Удар из Зазеркалья

Глава седьмая

Мэг с Бет благопристойно вошли в кабинет и вежливо присели, когда миссис Лайтфут представила их Базилу.

Мэг была юной и свежей, словно пунцовая роза на рассвете, но все же Базил сразу заметил ее нервный темперамент по чувствительному изгибу губ. Даже когда она была совсем спокойна, ее губы, казалось, мелко подрагивали, а сама она могла, судя по всему, в любой момент разразиться плачем либо хохотом. Бет являла собой разительный контраст с подругой. У нее были светло-коричневые волосы, подстриженные под голландского сельского паренька, а узкое лицо сплошь усыпано веснушками.

Обе они с самым серьезным видом выслушивали то, что им объясняла миссис Лайтфут.

— Вы обе дали мне обещание никому больше не рассказывать о том случае, который произошел с вами в классной комнате, когда там находилась мисс Крайль. Теперь я освобождаю вас от него. Но только на этот раз. Я хочу, чтобы вы подробно рассказали доктору Уиллингу обо всем, что случилось, так, как вам все запомнилось…

— Это случилось в прошлый вторник…

— Мы с Мэг сидели в классной комнате… Девочки осеклись и уставились друг на дружку.

— Маргэрит, может, ты расскажешь доктору Уиллингу, что произошло? — вмешалась миссис Лайтфут. — А Элизабет тебя потом поправит, если ты в чем-то ошибешься.

— Хорошо, миссис Лайтфут.

Несомненно, Мэг нравилось играть на сцене главную роль. Во взгляде Бет чувствовалась зависть, которую она испытывала к подружке, и она все время бросала на нее косые взгляды.

— Итак, мы сидели вдвоем в классной комнате на первом этаже, — начала Мэг. — В этой маленькой комнате, рядом с библиотекой, — пояснила Бет, обращаясь к Базилу. — Там всегда лежат отточенные карандаши и бумага.

— И стоит почтовый ящик, — добавила Мэг. — Ну, не такой, как на почте, но, конечно, настоящий. Ящик для школьной корреспонденции. Я писала письмо своему брату Раймонду, а Бет — своей матушке. Все наши девочки и большинство учительниц прогуливались по тропинке для верховой езды. Для ноября выдался очень теплый денек. Окно в нашем классе было открыто настежь, и солнце сияло вовсю, ярко освещая лужайку, которая сбегает вниз, к ручейку.

— Даже в классе можно было чувствовать запах хризантем, — перебила ее Бет. — Они словно изнемогали на таком солнцепеке.

— Она сидела как раз напротив окна, я имею в виду мисс Крайль, — продолжала Мэг. — Я ее отчетливо видела. Она установила свой мольберт посередине лужайки и начала рисовать какую-то акварель. На ней было голубое пальто и коричневая шляпка. У ее ног стоял ящик с красками, и она держала в левой руке палитру. Ей всегда удавались акварели. Здесь она была искуснее, чем в живописи маслом. Задумавшись на минуту, что же мне писать дальше, я подняла голову и принялась наблюдать за тем, как ловко она орудует кистью. С минуту она размешивала краски на палитре, а затем, в следующее мгновение ловко наносила их на лист белого картона.

— Так быстро? — опять перебила ее Бет.

— Да, в эту минуту она работала быстро, — огрызнулась Мэг.

— Все это верно, но ты забыла про кресло.

— Какое кресло? Ах, с голубой обшивкой! — Мэг снова повернулась к Базилу. — В холле, сразу за этим классом, стоит кресло в чехле из голубого твида. Его хорошо видно из классной комнаты, когда открыта дверь. Мы обычно называли это кресло «стулом мисс Крайль», так как она частенько на нем сидела. Ей нравилось любоваться оттуда нашим садом из растворенного окна в холле.

— Я ожидала, что она, как обычно, закончив сеанс на пленэре, придет домой и усядется в свое любимое кресло, — добавила Бет. — И вот тогда все это и произошло.

