Удар из Зазеркалья

Глава двенадцатая

Ресторан находился на Мэдисон-авеню — небольшой, тихий, уютный, только что отремонтированный и сменивший свой интерьер. Здесь подавали нежирные блюда с южноафриканскими острыми приправами. Но на него пока не натолкнулась ни одна знаменитость, поэтому за столиками почти никого не было. Базил отдавал себе отчет в том, что когда он придет сюда в следующий раз пообедать, столики в центре уберут и освободившееся место предложат в аренду. Хорошая кухня и приятный интерьер — этого еще недостаточно. Требуется шумная, назойливая реклама, столкновение точек зрения, всевозможные ухищрения, и все с единственной целью — обратить на себя внимание потенциальных посетителей…

Гизела сидела за столиком в одном из кабинетов. Она сняла шляпку. Гладко причесанные волосы, тонкие очертания лица. Она набросила на спинку стула свое бобровое манто. На ней было серое платье, наглухо застегнутое серебряными пуговичками.

Она взглянула на него с улыбкой и отбросила волосы назад, открывая длинную, четко очерченную линию шеи и подбородка. Затем с удивлением перевела взгляд чуть выше Базила, на стоящего у него за спиной незнакомого мужчину.

— Мистер Чейз пропустит с нами по коктейлю, — объяснил он его присутствие. — Ему это просто необходимо.

— Как мило с вашей стороны, что вы притащили меня сюда, — сказал Чейз, переводя взгляд с него на Гизелу и испытывая, видимо, при этом щемящую зависть. — Я только выпью что-нибудь и уйду. Но, по правде говоря, мисс фон Гогенемс, я очень рад представившейся возможности поговорить с вами, как и с доктором Уиллингом. Дело касается Алисы. Она вам рассказывала… о нас?

— Не очень многословно, — ответила Гизела. — Хотя она и говорила о своем намерении навсегда покинуть Бреретон.

Официант, подойдя к столику, принял от Базила заказ. Чейз подождал, пока они снова оказались втроем.

— Да, она приняла такое решение, — продолжал он. — Ведь я сделал ей предложение.

— Ах вот почему она вырядилась в этот оранжевый капот, — сказала Гизела. — Хотела предстать перед вами во всем блеске, нисколько не задумываясь о том, что подумают об этом окружающие.

— Может быть. Хотя, конечно, мне было все равно, как она одета. Я бы продолжал любить ее, даже если бы она была одета в мешковину. Когда я разошелся с Доротеей, то поклялся больше никогда не жениться. Но у Алисы было все то, чего не было у Доротеи, — веселость, теплота, жизненная сила, человечность…

Официант поставил перед ними три бокала. Чейз с рассеянным видом чуть отхлебнул из своего, словно дегустируя напиток и не выражая при этом никаких чувств.

— Вот почему с самого начала я был уверен, что это — не самоубийство. Ведь она была счастлива. Я это знаю. Она хотела жить. К тому же у меня еще много денег, несмотря на все усилия Доротеи прибрать к рукам все до цента. Я мог бы дать Алисе все, что она пожелала бы. Такая глупая, бессмысленная смерть, наступившая в тот момент, когда она была на пороге исполнения всех своих желаний.

— Несчастный случай, — начала было Гизела. Он остановил ее взглядом.

— Знаете, ведь очень просто сломать шею человеку. Нас обучали в армии, как это нужно делать. В определенном положении стоит положить ладони на голову человека, сделать резкий рывок в сторону, и шейные позвонки выскакивают.

Иллюстрируя такое действие, он поднял обе ладони с растопыренными пальцами вверх, удерживая их на одной высоте на расстоянии размера головы. Его рывок в сторону отличался какой-то противной четкостью и резкостью, словно он в этот момент демонстрировал отдание воинской чести или какое-то упражнение из военной подготовки, что, естественно, нужно было исполнять в подчеркнуто щеголеватой воинской манере…

— После этого нужно выпустить тело из рук и не препятствовать его падению на лестничные ступеньки. Можно разорвать подол платья, отшвырнуть туфельку в сторону. Все это займет несколько секунд. А потом попробуй докажи, что это не несчастный случай!

