Учитель

Глава 7

Глава 7

После проливных дождей пришла жара. Раскалённо-желтый диск Солнца словно застывший в бескрайне-голубом небе выжигал из почвы последние остатки влаги. Реки стремительно мелели и там, где раньше надо было возводить понтонный мост, теперь можно было пройти едва намочив ноги.

Высшее командование, трясясь от нетерпения, не могло поверить такой удаче и неумолимо гнало нас вперед. Закипающие танки с падающими в обморок от удушающей жары членами экипажа резали оборону противника в тех местах, которые раньше считались непроходимыми, а потому неприступными.

Вслед за ними, растаптывая в пыль засохшую коркой землю, шли мы. Пехота. Боги войны.

Жалкие, исхудавшие, обгоревшие до черноты люди, кое-как тащившие на себе оружие и амуницию. Потому что кроме нас некому идти вперед.

Грузовики с пышущими паром радиаторами остались далеко позади. Брошенные телеги скучковались у остатков рек и ручьев – лошади просто отказывались выходить из воды.

Остались только мы.

Раз-два, левой, вперед, солдат!

И мы шли, запинались, выливали на себя остатки воды из фляги, падали без сил, сгорали на солнце и шли. Нам оставалось совсем чуть-чуть. До столицы Проклятых врагов осталось всего двести километров.

Шли, плелись, ползли, сминая куцые остатки сопротивления, раздавленного нашими танкистами. У нас была цель и ощущение скорого праздника. Еще рывок и всё. И все поедут домой. И Великие отцы, наконец, будут довольны и оставят нас в покое.

Зикир, сняв с себя китель, обнажив миру тощую грудь, покрытую редким черным волосом, обжигая руки о стволы своего любимого пулемета, собрав редкую слюну, с ненавистью плюнул в пыль дороги, и, наконец, произнес:

– Холодно! Морозно!

– Что? – я не поверил своим ушам, о каком холоде он говорит?

– Морозно! Морозов! Морозов, на выход! Просыпайся!

Ай, блин, это сон! Я разлепил глаза, одновременно вспоминая, где нахожусь и что произошло. Развернулся от стены, спустил ноги на пол.

– Пошли! На допрос! – за время моего сна охранник с тяжелым взглядом ушел на пересменок и теперь меня поторапливал высокий и чрезвычайно худой полицейский. Форма болталась на нем как на вешалке, как бы ни пытался он ее подшить.

Зевая и потирая онемевшую от долгого лежания на ней пятую точку (Включить «Игнорирование раны»? – Отменить – Принято), я встал. Дылда ловко защелкнул наручники за моей спиной и толкнул чуть выше поясницы:

– Пошел.

Мы поднялись на второй этаж, и, пропустив мимо несколько дверей, полицейский ткнул меня носом в стену:

– Стоять.

Осторожно постучался и с неким облегчением запихал меня в открывшийся проем, в ускоренном темпе бормоча про заключенного Морозова, доставленного на допрос. Меня не покидало ощущение, что он жутко смущается и совершенно не знает как себя вести.

– Ключи, – услышал я жутко волевой голос и обернулся, разглядывая говорившего. Обладатель такого голоса должен иметь высокий рост, широкие, мускулистые предплечья, выглядывающие из-под подвернутых рукавов белой сорочки, и обязательно ямочку на выдающемся вперед, тяжелом подбородке.

Почти угадал. Высокий рост, как и могучие предплечья были в наличии, а вот ямочка категорически отсутствовала. Да и подбородок был самым обычным и ничего героического в нем не прослеживалось. И рубашка была не белая, а очень даже бледно-розовая. Наверняка жутко модная.

– Свободен, – вновь сказал хозяин кабинета и закрыл дверь. Зашел за мою спину, и я услышал скрежет поворачиваемого ключа – через мгновение наручники, сначала один браслет, потом второй, покинули мои, не такие впечатляющие, предплечья.

– Присаживайтесь, Дмитрий Сергеевич, – могучий незнакомец махнул рукой, указывая на хлипкого вида стул напротив обшарпанного, еще советского производства стола.

Осторожно сажусь, оглядывая обстановку: она нисколько не отставала по возрасту от стола. Древний покосившийся двухстворчатый шкаф, и стол – близнец того, за которым я сидел. На нем были стопками навалены бумаги и папки, и гордо возвышался горшок с растением с широкими листьями. Серенькие, замызганные занавески на зарешётчатом окне довершали эту весьма унылую картину.