Голос ее вдруг изменился, в нем почувствовалась робость.

— И что же случилось? — нетерпеливо переспросил ее Базил.

— Разве миссис Лайтфут вам не говорила? — Мэг, которая отличалась до этого такой живостью, вдруг словно окаменела на месте. Теперь Бет взяла на себя инициативу и продолжила рассказ с апломбом видавшей виды взрослой женщины.

— Я подняла голову и увидела мисс Крайль, которая совершенно бесшумно вошла в холл. Я совсем не слышала ее шагов. Через минуту она сидела в голубом кресле, опустив руки на колени, прислонив голову к спинке, словно устала от работы и теперь спокойно отдыхала. Глаза ее были открыты и устремлены куда-то вдаль.

— У нее был рассеянный взгляд, не в фокусе, — попытался подсказать ей Базил.

— Да, это я как раз и имею в виду. Я так считаю.

— Ты не можешь считать, ты можешь только предполагать, — тихо заметила миссис Лайтфут.

— На ней по-прежнему было голубое пальто и коричневая шляпка, — продолжала рассказывать Бет. — Но рядом не было ни ящика с красками, ни мольберта, а в руках она не держала ни палитру, ни кисть. Она не смотрела в мою сторону и не пыталась заговорить со мной. Просто она неподвижно сидела в кресле. Ну, я опять принялась за письмо. Через несколько минут я снова подняла голову. Она все еще сидела в кресле. Но тут я нечаянно выглянула в окно и… — Бет осеклась, видно, у нее сдали нервы. — Расскажи-ка об этом лучше ты, Мэг, — обратилась она к подруге.

— Но он… он мне не поверит, — возразила Мэг.

— А ты все же попробуй! — предложил Базил. Видя, что она все еще колеблется, он задал ей наводящий вопрос: — А в это время мисс Крайль спокойно рисовала за окном, не так ли?

— Откуда вам это известно? — Мэг бросила стремительный взгляд на Базила. — Наверное, вам об этом рассказала миссис Лайтфут. Видите ли, в этот момент я услыхала, как Бет начала задыхаться. Я оглянулась. Лицо ее ужасно побледнело, стало белым как полотно. Она, не отрываясь, разглядывала обеих мисс Крайль — одну, сидевшую в кресле в доме рядом с нами, и другую, — ту, которая находилась за окном и сидела за мольбертом на лужайке.

— Ты заметила какое-либо различие между двумя фигурами? — поинтересовался Базил.

— Та, которая была в кресле, сидела в кем абсолютно неподвижно, не шевелясь. Та, за окном, продолжала двигаться, только… — Голос у Мэг упал.

— Только что?

— Вы, вероятно, помните из моего рассказа, как быстро и ловко она работала кистью. Она у нее просто летала от палитры к полотну, словно клювик у птички, клюющей зерна.

— Ну и что?

— Но после того как мы увидели фигуру, сидевшую в кресле, вторая фигура там, за окном, замедлила движения. Они у нее стали какими-то вялыми, тяжеловесными, словно она либо смертельно устала, либо работала в каком-то полусне.

— Она мне напоминала лунатика, — вставила Бет.

Базил припомнил ту же любопытную деталь в версии, услышанной им вчера от Гизелы. А это был такой свидетель, которому он не мог не доверять, свидетель, который при этом не видел второй фигуры и даже ничего о ней не слышал…

— На каком расстоянии от вас находилась каждая из фигур?

— Та, на лужайке, находилась от нас на расстоянии добрых сорока футов, — быстро сообразив, ответила Бет. — Я знаю, что от лужайки до ручья шестьдесят футов, а она сидела как раз посередине. Та, которая отдыхала в кресле, находилась от нас на расстоянии около тридцати футов, — так я счи… то есть предполагаю. Наш класс — это узкая, вытянутая комната, а холл широкий, в нем много свободного пространства.

