Прежде

Куай-Гон сидел в каюте Дуку, один в темноте, если не считать света голокрона.

С того рокового задания по истории прошло уже много месяцев. Получение высоких оценок за сочинение только подстегнуло его восхищение. Пророчества стали для него почти навязчивой идеей.

Но это была навязчивая идея, мало чем отличающаяся от других Падаванов его возраста—которые часами просматривали голограммы световых мечей или следовали за своими любимыми пилотами-гонщиками и хвастались любыми победами. Куай-Гон никогда не говорил об этом, не из чувства стыда или проступка, а только потому, что Раэль предположил, что мнение мастера Дуку о пророчествах и мистиках было сложным.

Если бы он боялся быть пойманным, то был бы более осторожен. Он не стал бы брать голокрон в каюту Дуку, чтобы изучить его наедине. И уж конечно, он никогда бы не пришел в такой восторг от этих пророчеств, что потерял всякое представление о времени и все еще был там, когда Дуку вернулся домой. Когда дверь открылась, Куай-Гон, как обычно, повернулся, чтобы поздороваться с Учителем. Только выражение лица Дуку подсказало ему, что он совершил ошибку.

“Что, - сказал Дуку, отчетливо выговаривая каждое слово, - все это значит?”

Теперь Куай-Гон знал, что лучше сразу же признаться мастеру Дуку в любой ошибке или сомнении; он уважал прямоту, и, кроме того, в конце концов он всегда все поймет. “Это голокрон пророчества, Учитель. Я изучал его для классного проекта, и с тех пор я был ... ” какое было правильное слово? “—заинтересован.”

Затем в комнату вошел Дуку, сбрасывая с себя темную мантию. Он уставился на голокрон, но не со злостью, а с восхищением, которое Куай-Гон узнал. - Падаван, такое знание ... заманчиво, но и опасно.”

- Но почему же? Я знаю, ты говорил, что желание увидеть будущее может привести к темной стороне, но я не думаю, что оно делает это со мной.- Как и любой другой подросток, одержимый навязчивой идеей, Куай-Гон продолжал настаивать. “Это даже сделало меня лучшим учеником! Вы можете спросить моих учителей истории, как истории джедаев, так и Галактической—”

- Мнение ваших учителей в этом вопросе не имеет никакого значения. Они не знают пророчеств так, как я. Они не изучали их так, как я. Они не могут знать о риске.”

Даже когда Дуку произнес такое страшное суждение, он продолжал идти к голокрону. Ее сияние упало на него, когда он уставился на него. Куай-Гон не мог прочесть этот взгляд. Неужели его Учителю больно? Был ли он в благоговейном страхе? С мастером Дуку эти реакции не так уж сильно отличались.

“Я заберу голокрон обратно,-пообещал Куай-Гон. Это было единственное, что он мог думать, чтобы сделать. - Я никогда больше не принесу его сюда, обещаю.”

“Меня беспокоит не то, что ты изучаешь голокрон здесь, а то, что ты вообще его изучаешь, - сказал Дуку. Но теперь он уже не казался таким сердитым. Может быть, он уже успокоился. Куай-Гон очень на это надеялся. “Ты ведь будешь продолжать смотреть на него, правда? Независимо от того, что я тебе скажу.”

Разочарование заставило Куай-Гона резко опуститься на стул. “Я не ослушаюсь тебя, Учитель. Если ты скажешь мне не изучать голокрон, я оставлю его в покое до тех пор, пока я твой Падаван.”

Дуку выпрямился, скрестив руки на груди. “А это значит, что ты будешь изучать его потом?”

Куай-Гон не думал так далеко вперед, но теперь, когда он это сделал ... “Если мне это все еще интересно.”

“Так и будет. Дуку отошел от него, глядя в окно на суету Корусканта.

После долгой паузы Куай-Гон понял, что его учитель больше ничего не скажет. Он закрыл голокрон и вышел из каюты Дуку, решив отправиться с ним прямо в архив и никогда больше не разочаровывать своего Учителя.


Однако в ту ночь Куай-Гон не мог успокоиться.

Голокрон содержит пророчества. А пророчества говорят нам о будущем. Как можно не хотеть знать будущее, если оно есть? Он со стоном повалился на кровать. Это не темная сторона. Это ведь просто бодрствование, не так ли?

Куай-Гон уже установил так много связей, что, по его мнению, они могли бы быть подтверждены. Это была ошибка, подумал он, предполагая, что пророчества все еще относились к его будущему; они были сделаны почти десять тысяч лет назад, и наверняка некоторые из них с тех пор исполнились. Пророчество о женщине, которая была рождена и родит тьму—это могло относиться к древней герцогине Маластар, чей отец вел жестокие войны даже по Маластарским стандартам, и чья дочь стала Темным джедаем. Еще одно пророчество гласило, что ситхи исчезнут и снова появятся. Большинство примечаний к этому пророчеству интерпретировало его как потенциальную реинкарнацию ордена Ситхов, но Куай-Гон задавался вопросом, не относится ли это к конкретному Ситху, легендарному Дарту Ренду, который считался мертвым, но вернулся, чтобы снова вести войну против джедаев…

Но ему не следовало даже думать об этом. Нет, если он хочет быть хорошим учеником Дуку.

Куай-Гон натянул одеяло на голову и попытался заснуть.


На следующее утро, сонный и раздраженный, Куай-Гон привел себя в порядок и направился в покои Дуку. Он ожидал еще одной лекции и, возможно, даже дополнительных обязанностей в качестве епитимьи. "Как будет угодно моему Учителю", - подумал он про себя.

Но когда он вошел в дверь, то увидел Дуку, сидящего за тем же самым столом, за которым Куай-Гон сидел накануне—с голокроном пророчества, открытым перед ним. В его золотистом свете лицо Дуку выглядело моложе, чем когда-либо видел его Куай-Гон.

- Падаван” - сказал Дуку. “Мне пришло в голову, что если ты все равно будешь изучать это дело, то это будет иметь смысл только при правильном руководстве. Кого-то, чтобы убедиться, что ты не зайдешь слишком далеко.”

Куай-Гон усмехнулся. “Ты хочешь сказать, что сам будешь меня учить?”

“Это моя обязанность” - ответил Дуку. - Как твоего Учителя.- Он не отводил взгляда от голокрона.

Загрузка...