– Меня зовут Ишустин Евгений Алексеевич, – представился обладатель обычного подбородка. – Я старший следователь по особо важным делам и я веду ваше дело.

– Угу, – я кивнул, буквально силой загоняя внутрь слова «Очень приятно», рассматривая детали внешности следователя, которые не увидел в начале. Широк и могуч. Вот пара слов, в полной мере характеризующие его фигуру. Русые волосы, светло-зеленые глаза, небольшой шрам на левой скуле. Этот мужчина наверняка нравится женщинам. Эдакий брутал. Чувствуется в нем стальной стержень.

– Вы извините нас, – ни разу не извиняющимся голосом произнес он. – Такое в нашем городе впервые, поэтому хватали всех подряд. Давайте я вас сейчас опрошу о произошедшем, а потом отпущу домой. Буквально несколько вопросов. Побеседуем и разойдемся.

– Угу, – снова произнес я, а внутри потеплело, разлилось парным молоком. Домой! Меня отпустят домой! Я не виновен!

– Вот и замечательно, – произнес следователь и замолчал.

Я поднял на него взгляд. Тот молча рассматривал меня и его зеленые глаза буквально наливались металлическим блеском. Он словно сканировал меня, просвечивал особо мощным рентгеном.

Сразу стало неуютно, я нерешительно, чувствуя себя виноватым, отвел глаза ему за спину. Увидел наброшенный на спинку соседнего стула синий мундир с большой звездой на золотых погонах. Майор.

– Итак, – словно опомнился следователь, раскрывая папку, – давайте приступим.

Спустя несколько, даже не скажу сколько, часов мы всё еще «беседовали». Я ощущал себя помятым, тщательно выжатым лимоном, по которому еще и потоптались, в надежде выдавить еще пару капель. А вот Ишустин выглядел точно так же, как и в тот миг, когда открыл мне дверь – холено и роскошно. Он задавал вопросы, что-то записывал на листочке и время от времени «сканировал» меня своим взглядом. Таким пронзительным, что я ощущал себя совершенно голым.

За это время мы несколько раз, во всех деталях и подробностях прошлись по событиям того дня. Причем майора интересовало буквально всё.

Сколько кофе я выпил утром? В миллилитрах. Точнее, пожалуйста.

Как перезаряжали ружье? Можете показать?

Что сказала завуч, когда я обнаружил ее с лежащим на полу раненым физруком? Точно она так сказала? Или иначе?

Что хотел показать Петров, стоя у доски? Это правильный ответ? А почему вы вызвали именно Петрова?

И еще сотни таких же, казалось бы бессмысленных и не относящихся к делу вопросов.

Некоторые вопросы были странные: как вы относитесь к завучу? Почему вы расстались со своей девушкой? А когда?

Другие выглядели очень подозрительными: вы заглядывали в сумки убийц? Что там видели? Постарайтесь вспомнить.

От таких вопросов у меня всё холодело внутри, и я внутренне сжимался. Надеюсь, снаружи это было не заметно.

И уже под конец, когда следователь закрыл папку и, хрустя суставами, потянулся, он, словно невзначай, задал еще один вопросец:

– Понимаю, что вы вряд ли знаете ответ, но на всякий случай спрошу. У отца одного из убийц, у того, у кого они и выкрали оружие, пропало три дробовика. А нашли только два. Вы, Дмитрий Сергеевич, не видели третий?

И посмотрел на меня так, будто пригвоздил к стене вилами. Прижал, вдавливая острые пики в грудь, отчего на коже проступили капельки крови.

– Нет, – я нахмурил брови, словно пытаясь вспомнить. «Он знает! Он всё знает!» – маленький испуганный человечек внутри меня в панике метался от стены к стене, вырывая волосы на голове. – Вроде не видел.

Ишустин молчал. Смотрел в мои глаза и молчал.

В кабинете настала тишина, которую я с лёгкостью назвал бы гнетущей. Только одинокая муха неуверенно жужжала где-то у окна.

Наконец майор отвел глаза и удовлетворенно кивнул:

– Ну что ж, Дмитрий Сергеевич, не имею права вас больше задерживать. Сейчас подпишите протокол допроса, я выпишу вам пропуск и можете идти. Ваше имя мы нигде не раскрывали, так что не думаю, что СМИ будут вас мучить расспросами. Ах да, не буду писать бумагу, но прошу вас на время следствия не покидать пределов губернии.