— Ты сказала, что лужайка была ярко освещена солнцем. А насколько светло в это время было в холле?

— Мы писали письма при дневном свете, — сказала Мэг. — Было около трех часов дня и еще не начинало темнеть. Но эта сторона дома освещается полуденным жарким солнцем, поэтому венецианские жалюзи на окнах были наполовину подняты. Значит, в холле было чуть темнее, чем обычно. Вероятно, еще и от того, что за окном свет был значительно ярче.

— Как долго наблюдали вы за второй фигурой, сидевшей в кресле?

— По крайней мере, минут пять, — неуверенно начала Мэг.

— Но точно засечь время — всегда трудно.

— Я уверена, что прошло несколько минут после того, как мы впервые ее увидели.

— Это было просто ужасно! — голос Бет сорвался на визг. — Вы только представьте себе, — сидим мы вдвоем, а напротив в кресле расположилась эта странная фигура. А настоящая мисс Крайль находится там, за окном, сидит на лужайке, и уму непостижимо, как нарочито медленно водит кистью.

— Уже после этого мы обдумывали, что могли бы предпринять тогда, — сказала Мэг. — Ну, например, войти в холл и прикоснуться к фигуре в кресле. Или же позвать из окна мисс Крайль, разбудить ее или вывести из транса, — не знаю уж, что там с ней приключилось. Но когда все происходит у вас на глазах, то об этом просто не думаешь. Одолевает страх…

— Я сидела за партой и все время пыталась убедить себя в том, что все это — выдумка, и ничего особенного не происходит. Но ведь все это как раз и происходило у нас на глазах. Тогда я решила их закрыть. Когда я снова их открыла, — картина передо мной не изменилась. Я все время убеждала себя: послушай, это ведь не может длиться вечно. Когда-то это должно все-таки прекратиться… Может, этот инцидент занял минуту-другую, но тогда мне казалось, что минули столетия. Затем фигура, сидевшая в кресле, поднялась и бесшумно удалилась из холла. Казалось, она растворилась в густых тенях в дальнем его конце, возле столовой, куда-то сгинула. В этот миг Бет завизжала и упала в обморок, а мисс фон Гогенемс вбежала в классную комнату из библиотеки.

— Придя в себя, я увидела, что в ней ничего не изменилось, — добавила Бет. — Я имею в виду, конечно, мисс Крайль. Она быстро двигалась и говорила с нами так, словно ей ничего не известно о том, что здесь произошло.

— Ты рассмотрела лицо той женщины, которая сидела в кресле?

— Конечно, — уверенно сказала Бет. — Это было лицо мисс Крайль. Не может быть и тени сомнения, доктор Уиллинг.

— Это был ваш первый опыт, первый случай, когда вы столкнулись со странностями мисс Крайль?

Девочки переглянулись.

— Ну, — перевела дух Бет.

— Ну… — повторил за ней Базил. Мэг оказалась более словоохотливой.

— Мы слышали разные истории. Но своими глазами увидели все впервые.

— Какие истории? — поинтересовался Базил.

— Ну, — опять начала Бет, — говорили, что мисс Крайль появляется неожиданно в таких местах, где никак нельзя было ее ожидать. Дело в том, что ее видели, скажем, в одном месте, а через мгновение в другом, куда никак нельзя было добраться за такое время, минуя тех, кто ее видел. Но она не проходила мимо. Вначале все считали, что это какая-то ошибка, просто недоразумение. То есть все считали, что принимают за мисс Крайль кого-то другого или что неправильно рассчитывали время ее перемещений. Конечно, такое вполне допустимо, если бы это происходило раз или два. Но когда такое происходит пять или шесть раз подряд и все время только с мисс Крайль, и, заметьте, больше ни с кем, тогда все начинают перешептываться, искать в этом что-то предосудительное, выискивать странности в поведении самой мисс Крайль.