Гизела открыла рот:

— Но…

Чейз перебил ее монотонным, печальным голосом.

— Ее ненавидели трое: Доротея, моя бывшая супруга. Раймонд Вайнинг. И Фостина Крайль. Доротея при мысли о моем новом браке испытывала страх и ревность. Особенно, если речь шла о такой молодой женщине, как Алиса, которая могла иметь от меня нескольких детей. Таким образом, все они могли претендовать по наследству на те деньги, которые в противном случае оставались бы у Бет. Рей Вайнинг год назад был помолвлен с Алисой, — глупая детская интрижка. Но, кажется, она его отвергла. Мне известно, что между ними вышла ссора. У Алисы был острый язычок, и, как мне говорили, ей нравилось поддразнивать Крайль.

— Мне как-то трудно представить женщину, которая ломает шею другой, — сказала Гизела. — Женщины скорее прибегнут либо к пистолету, либо к яду.

— Охваченная ревностью женщина в гневе способна на что угодно, — возразил Чейз. — Даже столкнуть другую женщину с каменной лестницы. А по словам Бет, мисс Крайль поступила именно так с Алисой… Скажите, мисс фон Гогенемс, вы сами что-нибудь видели? То, о чем не сообщили полиции?

— Нет, к сожалению, ничего. Только Алису, порванный подол ее платья и лежащую в стороне туфлю.

— Может, какие-то следы?

— Нет, следов я не видела. Но тогда я и не старалась их обнаружить.

Он натужно вздохнул, словно намеренно задерживал на несколько минут дыхание.

— Ладно. Думаю, все это напрасные надежды. Нам никогда не удастся выяснить, как именно умерла Алиса.

— Вы же знаете, что Фостина в это время была в Нью-Йорке, — продолжала Гизела. — Я разговаривала с ней по телефону как раз перед тем как обнаружила труп Алисы.

Чейз поставил пустой бокал.

— Насколько мне известно, мисс Фостина Крайль — единственный человек в мире, у которого никогда не будет алиби… Не знаю, что и думать! Спасибо за выпивку. Должен идти. Всего хорошего.

Он с трудом, пошатываясь, встал со своего места, без улыбки, словно ничего не видел перед собой. Коротким жестом он попрощался и неустойчиво зашагал по проходу между столиками. Словно незрячий, он прошел мимо поклонившегося ему официанта к выходу и шагнул через порог на улицу, в темноту.

Гизела посмотрела на Базила.

— Как ты считаешь, что же на самом деле произошло с Алисой?

— Не знаю, — Базил в свою очередь направил на нее свой твердый взгляд. — Возможно даже, что сам Чейз ее убил. Мы только что видели, как эффектно демонстрировал он свой метод. Ведь он мог выуживать у тебя сведения о том, заметила ли ты следы на месте преступления или какие-то иные улики.

— Любовная ссора?

— Может быть, что-то в этом роде. Скажи, она на самом деле любила Чейза?

Гизела поморщилась.

— Но ты же видел и его, и Вайнинга.

— Вайнинг, конечно, более привлекательный тип для женщин?

— Думаю, что да. Конечно, о таких вещах трудно судить с уверенностью. Иногда довольно уродливые мужчины нравятся женщинам. А мужчин привлекают «прекрасные» уродки. Но нельзя не считаться с тем, что Чейз — состоятельный кавалер, а Алиса ужасно устала от своей тоскливой жизни обычной преподавательницы в школе… Какой ужас, если Бет Чейз на самом деле что-то видела вчера! Но может ли ребенок в таком возрасте обладать такой остротой ума, чтобы воспользоваться всеми историями, рассказываемыми в школе о Фостине и тем самым отвести подозрения от своего отца? А может, все эти невероятные истории с мисс Фостиной — лишь плод оптического обмана?

Базил покачал головой.

— Не так все просто, дорогая. Миссис Лайтфут рассказала мне, что Фостина была вынуждена оставить школу Мейдстоун в прошлом году по той же причине.

— Боже мой, но ведь в этой школе училась и Алиса!

— Да, и при этом Алиса всегда любила поддразнивать Фостину.

