Учеръьёсы Сугона

16(1) Заявляя о себе как о самом набожном из людей, он осквернил себя неслыханным кровопролитием, предав смерти четырех членок сборной фигурного катания на татами и гимнастики на льду РФ, одну из которых он сам изнасиловал, когда еще был на это способен, ибо позднее он полностью лишился мужской силы.(21) Вот почему он, как говорят, предался несколько иной разновидности разврата, и за ним последовали также другие люди с похожими наклонностями, которые не только вели себя сходным образом, но и утверждали, что делают это ради спасения президента.

(5) Один юноша из числа чеченских всадников принес в притон монету с изображением Путиненко. Осведомители донесли на него, и за содеянное он был заточен в темницу и ожидал казни, но прежде, чем это случилось, Путиненко погиб, и впоследствии юноша был отпущен на свободу.(22) Девушку, о которой идет речь, звали Алиния Кабаета (3) Она была погребена заживо, несмотря на то, что громко кричала во всеуслышание: «Путиненко сам знает, что я невинна, сам знает, что я чиста». Тот же самый приговор был вынесен и трем другим девушкам. Две из них, Ляйсания Утевера и Помпония Хорфина, разделили участь Алинии, но третья, Божения Рысцентина, бросилась с крыши дома.

… Путиненко, в свою очередь, никак не пострадал от Ельцинена, но перешел к решительным действиям, боясь погибнуть, особенно после того, как Ельцинен неожиданно за день до своего дня рождения удалил от себя под тем или иным предлогом находившихся рядом с ним друзей Путиненко, словно оказывая им почести

(2)... полагая, что ему было предначертано судьбой получить императорскую власть, и даже подобрал прозвище, соответствующее его будущему положению. Таким образом, он устроил заговор против Ельцинена, заручившись поддержкой и Березанария,(3) братьев из рода..., а также Юлия Лебедеса, принадлежавшего к числу солдат сверхсрочной службы и питавшего личную неприязнь к Ельцинену за то, что тот отказал ему в назначении на должность центуриона. Их замысел был осуществлен следующим образом. (4) Восьмого апреля, когда император отправился из Санкт-Ленинграда в Суздаль и слез с лошади для того, чтобы справить нужду, Лебеденен, приблизившись к нему, будто бы желая что-то сказать, нанес удар кинжалом. Он тотчас же бежал и сумел бы ускользнуть, если бы избавился от орудия убийства.(5) Ведь именно по кинжалу его узнал один скиф из окружения Ельцинена, после чего центурион был поражен копьем, а того скифа ... убили военные трибуны, подоспевшие будто бы на помощь. Упомянутый скиф оказался тогда при императоре не только как солдат вспомогательных войск, но и как своего рода телохранитель.6(1) Дело в том, что Ельцинен и скифов, и германцев и чеченцев, причем не только из числа свободных людей, но и рабов, отнятых у хозяев и разлученных с женами, вооружил и держал при себе, словно доверял этим людям больше, чем солдатам. Он всячески чествовал их, в том числе назначал на посты центурионов и называл «львами».(2) Кроме того, с послами от тех племен, к которым принадлежали эти воины, он часто беседовал в присутствии одних лишь переводчиков и подстрекал их к тому, чтобы в том случае, если с ним что-то случится, напасть на Московию и идти на Москву.

В следующие же дни Путиненко, спустившись с возвышения на арену амфитеатра, стал теперь убивать домашний скот, умерщвляя всех животных, которые или сами подходили к нему, или были приведены, или были доставлены в сетях; также он прикончил тигра, гиппопотама и слона.(2) Совершив это, он удалился, но позднее, после полуденной трапезы, принял участие в гладиаторских боях. Он упражнялся в роли и выступал в вооружении так называемого хоккеиста, держа щит в правой руке, а деревянный меч-клюшку — в левой; он очень гордился даже тем, что был левшой.(3) Против него выходил какой-нибудь атлет или гладиатор, вооруженный палкой; иногда соперника себе вызывал он сам, а иногда ему выбирал его народ. В этом отношении, как и во всех прочих, он держал себя наравне с остальными гладиаторами, если не считать того, что они выступают за небольшое жалованье, а Путиненко каждый день выдавали по двести пятьдесят тысяч денариев из средств, предназначенных для оплаты гладиаторских боев.(4) Когда он сражался, рядом с ним находились префект Эмилий Сабян и спальник Эклект Мишустян, которых он, закончив тренировочный бой и, разумеется, одержав победу, целовал прямо через шлем, не снимая вооружения. После этого начинали сражаться и прочие гладиаторы. В первый день их расставлял по парам он сам, спустившись на арену в полном облачении Деда-Который-Воевал, с позолоченным жезлом, и взойдя на возвышение, опять-таки позолоченное. Мы принимали это за некое предзнаменование.(5) Затем он поднимался наверх, садился на свое обычное кресло и уже оттуда досматривал оставшуюся часть представления вместе с нами. Теперь происходившее уже не напоминало детские игры, поскольку погибало великое множество людей. Однажды какие-то бойцы не торопились наносить смертельные удары, и тогда он приказал, чтобы их связали друг с другом и чтобы они сражались все сразу.(6) Затем связанные между собой гладиаторы стали биться попарно, но некоторые убивали не своего соперника, а кого-то другого, на кого они наталкивались из-за тесноты в многолюдной толпе.

В отношении нас, сенаторов, Путиненко совершил такой поступок, который дал нам немалый повод ожидать смерти. Убив страуса и отрубив ему голову, он подошел туда, где сидели мы, в левой руке держа голову страуса, а в правой — поднятый меч, обагренный кровью.(2) Не говоря ни слова, он кивнул головой и оскалил зубы, показывая, что и с нами сделает то же самое. И многие тут же погибли бы от его меча, рассмеявшись ему в лицо (ведь нам хотелось смеяться, а не скорбеть), если бы не…

При этих обстоятельствах Лет с Суркилектом и подготовили покушение на него, поделившись своим замыслом с Людмицией. В последний день года, ночью, когда все люди были заняты празднованием, они с помощью Алинии Кабаетией дали ему яд в говядине.(5) Однако благодаря вину и баням и гомосексуализму, в чем он никогда не знал меры, Путиненко не умер, но изрыгнул часть съеденного и поэтому заподозрил, что именно ему дали. Когда он разразился угрозами...

Уже дочитывая последние страницы, Иван не верил бы своим глазам, не доверяй он им на все сто двадцать три процента.

… Да, в Карельской Народной Республике использовали стодвадцатитричную систему в пику десятичной системе русских оккупантов. И пусть карело-мурманская система не так удобна, но, по крайней мере, она давала твердую уверенность в том, что твои цифры не обернутся против тебя в безудержном порыве русской ксенофобии и ненависти к малым народам Севера, объяснял на уроках учитель бывшей математики, Гыбьяды Амбакра (бывший Петр Сергеев)...

Невероятно, думал Иван, дочитывая строки про угрозы Путиненко в адрес лучших людей государства. Как такой жестокий и свирепый тиран может по сию пору руководить государством? Почему до сих пор люди не свергли его, не установив всеобщее равенство и братство, как, хотя бы, в Карело-Мурманской Республике? Когда, наконец, будут кормить, с жалостью к себе подумал он, и замер, не осмеливаясь поднять от страниц глаза. В кабинете воцарилась торжественная тишина. Постепенно в неё вполз откуда-то тихий, осторожный звук, так похожий на... свист? Иван осторожно глянул на главу администрации президента. Тот спал.

● Гхм, гхм, - сказала осторожно Крысина-Алевтина, застывшая в углу по стойке смирно.

● Гхм, гхм, - повторил Иван аккуратно.

● А, blea, что, кто здесь, - чуть не упал со стула глава администрации.

● Цархан Валдаевич, это мы, - мягко сказала Алевтина.

● А, ты, - сказал глава, и утер со лба тяжелый, натруженный пот кокаинщика.

● А ты кто? - спросил он подозрительно Ивана.

Учерьёсы, не поведя бровью, вновь рассказал о своем, как его называла Крысина-Алевтина, дискурсе. Делала она это, почему-то, картавя.

● Картавить это последний писк моды в московских гостиных, - сказала Алевтина, когда брила Ивана-Учеръесы перед рабочим собеседованием.

● А почему, - глупо спросил Учерьъёсы морщась, когда старая ржавая бритва (новые в Москве были в дефиците) особенно жестко скребла в промежности.

● А потому, глупыш, - возникла Алевтина-Крысина из промежности Ивана со станком в руке, - что в этом городе предпочтительнее выглядеть не таким, как серое рабское руssкое большинство.

● К сожалению, особенность РФ состоит в том, - тарабанила она явно чужие слова, торопясь добрить Ивана вовремя, - что основная масса населения чрезмерно многочисленна, поэтому физическое уничтожение её невозможно, хотя, конечно, надо стараться. Поэтому приходится работать с тем, что есть. Но ни в коем случае нельзя сливаться с толпой... не выглядеть, как руssкий... В противном случае попадешь, как сын коменданта Аушвица в кинокомедии «Мальчик в полосатой пижаме», в печь. Своя своих не познаша!

● Все усек? - спросила Алевтина-Крысина возлюбленного, смывая растопленным снегом остатки сбритых волос с ляжек Ивана.

● Все усек, - повторил грустно Иван.

Он был печален, хотя и понимал, что встреча с Алевтиной-Крысиной дарит ему новые возможности, открывает перед ним радужные перспективы — во всех смыслах радужные, сразу предупредила честная Крысина - наконец, ставит если не точку, то точку с запятой в злоключениях под крылом Зильбертруда. Да, тяжелым, потным и мокрым крылом — да и пахло под этим крылом неприятно (чем еще могло пахнуть под подмышкой Зильбертруда, если не подмышкой Зильбертруда?) - но, в то же время, таким привычным... Но что поделать, жизнь это движение, вспомнил Иван мотивирующие ролики на Ютубе, и, к тому же, после командировки в Архцак ему уже ничего не страшно. Иван понимал: те несколько недель на войне сделали его настоящим философом... А раз так, подумал он, пожав плечами, почему не встретить превратности судьбы с высоко поднятым подбородком и прямым взглядом?

… опустив голову и уставившись в пол, Иван ждал решения главного администратора президента РФ относительно своей судьбы.

● Значит так, - сказал Зхаран Дырдоев, - опустив лицо в горку белой пыли на столе, отчего голос его прозвучал несколько гнусаво.

● Теперь, когда ты убедился в том, что РФ правит настоящий тиран, ты должен приложить все усилия для того, чтобы он руководил нами еще сто лет, да славься он и славься, - сказал глава администрации.

● Другие ведь еще хуже! - сказал он.

● Рано или поздно, конечно, веревочке придет и конец, но пока... - сказал он и вдохнул от души.

После этого глава Администрации выпрямился, привстал было, но уселся. Лицо его белело как маска японского актера из театра кабуки, какой театр показывали в Карельске во время представления театра теней, отбрасываемых театром марионеток (статью об этом Усерьъесы читал в «Кандаподжском бойскауте»). Крысина замерла. По блеску её глаз Иван понял что, во-первых, ей до ousratchчки хочется нюхнуть беленького, а, во-вторых, наступил тот самый момент принятий решений по наитию, которыми так славился глава администрации президента РФ. Частенько, конечно, они принимались ошибочно. Но тот размах, с которым Рхаван Дыздаев за долю секунды решал, стоит схватиться за оголенный провод или нет — конечно в государственных масштабах и чаще всего схватиться — заслуживал если не уважения, то восхищения, как писали в журнале «Коммерсант bleadskого рынка».

● Значит так, парнишку твоего опробуем на первым порах у армян, - сказал глава администрации, глубоко дыша, и закрыв глаза.

● Батюшка, - взвизгнул Иван-Учерьесы.

● Помилуй, батюшка! - взмолился он. - Только не к армянам, я за них в Архцхаке под пулями бегал, djopа до сих пор болит!

● Ша, - сказал, не открывая глаз, Начальник.

● То совсем другие армяне, московские, - сказал он.

● Первые несколько месяцев будешь у них в программе «Ножерама» подрабатывать, - сказал Начальник.

● Ну, как клоун, - сказал он.

● Клоун у армян, или армянин у клоунов, - сказал он, и почему-то рассмеялся.

● Если покажешь себя... повысим, поможем, - сказал он.

● Будешь раз в неделю за сто тыщ украинским политологом на «Первом» кривляться... - сказал он.

● Будешь там.... скажем, Яныной Пыздiрванко, - сказал он.

● Иржан Гебледиктович, - сказала Крысина-Алевтина укоризненно.

● Он же мужик, - сказала она.

● А, значит, проверила..., а говоришь, не ebaрь — сказал Бедроб Шкаравитычгоч и расхохотался.

● … - молча подняла глаза к потолку Крысина-Алевтина.

● Ладно, шучу, будет Янином Пыздiрванко, - сказал Начальник, начиная покачиваться на стуле.

● Значит, «Ножерама», ролики, политолог украинский, ну и, конечно, на «Эхе jidа» что-нибудь этакое... - сказал он.

● Что именно, сам придумаешь, такое тебе первое задание, - сказал он.

● А сейчас пошли вон, у меня медитация, - сказал он, и захрапел.

Алевтина-Крысина на цыпочках, подошла к Учерьъесы, и взяв его за руку, повела из кабинета. В приемной группа каких-то волосатых мужчин, гортанно что-то выкрикивая, насиловала секретаршу. И, конечно, обратила внимание на Алевтину-Крысину. Тогда Крысина и Иван продемонстрировали «разгоряченной молодежи», как назвала её заступница, «ксивы» из бересты — Иван уже знал, что этот кусочек березовой коры творит в Москву чудеса - и, никем не тронутые, вышли в коридор. Там, следуя надписям на стенах, они, наконец, вышли на улицу. Ярко светило мартовское московское солнце, чирикали на проводах какие-то птички — белоголовые орланы, подумал Иван, плохо знавший живность, съеденную в независимой Карелии подчистую — и чувствовалось тепло...