— Странности, — повторил за ней Базил. — В чем же они выражались?

Красивые, полнокровные губы Мэг задрожали, когда она выступила в защиту Бет.

— Она боится сказать, что думает, доктор Уиллинг. Она опасается, как бы вы не подняли ее на смех.

— В данный момент мне, увы, не до смеха, — заверил он ее с самым серьезным и искренним видом.

— Судя по всему, нечто подобное случалось и прежде, — наконец отважилась Бет. — Правда, это было нечасто. Но случалось. Люди об этом боятся говорить, так как заранее уверены в том, что им никто не поверит. Поэтому они обычно хранили молчание, но несколько лет назад одна шотландская девушка, помощница няни, рассказала мне историю о двойнике, которого видели у нее на родине, в этой древней стране, как раз перед смертью одного человека. Она называла его «gavak vore». Я эту историю давно забыла, но случай с мисс Крайль заставил меня вновь вспомнить о ней. Тогда я рассказала об этом Мэг.

— И вскоре о ней заговорила вся школа, — добавила миссис Лайтфут, — ученики, прислуга, даже некоторые из учителей, а ведь вроде образованные люди… — Она недоуменно пожала плечами. — Если у доктора Уиллинга нет вопросов, можете идти.

Базель отрицательно покачал головой. Мэг с Бет во все глаза глядели на него; чувствовалось, что их так и распирало задать доктору кучу вопросов, но они не осмеливались сделать это в присутствии миссис Лайтфут.

Базил, встав со стула, подошел к двери и распахнул ее. Девочки, расплывшись в улыбке, нараспев протянули:

— До свидания, доктор Уиллинг.

Он закрыл дверь и вновь обратился к миссис Лайтфут:

— Ну, — сказала она с ноткой усталости в голосе. — Может ли перед женщиной практического склада возникнуть более фантастическая история? И все же даже в ней есть своя деловая сторона. Можете представить себе, что чувствовали родители детей, когда самые изощренные версии подобных историй стали просачиваться из школы и доходить до их ушей? Девушки сообщали обо всем в своих письмах домой. В результате уже пять воспитанниц покинули мою школу.

— Вы обмолвились, что выбыло семь свидетелей.

— Кроме этих пяти учениц, уехали две горничные, даже не поставив меня в известность. Их примеру могут последовать другие. Родители тоже могут забрать еще многих, если только этим разговорам не положить решительный конец. Вот почему мисс Крайль должна была отсюда уехать. Конечно, родителям невдомек, что все эти россказни о мисс Крайль — истинная правда. Они считают, что все это темное дело, — лишь приступ истерики среди суеверных воспитанниц, а это свидетельствует о неспособности нашей школы сохранять на должном уровне интерес девочек к нормальной учебе, работе и театральной практике.

— Но ни Маргэрит, ни Бет еще не уехали, — сказал Базил. — Написали ли они своим родителям о том, что здесь происходит?

— У Маргэрит нет родителей, один брат. Довольно легкомысленный молодой человек лет двадцати четырех, который спустя рукава относится к своим обязанностям опекуна. Родители Элизабет состоят в разводе. Ее мать в основном обивает пороги судов, пытаясь добиться от бывшего супруга большей суммы алиментов, а отец — завсегдатай ночных клубов на Пятьдесят второй улице, надежный, так сказать, их столп. Она пришла к нам в школу девятилетней девочкой. Маргэрит появилась у нас только этой осенью. До того посещала одну дневную школу в Нью-Йорке.

Базил по-прежнему стоял посередине кабинета, опершись одной рукой о плиту камина.

— Скажите, кто-нибудь еще в вашей школе видел двойника мисс Крайль на таком близком расстоянии, которое позволяло бы произвести надежную его идентификацию? Кроме двух тринадцатилетних девочек и горничной семнадцати или восемнадцати лет?

Миссис Лайтфут сразу догадалась, что имел в виду доктор.

