвоил понятие терпимости. Бунт в его душе, не примирившейся со смертью Клотильды, окончательно погасил теплившиеся в нем остатки религиозности. И вот теперь у него есть дочь…

Он нарушил молчание, ставшее для него вдруг невыносимым:

— Последний вопрос. Остались ли образцы почерка Жюли Брюссо?

— Сейчас, когда я думаю об этом, могу с уверенностью сказать: ни одного. Даже самую маленькую записку она печатала на машинке. Но погодите… Ведь есть приходская книга записей. Она много раз расписывалась в ней. Не хотите взглянуть?

Они дружно кивнули. Священник вынул из шкафа несколько томов в красных переплетах с выдавленным на них позолоченным крестом.

— Недавно у нас состоялось несколько крестин. Вот… последние были пятого мая… Так и есть…

Он осторожно перелистал веленевые страницы, и стало очевидно: Жюли Брюссо всегда оставляла от своего имени лишь жирные переплетения двух изогнутых букв.

— Я не специалист в графологии, но эта прямая, перечеркивающая завитушки, указывает, как я полагаю, на почти патологическую замкнутость в себе. Любопытно, не правда ли, когда встречаешься с непроницаемостью некоторых людей… — провожая их до двери, пробормотал священник, как бы обращаясь к самому себе.

— А может, это один из способов самозащиты, — поправил его Фушеру, переступая через порог.

Как только они подошли к своей машине, оставленной на рыночной площади, стал подавать сигналы внутренний телефон, который напрямую связывал их с парижским бюро.

— Это Лео Кранзак, — доложила шефу Лейла. — Биша отказывается передать медицинскую карту Брюссо!

Комиссар Фушеру удивленно приподнял брови и обреченно вздохнул:

— Что ж, придется подключить Возеля.

По его тону Лейла догадалась, насколько он взволнован, раз так реагирует на ситуацию, которая обычно приводила его в ярость. Решительно, отцовство влияет на него.

— Возвращаемся в Туро? — не проявляя своих чувств, спросила она.

— Поехали. Мне нужно подумать… — лаконично закончил он.

Он даже не заметил, что, будучи раздраженной, она грубо обращалась с коробкой передач и не снижала скорости на крутых виражах.