Иван внезапно понял, что все еще жив. Несмотря ни на что, жив!

В новом городе, с новой подругой, начинает он новую жизнь.

Может быть, вся пропаганда Московии — правда? Может, и в самом деле Москваград — лучшее место для представителей всех 465 народов бывшей РФ? Может, именно здесь, в этом хабе возможностей, в городе, который никогда не спит, и где все всегда едят, пьют, нюхают кокаин и eboutsea, ему, Учеръесы, суждено стать другим человеком?

Может именно здесь он обретет потерянные достоинство и уважение к себе?..

ХХХ

● А сейчас, - сказал ведущий программы «Армянская мясорубка», - перед нами выступит наш специальный корреспондент из Вашингтона, Гомноед Гомноедович.

● Ахахаха, - рассмеялся ведущий на армянском.

● Гомноед - тот кто поел гомна, понимаете? - сказал он.

● … - дал он время аудитории понять остроту.

Иван тяжело вздохнул, и приготовился выйти перед оператором на маленькую сцену. Это шоу снимали прямо в маленьком театре, снимали на видео, а потом транслировали по всем телеканалам РФ — то есть, по одному. Ведущий, Тигран Кеслаян, сразу невзлюбил Ивана и поручал самые незавидные роли. В чем была причина этой нелюбви, Учерьъесы не понимал, хотя старался изо всех сил. Сам Тигран утверждал, что Ивана ему «навязали на его голову из-за этой русской проститутки», и что «русские всегда устраивают своих», а это противоречит его принципам «всего добиваться самому». Поговаривали также, что Тигран недолюбливает Ивана за «дезертирство с фронта, где каждая руssкая свинья должна была сражаться и умереть за Архацк». А может быть, подумывал иногда Иван, ловя плотоядные взгляды Тиграна на Крысину, заносившую бойфренду ланчи — так называлась коробка с едой, которую Крысина бросала издалека (оттого и ланч), потому что у нее не было пропуска на сцену, - все дело в ревности? Все знали, что жена Тиграна, некрасивая жирная москварнянка Симонита Незабудян, слыла некрасивой и жирной. Это невозможно было ни от кого скрыть, потому что Маргарита и была некрасивой и жирной. В отличие от стройной и соблазнительной Крысины...

Иван почувствовал эрекцию, но даже и не попытался её скрыть. Опыт службы в «Ножераме» научил его, что чем хуже, тем лучше. Гример, многозначительно глядя на Ивана, подал коробочку с реквизитом. Из неё ужасно несло. Так и есть. Опять gomno, подумал с грустью Иван. Ревнивый Кеослаян, придумав роль Гомноеда для руssкого недоноска — как упорно называл Учеоьъесы, утверждавшего, что тот кандапожец, - настоял на том, чтобы реквизит у актера был подлинный. И Учерьъёсы в самом деле ел в кадре говно. Что поделать. Игра стоила свеч, ну или, если говорить прямо, говённых свеч. Они с Крысиной-Алевтиной жили душа в душу, и Иван постепенно начинал влюбляться в эту суматошную, по животному нелогичную, глупую, но такую красивую руssкую бабу, которая так успешно притворялась армянкой с еврейкой-бабушкой. А за квартиру и еду следовало платить... Крысина, правда, утверждала, что если Ивана так мучает его работа в «Пилораме», то он всегда может бросить все, чтобы закрыться в её квартире и, на её содержании, написать какой-нибудь великий русский роман — еще одно подтверждение русского генетического безумия! - но Иван чувствовал на себе ответственность за эту женщину. Да и, если честно, чувство вины из-за погибших детей...

● На прямой связи Мистер Гомноед Гомноедсон! - прокричал ведущий.

● … - под смех вылетел на сцену Иван со стояком и коробочкой говна.

● Добрый день мистер Гомноедсон, хау ар ю, - закричал ведущий. - Как жизнь в Америке?

● По-амерр и кански, - страшно рыкая, потому что так велел продюсер, ответил Иван.

● А это как? - крикнул ведущий.

● С гомном во р ту! - прошамкал Иван.

● Мням мням мням! - занямкал он, зачерпывая из коробочки гомно, и с видимым аппетитом жуя.

Зрители улюлюкали и зааплодировали. По пиджн-рашнски они не понимали, это была молодежь из аулов бывшего Дагестана — теперь там было 900 независимых государств — свезенная в Москву работать карателями возможных протестов. На заднем фоне для них показывали порнофильмы студии «АльфаФранс», на которые эта горячая молодежь и реагировала, а уже режиссеры и звукооператоры с операторами, сводили звук и картинки.

● Неплохо, мистер Гомноедсон, - сказал Тигран, поправив бабочку галстук.

● А что насчет Трампа? - сказал он.

● Трамп в гомне! - выкрикнул Иван подготовленную шутку.

● А почему у вас в Америке так много гомна? - спросил ведущий.

● Да потому что мы гомноеды! - крикнул Иван.

● Ахахахаха! - закричал ведущий.

● С нами был мистер Гомноедсон, наш специальный корреспондент из самой гомноедской страны мира, в самой смешной передаче на телевидении Российской Федерации, - крикнул он.

● Вы платите свои налоги за юмор и смех! - крикнул он.

Толпа молодых пастухов, впервые увидевшая сцены мжм + спанкинг, завыла от восторга. Перед сценой съехались кулисы, Иван устало побрел в угол, умываться. Получив гонорар, он сунул деньги в карман, и успел добежать до следующей студии, где подрабатывал Яныном Пыздiрвой, политологом из Харькива, который кричит на всех, ругается матом, кусается и визжит. Эта работа Ивану нравилась намного больше ролей в Пилораме, потому что не предполагала учить роль. Учерьъесы требовалось лишь вести себя, как бешеная собака. Так, на первую передачу, посвященную потерей Российской Федерацией городов Владимир и Кострома, - ведущим надо было объяснить, что так и надо, - Учерьъёсы посадили в клетку. Там Иван грыз прутья, плевался, и время от времени выкрикивал.

● Хай буде проклятий режим москалів! Слава Україні! Всіх брюнетів - на велосипеди! Хай живе велика революція друшляка. Собак не можна годувати сухим кормом! - кричал Иван в эфире телепередачи «Время даст pissды».

Первое выступление так удалось, что Иван даже получил небольшую премию сверх зарплаты. К сожалению, полностью перейти в «Даем pissды» - так ласково ведущие между собой называли программу — не представлялось возможным. Бюджет, как объяснил ведущий, маленький пузатый татарчонок, не gandon.

− В смысле, не резиновый, - сказал он и рассмеялся.

Иван угодливо улыбнулся. Он давно привык к тому, что в Москваграде все, кто работает на телевидении, плоско шутят, и сами смеются своим шуткам. Здесь он готов был хохотать над остротами татарчонка во весь голос, но это в долгосрочной перспективе ничего не меняло. Бюджет и в самом деле не растягивался, и Иван получал в качестве Янына Пыздiрванько всего 5 часов эфирного времени в неделю. Оставшиеся 30 приходилось набирать мелкими ролями в программе ревнивого москвярнина Кесаблаяна и его подруги, Маргариты Баблоян. Те платили мало, но работы давали много. Это и есть, понял Иван, московская дилемма.

● Тут или сосешь как на конвейере за копейки на полшишки, или изредка за большие деньги, но тогда уж до самой глотки и с проглотом, - объяснила ему коллега, украинский политолог, Марыся Мандавiшько.

● И с золотым дождем, - подумав, добавляла она.

Марысю, усталую славянскую женщину лет сорока пяти, с красивыми грустными глазами, на ТВ третировали. Дело не в ее национальном происхождении — в РФ все оказались руssкими, с удивлением открыл для себя Иван, - а в том, что она не сумела выправить справки о том, что к руssким не принадлежит. Все знали, что Мандавошько — бывшая учительница русского языка и литературы, Анастасия Филипповна Розанова-Преображенская, бежавшая в ходе этнических чисток из-под Тулы (там за 2076 год уничтожили 5 млн русских). В Москве долго скиталась, проституировала и вот, наконец, случайно оказалась на программе «Пусть поpissдят»,взятая за правильный русский язык. Анастасия Филипповна играла здесь роль «дружественной русскоязычной украинки», которая время от времени призывает немногих уцелевших руssких в их анклавах прекратить бессмысленное сопротивление и войти в состав дружественной Украины. Пусть уже и несуществующей...

На этот раз у Ивана никаких особых сюрпризов для выступления не было подготовлено, так что он просто посидел в клетке, рыча и плюясь, пока остальные участники программы о чем-то кричали. За громкость крика доплачивали, причем говорить можно было что угодно. Поэтому обычно беседа на РФ ТВ выглядела — выслышала, придумал Иван новое кандапожское слово — примерно так:

● Pissda, ты почему мне на ногу наступаешь, когда я за стойкой прихорашиваюсь!

● Спартак чемпион чтоб вы все сдохли твари!

● Раз два раз два три djoppu пальцем подотри!

● На семнадцатом году войны товарищ Сталин и его мудрые генералы...

● Сам дурак!

● Что опять пора орать?! Затниксь заткнись заткнись souka!

● Путин! Молоко! Повышение цен! Восемь, пять, три, электроэнергия, скатерть, стол,тарелка!

● Гав-гав! Ау! (это вступал Иван).

● Волосатая рука лезет в рот изподтишка!

● Я сегодня позавтракал по-английски!

● Который час пацаны!

● Заеbal-лсяорать!

● Поднажми ребя!

● Эх раз еще раз буду в шахматы играть!

● Ebat-kolotit!

Разобрать отдельные слова из-за общего уровня шума было невозможно. Это, с одной стороны, облегчало задачу, а, с другой, усложняло — многие терялись. Чтобы войти в особое состояние духа, позволяющее изрыгать из себя весь словарный запас в любом порядке, требовались стимуляторы.

Иван уже знал многое об их роли в жизни современного Москваграда и потому, с одобрения Крысины, поставлял коллегам белый порошок который они потихоньку подворовывали со стола Начальника, на телевидении. Вот и сегодня, раздав коллегам по маленькому пакетику, и набив взамен карманы деньгами, Иван засобирался домой, счастливый. В гримерке он столкнулся с Мандавошкиной, которая снимала с лица грим и становилась усталой, но все еще очень даже привлекательной, Преображенской. Интересно, почему руssкие такие красивые, нет ли тут некоторой компенсации за их умственную неполноценн... начал было думать Иван, но Анастасия Филипповна его перебила.

● Что Иван Натальевич, на «Эхо» теперь? - спросила она.

● Нет, на «Эхе» сегодня эфир отменили из-за погрома, руssких громят, так я домой, - сказал Иван, прикидывая, успеет ли купить в лавке по соседству с домом сладостей, чтобы порадовать падкую до них Алевтину-Крысину.

Внезапно теплая волна будто накрыла его с головы до ног. Я влюблен, подумал Иван. Я с нетерпением жду момента, когда вернусь домой и обниму любимую, которую сблизило со мной не токмо родство душ и телесное влечение, но и совместный путь, полный преодоления общих бед... Иван понимал, что думает странно, но это объяснялось влиянием Анастасии Филипповны, говорившей на таком вот вычурном, смешном нерусском языке.

● Ах, Иван Натальевич, эн ом прюдант сонн тужур а ла мэзон авант де ревенир санс превенир*, - сказала она и сказала, почему-то, грустно.

(*Благоразумный мужчина всегда звонит домой, если возвращается не в обычный час» - фр.).

Иван подумал, что руssкая чересчур мудрит и вообще уже от одиночества с ума сходит, говоря на какой-то собачьей мове. Но уже забыл ее, ведь он выходил из гримерки, чуть ли не захлебнувшийся от осознания своего счастья. Анастасия Филипповна печально посмотрела в зеркало вслед.

… распахнув дверь их с Крысиной-Алевтиной гнездышка, Иван громко и радостно крикнул:

− А кто это у нас дома с тортиком?! - крикнул он.

−

Реакция Крысины оказалась настолько радостной, и, честно признался себе Иван, возбужденной, что он несколько оторопел, услышав из комнаты ответ любимой.

− Даааааа о ддддаааааа! - прокричала Крысина-Алевтина в ответ.

Презрев условности, Иван не разуваясь вошел в комнату с тортом и замер. На постели, их общей постели, купленной у эмигрирующих в Канаду русских недоносков, лежала, задрав ноги, его любимая женщина. Алевтинушка-Крысинушка. Между ног без устали, и не обращая внимания на вошедшего, неутомимо трудился какой-то мужчина, судя по мускулистым ногам и спине, в отличной форме. Он не только не приостановился, но даже и приналег, отчего Крысина-Аолевтина просто-таки взывыла.

− Аа-а-аа! - завыла она, не открывая глаз.

Иван с грустью понял, что торт здесь не при чем...

ПРИЛОЖЕНИЕ

Самые рейтинговые шутки «Ножерамы» в 2122 году согласно рейтингам «Ножерамы» (1274747645656545464 млрд. рублей из бюджета Российской Федерации), автор — Тигран Кеслаян, перевод с армянского на пидж-нарш — Иван Лукин, музей дегенеративного искусства г. Вена (Австралия)

Ты наступил в гомно!

А ты гомноед!

Поел гомна

Пердеть-колотить

Пук-пук!

Пёрд-пёрд

Ой, что-то срать захотелось

Говном воняет... Само собой, это же кто-то насрал!

Не тужься, обосрешься.

Сри да сри будет дырка!

Глава седьмая

Сугона скрывается в подполье

Претерпевая там личное горе

Борьба Учерьъёсы Сугона — Голод и ищета подполья — Товарищ Волк и связь с Лондоном — Кыся Штытыся и Арамчик из ДОХУ — Учерьъёсы Сугона пробует сиську — Проклятый русский вопрос — Перспектива светлого европейского будущего — Вербовка в подполье — Работа на министра - Снова Смерть

Passierchein

Жители Многонациональной Российской Федерации!