— Как вы помните, я говорила еще и о четвертом свидетеле. Это человек среднего возраста, трезво мыслящий, рассудительный и наблюдательный, причем настроенный довольно скептически.

— И… кто же он?

— Это я.

Рука доктора Уиллинга соскользнула с каминной плиты.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно. Будьте настолько любезны, сядьте на свое место и закуривайте, если хотите. — И спокойным, размеренным голосом она продолжала: — Это случилось в тот день, когда мисс Крайль уезжала. Меня пригласили на обед в одно семейство. Завершив свой туалет, около шести вечера я вышла из комнаты уже в накидке и перчатках. В это время в холле верхнего этажа всегда горит пара светильников. В каждом ввинчена стоваттная лампочка под маленьким абажуром из пергаментной бумаги, и свет заливает всю первую площадку передней лестницы. Ниже площадки в тот памятный для меня вечер на лестнице было довольно темно, так как Арлина забыла включить свет в нижнем холле. Я спускалась по лестнице, держась одной рукой за перила и продвигаясь довольно медленно из-за длинной, сдерживающей шаг юбки. Когда я дошла до первой площадки, кто-то, вероятно, спешивший больше меня, пронесся мимо без всяких извинений, и я заметила, что это была мисс Крайль. Но я почувствовала ее присутствие там еще до того, как ее увидела. Она меня не задела, но я ощутила сквознячок, небольшое перемещение воздуха, обычно возникающее тогда, когда кто-то проходит мимо вас быстрой походкой. Когда она проходила мимо, мне не удалось разглядеть как следует ее лицо. Опередив меня на лестнице, она так и не повернулась. Но я прекрасно узнала ее по виду сзади, — ее знакомую фигуру, осанку и одежду. На ней была коричневая шляпка и застегнутое наглухо пальто голубого цвета, — единственный ее наряд для выхода на улицу, кроме зимнего пальто, висящего в кладовке.

Я была просто возмущена такой грубой выходкой. Я остановилась и стояла как вкопанная. Повысив голос, я постаралась придать ему как можно больше строгости и негодования. Должна признаться, мне это удалось. Нельзя руководить школой, не прибегая к строгостям, подчеркивающим вашу власть. Я громко позвала ее: «Мисс Крайль!» И она тут же откликнулась: «Да, миссис Лайтфут».

Но вы только послушайте, доктор Уиллинг! Этот ответ, голос мисс Крайль донесся из холла верхнего этажа, расположенного над моей головой, хотя в эту самую минуту я отчетливо видела удалявшуюся от меня внизу по лестнице фигуру. Она тут же растворилась в темноте нижнего холла.

Я отшатнулась от перил, со мной такое случается нечасто. Быстро повернув голову, я обвела взглядом всю лестницу — снизу доверху. Там я увидела мисс Крайль. Она стояла на хорошо освещенной верхней площадке лестницы, и на ней была та же коричневая шляпка и то же наглухо застегнутое пальто голубого цвета. Ее интеллигентные, яркие, полные жизни глаза заглядывали в мои, и она повторила: «Да, миссис Лайтфут, вы звали меня?» Я никак не могла принять ее за кого-то другого. Это была мисс Крайль. Но кто же тогда торопливой походкой проскочил мимо меня на лестнице, оставив за собой характерный сквознячок? Я еще раз посмотрела вниз. Там, в нижнем холле не было ни души, ничего, кроме причудливых теней.

Я попыталась встряхнуться, направить рассудок по верной, устойчивой колее и, помедлив секунду, спросила: «Давно ли вы там стоите?» И сама почувствовала, как неестественно звучит мой голос. «Всего несколько секунд, — ответила она. — Я так спешила, что хотела обогнать вас на лестнице, прошмыгнуть мимо. Но, конечно, вовремя остановилась. Я не могла допустить такой грубости».