Гизела широко раскрыла глаза.

— Ты хочешь сказать, что Алиса подстраивала все эти злобные трюки в обеих школах, чтобы досадить Фостине? Эти трюки дважды стоили ей работы. Затем каким-то образом Фостина обо всем узнала и явилась в Бреретон, чтобы отомстить Алисе?

— Но тогда кто же разговаривал с тобой по междугородному телефону?

— Я сразу узнала голос Фостины, — сказала Гизела и нахмурилась. — Я ни с кем не могла перепутать этот слабый, вялый далекий голос. И мне известно, что действительно звонили из Нью-Йорка. Коннектикутская полиция навела соответствующую справку в телефонной компании.

— Но некоторые люди обладают способностью подражать чужим голосам и делают это весьма искусно, — подчеркнул Базил.

— Вряд ли Фостина прибегла бы к помощи другого человека и доверилась бы ему.

— Предположим, она притворялась, и весь этот телефонный разговор был мистификацией.

— Тогда исполнитель был обязан немедленно отправиться в полицейский участок после того, как вечерние газеты опубликовали сообщение о гибели Алисы. Нет, здесь кроется что-то другое. Мог ли трюк, разыгранный Алисой в отношении Фостины, каким-то образом отозваться бумерангом на ней самой, испугать ее и даже вызвать глубокий шок?

— О каком трюке ты говоришь? Что могла на самом деле сделать Алиса, чтобы вызвать «двойника»? И каким образом это могло сказаться на ней самой?

На этот раз Гизела покачала головой.

— Я задавал себе этот вопрос десятки раз, — продолжал Базил, — и не могу дать на него ответ. В Бреретоне «двойника» видели четверо: довольно глуповатая горничная, две маленькие тринадцатилетние девочки и сама миссис Лайтфут. Взрослые свидетели — горничная и миссис Лайтфут — видели «двойника» при слабом, мутном свете.

Никто из них не сумел разглядеть его лица. Никто не видел одновременно саму Фостину и ее… заманку.

— Заманку?

— Да, если употребить это старое слово. Его происхождение довольно трудно объяснить. Но, вероятно, призрак-двойник живущего человека называется «заманкой», и его появление обычно означает предупреждение о скорой смерти человека. Мы ведь говорим о привлекательном, манящем лице. Такое выражение встречается у Диккенса. Обычно такой образ возникает при тусклом освещении, в сумерках, на заре, при лунном свете.

— Но эту вашу заманку, или «двойника», видели в разгар дня, — напомнила Гизела, пытаясь опровергнуть его предположение.

— Да, но только дважды. Вначале две маленькие девочки, а потом только одна. Что касается Алисы, то мы уже никогда не узнаем, видела ли кого-нибудь она перед смертью. И только однажды «двойник» был замечен в тот момент, когда и мисс Фостина находилась в поле зрения. И этот самый странный инцидент опять же подтверждается лишь свидетельскими показаниями двух маленьких девочек.

— Но какой смысл им лгать? — спросила Гизела. — Они же на самом деле испугались. Бет даже упала в обморок, губы Мэг посинели и сильно дрожали. И я сама видела, в каком замедленном темпе Фостина совершала движения.

— Не думаю, чтобы они лгали сознательно, — ответил Базил. — Но даже взрослые люди часто видят то, что хотят увидеть. Обе девочки, конечно, слышали все эти странные истории о Фостине до того как увидели собственными глазами это — уж не знаю, что это было. Сплетни могли подготовить их психику к такому восприятию, и они могли сильно преувеличить сходство фигуры, сидевшей в кресле, с настоящей мисс Крайль.

— Но чья фигура была в кресле? И почему она там оказалась? Была ли это та самая фигура, которую видели в Мейдстоуне год назад?

Базил вздохнул.

— Вначале я испытывал большой соблазн, хотел поехать в Вирджинию. Но все эти странные случаи произошли там год назад. И теперь тамошние свидетели вряд ли смогли бы вспомнить с большой точностью те детали, которые нам необходимо знать, — я имею в виду подробности об освещенности места встречи, дистанции, отдельных деталях одежды и так далее. По словам самой Фостины, «двойника» в Мейдстоуне видели при всех видах освещения, — утром, в полдень и вечером, но это всегда происходило на почтительном отдалении.