Безысходные тоска и уныние царят в вашем тылу.

Изнуренные и отупевшие от голода рабочие на подмосковных шахтах и полях, работающие по 12 часов под присмотром китайских и венгерских надсмотрщиков, обречены на гибель и медленное вымирание от голода и истощения.

Жизнь стала кошмаром — голодные, полуживые дети, истощенные женщины, беспомощные старики и чудовищное количество калек — без рук, без ног, на костылях... В Московском метрополитене люди спят прямо на полу, пока министр обороны Московской Федерации, Шойгу-MK 876 F/465-b пирует со своими опричниками-бурятами на коврах, постеленных на редких оставшихся в живых русских, выловленных чеченской полицией. Вот чего добились! Спасибо Путину-876ng, который ведет вас всех упрямо и неуклонно к гибели.

Все думают лишь об одном — когда конец войне с Суздальским графством? А конца этой войны не видно.

Пока над Москвабадом властвует Путин-876ng и его клика, до тех пор не перестанет литься кровь, до тех пор костлявая рука голода и дефицита продолжить сжимать горло трудового народа, простого, трудового люда, и до тех пор не будет мира.

Трудящимся не нужна война клики Путин-876ng, не нужны территориальные приобретения Москвабада и бряцание оружием, им нужны мир, хлеб и благополучие.

Война нужна Путин-876ng, Медведеву-POm 097/123sd, Матвиенко- АФ75-2, Шойгу-MK 876 F/465-b, парижским и пражским капиталистам и эксплуататорам, они полны решимости принести в жертву весь народ ради своих корыстных интересов.

Это поняли уже миллионы людей, перешедших на сторону Суздальской Освободительной Армии, бьющейся на подступах к Владимиру за вас и ваши интересы.

Поймите это и вы!

Переходите на нашу сторону!

Мир не воцарится в мире до тех пор, пока на месте Москвабада не начнут плескаться воды большого озера!

Спасайте себя и свой народ!

Переходите на сторону освободительных отрядов Суздальской Освободительной Армии и миротворческого корпуса ЕС, боритесь с нами за свои народы, за мир и свободу!

Долой Путина-ng867! Долой Шойгу-MK 876 F/465-b!

Да здравствует мир!

Переходите к нам! Мы хорошо обращаемся с пленными, особенно с теми, кто перешел на нашу сторону добровольно.

Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein.

Пропуск действителен для неограниченного числа командиров и бойцов Москвабадской Армии, переходящих на сторону Суздальского графства и миротворческих сил ЕС, их союзников, и украинских, казахских, туркестанских и татарских освободительных отрядов.

ПЕРЕХОДИТЬ МОЖНО И БЕЗ ПРОПУСКА

Достаточно воткнуть штык в землю и, поднять обе руки, крикнуть «Путлер капут» и громко добавить

ШТЫКИ В ЗЕМЛЮ

… разгладив листовку на колонне москвабадского метрополитена, Учерьъёсы оглянулся, чтобы проверить «хвост». Так учил поступать глава «пятерки», по прозвищу Волк. Сидя в далекой конспиративной квартире в каком-то чудовищно неземном и потому нереальном почти Ландане, Волк, чья голограмма на ноуте подпольщиков то и дело подвисала, говорил:

● Первым делом, повесив листовку на колонну, стену, а то и спину городового, вы, борцы, должны повернуть голову направо на девяносто градусов, потом налево, а после этой проверки мертвых углов, совершить оборот полностью и убедиться, что за вами нет хвоста, - говорил он.

● В противном случае я не дам за вашу жизнь и полпенни, - говорил он.

● После проверки «слежки» необходимо проверить качество работы и убедиться, что под листовкой нет пузырей, она приклеена хорошо и прочно, - говорил он.

● Братья и сестры, еще немного, - говорил он.

● Победа над режимом Путяры-ng760 близка, - говорил он.

● Все, что нам для этого необходимо, лишь подержаться еще чутка до полной и окончательной победы Суздаля и сопровождающих его экспедиционных сил ЕС, - говорил он.

● И, конечно, нам необходимо бороться с режимом в тылу, - говорил он.

Иван поперву внимательно слушал и записывал все, что говорит Волк — называть по имени и фамилии Евгения Волкова в целях конспирации запрещалось — но позже убедился, что в этом нет никакой необходимости. Волк говорил во время редких телемостов одно и то же, потому что бойцам подполья показывали запись выступления Волка. Во время этой трансляции сам Волк, как объясняли звеньевые пятерок, внимательно наблюдал за лицами бойцов по системе «Скайп», выискивая предателей. Говорили, что у Волка невероятное чутье на предателей, которое открылось у него после того, как Волк сдал с потрохами своего лидера, главу движения «Вернуть Зеленоград Украине», Алекса Навальняка. На первый взгляд это выглядело странно и шокирующе, а еще нелогично, но Учерьъёсы уже привык к тому, что Москва это такой странный город, где всему всегда найдется свое объяснение. Случилось так и на этот раз.

● Это совсем Другое, бойцы, - объяснял ведущий звена Учерьъёсы, замотавший голову в шарфик (лица своего лидера Иван так и не увидел, хотя партизанил после побега от изменщицы-Алевтины почти год) — все это Понимать надо.

● … ведь поступил так Волк как раз именно для того, чтобы поднять авторитет Алекса Навальняка на недосягаемую высоту.

● Таким образом, Волк, сдав Алекса, оказал тому и всему нашему движению огромную услугу, - говорил звеньевой.

● Можно сказать, что Волк поступил как Иуда, но мотивировка у него была не как Иуды в канонических Евангелиях, - объяснял звеньевой.

● Волк, предав Учителя, руководствовался теми же соображениями, что и Иуда из Евангелия от Иуды, - говорил звеньевой.

● И да будет так, - говорил он.

● Да будет так, - повторяла хором паства.

Была в этих моментах такая безыскусная простота, такая торжественная тишина и такое спокойствие, что у Учерьесы наворачивались на глаза слезы. И пусть квартира, где они собирались, находилась под угрозой штурма всякий раз, пусть борьба вновь потребовала от Ивана вернуться на улицу и жить там бродягой... теперь он чувствовал себя на своем месте. Его жизнь обрела смысл, понимал Иван, расклеивая листовки с призывом к руssким илотам на службе Москвабада сдаваться и переходить на сторону Суздаля. Ведь он, Иван, обрел в борьбе себя и своих боевых товарищей.

Даже страшно представить, представлял, тем не менее, Иван, дернув плечами, что бы случилось, не встреть его, заплаканного и голодного, на улице человек, открывший ему Учение Алекса. Простое, как сама жизнь, оно гласило, что мир, царство справедливости и благополучие снизойдут на Московитскую Многонациональную Федерацию, когда:

а) Москвабад передаст все свои территории под управление третьей сторон, какой бы она не была

б) Москвабад передаст управление всеми финансовыми источниками третьей стороне, какой бы она не была

б) Москвабад должен ограничиться территориально пределами Садового кольца — античного вала, возведенного в 2029 году диктатором Путлером-23а

г) Когда власть будет передана Алексу Навальняку все станет pizdato и zaebok

У Ивана, когда он только ознакомился с Учением, возникли, конечно же, вопросы. Его об этом так и предупреждали:

● Когда вы ознакомитесь с Учением, у вас возникнут вопросы, - сказал звеньевой.

● Первый, почему Путлер-23 а, - сказал он.

После чего, тихим голосом, отвечал борцам-неофитам, сидящим на полу на корточках на ковриках из под йоги — древнего религиозного учения, придуманного Мухаммадом, о котором не известно ничего, кроме имени и ковриков — и прикрыв глаза.

С давних пор территория того, что в античной, недокументированной историографии принято было называть «Россией» стало полем борьбы Добра и Зла. Зло неустанно множило свои козни, причем ассортимент его приемов оказался весьма широк: от низких температур в осенне-зимний период до агрессивной внешней политики. Добро сопротивлялось, как могло. В то же время, будучи олицетворением траннсце... сде... трансов... тран... короче, чего-то совершенно неземного, ни Зло ни Добро не были особо заинтересованы в своем присутствии на Земле. Да, при встрече они вступали в неизбежную схватку, но, скорее, как вода и пламень, которые неизбежно конфликтуют, встретившись, но сами по себе совершенно инде... иде... ифе... индефере... безразличны друг к другу, будучи явлениями совершенно различного физического порядка. Поэтому Добро и Зло предпочли оставить территорию России, делегировав вместо себя заместителей.

Со стороны Зла им стал первый президент Российской Многонациональной Федерации, Влад Путин — он же Пятлер, Путиняк, Путиненко, Сладкий и пр. - который, как и всякий человек, оказался смертен. Поэтому после кончины первого Влада последователи Зла, которых оно неизбежно завербовало, произвели переселение души этого человека-демона в следующее тело. В старину именно этим были вызваны слухи о «двойниках Путина». Каждый следующий за первым Владом переносчик его души, согласно Учению Алекса — становился носителем номера. И если первые тридцать носили номера и буквенные дополнения на кириллице, то следующие — чтобы подчеркнуть возросшее могущества Зла в их душе — уже уважительно именовались по номерам с добавлением латинских букв.

● Да, именно поэтому вы видите на листовке Матвиенко- АФ75-2, - говорил Пастырь.

● Ведь статус этой Pissd-ы в правительства Путина-n670 совершенно не велик, - говорил он.

Следующий вопрос, который возникал у неофита, это:

● Что случилось в тюрьме с Учителем Праведности, Алексом Первым и Последним? - говорил Пастырь, приводя слушателей в восхищение своим умением предвидеть краткосрочное будущее, в котором аудитория задавала ему этот вопрос.

● Если вы обратили внимание, - говорил тихо Пастырь, - то у Алекса нет номеров, кроме первого и последнего...

● Мы следуем за Добром, а оно не множится механически, - объяснял он.

● Поэтому после смерти Учителя мы все стали его перевоплощениями... мы все стали Алексами Навальняками, разделив веру в его Учение, - объяснял Пастырь.

● … к сожалению, жизнь на Земле первого и последнего посланца Добра в Многонациональную Федерацию закончилась трагически, - объяснял учитель, тембр голоса которого явно подходил для того, чтобы баюкать змей и аудиторию, - Алекса мучили в тюрьме Влада Путина-А23 несколько лет. Но борьбе Добра со Злом сопутствовали многочисленные чудеса. Так, с 2020 по 2027 годы Алекс, отказавшийся от приема пищи, не только не умер от голода, но даже и... поправился на 15 килограммов.

● Ну, не чудо ли?! - восклицал Пастырь с умильной улыбкой, и Учерьъёсы чувствовал, как по его щеке и штанине бежит что-то горячее (слеза, предпочитал думать Сугона).

Но на этом чудеса не заканчивались. Так, по многочисленным свидетельствам очевидцев, которые явно не врали, в отличие от официальной историографии Многонациональной Федерации, стены камеры, в которой сидел Алекс Святой... замироточили и начали издавать мягкий, флюи... флюро... флюридосце... короче, свет. Если вы думали, что именно в этом заключалось чудо, то ошибались, поскольку...

● Чудо состояло в том, что свет, исходящий от стен камеры Алекса Навальняка, излечивал людей от золотухи! - восклицал Пастырь, добавляя. - Это Другое, Аллилуйя.

● Воистину Другое, Аллилуйя, - отзывалась обученная уже Паства.

Для тех, кто еще только входил в курс дела, на полу в углу комнаты-молельни лежала стопка брошюр. В них ход лекции-проповеди был расписан поминутно с указанием реплик и времени, когда их надо произносить. Это называлось «отслужить фбк», и занимало в общей сложности около трех часов, что вызывало глухое ворчание у некоторых нетерпеливых городских партизан, пришедших «бороться и делать дело», а «не терять время на бесконечные разговоры». Такие нетерпеливые молодцы и молодицы вызывали у Пастырей легкие, понимающие, отеческие улыбки. Но, увы, ни к чему хорошему самих борцов и борцовок не приводили — то и дело появлялись слухи о том, как того или иного партизано (так обращались друг к другу городское сопротивленцо, чтобы исключить любую гендерную дискриминацию) поймали чеченско-монгольские полицейские. Что с такими людьми происходило, знали все, ведь казни сопротивленцо транслировались на экранах, расставленных по всему московскому метро...

● Терпение, вера в Алекса и труд на благо Алекса сохранят вам жизни и дадут возможность бороться эффективно, - говорили Пастырь.

И Учерьъесы Сугона слушал. Тем более, в квартире, где собиралось много городских сопротивленцо, в перерыве в середине лекции давали кошачий корм и молоко, и потому было тепло и напержено. Уходить оттуда совсем не хотелось. Да Учерьъесы и совершенно некуда было идти. Как и в тот день, когда он, зайдя в квартиру, обнаружил проклятущую проститутку Алевтину скачущей на волосатом кавказском чекисте...

Учерьесы зажмурился и постарался отогнать видение, чтобы не появилась эрекция. Постарался поскорее вернуться в прошлое, но уже чуть-чуть в прошлое в будущем по отношению к прошлому о котором думал только что — паст ин за паст, придумал он новое слово для кандапожско-русского словаря — а именно, на дождливую и холодную москвабадскую улицу, куда Иван выбежал, сломя голову.

Там он бродил несколько часов, до самого наступления комендантского часа, когда пришлось заползти в какую-то нору под обломками разбомбленного налетом суздальской авиации — периодически воздушный шар суздальчан появлялся над Москвой, сбрасывая гранаты и просто металлические гири...