Значит, у нее был какой-то, так и не реализованный импульс обогнать меня на лестнице… Трудно объяснить, почему все это меня до такой степени взволновало. Именно волнение испытала я, стоя там, на лестнице, доктор Уиллинг. Во-первых, в памяти тут же всплыло воспоминание о том, что лунатик часто во сне подчиняется тому импульсу, который был ранее подавлен им, когда он находился в бодрствующем состоянии. Могу признаться вам, что мне стоило немалых усилий продолжить спуск по лестнице и вступить в эти чудовищные разлапистые тени. Конечно, там никого не было, никого, кроме Арлины, которая выходила из кухни через столовую, чтобы зажечь свет в гостиной и холле. Я спросила, не видела ли она кого? Она ответила отрицательно.

Но у той женщины, которая обогнала меня, были только две возможности выйти из холла нижнего этажа: либо через гостиную, либо через парадную дверь. А я отвлеклась от этой двери буквально на несколько секунд, когда посмотрела наверх, туда, где стояла мисс Крайль.

Базил предался размышлениям:

— А не могла ли Арлина… — и его вопрос повис в воздухе.

— Исключено. В этот момент она разговаривала с кухаркой.

— Вы упомянули об ощущении сквозняка в тот момент, когда двойник быстро прошел мимо вас. Слыхали ли вы при этом какой-то звук? Шелестение платья?

— Я не слышала ничего.

— А шаги?

— И шагов тоже. На лестнице положен толстый мягкий ковер.

— От любого человека обязательно исходит какой-то слабый запах или даже определенное сочетание запахов, — принялся вслух размышлять Базил, — пудра, помада, тальк для волос, лосьон для перманента или одеколон для бритья, йод или какое-то другое лекарство. Запахи, которые ощущаются при дыхании человека, — запах пищи, вина, табака. Запахи, исходящие от одежды, — нафталин, вакса для обуви, раствор для выведения пятен, пахучая юфть, твид Гарриса. Наконец, существуют и такие запахи, против которых нас предупреждает реклама различных сортов мыла. Вы — единственный свидетель, который оказался в непосредственной близости с двойником. Вам удалось почувствовать какой-то, пусть слабый, мимолетный запах?

Миссис Лайтфут энергично замотала головой.

— Не было там никакого запаха или я его не почувствовала, доктор Уиллинг.

— Если бы он был, вы бы его почувствовали, — он бросил взгляд на целую вереницу цветочных горшков, выстроившихся на подоконнике. — Только женщина с очень тонким обонянием может наслаждаться такими нежными и слабыми запахами, которые издают розовая герань или лимонная вербена.

Миссис Лайтфут улыбнулась:

— Да, я пользуюсь лимонной вербеной, употребляю ее даже для носового платка. Это — один из моих недостатков. А одна французская фирма выпускает эссенцию вербены, от которой я просто схожу с ума. Это — мужской лосьон «после бритья», так что, вероятно, я — единственная женщина в мире, пользующаяся этим мужским средством.

— А какими духами обычно пользовалась мисс Крайль?

— Лавандой. Она всегда брызгала ее на свой носовой платок.

— Вы не почувствовали запах эссенции лаванды, исходящий от двойника?

— Нет, — миссис Лайтфут перешла на ироничный тон. — Нельзя же ожидать запаха от отражения в зеркале, не правда ли? Или, скажем, от миража?

Базил затянулся сигареткой.

— Это ваше собственное объяснение случившегося?

Улыбка сошла с губ миссис Лайтфут.

— Я вижу здесь три варианта. Во-первых, мисс Крайль может быть любительницей всевозможных трюков. Но если это так, то как ей удалось создать иллюзию своего двойника? И ради чего? Ведь она от этого ничего не выиграла. Напротив, лишилась хорошего места. Во-вторых, мисс Крайль могла оказаться в роли обманщицы бессознательно, не отдавая себе в этом отчета, раздвоенной личностью, со склонностью пугать людей и поражать их воображение. Все эти импульсы не поддавались ее собственному контролю. Такие импульсы она получала от своего двойника, своего второго «я», и подчинялась им в каком-то сонном, безвольном состоянии, а ее первоначальная, сознательная личность ничего об этом не ведала. Ведь такое случается, не так ли?