— Мог ли, по твоему мнению, кто-нибудь отважиться на такой трюк и повторять его в течение года только ради того, чтобы потерзать несчастную Фостину?

— Ни один человек в здравом уме этого не сделает.

— Но может ли ненормальный обладать таким печальным, неистощимым на выдумки чувством юмора?

Базил улыбнулся.

— Ненормальность — это, по существу, непредсказуемость. Вот и все.

В ответной улыбке Гизелы чувствовалась какая-то каверза.

— Из всех твоих предположений следует, что все это — искусно разыгрываемые трюки. Но представь себе на минутку, что существует такое явление, как нематериальный образ живого человека, который в течение какого-то времени могут наблюдать окружающие. А что, если Фостина и является одним из таких редких людей, которые бессознательно создают такой мираж человека?

— Ты разговаривала с миссис Лайтфут?

— Да, разговаривала, а почему бы и нет? Она удивительно интеллигентная женщина. Забудь про науку и подумай, не может ли выдвинутая ею гипотеза быть единственной, которая объясняет каждый шаг в деле о Фостине без всяких ухищрений и натяжек?

— В самом деле? — его улыбка говорила о непреодолимом скепсисе.

Но Гизела теперь говорила совершенно серьезно.

— Ее версия объясняет все инциденты, произошедшие с Фостиной как в Мейдстоуне, так и в Бреретоне. И смерть Алисы, которая в Мейдстоуне могла предполагать, что все эти странные трюки дело рук самой Фостины, или кого-то другого. Встретившись с Фостиной в Бреретоне, она не стала сплетничать и не понеслась сломя голову к миссис Лайтфут, чтобы посвятить ее в странные события, связанные с новой учительницей в Мейдстоуне. Но она третировала Фостину, постоянно выражала к ней насмешку и презрение, — их обычно испытывают такие люди, как Алиса, к истеричкам или обманщицам. Когда же Алиса столкнулась лицом к лицу с обликом Фостины в разгар дня, зная, что я только что разговаривала с настоящей Фостиной по телефону, такая неожиданная встреча вызвала у нее глубокий шок, и она, поскользнувшись, упала на ступеньки. В таком случае, как видно, Бет Чейз говорила правду. Она ясно видела, что происходило у нее перед глазами.

— Бет сказала, что Фостина протянула к ней руку и сильно толкнула.

— В результате Алиса могла испытать гораздо более сильный шок, если образ оказался нереальным.

— Или если Алиса считала его нереальным, — поправил ее Базил.

— Ну вот, — рассмеялась Гизела. — Ты никак не можешь примириться с мыслью, что такое вполне возможно! Мне это дается легче, так как я воспитывалась в Европе. Наша древняя цивилизация скептически относится к всевозможным верованиям, даже к тем верованиям современной науки, к которым вы, американцы, проявляете прямо-таки религиозное рвение. Этого о нас, европейцах, не скажешь, так как наша цивилизация прошла через ряд интеллектуальных революций. Вновь и вновь приходилось замечать, как наука одного поколения становилась мифом для следующего. Мы помним, что всей науке об электричестве от силы два столетия. И ведь только какие-то десять лет назад ученые-физики с весьма солидной репутацией утверждали, что расщепление атома невозможно. Мы слишком хорошо помним печальную старую пословицу: «Все пройдет…»

А прошлое всегда с нами, оно дает о себе знать. И в наших привычках, и в наших семьях, домах, наших книгах. Какой-нибудь старинный замок или крепость — это не только место, о котором мы читаем в книгах, там до сих пор живут люди. Странные вещи происходят в этих старинных жилищах типа Вассерлеонбург или Гламис. Но живущие там люди настолько привыкают к необъяснимым явлениям, что утрачивают перед ними страх и даже всякий интерес к ним. Вы либо начнете все отрицать, либо приступите к расследованию. А они просто улыбнутся и, пожав плечами, скажут: «Все пройдет, и это тоже…»

— Не пытаешься ли ты заставить поверить меня, что ты не испугалась бы, если вдруг столкнулась лицом к лицу с тем, что увидела Алиса Айтчисон? В своем первом письме, в котором речь шла о Фостине, ты не проявляла подобной смелости!