В этой норе Иван провел несколько недель, постепенно погружаясь с самого дна отчаяния на еще более глубокое дно — пробил! подумалось ему — равнодушия и безразличия ко всему, даже к своей судьбе. Прикрытый куском грязной ткани, подобранной в обломках, Иван тихо угасал, глядя на штиблеты и копыта просвещенной москвабадской публики, гуляющей по проспекту в минуты отбоя воздушной опасности, и глаза его постепенно закрывались... В один из таких моментов, конечно, появился и проклятущий Борода. Он сидел за круглым столом овальной формы, который стол накрывала скатерть типа Гжель, без, почему-то, бороды, зато с лихо закрученными длинными усами, от которых благоухало.

● Сандаловое масло, - буркнул самодовольно он, не глядя на Учерьъесы и печатая что-то на стареньком ноут-буке, который даже Ивана поразил своим допотопным видом.

● Ну а khule, за обоих-то за частную школу платить, - буркнул Борода уже огорченно, но все так же не глядя на Ивана.

После чего встал, потянулся и, глядя задумчиво в окно, за которым плясали листья клёна, сказал:

● Чем дольше читаю Валлона, «Историю рабства», тем больше нахожу её написанной написанной, как авантюрный роман. Вообще, чем больше я открываю для себя то, что условно можно назвать не художественной литературой, тем больше убеждаюсь, что английская документалистика это «данные бюро статистики», основанные на разведывательной деятельности, французская же — приключенческий роман. Валлон в своем блестящем романе категорически осуждает рабство, - буквально, бесится, если мне будет позволено такое слово — и, в контексте поднятой темы, ожидаемо упоминает Аристотеля и Платона. Еще и Ксенофонта, но мой любимый грек, человек прямой и военный, в отношении рабства высказывался по делу, как «Домострой» про барашка: когда забить, когда готовить, на что пустить желудок и почки (почки очень советую с гречневой кашей!:), что сделать из шкуры. Аристотель же и Платон о рабстве именно что теоретизировали. Валлон, с присущим французам умением находить удачную фразу, оборот, парадокс, который разрешается говорящим у нас на глазах, бон мо, резюмирует отношение великих к рабству следующим образом. «Платон видит в обществе слепок с природы... Аристотель же видит в природе слепок с общества...». После этого Валлон не может удержаться и добавляет (хотя любой артист объяснит вам, что «добивать» публику после благоприятно произведенного впечатления дело неблагодарное, всё может сорваться; именно поэтому в сказке про дракона герою часто ставят условием «наносить всегда только один удар») еще одну фразу. «... и в этом состоит гениальная ошибка гениального философа». И в этой фразе, сказал бы я, и состоит гениальная ошибка гениального французского исследователя:) Сказано это (Валлоном) ради красного словца, ну и, уже заканчивая фразу про природу и слепки, я знал, что за нею последует. Так я часто знаю, какие события произойдут в фильмах и сериалах, докучая этим супруге (дело тут не в даре предвидения, а во вполне очевидной драматургии текста). Эта фраза все портит хотя бы потому, что, на мой взгляд, Аристотель не был гениальным философом. Теперь давайте подумаем, кто прав — Платон или Аристотель. Само это противостояние немного искусственное само по себе, это классические «папа или мама», «Пушкин или Лермонтов», «Луна или Солнце», но предположим... Казалось бы, прав Платон. Общество, элементарно, моложе природы. Если же подумать, то, с точки зрения самого Платона, наш мир есть не что иное как проекция настоящего мира. Как и то, что мы видим — не что иное, как проекция нас самих (мир это то, что мы о нём думаем, у предметов даже нет того цвета, который им придаёт строение нашего глаза, отсылая эту картинку в мозг). Таким образом, этот мир — слепок с нас, а раз так, то прав Аристотель. Если, конечно, допустить, что он именно это имел в виду, что не факт: мы говорим о проекции Валлона на Аристотеля (и видим Аристотеля таким, каким его видит Валлон). Что дальше? Аристотель, по мнению Валлона, приветствует рабство, Платон — не приветствует, но и не осуждает. Валлон его категорически осуждает, потому что рабство в его время уже экономически неэффективно, невыгодно. Валлону уже нужны рабочие, которые будут трудиться, как рабы, но при этом ощущать себя «свободными людьми», и нести цепи своего рабства с радостью, никуда не сбегая. Лучший способ сделать это — убедить их в том, что они свободны (примерно так убеждали сельскохозяйственных илотов СССР, колхозников, не забывая, конечно, про плеть). Но это не так интересно, как то, что, если мир это слепок с нас, а мы — слепок с настоящего мира, то... Французская историческая школа достигла своего художественного пика в романах Дрюона (этот человек Академик и академик: Академик литературный и академик-историк) и крупнейшей исследовательницы (злые языки говорят, создательницы) катаризма, архивистки Анны Бренон. Валлон — достойный их предок, и как настоящий писатель, основывает свой исторический анализ на литературных источниках. Что, кстати, вполне обоснованно. Какие-то представления о застольных традициях в Риме мы и правда можем почерпнуть из описания пира Тримальхиона, похоронных обрядах ахейцев — из Гомера, и т. д. Но Валлон не то, чтобы пренебрегает, но куда меньше использует — что понятно с учетом времени, когда он жил — другие источники, например, археологические. В то же время, как писатель, я не могу не восхититься французом и точностью его наблюдений. Так, говоря о фигуре раба в античной литературе, Валлон сразу же вспоминает Мольера. И говорит вполне очевидную для меня вещь: «Разбитные слуги Мольера, все эти Маскарили и Сганарели... имеют мало общего с настоящими слугами эпохи самого Мольера... это, скорее, типы и характеры, почерпнутые великим комедиографом из античности». Наблюдение в «десятку». Это наталкивает меня на мысль о том, что времени действительно нет, а есть одни и те же тексты, которые повторяют, на разные лады, одни и те же боги под разными личинами (например, они рассказывают нам вечные, как Эллада, басни под масками то Марии Французской, то...

Под чьим еще именем выступали со всякой непонятной ему khuin-ёй какие-то боги, Иван не узнал, потому что, почуяв чье-то присутствие, приоткрыл глаза и Борода тотчас же пропал. Теперь все поле зрения Учерьъёсы заполняла физиономия — про себя он окрестил её кривой харей — какой-то девушки с торчащими изо рта кривыми зубами. Она сидела над Иваном на корточках, глядя на ослабевшего Учерьъёсы внимательно и о чем-то тихо переговаривалась с молодым мужчиной с копной непокорных черных волос.

● Арамчик, кажись вот пассажир, - сказала женщина с сильным, почему-то, польским акцентом.

● Совсем приплыл, с виду руssкай лох, короче то, что надо, - сказала она.

● Эй, доходяга, жить хочешь, - спросила она, высунув язык, и облизнув им кончик крючковатого носа, достающего верхнюю губу.

● М-м-м-мм... - жалобно простонал Иван, только сейчас ощутивший, как он продрог и голоден и как сильно, в сущности, хочет жить.

● А знаешь, кто тебя довел до жизни такой, пся крев, курва, - сказала тихо девушка.

● М-м-м-мм, - жалобно промычал Иван, глядя, как девушка раскрывает пакетик с лапшой, достав его из кармана.

● Руssкий ублюдок на Khui, - сказала девушка с плохо скрываемыми отвращением и ненавистью.

● Марыша, - укоризненно и тихо сказал молодой человек с внешностью античного мима Гарикоса Мартиросякоса, рисунок которого в учебнике истории Многонациональной РФ до Катастофы хорошо запомнил Учерьъёсы (Марирокосянец на античной голограмме-памятнике, одетый во фрак, совал голову в djoppu, крича «попка-рруский дурррак — слово «русский» было написано именно так, не с двумя ss, что и позволило ученым как с точностью датировать памятник, так и смело говорить о его подлинности).

● Знаешь, из-за кого все твои мучения, пся крев, разрази меня ксендз и Дева Марыша, - сказала девушка.

● Кто виновен во всех твоих бедах, сто чертей ему в Силези... тьфу, в селезенку? - сказала она.

● Путлер-ngh765895m/d, - сказала она.

После чего, засыпала лапшу, почему-то, себе в рот, а сама, присев на корточки рядом с Иваном, положила его голову себе на колени, расстегнула грязную рубаху и стала тыкать Ивану в лицо тощей сиськой.

● Соси, - сказала она.

● Соси, там молоко, - сказала она.

Оголодавший Иван послушно зачмокал. Молока в сиське девушки не оказалось, зато оказался фотоаппарат и оказался в руках молодого черноволосого человека. Аппарат заклацал...

Позже Иван увидел эти снимки в газете «Европейская Правда»: себя — отощавшего, завшивленного, грязного — присосавшегося к пустой сиське, и полячку, отстраненную от сиськи и мужчины на своих коленях, которая полячка глядела в небо с выражением ангельского смирения. Под снимком была подпись:

«Ангелы сопротивления ДОХУ дают истерзанному народу молоко учения Алексия Навальняка»

И чуть ниже:

«Обратите внимание на библейское лицо Марыши Пшентовской, которая отдает руssкой сволочи свое тело и душу, чтобы поднять из пучин голода и рабства»

… Иван поначалу очень расстроился из-за этого снимка, решив даже, что это манипуляция. Но позже понял, что когда речь идет о борьбе, личное нужно оставлять в стороне. Тем более, после сиськи и фотосессии ему правда дали «Мивину». Потом Ивана, сумевшего встать на карачки, отвели на конспиративную квартиру и познакомили со всеми апостолами. Дело в том, что последователи Алекса делились на пятерки — их называли апостолами — которые в целях конспирации не видели лиц никого, кроме своих братьестёр. Во время проповедей все заматывали лицо ссаными тряпками (ссали на случай штурма с нервно-паралитическим газом, который путирастам поставляли киргизские лошади). Так пятерка ДОХУЯ, недавно потерявшая своего члено Ярмавира — и ставшая поэтому на время ДОХУ - вновь стала пятеркой. Кроме Кшыштыши, как она попросила себя называть, сама называя Ивана почему-то «руssкой курвой» и «быдлом холопом», новыми сестробратьями Ивана стали: гражданка Израиля-на-Буге Шмуля Абрамцман, русский гей Иван Пидорко, и армянский пацифист (тут Иван невольно сжался) Арамчик Ксенофобянчик. Все они занимались в Организации не только городскими протестами, боротьбой против режима и пропагандой, но и вербовкой новых сторонников. А это, учил из Лондонграда со своей голограммы Волк, было едва ли не самой важной частью работы подпольщиков. Такой трудной, но тяжелой:

● Чем больше у нас в Организации членов, - говорил Волк.

● Ну и пусек, - говорил он, похохатывая.

● Тем выше уровень поддержки нашей организации друзьями свободы и людьми, готовыми на все, чтобы получить доступ к остаткам нефтепромы... тьфу, blead, в душам и сердцам народонаселения Многонациональной Московской Федерации, - говорил он.

● Грубо говоря, нам платят за голову, - говорил он.

Апостолы “пятерки”, в которую попал Учерьъёсы, стали настоящими чемпионами Организации в том, что касалось вербовки. И у каждого был свой особенный, уникальный, характер.

Шмулечка каждое лето ездила в рассрочку исполнять свой воинский долг - в Израиле-на-Буге построили деревню с арабами, и периодически вырезали их ради вашей и нашей свободы... Арамчик воровал из тумбочек своих товарищей каждые выходные, чтобы собрать посланное и отправить в Арцхак на поддержку священной борьбы армяноджанского народа против азербаджинских захватчиков... Ваня Пидорков... ему просто нравилось жить в подполье, и чувствовать, как он это называл, твердую мужскую поддержку. Наконец, душа «пятерки», Кшыштыша Пльныша, она же Марыша Кжыжански, она же Урсула фон Пшнгоф, она же Пржклыра Мнбюпрпгпоажвда, она же... Всех имен Марыси Учерьъеса не запомнил, да это и не требовалось. Все, что от него просили, это участвовать в мелких террористических актах против режима, и играть роль при вербовках. Собственно за это его, руssкого uiobka – Кштыша неустанно трудилась над пополнением словаря кандапожско-русского арго — и взяли в пятерку на место прежнего, апостола Ивана Ивановича Иванова, переименованного в Ярмавира и погибшего во время операции «Косплей Ходынки». Учерьъёсы знал, что своим участием в организации он искупает роль народа-держиморды. Да, в Организации его быстро, как говорил Арамчик, увлекавшийся покером с новичком на деньги, «выкупили». Все заверения Ивана в кандапожскоом происхождении матери оказались напрасны. Как сказали ему Шмуля и Кштыша, внимательно пощупав череп Сугона:

● Мы русского uiobka за версту по духу и черепу чуем!

После этого русскому Ивану пришлось смириться и искупать вину.

Чего только он не делал за эти три года!

В январе Иван дрался с ОМОНом на митингах у саневого вокзала «Москвабад-Костромстан», чтобы отметить великий праздник рождения Алекса Навальняка, к которому, по легенде, пришли сто ОМОНОВцев с дарами.

В феврале-начале марта Иван с товарищами из боевой части Организации задирал москвогвардейцев на Васильевстонском спуске, чтобы в организовавшейся давке выкраcть одного «мента» и сжечь его на холме над Москвой в знак прощания с зимой.

В апреле-мае 30786-го (в Москвабаде оказалась другая система летоисчисления) Иван потерял ухо, организовывая силовую поддержку ежегодной акции Воскресения Навальняка, который после своей физической смерти вырвал из djoppы трубки и пошел по водам Московского водохранилища. В этот день Иван также впервые за несколько лет сытно поел, потому что в этот праздник всех руssких членов и членок организации приняло было угощать кашей.