— В психиатрии существует описание подобных случаев, — признал Базил. — И это, вероятно, объясняет ее искреннее удивление вашим решением уволить ее и, таким образом, от нее избавиться.

— Это просто отвечает на поставленный вопрос: почему? — согласилась с ним миссис Лайтфут. — Но оставляет без ответа третий вопрос: каким образом? Каким образом ей удалось убедить двух девочек в том, что она сидит в холле, в кресле, в то время как на самом деле находилась во дворе и, сидя на лужайке, безмятежно занималась живописью?

— Ну и какова, на ваш взгляд, третья версия? Миссис Лайтфут посмотрела прямо ему в глаза:

— При сомнамбулизме, гипнозе или раздвоении личности первоначальная, сознательная личность человека погружается в сон, и в это время бессознательная, вторичная личность его начинает целиком овладевать организмом и часто в результате приводит к таким действиям, которые вызывают заторможенность даже в состоянии бодрствования. Предположим, не поддающееся контролю, автономное действие подсознательного усиливается какими-то факторами. Маргэрит с Элизабет утверждают, что Фостина Крайль двигалась, словно во сне, при появлении ее двойника. Вероятно, мне пришлось наблюдать, как двойник подчинялся тому импульсу, который в себе подавила мисс Крайль. Этот так называемый двойник, вероятно, и был визуальной проекцией подсознательного мисс Крайль…

Вы меня понимаете? Предположим, что чье-то бессознательное может вобрать в себя столько жизненной энергии, что ее окажется достаточно, чтобы произвести чисто визуально собственный «имидж» или собственное отражение в воздушной среде. Может быть, с помощью какой-то формы преломленного излучения. Какой-то формы наподобие сна, которая является видимой как для человека, в него погруженного, так и для окружающих его людей, видимой, но не материальной. Отражение в зеркале тоже видимый, но не материальный фактор, как, впрочем, радуга или мираж. Они настолько видимы, что их можно зафиксировать на фотопленке. Но к ним нельзя прикоснуться, у них нет третьего измерения, и они беззвучны. Они не существуют в нормальном представлении о времени и пространстве… По мере вашего передвижения они перемещаются вместе с вами. Приблизительно поэтому еще никто не сумел прикоснуться к такому двойнику, услыхать его самого или его шум. Его можно только видеть.

— И вы верите в это? — спросил Базил.

— Я — современная женщина, доктор Уиллинг. А это означает, что я ничего не принимаю на веру. Я родилась без веры в религию и утратила веру в науку. Я не понимаю теорий Планка и Эйнштейна. Но я достаточно соображаю, чтобы понять, что наш вещественный мир может оказаться лишь притворством, а не миром реальным. Все, что мы видим, слышим, к чему прикасаемся, может быть настолько же обманчивым, как иллюзия, отражение в зеркале или мираж в пустыне. Все это, насколько мне известно, Эддингтон назвал «пляской электронов». Любопытно отметить, что индусы называли материальную жизнь «тауа», что означает «иллюзия», а символом их понятия «майи» был танцор. По их мифологии танец призван отвлечь человека от созерцания высшей реальности, точно так, как эротический танец отвлекает его от всего прочего своим гипнотическим эффектом ритмически движущегося тела… Что скрывается за танцем «майя»? Нам это неизвестно. Даже наши мозги — лишь часть этого целого, не больше. Каким образом воздействует ваш мозг на тело, когда вам вдруг захочется двинуть рукой? Этого вам не скажут ни психологи, ни физиологи… Итак, они отрицают раздвоенность души и тела. На протяжении всей истории науки всегда наблюдалась тенденция отрицать все то, что никак не поддавалось объяснению. Проще было сказать: «Мы этого не знаем». Легенда о двойнике стара как мир. В любом языке существовал термин для его обозначения…

Таков, доктор Уиллинг, мой третий вариант. А если предположить, что такое случается на самом деле? Предположим, что Фостина Крайль — человек ненормальный, причем ее ненормальность проявляется каким-то чрезвычайным способом, который недоступен для понимания современной психологии?