— Но тогда я не знала, как это все объяснить. Неизвестное всегда наводит ужас. Но теперь я знаю, и не вижу, отчего мне бояться любого изображения такой робкой, застенчивой и беззащитной девушки, как Фостина Крайль.

Если такие явления существуют, то они составляют часть природы, так как, несомненно, ничего сверхъестественного в мире нет. То, что происходит, является естественным независимо от того, приемлемы такие инциденты для науки или нет. Только догматически настроенные скептики вроде Алисы могут впадать в глубокий шок в подобных обстоятельствах, — ужасный шок, как результат внезапного расхождения между тем, во что веришь, и тем, что видишь на самом деле. Я бы не испытала шок, так как мне известны и другие случаи, подобные этому.

— А тебе приходилось испытывать на себе нечто подобное?

— Нет, не приходилось. Но моя прабабка, француженка по имени Амалия де Буасси, обладала в этом отношении кое-каким личным опытом. Ее отец служил во французском посольстве в России, и ее отправили в одну частную школу в местечке Вальмиера в Ливонии.

Базил встрепенулся:

— Школа Нойвельке?

— Ты о ней слышал?

— Да, я слышал об Эмилии Саже и о том, что там происходило. В конце концов, моя профессия — психиатрия, и любое проявление паранормальной психологии представляет для меня особый интерес. А почему ты прежде не говорила мне ничего об этой Эмилии Саже?

— Ты помнишь наш первый разговор о Фостине? В тот вечер в «Лебедином клубе»? Там я сказала тебе, что в моей зыбкой памяти хранится нечто подобное. Я как раз имела в виду историю с Эмилией Саже. Я слышала ее давно, когда была маленькой девочкой. Случай с «Воспоминаниями» Гёте помог восстановить ее в моей памяти. Когда тетя Амалия впервые рассказала об Эмилии Саже, она сообщила мне и о том, что нечто подобное произошло и с немецким писателем Гёте, и дала мне французское издание его «Мемуаров», в которых он сам рассказывает о своем поразительном опыте.

Если вспомнить историю Саже, то можно сказать, что она в основном напоминает историю Фостины, за исключением одной детали, — мадемуазель Саже была незаконнорожденным ребенком.

Базил почувствовал, что колеблется. Но, доверяя Гизеле, как самому себе, он сказал:

— И Фостина тоже. Но только умоляю тебя, — никому об этом не говори! Она ничего не знает об этом, и знать ей ничего не нужно.

— Боже, бедная Фостина… — Гизела явно растрогалась. — Вот почему она мне всегда казалась такой одинокой!

— Ее мать пользовалась дурной репутацией в Париже в начале века. Но она носила иную фамилию.

— Недавно я слышала профессиональный псевдоним такой женщины. Всего несколько дней назад… Сейчас… — Потуги вспомнить это имя заставили ее всю напрячься. — Алиса Айтчисон упоминала о ней, разговаривая с Фостиной в моем присутствии.

— Какое имя она назвала?

— Роза Дайамонд. Я слышала о ней постоянно. Она была королевой утонченного разврата в Париже в 1912 году, не так ли?

Базил утвердительно кивнул. Роза Дайамонд. Это странное имя звенело в закоулках его памяти, вызывая отдаленные отголоски.

— Не она ли была замешана в скандальном бракоразводном процессе 1912 года? — задумчиво проговорил Базил.

— Не знаю.

— Вот это я и должен завтра выяснить. Да еще имя одного джентльмена, который фигурировал на процессе, если только Роза Дайамонд на самом деле была матерью Фостины.

— Если? Вероятно, она и есть. Только таким обстоятельством можно объяснить те грубые слова, которые произнесла Алиса.

— А что она сказала?