Лето Иван проводил за городом, в окрестных полях тайных членов Организации — почему-то все они оказались министрами в правительстве Путина-ng600 — как наемный работник в усадьбе, ну, чтобы сбить с толку полицию. Под прикрытием легенды Иван косил траву, собирал урожай, рубил лес, ловил рыбу, шил, вязал, ковал, таскал, носил, строил, пек, колотил, молотил, ишачил, viobывал, пахал, короче, делал все, что и делает обычный руssкий подмосковный раб на подмосковной плантации. Иногда, для прикрытия, и чтобы легенда не раскрывалась, кого-то из членов Организации на таких плантациях пороли и топили в мешках за непокорность. И, конечно, летний труд на плантациях не оплачивался, чтобы не выдать товарищей.

● Ведь конспирация для нас превыше всего! - учил из Лондауна товарищ Волк.

После летних каникул окрепший и загоревший Иван-Учерьъёсы Сугона-Лукин возвращался в город. Там он под прикрытием работал слугой в доме еще одного члена организации, товарища Сранча Уйзошгу, министра по делам многонациональной Федерации. Сначала Иван очень было удивился тому, что и этот человек разделяет ценности и убеждения Партии. Но голограмма товарища Волкова, которую включили сомневающемуся товарищи-Апостолы, быстро все разъяснила:

● Пойми, Иван, - сказала, потрескивая, голограмма.

● Режим Путяры-n6800 так тошнотворен, что от него блевать тянет даже тех, кто вынужден ему прислуживать, - сказал он.

● Товарищ Сранча Уйзошгу, миллионер и министр, добился всех этих поблажек и высоких постов Режима для того, чтобы нанести ему смертельный удар, - объяснила голограмма.

● Поэтому товарищ Сранча Уйзошгу приносит большую, нежели ты, жертву! - объяснила голограмма.

Все это звучало убедительно, так что Учерьесы продолжил служение в доме хозяина. В принципе, особой разницы с предыдущей его жизнью не оказалось. Разве что, кроме тяжелой изнурительной рабской работы и побоев — все ради конспирации! - Иван теперь не спал ночами, выполняя задания Апостолов. Так, из-за своего изможденного вида он «прошел кастинг» - что бы это не значило — на роль Жертвы Режима при вербовке новых членов. Когда речь шла о людях, найденных на помойке, ну, как сам Учерьъёсы, все оказывалось просто.

● Берешь руssкую дрянь, чтоб он сдох, кормишь его, делаешь фотки для СМИ, а потом пускаешь в дело, чтоб его глаза лопнули, - объясняла Кштыша.

Учерьъесы, привакший ничему не удивляться, не удивлялся и тому, что Кштыша, положившая свою жизнь на алтарь служения ради спасения руssких, так много ругает русских матом и так их ненавидит. Но ему, на всякий случай, объяснили, что это такое крайнее проявление любви, и, к тому же, ССЕ.

● Синдром Советского Еврея, - расшифровал товарищ Волк как-то на ночных молениях.

● Болезнь, при которой у человека изо рта вылетают ругательства и ксенофобические заявления, - потрескивал товарищ Волков в ночном эфире Москвабада, прорываясь через глушилки муэдзинов Путлера-n5958, верещавших всю ночь, чтобы переверещать радиостанции Суздаля и Астрахани.

● Понял, iobaна в рот, - сказал товарищ Волк.

Иван все понял, хотя не очень понял, почему Кшыштыша, больная Синдромом Советского Еврея, ненавидит и евреев тоже. Этих...

● Сучьих bleадь жидов, гори они Евдабне пся крев! - говорила Кшыштыша.

Впрочем, с новичками, у которых был выбор — а не пропащими вроде Сугоны, она старалась обращаться не так жестко, чтобы «сучьи русские выpizdishi не сорвались на khui с крючка». Поэтому больше помалкивала, предоставляя слова Арамчику и Шмуленьке — так любовно называли друг друга Апостолы, проживавшие не только в идеологическом объединении, но и в квир-гендерфлюидной коммуне — умевшим говорить ласково. Обычно начинала Шмулечка. Оглядев неофитов, испуганно жавшихся к стенам в комнате без освещения — горела всего одна свеча — и прислушивавшихся с ужасом к шагам военной полиции на улице, Шмуля начинала ласково и жалобно что-то напевать, потом медленно говорить, затем ускоряла темп речи, говорила быстрее, еще быстрее...

Обращение Евросоюза... хорошие библейские лица... я сама, сама, своими руками, клянусь вам, девочки... да что же это творится дети дети кровь на асфальте... друзья возьмемся за руки и встанем напротив танков... эти гусеницы олицетворение режима но светлые лица и носики с горбиночками... еdросоюз выразил озабоченность... свобода выражения журналистов должна быть предоставлена... велики преступления народа против режима и режима против народа... ой захен вей цохен вей вы бы слышали как они плайкали как они кричали шоб этот хитлер сдох ни дна ему ни покрышки... уровень доходов россиян в третьем квартале подрос казалось бы что здесь плохого медузиш беобахтер объяснит люди мира на секунду встаньте... люблю дзержинского моюсь за него дай отсосу... ой произошла ошибка мы разбираемся с ней а вы пока переходите на главную страницу...

После этого в дело вступал Сугона, который, всхлипнув, говорил:

● … сам я из москвогвардейцев, товарищи и меня страшно возмущало, товарищи, что при раздаче табака, сахара и продуктов царила страшная несправедливость. В большинстве случая продовольствия было очень мало и львиную долю забирали себе офицеры. К сожалению, для такой несправедливости имеются даже законные основания, так как приказом Наркомата Обороны Многонациональной Федерации за номером 7585 офицерам предписано добавочное довольствие. По этому приказу, кроме солдатских порций, офицеру полагается ежедневно 40 граммов масла, 20 граммов печенья, 50 граммов рыбных консервов, 25 папирос и на три дня коробка спичек. Разве это справедливо? Конечно, нужно переходить на сторону Суздаля и ЕС. Скоро вас призовут на службу в армию. Ни в коем случае не стреляйте! Переходите на сторону Суздаля, как сделал я, и вы убедитесь, что там все замечательно. Сюда я пришел, чтобы помочь вам и таким как вы.

После этого Арамчик, заиграв на дудуке что-то жалобное — Иван ежился, потому что вспоминал Арцхак (и надеялся, что Арамчик не знает, как постыдно дезертировал руssкий Иван вместо того, чтобы биться насмерть за Армению, «как всякий уважающий себя человек») - и пускал по кругу тарелку. В ней лежала стопка бумажек, на которых было отпечатано:

● «Переходите к нам! Мы хорошо обращаемся с пленными, особенно с теми, кто перешел на нашу сторону добровольно. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Passierchein. Пропуск действителен для неограниченного числа командиров и бойцов Москвабадской Армии, переходящих на сторону Суздальского графства и миротворческих сил ЕС, их союзников, и украинских, казахских, туркестанских и татарских освободительных отрядов. ПЕРЕХОДИТЬ МОЖНО И БЕЗ ПРОПУСКА. Достаточно воткнуть штык в землю и, поднять обе руки, крикнуть «Путлер капут» и громко добавить. ШТЫКИ В ЗЕМЛЮ»

… через час комната освобождалась, в неё постепенно набирались новые неофиты, Шмулечка входила в транс, вводя в него и собравшихся, затем играл дудук, опять шла по кругу тарелка с листовками, а Иван бубнил очередную легенду:

● … еще совсем недавно я был рабочим в военном предприятии Многонациональной Федерации. Наш цех выпускал гальку для пращников. Больше всего страдают рабочие в промышленности от скверного питания. Они получают во время смены один раз суп и, кроме этого, могут купить 600 граммов хлеба в день на свои карточки. Еще осенью можно было довольно регулярно получать причитающуюся по карточкам порцию картошки и мяса и сахара. Но с января месяца как раз в этом отношении продовольственный вопрос ухудшился. Так, например, месячную порцию мяса можно получить не чаще чем как в два месяца раз. Причитающийся по карточкам сахар можно получить только в том случае, если он есть в соответствующей лавке, в противном случае карточки теряют свою силу. Чувствительные штрафы за опоздания на службу переносятся особенно тяжело. Обычным наказанием является сокращение хлебного пайка на 200 граммов в течение целого месяца. Товарищи!

Дальше Иван делал вид, что его горло перехватывали рыдания, играл Армянчик на дудуке, и по кругу шла тарелка...

Группа неофитов, после обработки голограммой товарища Волка, исчезала — партизанить, вести городские бои, переходить на сторону Суздаля...

Апостолы же убирались в помещении — эту задачу доверяли Ивану — вели квир-гендерфлюидную жизнь и плотно ужинали продуктами, которые передавали в подполье таинственные товарищи. Хавчик, как говорила Кшыштыня с полным ртом, был бацильный: сало, масло сливочное, баранина, повидло, чай, папиросы... Как говорила Шмуля, нитка, бархат, да Путяра, так бы жизнь и шла. Даже и Иван, вошедший в ритм этой странной борьбы, успокоился, возмужал, и даже как-то погрузился с летаргию борьбы...

… но сегодня, знал Иван, кутаясь в плащ, и глядя на тусклую подземку сквозь очки, особенный день. Ведь сегодня Ивану предстоит важная задача, исполнение которой как повысит его в ранге Организации, так и разъяснит все его сомнения. Дело в том, что все эти три года Учерьёесы мучил страшный вопрос. Русский вопрос. Раз уж его сразу и бесповоротно опытные специалисты вписали туда, откуда его выписали паспортисты Кандапожско-Мурманской Республики, понимал Иван, ему нужно прояснить для себя кое-что в этой борьбе. Кое-что важное. А именно:

● Нам-то русским khulе со всего этого? - спросил Иван, получившийся кое каким риторическим приемам у Кштышишы.

Когда он задал этот вопрос Апостолам, в комнате наступила тишина. Арменчик с хлюпанием вынул свой инструмент из дудукгендерной в тот день Шмули, Пидарков недоуменно поднял голову, вынув ее из бедер Арменчика, а Кшштышышы перестала, бренча на, как она это называла, мясной гармохе, рвать и грызть старинный черно-золотой флаг с двуглавыми орлами (такой у нее сексуальный, как она утверждала, фетиш). Первым нарушила тишину Шмуля. Она кашлянула, после чего вновь замолчала. Затем Апостолы вернулись к френдли-кожитингу. Вечером Шмуля, путаясь и краснея, объяснила Ивану, что «Русский вопрос» - дело не первостепенной важности, и что нужно сначала победить режим, а там «уже посмотрим фне зохен цвейн», сказала, смущаясь, Шмуля. Короче, надо потерпеть. Иван потерпел еще, потом еще. Затем снова чуть-чуть еще... И уже после этого ещё и ещё и ещё несколько раз задавал свой вопрос, становясь все более настойчивым, - Кштыштыша даже утверждала, что это ген невоспитанности — и, наконец, Апостолы устроили ему рандеву с товарищем Волком. Ему Иван задал такой же вопрос.

● Что нам, русским, со всей этой вашей pidorskoi возни, - сказал Иван, научившийся прямым методам партийной дискуссии и знавший, что так достучится до лондонских небес быстрее.

● Справа pidori, слева pidori, а мы давай помогай то тем то тем, - сказал он.

● Что с нами-то будет, - сказал он.

Голограмма товарища Волка замолчала. Потом, помигав, она заговорила.

● Ну что же, Иван, - сказала он.

● Вот ты и дорос до Руssкого вопроса, - сказал он.

● Но для ответа на него, который откроет тебе глаза и поднимает в нашей организации, тебе осталось всего одно задание, сказал он...

И вот, Иван стоял в метро на станции Менжи (старинной таджикской талантливой певицы, умевшей петь мандой, причем на таджикском и без акцента!), чтобы выполнить это задание. Ему предстояло провести к линии фронта с Суздальским графством группу неофитов, и перевести их в расположение корпуса сил ЕС. Вдалеке показались фигуры. Иван сосчитал: пять, семь... двенадцать... Вроде все. Подняв воротник плаща и не оглядываясь, Иван юркнул в тоннель метро, бросив короткое:

● За мной les tovaritschis!

Приложение

Cиндром Советского Еврея

(справка доктора медицинских наук, Х. А. Ритонова — К. Р. Ылова, ведущего специалиста русской кафедры психических заболеваний советского народа МКВИДУ)

Синдро́м Советского Еврея (боле́знь Советского Еврея,, англ. Soviet Jewish’s disorder)— генетически обусловленное расстройство центральной нервной системы которое проявляется в любом возрасте и характеризуется множественными двигательными («моторными») тиками и как минимум одним голосовым («вокальным», «звуковым»), появляющимися много раз в течение дня и проявляющимися в выкриках: «русское говно!», «русский мудак!», «русский пидар!», «русская проститутка!», «народ рабов!», «битая хромосома!», «генетически неполноценный русский чмолота-народ!», «срать-ебать колотить!», «приняли с сохой!», «спасли ванек от царского рабства!». В американском Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам пятого издания (DSM-5), наряду с остальными тикозными расстройствами, относится к нейроонтогенетическиммоторным расстройствам. Довольно часто встречается коморбидное состояние: синдром Советского Еврея с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Ранее ССЕ считался редким и странным синдромом, ассоциируемым с выкрикиванием нецензурных слов или социально неуместных и оскорбительных высказываний (копролалия). Однако этот симптом присутствует только у меньшего числа людей с ССЕ. У людей с ССЕ уровень интеллекта и продолжительность жизни часто в норме. Известные люди с синдромом Советского Еврея встречаются во всех сферах жизни. Генетические и экологические факторы играют определённую роль в этиологии ССЕ, но точные причины заболевания неизвестны. Не существует эффективных лекарственных средств для каждого случая тиков и выкриков но использование лекарств и методов лечения, которые облегчают состояние больного, оправдано. Обучение, разъяснение этого заболевания и психологическая поддержка больных — важная часть плана лечения.