Подписав все бумаги, я оказался на свободе. Посмотрел на разряженный телефон, который получил при выходе – мама наверняка в панике. Надо срочно предупредить родительницу.

Заглянул в бумажник – надо же, все деньги и карты на месте. Какая у нас полиция ответственная стала. Говорят, лет десять назад, из кутузки выпускали почти что без всего. Даже хорошую одежду снимали, выдавая в обмен грязные обноски. Всё же реформа полиции после тех тревожных событий, которые я застал в подростковом возрасте, не прошла даром.

А вот сейчас мы и проверим честность наших правоохранительных органов – сняли они деньги с моей карты или нет. Прикинув местонахождение, я направился в нужную сторону. В ближайший торговый центр. Нужно закупиться товарами для улучшения своего импланта и, думаю, там я найду всё, что нужно. Мелькнула мысль о маме, но я успокоил себя, что как только затарюсь, сразу же поеду домой.

В принципе я оказался прав, вот только во мне проснулась дикая жадность, стоило увидеть цены на металлические блины для штанги. Если я буду и в дальнейшем улучшать свой щит, то тратить такие суммы совсем не хочется.

Буду мыслить рационально и логично. Нужен металл. А где есть металл? Да почти везде! Вот, например, здоровущий строительный отдел. Со стопроцентной гарантией там есть всё необходимое для апгрейда. И полимеры в том числе.

Так и вышло. Помня пометку в описании умения «Активный щит», что чем лучше металл, тем лучше характеристики защиты, я взял пару совковых лопат, на которых написано «Рельсовая сталь», понятное дело без черенка, и полтора килограмма стальных саморезов. В итоге весь металл обошелся мне раза в четыре дешевле блина от штанги.

А в качестве полимера приобрел три десятка полиэтиленовых пакетов. Судя по весу получилось даже больше, чем четыреста грамм.

Тут же в торговом центре зашел в туалет, закрылся в кабинке и вызвал полупрозрачный куб загрузочной емкости конструктора.

Но загрузить всё с первого раза не удалось. Как только я закинул в него лопаты, тот исчез, выдав мне на внутреннем взоре надпись:

Загружено тысяча сто грамм металлического сплава. Идет переработка. Ожидайте. Примерное время переработки: 100 минут.

Ну и ладно. Я никуда не тороплюсь. Успею в течение дня закинуть всё оставшееся. Где тут ближайшая автобусная остановка?

Входная дверь открылась и я подражая блатному жаргону, сказал в проем заготовленную еще в автобусе речь:

– Ну, здравствуй, мать. Встречай своего сына-бродягу.

Из глаз мамы брызнули слезы и она бросилась ко мне на шею.

– Дурак ты, фраер недорезанный, – прошептала она, уткнувшись мне в грудь.

Аккуратно обнимая маму, я вдруг понял, насколько она хрупкая, нежная и ранимая. Как она переживает за меня и боится потерять. Сам себе пообещал впредь не рисковать, чтобы не тревожить ее понапрасну. Да вроде и не собирался я ничего такого больше устраивать.

Чуть позже, сидя на кухне и уплетая за обе щеки вкуснейший борщ маминого приготовления, я с удивлением смотрел по телеку репортаж о нападении на школу.

Как майор и обещал, даже упоминания обо мне не было. Стрелков-убийц уничтожил оперативно прибывший на место происшествия спецназ, вызванный охранником. Мелькали заблюренные трупы нападавших, толпы испуганных школьников и могучие фигуры бравых вояк с оружием наперевес. Какой-то полицейский дал интервью, пересказывая уже озвученное.

Затем начали показывать выступления депутатов, где они ополчившись друг на друга, кричали и размахивали документами. Одни как всегда обещали запретить либо ужесточить продажу оружия населению, другие махали конституцией, в которой это право было закреплено еще десять лет назад.

– Ай да ну их, – мама махнув рукой щелкнула пультом выключая телевизор, – как всегда одни разговоры. Как хорошо, что о тебе ничего не сказали, а то загордился бы весь, ходил бы пузырем надутым.

Ну всё, к маме вернулся ее специфический юмор. Значит более-менее отошла от шока.