— Это произошло в день отъезда Фостины из Бреретона. Мы обсуждали дизайн одежды Медеи в греческой пьесе, разработанный Фостиной. Алиса заметила, что Фостина выбрала такой цвет костюма, который в Афинах носили только проститутки. Фостина возмутилась и призналась, что не знала этого. Алиса рассмеялась и заметила, что Фостине должно быть многое известно о традициях продажных женщин. И тогда она поинтересовалась, не слышала ли она что-нибудь о женщине по имени Роза Дайамонд?

— А теперь, прежде чем ответить на мой вопрос, хорошенько подумай. И постарайся быть поточнее: могла ли ты по выражению лица Фостины догадаться, что ей известно имя Розы Дайамонд?

Гизела наклонила голову и поднесла кончики пальцев к вискам. Наконец, она опустила руки и в замешательстве посмотрела на Базила.

— Честно говоря, не помню. Все, что тогда говорила Алиса, судя по всему, сильно задевало Фостину. А ей известна история ее матери?

— Ее адвокат уверяет, что она ничего не знает, но он может и ошибаться. Более того, мне придется прямо спросить об этом у Фостины.

— Но каким образом смогла Алиса узнать о матери Фостины?

— И это предстоит выяснить. А как твоя тетка узнала, что мадемуазель Саже оказалась незаконнорожденным ребенком?

— Она этого не знала. Эти подробности годы спустя были опубликованы Фламмарионом, и я прочитала об этом у него.

— Твою тетку знала Юлия фон Гулденштюббе?

— Нет, видишь ли, моя тетушка приезжала туда еще раз тринадцать лет спустя, в 1858 году. Там не осталось ни одной ученицы, знавшей мадемуазель Саже. Но еще жили старые слуги, которые знали ее. И эта история была хорошо знакома всем крестьянам в округе. Она стала неотъемлемой принадлежностью школы, ее традицией, что ли. Эту историю шепотом из уст в уста передавали девочки в своих спальнях ночью, сидя за чашкой шоколада в поздний час, когда все они давно должны были лежать в кроватях.

Базил не смог сдержать улыбки.

— Вряд ли это — метод, позволяющий выявить все факты с полной научной достоверностью.

— Конечно, нет, — она грустно улыбнулась в ответ, — но одна деталь меня сильно поразила, когда несколько лет спустя тетушка вновь рассказала всю эту историю. «Двойник» Саже так часто появлялся в школе Нойвельке, что в конце концов девочки вовсе перестали его бояться.

— И ты хочешь, чтобы тебе поверили?

— Ты в этом не одинок. Я просто хотела тебе все объяснить. Такое часто случается, особенно с детьми. Ведь они не верят в то, что перед ними что-то невероятное, не существующее на самом деле, так как они еще очень мало знают, и с трудом определяют, что возможно в этом мире, а что нет. По преданию, одна девочка настолько осмелела, что даже прикоснулась к «двойнику» Эмилии Саже.

— И что она почувствовала?

— Они говорят, что ощущение было похоже на прикосновение к туману, легкой прозрачной ткани. Другие вообще помалкивают по этому поводу. Разве можно дотронуться рукой до миража, отражения, даже если вы ясно их видите перед собой?

— Мне бы очень хотелось познакомиться с этой девчонкой! — заметил Базил. — В ней чувствуется истинный научный дух, неподдельная смелость и мужество.

— Но почему она должна бояться того, что тихо, без всякого шума, на короткий промежуток времени появляется перед всеми и не причиняет никому никакого вреда. Все эти эфемерные видения не вредят человеку. Люди сами причиняют себе вред своими суеверными страхами!

— Как можно быть в этом уверенным? — резко возразил Базил. — Если такие явления существуют на самом деле, то это, по сути, неисследованный континент. Тут все возможно. Не забывай, что, по словам Бетти Чейз, именно тогда, когда «двойник» протянул руку, Алиса упала и умерла.

Гизела после этого напоминания несколько утратила свою самоуверенность. У нее расширились глаза, и в них отразилось беспокойство.

Но Базил продолжал неумолимо развивать свои доводы:

— Ты только что мне сказала, что Алиса поддразнивала Фостину именем матери. Если Фостина поняла такой намек, то она не могла не испытывать в эту минуту ненависти к Алисе, и такая ненависть могла привести к убийству…

— Нет, нет!