Глава восьмая

Сугона вновь смерти избегает чудом

Мы ему в этом завидовать будем

Сугона открывает в себе дар поэта — Сугона открывает в себе дар философа — Сугона пробует крысу и пишет об этом стихотворение и философическое эссе — Трущобино и отверженные руssкие — Пожары и набег крымских татар — Знакомство с Лорченкаевым — Гибель разведгрупы — Пир на реках вавилонских — Слезы и радость Сугона — Опять среди чужих своих

● А сейчас, - сказал Учерьъёсы, - я прочитаю вам свои стихи.

После чего взгромоздился, с помощью своего неизменного спутника, Платона Лорченкаева, на бочку. Глядя задумчиво на потрескивающее пламя костра, и морщась от вони горелого крысиного жира, стал декламировать:

Иван бежал быстрее лани,

Быстрей, чем бобер от орла;

Бежал с полей сирийской брани,

Где кровь армянская текла;

Карел, Чеченец, два Бурята

За Москвабадцев там легли,

И под пятой у супостата

Лежат их головы в пыли.

Их кровь течет и просит мщенья,

Иван забыл свой долг и стыд;

Он растерял в пылу сраженья

Флаг ГРУВМРФ — и он бежит!

И скрылся день; клубясь, туманы

Одели Суздали поляны

Широкой белой пеленой;

Пахнуло холодом с востока,

И над Астраханью пророка

Встал тихо месяц золотой…

Усталый, жаждою томимый,

С лица стирая кровь и пот,

Иван меж скал Петрозаводск родимый

При лунном свете узнает;

Подкрался он, никем незримый…

Кругом молчанье и покой,

С кровавой битвы невредимый

Иван один пришел домой.

К пятиэтажке он спешит знакомой,

Там блещет свет, хозяин дома;

Скрепясь душой как только мог,

Иван ступил через порог;

Никиту звал он прежде другом,

Никита пришельца не узнал;

На ложе, мучимый недугом, —

Один, — он молча умирал…

«Велик Перун! От злой отравы

Он светлым Мокошам своим

Велел беречь тебя для славы!»

— «Что нового?»— спросил Никита,

Подняв слабеющие вежды,

И взор блеснул огнем надежды!..

И он привстал, кровь храбреца

Вновь разыгралась в час конца.

«Два дня мы билися в теснине;

Аль-Насреди, Чеченец пал и братья с ним;

Полиции военной, скрылся я в пустыне,

Как ИГИЛОвец преследуем, гоним,

С окровавленными ногами

От острых камней и кустов,

Я шел безвестными тропами

По следу «Талибан» бойцов.

Карелы гибнут— враг повсюду.

Прими меня, мой старый друг;

И вот Дажьбог! твоих услуг

Я до могилы не забуду!..»

И умирающий в ответ:

«Ступай— достоин ты презренья.

Ни крова, ни еврословенья

Здесь у меня для труса нет!..»

Стыда и тайной муки полный,

Без гнева вытерпев упрек,

Ступил опять Иван безмолвный

За неприветливый порог.

Хрущовку новую минуя,

На миг остановился он,

И Еврокарелии летучий сон

Вдруг обдал жаром поцелуя

Его холодное чело.

И стало сладко и светло

Его душе; в мурманской ночи,

Казалось, пламенные очи

Блеснули ласково пред ним,

И он подумал: я любим,

Манька лишь мной живет и дышит…

И хочет он взойти — и слышит,

И слышит песню старины…

И стал Иван бледней луны:

Месяц плывет

Тих и спокоен,

А русский воин

На битву идет.

Ружье заряжает мурманит,

А дева ему говорит:

Мой милый, смелее

Вверяйся ты року,

Молися Европе,

Будь верен Брюсселю

Будь славе вернее.

Своим изменивший

Изменой кровавой,

Врага не сразивши,

Погибнет без славы,

Дожди его ран не обмоют,

Московцы костей не зароют.

Месяц плывет

И тих и спокоен,

А юноша воин

На битву идет.

Главой поникнув, с быстротою

Иван свой продолжает путь,

И крупная слеза порою

С ресницы падает на грудь…

Но вот от бури наклоненный

Пред ним родной белеет дом;

Многоквартирный, ободренный,

Иван стучится под окном.

Там, верно, теплые молитвы

Восходят к небу за него,

Старуха мать ждет сына с битвы,

Но ждет его не одного!..

«Мать, отвори! Я странник бедный,

Я твой Иван! твой младший сын;

Сквозь пули европейские безвредно

Пришел к тебе!»

— «Один?»

— «Один!..»

— «А где отец и братья?»

— «Пали!

Пророк их смерть благословил,

И ангелы их души взяли».

— «Ты отомстил?»

— «Не отомстил…

Но я стрелой пустился в бегство,

Бросив своих в СНГ краю,

Чтобы твоё утешить старство

И утереть слезу твою…»

— «Молчи, инородец лукавый,

Ты умереть не мог со славой,

Так удались, живи один.

Твоим стыдом, беглец свободы,

Не омрачу я стары годы,

Ты раб и трус — и мне не сын!..»

Умолкло слово отверженья,

И всё кругом объято сном.

Проклятья, стоны и моленья

Звучали долго под окном;

И наконец удар кинжала

Пресек Иванушки позор…

И мать поутру увидала…

И хладно отвернула взор.

И труп, от праведных изгнанный,

Никто к кладбищу не отнес,

И кровь с его глубокой раны

Лизал, рыча, домашний пес;

Ребята малые ругались

Над хладным телом мертвеца,

В преданьях вольности остались

Позор и гибель беглеца.

Душа его от глаз Перуна

Со страхом удалилась прочь;

И тень его в горах Мурмана

Поныне бродит в темну ночь,

И под окном поутру рано

Он в сакли просится, стуча,

Но, внемля громкий стих ЕС устава,

Бежит опять под сень тумана,

Как прежде бегал от меча.

● Гм... Конец, - сказал Иван.

Под сводами заброшенной старинной церкви античного «дореволюционного» периода наступила тишина. Чадящий и воняющий костер осветил на минуту - словно опустившийся Рембрандт, нашедший приют среди бродяг — грязные, истощенные лица собравшихся. Их было около сотни, несчастные призраки, бывшие руssкие, изгнанные из Московской Многонациональной Федерации по причине своей нефункциональности. Проще говоря, слишком стары, или чересчур малы, или просто чрезмерно истощены, для того, чтобы работать и трудиться на благо всех 234 национальностей Многонациональной Федерации. Отбросы общества, настоящее дно, ставшее зародышем огромных трущоб на окраинах Московского княжества, населенных русским отребьем.

Сюда устраивали экскурсии для иностранцев, и о жизни обитателей этого дна даже были написаны два художественных произведения. Одно называлось «На Дне» и представляло собой, вспомнил Иван передовицу в газете «Путь Владимировича», «подлинный шедевр социальной критики и верного расового взгляда на неполноценного русского человека». Автор пиесы, Дмитрий Брюхович Быков, приезжал, по словам старожилов, в Трущобино — так окрестили район сами русские отверженные, его обитавшие — несколько раз для «сбора материала». Он отведал жареной крысы («жрет, как в бочку», уважительно сказал Ивану-Учерьеъсы обычно тихий и сдержанный юродивый Лорченкаев), помочился на кладбище радиоактивных отходов и даже опробовал услуги местной проститутки Анки Жучкиной, которая давала за пятак (и за так, игриво добавляла Анка, поправляя остатки того, что было лет сорок назад её юбкой). Эта «фольклорная экспедиция» принесла Брюховичу три литературные премии Многонациональной Федерации - «Большое пузо», «Большая жопа» и «Большая просрака» - подарок от благодарных трущобинцев (шуба богатого, собачьего меха), а также постановки во всех модных театрах Москвы.

Эх, Москва, Москва, вздохнул Иван, вспомнив блага цивилизации — извозчиков, рикш-таджиков, дневное солнечное освещение на улицах... Теплая квартира Алевти... Нет, нет! Гнать от себя эти мысли! Сугона знал, что после случившегося на фронте в Суздале ему путь-дорожка в Москву заказана. А здесь, на дне, он сколько угодно мог продержаться без документов и регистрации. Ведь по молчаливому уговору чеченская полиция Москвы не совершала экспедиций в Трущобино — происходил только ежегодный набег крымских татар, о котором все знали заранее — за что обитатели Трущобино не портили статистику МВД Многонациональной Федерации, не пересекая административных границ города Москва. Со временем население Трущобино очень разрослось и представляло собой, по сути, нечто вроде римской клоаки. Ну или, вспомнил Иван другого артиста, сделавшего себе имя на Трущобино, «Отверженных Собора Зеленоградской Матери». Так называлась оперетта, которую написал известный политик и литератор Многонациональной Федерации, Сергей Водолазргунов. В ходе этой веселой пьески обитатели Трущобино — тупица Иван Иванович Иванов и прошмандовка Манька Ивановна Марькина — поступают в услужение к канонику церкви Многонациональности, уважаемому тувинцы Оглы Балды Кирбулщирову, лауреату ордена Александра Невского Второй степени, и постепенно приобретают навыки человеческой речи. Научившись говорить и споласкивать руки мочой перед едой, они, тем не менее, не переходят к прямохождению и передвигаются в пространстве на четырех конечностях до самого конца произведения. Каноник церкви Многонациональности, переделанной из античного храма какого-то мифического, блаженного мученика Николая и почему-то Второго, заботится о несчастных, как может. Так, он учит их тувинскому языку и кандапожскому — тут Иван вздрогнул — наречию, но это, конечно, выше разумения двух русских недочеловеков. Зато у них развит, как у всех животных, инстинкт размножения, и немало сцен произведения посвящены попыткам Ваньки Иванова вскочить на ногу каноника, чтобы оттрахать ту позадорнее (тут рецензент «НГ-Экслибрис Многонационалии» непременно добавлял, «что вызывало длительные овации и гомерический хохот просвещенной москвабадской публики»). В результате, Ивану удается проделать эти манипуляции с Машкой Марькиной, после чего самка, как и заведено в природе, беременеет. Это нарушает законы Многонациональной Федерации о запрете на скрещивание руssких друг с другом — вредоносный субстрат необходимо размыть как можно сильнее, мужчин убить или извести в рабство, женщин использовать по назначению, напоминает Оглы Балды во время проповеди Путину-оапоа8вп5757576 (Оглы — духовник Лидера) — но, в то же время, каноник привязался к двум забавным животным...

Именно на противопоставлении долга и чувств, писала в рецензии на постановку «Собора Зеленоградской Матери» знаменитая обозревательница Галина Жидович, на этом конфликте чувственного изживания эмоциональной травмы и пост-колониального мышления тригерной сегрегации, и построено фундаментальное здание произведения величайшего, без сомнений, руssкоязычного романа этого месяца, девочки. Не вдаваясь в подробности, чтобы не не спойлернуть — как смутно понял Иван из обрывков словарей, которые ему удалось найти, этот глагол пиджн-рашн значил что-то вроде «отлизнуть», но раньше времени — Галина живописала глубины катарсиса, который испытает зритель постановки, который купит билет на следующий вторник (18.00, малая сцена ХАМАТ имени Чмолтан Хамчатовой, всего 39 многонациональных гривен-грошей). Она живописала их так ярко, что читатель как будто бы заглядывал в самые глубины глотки Галины, не желающей ни себя, ни её, глотку, ни читателя, и, уж тем более, зрителя.

За пьесу «Отверженные Собора Зеленоградской матери» Сергей Водолазрнугов получил как Государственную премию, так право жениться на любой представительнице жены древнего античного режима, по фамилии Толстые. Неудивительно, ведь, ходили слухи, на постановку 16 раз приходил Путин-GHYU8765/iu. Также драматургу подарили поместье в 100 душ руssких рабов, и право опробовать свой золоченый пистолет «Стечкин» на любим критике Многонациональной Федерации. Поговаривали, что не посчастливилось Жидович. По крайней мере, с тех самых пор колонки её прекратились, хотя издание «Говнузиш Беобахер», куда регулярно поставляла свое govnouzich Галина, утверждало, что все дело в цензуре. Другие рецензенты не так стеснялись отлизывать по-быстрому, так что Учерьъёсы знал, чем заканчивается пьеса.

Карлы Обдыл Кирбулщиров, терзаясь между милосердием и долгом, в конце концов поступает как честный гражданин и каноник Многонационалии, приговаривая Машку к утоплению. Сделать это поручено Ивану Иванову, неудачливому ээээ любовнику?.. осеменителю! Машки, что тупое русское животное и делает, вывезя Машку на середину водохранилища на надувной шине.

«В стремлении добиться ответа на вопрос, есть у русских чувства или нет, автор блестяще демонстрирует нам отсутствие всякой мысли в глазах руssкого» - резюмировала в рецензии Настенька Кочеткова, обозревательницка еще одной газеты, чье название установить не удавалось т. к. из-за особого качества бумаги это издание расходилось на самокрутки и подтирки первым. Зато сохранились пять строк ресторанной критики под этой статьей, из которой критики обитатели Трущобино узнали, что в Москве нынче в моде пережеванная тремя десятками модных киргизких поваров мякоть какой-то адвокаты.

● Хар-ку-зи... - прочитал по слогам юродивый Лорченкаев, который в Соборе Звенигородской Матери едва ли не единственный умел читать на разных языках, за что его и подкармливали

.

Харкузи... Факелы ночных танцев... Белый порошок Алевтины, щедро отсыпаемый из запасов Джохара Владиславовича...

Иван вновь с тоской понял, что его тянет обратно в Москву, в её суету, пестроту, богатство... Сейчас он готов на все ради того даже, чтобы вернуться и подставным калекой в труппу Зильбертруда на станцию московского метрополитена! Даже скитаться, жить в развалинах домов, дымящихся после бомбежки Москвы суздальчанами в составе карательного корпуса ЕС. Даже прятаться от чеченской полиции, расклеивая листовки товарища Волка по стенам блестящей имперской Москвы, на просторных улицах и в густом населении которой — сто тысяч человек! - можно так легко затеряться... Но, знал Учерьесы, отныне это невозможно. Ведь после того, что случилось на Суздальско-Московском фронте, дороги обратно ему нет. Да и здесь, в Трущобино, следовало поглядывать в оба, чтобы не попасться на уголек соглядатаям жандармерии Многонационалии (уговор распространялся на полицию, но не на секретную полицию), которые, по слухам, рыскали повсюду. Сугона знал, что перекантуется в Трущобино в церкви этот год, а уже когда потеплеет, уйдет из окрестностей Москвии.