Она села напротив и, глядя счастливыми глазами, спросила:

– Как дальше жить-то собираешься, герой?

– Не знаю, мам, – стуча ложкой о дно тарелки, ответил я. – Как обычно, наверное. Отучусь, пойду работать.

– А внуков? Внуков мне когда ждать?

– Ну ма-а-ам! – я решительно встал из-за стола. Какие внуки? Я совершенно не видел себя не то что отцом, женатым мужчиной-то не мог себя представить. – Спасибо, я наелся. Очень вкусно.

– На здоровье, – ответила несостоявшаяся бабушка. – Сейчас чем будешь заниматься?

– Спортом, – ответил я. – Спортом. Отдохну чуть и пойду на стадион, побегаю.

В своей комнате загрузил в конструктор остатки металла и вызвал из ячейки быстрого доступа свое оружие. Руки давно чесались рассмотреть его как следует, но всё никак не получалось остаться в одиночестве.

Стоило мне подумать, как ружье тут же появилось в руках. Без вспышек, искр, фейерверков и прочих спецэффектов. Вот его нет, а вот оно уже есть. Надо потренироваться доставать его из разных позиций, понять как лучше это делать.

Я с некоторым благоговением рассматривал оружие. Черный, вороненый ствол с широкой мушкой. Под ним трубчатый магазин с удобным цевьем. Планка Пикатини сверху – небольшое рельсовое крепление, на котором привинчен прицел. Удобная пистолетная рукоятка. Простая, без каких-либо анатомических форм, под ладонь стрелка, но насечками, для надежного захвата. Телескопический приклад, немного помучившись с которым, я понял как его раскладывать.

Отличное оружие. Красивое, грозное, лаконичное.

И видно, что предыдущий хозяин следил и ухаживал за ним. А я даже не знаю, как разбирать этот дробовик.

Надо изучить этот вопрос. Вопросы. Как разбирать, как чистить, как стрелять. Где покупать патроны, какие документы для этого нужны, какие патроны подходят. Где можно пострелять из него, потренироваться.

Куча проблем, которые я собирался решить в ближайшее время. А сейчас надо подкачаться.

Переоделся в спортивный, оставшийся мне после отца, а потому слегка устаревший, костюм и пошел на ближайший школьный стадион. Благо он располагался совсем недалеко – буквально через два дома.

Когда-то я задавал маме этот вопрос – зачем ездить на автобусе, когда рядом уже есть школа? «Это заведение не достойно тебя» – услышал я в ответ, и больше мы к этой теме не возвращались.

С тех пор утекло много лет, страна пережила годы разрухи и еще одну войну, мы потеряли папу, я вырос и теперь бегу по стадиону этой школы.

Легкой трусцой одолел три круга, запыхался и рванул вперед что есть мочи. Чем тяжелее нагрузка – тем больше опыта. Поэтому включив игнорирование раны я смог пробежать еще два круга и только тогда упал на начинавший зеленеть газон.

Спринт. 950 метров. Получено 35 единиц опыта.

Спринт на изнеможение. 610 метров. Повышенный коэффициент 1.2. Полученный опыт 76 единиц очков.

Отдохнув и отдышавшись, перевернулся на живот и стал отжиматься, получив за двенадцать раз десять очков. А силовые-то тренировки оказывается выгоднее делать – больше опыта капает. Правда, с силой у меня проблемы, никогда не увлекался ничем подобным. В школе у меня был почетный трояк по физкультуре, которым я был вполне доволен и не стремился к большему. А сейчас придется.

С грустью посмотрел на турник, поплевав на руки, подпрыгнул, уцепившись за перекладину. Повисел безвольной сосиской, попытался подтянуться, но поняв, что дело дрянь, позорно спрыгнул на землю.

На сегодняшний день я в спорте больше теоретик, чем практик. Но, надеюсь, все скоро изменится.

Покачав пресс и получив за это пять очков, я пошел домой.

Солнце медленно скрывалось за горизонтом, бросая ввысь последние лучи, подкрашивая облака в малиновый цвет. Ветер сдувал пот, приятно охлаждая разгоряченное тело. Я размышлял о будущем, и жизнь казалась мне прекрасна.

И это было ровно до тех пор, пока я не свернул в наш двор и не увидел сидящую на скамейке у нашего подъезда Леру. Она плакала.