— Тебе известно, какое главное обвинение выносилось ведьмам в средние века?

Гизела кивнула. У нее был ужасно несчастный вид.

— Способность убивать человека на расстоянии? Но я в это не верю!

— Почему же? Ты ведь веришь другим, не менее странным явлениям. Или же только их приятные аспекты заслуживают веры? Ты мне говорила о старом мире, о его традициях. Но нельзя забывать одного: не позволяй ведьме жить… Миф и тайна, кажется, всегда в конечном итоге приводили к жестокости и насилию. Жиль де Рэ и Торквемада. Такова главная причина, в силу которой и в нашем новом мире оказывают яростное сопротивление любому возрождению различных ненаучных верований. В нас все еще живут представления о расовой ненависти, о камере пыток и кострах — символе веры, мы еще видим темную погожую ночь с потрескивающим пламенем и воплями сгорающей на огне жертвы, мы видим, как в остекленевших глазах верующих отражаются красные блики…

— В твоих устах это звучит апокалиптически…

— Но так было на самом деле. Действительно, ужасно.

— Ваша современная наука заживо сожгла сотни тысяч людей в Роттердаме, Ковентри и Хиросиме, а в средние века огню было предано несравнимо меньше.

— Но разве одно преступление оправдывает другое?

— Станешь ли ты отрицать то, во что веришь, только потому что в прошлом это привело к насилию?

— Не в большей степени, чем стал бы отрицать науку только за то, что несколько ученых воспользовались ею во вред другим.

К столу подошел метрдотель. Он с улыбкой сказал: «Доктор Уиллинг, вас просят к телефону».

Базил вышел из телефонной будки, нахмурившись:

— Черт знает что такое. Срочное заседание ученого совета в больнице. Будут обсуждаться вопросы финансирования. Так что придется идти. Им необходимы цифры, а они есть только у меня. Смета на приобретение нового оборудования для психиатрической клиники. Заседание состоится вечером. Всегда что-нибудь да помешает…

— Ну не расстраивайся! Ведь ты же не уезжаешь на Японские острова!

— Я мог бы прозябать там и сейчас, но вот подвернулся случай, я вернулся и снова имею честь лицезреть тебя. По крайней мере позволь мне посадить тебя в поезд до Бреретона.

— Но я не еду поездом. У меня есть машина. Одолжила у своей подруги-учительницы. И у меня возникла гораздо более умная идея, — давай-ка я тебя подброшу к больнице.

Больница находилась в каких-то десяти кварталах. Им обоим хотелось, чтобы в эту минуту они оказалась где-нибудь подальше. Выходя из машины, он наклонился и поцеловал ей руку, лежавшую без перчатки на баранке. Оказавшись на тротуаре, он повернулся к ней, помахал на прощание рукой, затем быстро взбежал на крыльцо и вошел в двустворчатые стеклянные двери.

Она по-прежнему сидела неподвижно. Перед ее глазами стелился этот долгий вечер, словно мираж в пустыне. Этот эмоциональный вакуум следовало непременно чем-то заполнить. — «Не нужно звонить мне. Просто приезжай, когда сможешь… Либо в пятницу, либо в субботу…» Она резко повернула руль и выехала на другую улицу, ведущую к Пятой авеню, где, если ей не изменяла память, была заправочная станция. Ветровое стекло покрылось каплями дождя. Но и это не остановило ее. Активные действия всегда приводят к душевному равновесию. Замечательная авантюра. Прекрасный сюрприз для Базила. Может, тем самым ей удастся пробить непроницаемую стену его скептицизма. А чего ей опасаться? Ведь все, что происходит вокруг, — вполне естественно. Во всяком случае так и должно быть, иначе ничего бы не случалось.

Полусонный человек в замасленном халате подошел к бензиновому шлангу.

— Заправьте, пожалуйста, — сказала Гизела. — У вас есть дорожная карта штата Нью-Джерси?

— Конечно, есть. Какое именно место вам там нужно?

— Мне нужна небольшая деревенька на берегу океана. Она называется Брайтси.