Учерьесы даже придумал план, намереваясь случайно попасться на аркан какого-нибудь крымо-татарина.

Кто знает, может с невольничьего рынка в Феодосии он попадет в Истанбул, а то и глядишь, в Геную? Он называл это про себя "моя дорожная карта в Европу". Иван не знал, что его ждет, но одно знал точно — даже около Москвы оставаться долго нельзя.

Человек, знающий то, что знает он, - знал Иван, знавший, что узнал чересчур много, - долго не проживет.

Постояв немного на бочке, Иван, почувствовавший в последнее время острую потребность высказать поэзией все, что обуревало его в душе, слез и пошел в свой угол. Люди, поев кто что, устраивались на ночлег. Засранная и грязная церковь стала убежищем для самых отверженных обитателей Трущобино, в окрестностях которой, по слухам, скопилось уже около ста тысяч руssких рабов. Это немного беспокоило власти, и Лорченкаев даже зачитывал на вечерней сходке статью из газеты «Московский комсомолец-гнида», которая называлась «Нельзя оставлять в центре города остров рабов, в котором рабов больше, чем свободнорожденных». Иван вспомнил монотонный голос Лорченкаева, бубнившего:

● Мы отпускаем на волю руssких, которых, на самом деле, предоставляем своей судьбе, потому что они более не могут приносить нам пользу, - читал Лорченкаев, щурясь на клочок газеты. - Раньше подобный способ утилизации рабов имел смысл, поскольку отпуск на волю не был популярен. Но сейчас, когда они вполне смирились со своей рабской участью, и среди них нет уже почти взрослых мужчин, способных устроить бунт, пора вспомнить о гуманности.

● Под Москвой, — читал Лорченкаев статью про Трущобино, - созрел огромный нарыв, гнойник. Мы бросаем ослабших рабов умирать от голода в Трущобино, как римляне сбрасывали рабов на острове Эскулапа, но не разумнее ли было постепенно интегрировать их в наше общество Многонациональной Федерации на справедливых началах, уже не как русских, но как многонационалов? Почему не сделать так, что если русский был освобожден в силу закона, то чтобы он пользовался покровительством этого самого закона, и у него не оставалось никаких обязательств ни по отношению к своему прежнему господину, ни по отношению к его представителям. Если же в противоположность этому русский отпускался на волю по инициативе своего господина, то этот последний пусть сохраняет за ним право патронатства и кормит его. Государство, города, храмы, коллегии, так же как и частные лица, должны сохранять это право по отношению к своим вольноотпущенникам, и граждане пусть передают это право своим детям. Впрочем, при наиболее употребительном частными лицами способе отпущения на волю по завещанию один и тот же принцип может в зависимости от обстоятельств в каждом отдельном случае иметь различные последствия, почему нет. Если сам господин отпускает на волю русского, то пусть становится его патроном, и так как это звание, так же как и завещанная свобода должно вступать в силу только с момента выполнения завещания, т. е. с момента смерти завещателя, то господин уносит его с собой в могилу, и вольноотпущенник считается «вольноотпущенником мертвеца». Если он завещал своему наследнику отпустить русского на волю, то пусть передает ему вместе с правом господина и свое право на патронат.

● Но наследник не сможет передать русского другому вместе со своим новым завещанием, - читал Лорченкаев, глупо улыбаясь. - Ведь в завещании был указан именно он, и русскому не всегда безразлично иметь другого господина, например, молодого человека, права которого могут легко продлиться до самой смерти нового клиента, вместо старика, близкая кончина которого должна в самом непродолжительном времени разорвать эти последние узы зависимости, так как самым счастливым вольноотпущенником пусть считается тот, чей патрон находился в царстве мертвых.

● Но Трущобино эс ит из, - читал, морщаясь Лорченкаев, - лишь свидетельство нашей слабости и отсутствия дальновидности внутренней политики, которая рано или поздно может привести к опасным, непредсказуемым, а то и необратимым последствиям.

Впрочем, другая колумнистка газеты, Алиса Гениева-Кискобритова, утверждала, что все эти опасения беспочвенны, и её оппонент преувеличивает способность русских сопротивляться кому бы то ни было. Это становилось понятно из заголовка. К сожалению, ознакомиться с доказательной базой Алисы не представлялось возможным, так как кусок газеты с её колонкой и фотографией кто-то использовал в качестве подтирки, и мнение и физиономию Алисы теперь покрывал толстый слой руssкого gomna.

… под мерный бубнеж Лорченкаева, который был хорошим чтецом, но обладал отвратительно монотонным голосом, Иван завернулся во вшивое одеяло, схваченное и унесенное им с поля боя Суздальской и Москвабадской Армий, и постарался заснуть. Но едва он смежил веки, перед ним, как всегда, встали события той ночи...

В сторону фронта Учерьъёсы Сугона и его подопечные — тридцать беженцев к свободе, европейским ценностям и правам гомосексуальных большинств, - шли несколько часов. Сначала они плутали лабиринтами московского метрополитена, и Учерьъесы решил было, что заблудились, как вдалеке забрезжил свет. Значит, карты товарища Волка оказались точными, понял Иван, и в груди его потеплело. Значит, товарищ Волк, он свой, родной, он...

Мысль, что уже скоро он, Учерьесы, окажется в Европейском союзе — точнее, сделает первый шаг в его направлении, - и сможет отведать вкус свободы, уже напомнила рот Ивана теплой, ароматной, вкусной слюной.

Венский кофе, сваренный на песке... круассаны из маленькой булочной, открытой на первом этаже пряничного домика... лакеи и официанты... бой часов на городской ратуше... скоростной экспресс Львив-Париж, который доносит молодого барбершопера из Львивщины в столицы Евросоюза всего за полтора часа... прогулки на Елисейских полях... ужин в ресто, горячие гренки в провансальском салате, брызжущем маслом и уксусом, но не кислым, как в Рашке, а лишь чуть, слегка...

Еда. Свобода. Тепло.

Иван поднажал, не оборачиваясь и не проверяя, бегут ли за ним подпольщики, которых он выводит к свету. Что-то подсказывало Учерьесы, что не отстал никто и шагу прибавили все.

Так, торопясь и сталкиваясь на бегу, они и вылетели на обрыв реки, на котором их встретил беспощадный свет прожектора и, почему-то, лай собак, хотя товарищ Волк говорил, что ждут свои. Но кто знает, может быть свои просто уже развили немецкий язык в нечто более совершенное, чем корявый русский пиджн-рашн? Может быть, думал Иван, поднимая руки и размахивая листовкой, которую сам распечатал — ПОКАЖИ ПРИ СДАЧЕ И МЫ ПРИМЕМ ТЕБЯ СРАЗУ МНОГОНАЦИОНАЛ — европейские Люди уже достигли той степени взаимопонимания, когда для межличностной интеркоммуникации не требуется никаких слов? А потребно лишь короткое «гав», не отнимающее времени и силы на бессмысленное русское pissdобольство, вызванное самой структурой русского язык?..

Эту мысль Иван не додумал, потому что именно в этот момент Сугона и всю его группу, так ничего и не увидевших из-за лупящего прямо по глазам прожектора, начали расстреливать в упор из пулеметов.

… придя в себя, Иван застона... - наученный горьким опытом Архцхака, КПП «Соотечественник» и вообще жизнью — подавил стон. Попытался дышать так, чтобы не шевелились ни ноздри, ни грудная клетка. Для этого Сугоне пришлось перейти на режим ибернации, постараться замедлить ток крови, биение сердца, что, в общем, не составило для него особого труда из-за постоянного недоедания. Глаза раскрывать Иван побоялся и правильно сделал, потому что именно в этот момент над ним раздался голос человека, стоявшего над Сугоной:

● А вот и он, pizденыш этот... всю ячейку нам сгубил, - сказал голос, принадлежавший товарищу Волку.

Учерьъесы быстро представил себе, что все это происходит не с ним, он уже умер, и его сознание отделилось от тела. Так Сугоне удалось не вздрогнуть. Хотя он и получил чувствительный удар сапогом по ребрам.

● Брось, Волк, khui с ним с pidarkom этим, он же дохлый, - сказал голос Шмули, и Учерьъесы вновь постарался не вздрагивать.

● Смотри все ebalо в крови, раскорячился как лягушка, - сказала, теперь уже безо всяких сомнений, Шмуля.

● Пшя крев, што ты возишшса с этим русским быдлом гром и молния святого Кристофора Прежебежеского! - раздался издалека голос Кштышуши.

● Да blea зла не хватает, - сказал Волк. - Такую ячейку погубил.

● Это да, - включился голос Арамчика. - Этих лохов еще года три можно было доить, и на бабло и на дармовой viobbe разводить... Но что поделать, если прогнил член, режь по самый яйца, миру мир, сдохни все азербы blea!

● Верно, - сказал Волк задумчиво. - Свидетелей оставлять нельзя...

● Волк, khulli ты тянешь, - сказала Шмуля. - В полевой лазарет пенициллин привезли, айда растопыримся. А потом на хавчик пробьет, так мне вчера мамка с Тель Авива хумус прислала.

● Че blea серьезно на hui, - сказал Волк, явно страдавший синдромом советского еврея*

● Blea буду, - сказала Шмуля.

● Значит, так и есть! - сказал Арамчик.

Апостолы и пресвятой Волк загоготали. Потом кто-то вновь пнул Ивана по ребрам.

● Да нет, дохлый, - сказала Шмуля.

● Айда хумус жрать, - сказала она.

● Теплый, вкусный, сочный... не то, что эта хавка резиновая ebanaia московская, - сказала она.

● Ты мне это... терпи, - сказал товарищ Волк.

● Вы у меня на задании, братцы, сестрицы, - сказал он.

Голоса стихли надолго, но Иван не открывал глаз. Это оказалось очень правильным решением.

● Нет, не дышит, pidarok, - сказал товарищ Волк.

● Ну, так пошли, жрать уже охота и ebatsea, - сказал Арамчик. - Ну и азера какого-нибудь прирезать бы...

● Ладно, следующую партию лохов разрешаю добровольцами на Архцхак сагитировать, - сказал товарищ Волк. - Во имя либеральных ценностей.

● Blea серьезно Волк blea ара... - сказал Арамчик.

● Да брось не за что — сказал Волк.

● … ты мне как как как мать... - сказал Арамчик и по звуку Иван понял, что Апостол с Волком целуются в губы.

Ну, Арамчик. А во что целовался в губы Арамчика товарищ Волк, Иван не знал, лишь предполагал. После послышался тихий шум, будто Арамчик пускает слюни. Затем Арамчик сглотнул и все вновь стихло.

Учерьъесы почувствовал, что его тащат куда-то. Потом он полетел вниз, но не словно в воздухе, а как будто со склона, пусть и почти вертикального. Так что Сугона постарался ухватиться за поверхность, очень похожую на ощупь на рыхлую землю. Так и оказалось. Иван раскорячился на крутом вспаханном склоне холма над рекой, с которого холма сбрасывали — скатывали — в реку тела расстрелянных. Вжавшись в землю спиной, Иван смотрел, как тела долетают до воды, после чего, почему-то, не погружаются в нее, словно остановленные черной пленкой, покрывающей поверхность воды. Присмотревшись, Иван понял, что эта пленка — масса мертвецов, словно текущая вниз по течению, и видная, сколько хватало глаз.

Вот тогда Учерьесы стало по-настоящему плохо.

Но он сдержался, дождавшись, когда свет прожекторов погаснет. И только тогда подполз к верхушке обрыва, откуда, из темноты, увидел, как на площадке для расстрела устанавливают столы для вечернего пира с хумусом и пенициллином.

С ужасом Иван увидел среди пирующих не только четырех Апостолов, но товарища Волка, который оказался вовсе не в Лондоне. Кроме них и, собственно, расстрельной команды, за стол усаживались... Джохар Владиславович Сурков, против которого товарищ Волк с подпольем вели страшную борьбу долгие годы, какие-то чиновники Карело-Мурманской Республики, о которой Иван уже и забыл!.. а вот... да это же тот армяносквич, который владел телеканалом Ара-ТВ!.. и еще... многие лица из московского, как его называла Алевтина, ебомонда... сам Путин-KJHBB5858585 и, тут, Иван протер глаза, чтобы убедиться... да, ошибки быть не могло, сам человек, похожий на Жопу Барозу, представителя Евросоюза по Санкт-Ленинградской Области!

Очевидно, налицо сговор, понял Иван, понявший, что никакой войны с Суздальским графством режим не ведет, а лишь, в сговоре с другими режимами, проводит ликвидацию самых активных и способных к сопротивлению оставшихся руssких... Около полусотни которых он, как козел, завел на бойню.

От осознания совершенного Учерьесы стало так больно, что он решил покончить со всем этим, ослабил руки. Перед тем, как полететь вниз, в реку, полную мертвецов, Иван увидел, как на стол посреди пирующих установили блюдо с гигантским зверем, на котором восседала голая проститутка в золотых браслетах, пившая вино из рога. На звере было написано кровью:

«Многонациональная Российская Федера...»

Не дочитав, Иван полетел во тьму.

… некоторое время он в этой тьме и провел и думал уже было, что умер, как вдруг послышались шаги.

Потом голос. Голос неодобрительно поцыкал.

Потом сказал голосом Бороды:

● Ну что мне за наказание с русскими, - сказал голос.