Если миссис Лайтфут рассчитывала своим яростным приступом скептицизма, который является сам по себе уже признаком подспудной веры — дурак опасается как бы его самого не одурачили, — поразить доктора Уиллинга, то она сильно недооценила своего собеседника.

Базил спокойно сказал:

— Другими словами, вы предполагаете, что мисс Крайль может оказаться бессознательно действующим медиумом?

Она залилась краской.

— Ненавижу это слово. Я не сентиментальная эгоистка, жаждущая сохранить свою жизнь за порогом смерти.

— Я бы не назвал вас сентиментальной. — Базил устремил взгляд на лужайку за окном, где осенний легкий ветерок сгонял в кучи опавшие листья и резвился в них, взметая кверху, словно расшалившийся котенок.

— Но вы бы назвали меня эгоисткой?

— Может быть! — он снова повернулся к ней. — Столкнувшись с опытом, который вдребезги разбивал все ваши прежние представления о Вселенной, вы все же не пожелали их как следует изучить. Вас беспокоил больше всего тот эффект, который они могут оказать на вашу школу. Почему вы не подошли к мисс Крайль и все не рассказали ей? Почему вы не дали ей возможности объясниться перед вами?

— Послушайте, доктор Уиллинг. Как можете вы, я или кто-то другой намекнуть ей, что она какое-то чудовище, перед которым пасуют все наши познания как в теории, так и на практике? Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что, признав реальность таких вещей, мы тем самым ставим в ужасное положение самого медиума? За повсеместным представлением о тебе, как о мошеннике, последует утрата привычной социально-экономической жизни — сердитое, раздражающее недоверие науки, фанатические гонения со стороны церкви, постоянные насмешки острословов, коммерческая эксплуатация циниками, взлет печально знаменитого суеверия, предательство близкого друга. Кроме того — как будто уже этого всего недостаточно, — вам придется страдать от своих недоказуемых представлений о том, что вы явились невинной жертвой неизвестных, сверхъестественных сил, возможно, несущих угрозу и творящих зло, сил, от жесткой хватки которых вас не освободит ни один человек на свете. Может ли еще кто-нибудь чувствовать себя более отрезанным от остального человечества? Что за жизнь в тоскливом одиночестве, при постоянном терроре, осуществляемом со всех сторон! Поневоле будешь искать выход в алкоголе или наркотиках, как и поступают так называемые медиумы. Это одна из причин, в силу которой вы, надеюсь, не станете передавать мисс Крайль этот разговор.

— Но все же я считаю, что она имеет право знать правду.

— А я думала, что если вы узнаете всю правду, то согласитесь с моим нежеланием передавать ей то, что вам известно!

Базил улыбнулся:

— В этом и заключается ваша ошибка. — Он поднялся, взял в руки шляпу и автомобильные перчатки. Затем выдержал паузу: — А как вы объясните тот факт, что этот двойник мисс Крайль появился только здесь, в школе Бреретон?

Миссис Лайтфут приберегла свою тяжелую артиллерию напоследок.

— Не хотелось вам говорить. Молли Мейдстоун — моя подруга. Она рассказала мне правду несколько дней назад, вырвав у меня клятву о неразглашении того, что мне сообщила. Ладно, теперь я скажу.

— Что именно?

— Мисс Крайль в прошлом году покинула школу Мейдстоун точно по той же причине, по какой была вынуждена уехать отсюда, из Бреретона.