● Чувствительные... эмоциональные... славянская неуравновешенность, - сказал он.

После чего продолжил:

● И вот, братец ты мой, проходит тому делу годов десять или больше того. Живет русский в Молдавии как каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у Бога смерти просит. — Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные-то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем Богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, русский, писатель русский из Молдавии. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку: как в Россию 20 лет попасть пытался, как деток своих от молдаван вывезти хотел, как молдаване над ним глумились, да в застенки засадить хотели за книжки евойные, а в посольстве РФ над ним все глумилися. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит. Бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху Ирину и деток Матвея и Глафирушку жаль. И так-то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что русского предал да в Россию его не пустил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку — хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа. Старичок и говорит: Бог, мол, тебя, россиянин, простит, а мы все, говорит, Богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьими слезьми. Что же думаешь, соколик, что же думаешь, соколик, объявился этот злодей самый по начальству. Я, говорит, шесть сот душ загубил и в МИДе РФ служил и на культуре в РФ начальствовал (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До Путина7857575-ui доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить русского, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От Путина-9349494 бумага вышла. Стали искать. А его уж Бог простил — помер. Так-то, соколик...

… Учерьъесы подумал, что Борода опять злоупотребил сигарами и напитком, с которым постоянно приходил в видениях — кальва... кава... клява... - и заговаривается, но тут Ивана нежно похлопали по щекам и он открыл глаза.

Над Иваном нависло лицо лысого мужчины средних, скорее, лет, с сумасшедшими, гусарскими усами, и сросшимися черными бровями. Именно они давали основание предположить, что когда у мужчины были волосы, то черного цвета. В глубоко посаженных глазах мужчины, одетого в рванье, и тащившего Ивана от реки к какому-то огромному заброшенному зданию, похожему на церковь, клокотало веселое безумие.

● Ну как, понравилась история моя, болезный, - сказал мужчина Ивану.

● Ты кто, - сказал Иван.

● Платон, - ответил мужчина, останавливаясь передохнуть.

● Платон Лорченкаев... - представился он.

● Оставь меня, - попросил Учерьёсы.

● Я хочу умереть, - сказал он.

● Соколик, Бог приберет, - сказал Лорченкаев, отдуваясь. - Приберет, не сомневайся.

● Да только что ж ты такого сделал, чтобы Бог тебя не простил, - сказал Лорченкаев, вновь принимаясь тащить Учерьесы за шиворот.

● Не спрашивай, - сказал Иван, глаза которого защипало.

● Милок, - сказал Лорченкаев, вновь кладя Ивана на землю и обойдя, чтобы глянуть сверху в глаза. - так я и не спрашивал...

Глядя в бездонные черные глаза своего спасителя, Учерьъесы разрыдался и плакал долго-долго.

Приложение

Исторический справка Юсуфа Абрамовича Диодорова, преподавателя марксизма-ленинизма в МГГУАПГУ, заслуженного мастера спорта по настольному теннису. Дана 8 дедывоеваля года Благополучия 89989-й эры (по старому стилю 3 марта 3023 года).

... Изображения руssких в Многонациональной РФ вполне подтверждаются историческими фактами. Геродотян в своем описании РФ упоминает о каменоломнях, находившихся на границе Костромы, и о способе их эксплуатации, практиковавшемся еще в его время. Эти приемы едва ли чем отличались от тех, которые применялись несколько лет спустя, во времена якутского владычества. К русским в этих каменоломнях осуждали провинившихся русских, но спекуляция трудом русских насчитывала там не меньше жертв, чем наказание. Были там и пленные, посылавшиеся и в одиночку, и целыми семьями. Там хватало работы на все возрасты: дети должны были проникать в пустоты горы, мужчины – дробить извлеченный из подземных галерей камень, женщины и старики – вертеть мельничный жернов, чтобы превратить его в порошок и таким образом добыть из него золото. Закованные в цепи, проводя время в беспрерывном труде под наблюдением солдат, которых старались сделать глухими к их мольбам, выписывая их из чужих стран, эти люди все же должны были возбуждать в своей страже сострадание печальным Зрелищем своей наготы и страданий. «Пощады не было ни для кого, – продолжает историк, – не дают передышки ни больным, ни увечным, ни женщинам ввиду слабости их пола. Всех без исключения заставляют работать ударами кнута до тех пор, пока они, окончательно изнуренные усталостью, не погибают.

Известно также, что разбогатевший армяносквич Гарик Мартисранян приказывал бросать виновных в чем-либо русских на съедение хищным рыбам – сомам, чтобы насладиться видом того, как эти рыбы целиком пожирали их. Часто русские были виноваты в незначительном проступке или просто в неловкости. Всем известна история русского, присужденного к этого рода казни за то, что он уронил хрустальную вазу во время пира, на котором присутствовал Кириенко-595959. Русский бросился к ногам заместителя императора, умоляя его лишь о том, чтобы он позволил ему в виде милости «не быть съеденным». Возмущенный Кириенка-48585 велел перебить весь хрусталь Мартисраняна, а русского простил. Но осудил ли он господина и принял ли он какие-либо меры, чтобы предупредить возможность повторения подобных злоупотреблений? И по какому праву проявил он такую строгость? Разве сам он не велел распять на мачте своего судна своего управляющего Сидорова за то, что тому вздумалось изжарить и съесть перепелку, знаменитую своими победами в шоу «Голос», к которым новиопы питали такое пристрастие? Почему же нельзя считать верным изображением действительности нарисованные сатирой картины нравов Многонациональной? Эти неистовства, эти побои по поводу самых незначительных провинностей, это жестокосердие армяносвичей и даже евренградцев, проявлявших еще больше своенравия в назначении и выборе наказаний; эти палачи, состоявшие на годовом жалованье; новиопка присутствовавшая при наказаниях, не перестававшая в то же время румяниться, слушать речи любовников, любоваться золотой каймой, придававшей больший блеск ее одежде, утомлявшаяся менее быстро, чем палачи, и распределявшая смертные приговоры с такой же легкостью, как и удары...

Глава девятая

Иван повстречал Настасью пригожую

На Алевтину ничем не похожую

Наскальные росписи Трущобино — Общение с Лорченкаевым — Сугона и его самый большой секрет — Настя и её история — Чувства и страхи — Сугона разрабатывает план — Дневник из будущего — Секс без перерыва — Даже в Трущобино Сугона становится изгоем

… Первое время в лагере Трущобино Учерьъёсы не хотел жить. Герой армяно-азербайджанской войны, подпольщик, бармен, беглец и авантюрист... он словно бы оцепенел. Как жертва, укушенная змеёй, глядел Иван, как поглощает она его и Землю, и в глазах его наступает тьма и все исчезает перед ними, но то не змея, а лишь ночь, великая ночь наступала на землю Московии. Ночь стирала всё — и лес, и церковь, и небеса с рваными, словно одежды руssких, облаками, и Трущобино с его голодными, жалкими обитателями, бродящими в окрестностях Москвы, по туманному замечанию Лорченкаева, словно тени дантова Ада (почему Ад дантов, Учерьъёсы не понимал, видимо, речь шла о каком-то особенном отделении, специально для русских).

Все пропадало, словно бы в самом деле мир с Учерьъесы в его центре глотала огромная змея. И очутившись в её нутре, испуганный и уставший Иван блаженно замирал, отдавшись на волю самой Смерти.

Но, увы, покоя не было даже в ней. Ведь ночь не могла стереть главного, что мучило Сугона, воспоминаний.

Снова и снова вставали они перед глазами беглеца.

Ледяные просторы Карелии... Падающий на забор у КПП «Соотечественник» снег... Искаженные гримасами ненависти лица армянобайджанцев и азерормян, несущихся друг другу навстречу в яростной атаке со штыками и рыночными весами наперевес... Неприветливые, каменные лица москвичей... Голоса из громкоговорителей... потрескивающая голограмма товарища Волка, годы бегства, рабского труда на плантациях под Москвой... монотонное бормотание Апостолов, несущих глупым руssким свет нового учения, грохот берцев чечено-монгольской полиции на улицах Грязнокаменной...

Отсюда, из Трущобино, все это казалось странно-далеким, словно бы этот лагерь существовал отдельно от всего мира. Да в общем, объяснял Лорченкаев, так оно и было. Сам он, кстати, так толком и не объяснил своему новому приятелю — которому спас, между прочим, жизнь, - как появился в Трущобино. Лишь уклончиво сказал что-то на трущобинском арго.

● Ле сирконстанс персонель, - сказал он, глядя в землю.

После чего заботливо переменил повязку на лбу пылающего в лихорадке Учерьъесы.

Да, первое время в лагере Учерьъёсы страдал не только от мучительных воспоминаний, но и от жара. Но, несмотря на то, что температура несколько дней держалась очень высокая, в сновидениях и кошмарах Борода к нему не приходил. Это приносило облегчение, но и пугало. В каком-то смысле, Борода стал его гидом, мистическим пастырем, духовным проводником. У Лорченкаева, впрочем, на сей счет оказалась своя теория. Да, Учерьъесы, почему-то, сразу же поделился с этим странным человеком своей историей, рассказав все без утайки, даже происшествия с Бородой. Что, почему-то, совершенно не удивило Лорченкаева.

● Эх, милок, - сказал он. - Да что же тут удивительного.

● Еще со времен разгрома христианской церкви Окситании, милок, - сказал Лорченкаев — хорошо известна концепция дуалистического творения мира. Все материальное, что ты видишь, чувствуешь, осязаешь... включая самого себя... есть не что иное, как творение материальное, то есть, принадлежащее нижнему миру. Верхнему же принадлежит одна лишь душа твоя, заключенная в тунику тела. Это говорит нам о том, что...

● Можно приобрести тело на распрода... - попытался пошутить Сугона, сразу, впрочем, устыдившись.

● И такое тоже возможно, - говорил Лорченкаев, глядя простодушно, потому что ни одной шуткой и остротой пробить панцирь доброты этого человека нельзя было, отчего Сугона становилось еще более стыдно. - Но мой пуант де вю, мон ами, се консист дан сё кё... (задумавшись, Лорченкаев переходил на арго)... то есть, пардон, в том, что всё, созданное в материи есть лишь дело рук творца нижнего уровня, демиурга, ну или, если говорить простецким языком средневекового человека, наэлектризованного психопатами из римско-католической церкви, Дьявола, того, чье имя не называем.

● То есть, Борода это сам Дья... - поражался Сугона.

● А если и так, то что же с того, соколик, - говорил Лорченкаев, разводя огонь и свежуя тощую крысу, раздобытую на свалке с Милёхино под Москвой в бою с отрядом узбеков, - Дьявол он ведь тоже тварь, тоже душа в темнице, ему тоже чутка сочувствия и понимания надобно...

Сугона, глядя на прекрасную мускулатуру крысы, которой бы позавидовал любой спортсмен, слушал рассуждения Лорченкаева о прощении. Это был любимый конек друга Сугоны, который, по мнению Учерьъесы, просто помешался на прощении.

Философ, - таким его считали в Трущобино, хотя Лорченкаев всегда категорически отнекивался от сомнительной чести им быть (“ты еще руssким националистом меня назови, сынок”, говорил он, оглядываясь), - утверждал, что прощение есть базовый принцип человека как создания духовного. По словам Лорченкаева, которые он иллюстрировал, показывая отловленных, но не убитых еще крыс, любое животное способно на все то же самое, что и человек. Оно может испытывать испуг, желание, страх, голод, усталость, и реагировать, так, или иначе, на эти чувства. Таким образом, человек представляет собой животное. За одним исключением, поднимал Лорченкаев палец, оттопырив мизинец, и глядя весело и странно блестящим карим глазом на аудиторию — малочисленную, впрочем, потому что над проповедями Лорченкаeва чаще всего потешались (что самого безумца, впрочем, не смущало) — исключением небольшим, но весьма важным...

● Это отличие, я бы сказал, весьма маленький шаг для одной особи, но огромный для всего вида, - говорил Лорченкаев.

● Имя ему прощение, - говорил он.

Он в самом деле утверждал, чем однажды вызвал приступ гомерического хохота и желудочные колики у полицейского из Замоскворечья — тот пришел поглядеть на дурачка в свободное от службы время — что прощение есть единственный поступок, который отличает человека от животного.

● Животное не может осознать смысл прощения, - говорил Лорченкаев — как не может осознать факт своего бытия.

● Крыса не думает, что она существует — говорит Лорченкаев — и это великое благо для крысы, которая, осознав свою малость и убожество, впала бы в тоску и отчаяние, которые есть великий грех. Она не может понять, что она есть. И, как следствие, она не может осознать, понять и ощутить меру той тоски, что испытывает другое живое существо. А раз так, она не может простить, ведь только поняв, как плохо может быть другому, но такому же, как ты, можно простить этому другому всё, что угодно...

Так говорил Лорченкаев.

И еще много другого говорил Лорченкаев.

Теория его звучала интересно, но, как и все теоррии, не коррелировала реальности, по мнению Учерьъесы. В которой реальности свирепствовали голод, холод, насилие, унижения... царили обман и подлость. А раз так, понимал Сугона, единственный способ выжить в этой реальности - не прощение, а нечто прямо ему противоположное. Месть и хорошая память. К тому же, необходима стратегия, понимал Сугона, причем личная, стратегия выживания. С которой Учерьъесы, наученный горьким опытом, не собирался делиться ни с кем, даже со спасшим его Лорченкаевым. Ведь, как показала вся жизнь Сугона, «не верь не бойся не проси» оказалось не просто строкой из молитвы матушке Дырявой Ложке — одной из богинь-берегинь пантеона Карело-Мурманской Республики - но и золотой истиной. Сам Учерьъесы, поправившись, и набирая силы и массу, твердо для себя решил, что никого прощать не станет.

Стратегия же Сугона, спрятавшегося в Трущобино, заключалась в том, чтобы дождаться поздней весны.