Удивительные донумы

Взгляните, читатель, на археологическую карту Сирии, и вы убедитесь, что по количеству условных обозначений она отнюдь не уступает административной. Почти каждый заметный населенный пункт САР совпадает со значком, обозначающим ту или иную археологическую площадку. Кроме того, множество ценных находок сделано учеными там, где сегодня люди уже не живут, — в степях и пустынях. Каждая археологическая площадка — сюжет для отдельной монографии, а о некоторых написана не одна, а десятки книг. К сожалению, на русский почти не переводившихся и потому малоизвестных советскому читателю. Одна из задач этой книги рассказать, хотя бы в общих чертах, о некоторых уникальных памятниках древности, которыми изобилуют сирийские донумы. Ряд археологических и исторических памятников рассматривается по ходу сюжета в других главах. Наиболее известных памятников и древних городов, таких, как Хомс, Хама, Халеб, Пальмира, автор не касается, поскольку им посвящены десятки работ, опубликованных в Советском Союзе и за рубежом. «За бортом», увы, остаются десятки других археологических объектов, информация о которых пока весьма скудна — их тайны еще ждут своих исследователей. Но три путешествия, пусть не слишком продолжительные, мы все же совершим: приняв за исходный пункт Дамаск, мы отправимся па юг, север, восток Сирии и посетим места, древность которых осознать непросто.

Впрочем, «древность» — понятие весьма субъективное. Давно ли человек перешел от стадии дикости к варварству оседлости? Давно, ответите вы, не позднее VIII тысячелетия до н. э. А много ли сменилось за это время поколений? Много, снова подтвердите вы. Но сколько же? Пять тысяч? Три тысячи? Тысяча? Нет, нет н нет. Если принять мнение демографов, утверждающих, что поколения сменяются в среднем каждые тридцать лет, то получается (поделите 10 000 лет на 30), что за всю историю оседлого человечества сменилось около 300 поколений. Всего 300! Так что, может быть, перекинуть мысленный мостик в эту относительную «древность» будет не так уж сложно.

Путешествие на юг

Уже полчаса пятнадцать тысяч зрителей, позабыв обо всем на свете, следили за главным событием празднества: боем финикийского раба-ретиария и римского легионера, которому за провинность должны были отрубить голову, но в последний момент казнь под топором ликтора заменили поединком с известным гладиатором. Пока противникам удавалось уходить от ударов — опытные бойцы дрались осторожно, зная, что малейшая оплошность будет стоить жизни. Но вот ретиарий, обряженный в бога моря Нептуна, сделал ложный выпад длинным стальным трезубцем. Парируя обманный удар, солдат взмахнул коротким мечом с прямым обоюдоострым лезвием — и в то же мгновение ретиарий набросил на правую руку бывшего легионера другое свое оружие: прочную квадратную сеть. Потом ударил трезубцем по-настоящему. Солдат успел защитить грудь, но острые зубья, скользнув по щиту, вонзились в опутанное сетью плечо. Солдат упал, и через секунду бой был закончен: выбив из ослабевших пальцев меч, ретиарий приставил окровавленный трезубец к горлу поверженного противника. Зал шумно всколыхнулся, приветствуя победителя, восторженное эхо прокатилось по каменному амфитеатру и замерло. Взгляды зрителей и гладиатора устремились к верхнему ряду амфитеатра, где в окружении приближенных восседал вершитель судеб — наместник Великого Рима…

Наместник с решением не спешил. С удовольствием оглядел недавно построенный театр — ни единого свободного места, празднество удалось. Потом перевел взор вдаль, за дорическую колоннаду наверху стены. Там, среди тучных нив и цветущих садов, шершавым, серым языком выстилалась новая базальтовая дорога. Воистину средоточие мудрости — славный Рим, удостоивший край этот своей милостью! Что было здесь раньше, на этих землях, с плодородии которых слагались легенды? Жалкие поселения варваров-кочевников с их скудными стадами. А теперь, деяниями императора Траяна, в стране Хауран[41] выросли красивые города и богатые деревни. Сей же город по прозванию Бостра превратился в важный торговый центр, где перекрещиваются пути караванов, везущих товары в Дамаск, к Средиземному и Красному морям, к Персидскому заливу. Расцвел город, и по праву решено именовать его отныне в честь императора — Новая Траянская Востра, да будут боги благосклонны к ее жителям…

Неизвестно, как решил судьбу гладиатора римский наместник; думается, если подобный поединок действительно происходил — а в начале II века, при императоре Траяне, гладиаторские бои все еще были любимейшим зрелищем публики, — скорее всего ом поднял большой палец вверх: настроение у него должно было быть отменное — Бостра, куда мы с вами попали, отъехав от Дамаска на 130 километров к югу, вступила в эпоху благоденствия.

В 106 году город официально был провозглашен столицей Набатеи, «Провинции Аравии».

Получив столь высокий титул, Бостра тут же присвоила право осуществлять контроль над бесчисленными караванами, проходившими мимо города. Торговцам гарантировались безопасность и неприкосновенность, а за эту принудительную услугу взималась плата в соответствие с ценностью грузов. Монополия оказалась чрезвычайно прибыльной. Резко возросла и даже стала обязательной состоятельность горожан. Страбон отмечал, что «жители Бостры имели такую сильную склонность к увеличению богатства, что публично штрафовали всякого, кто терпел убытки, а тому, кто приумножал свое богатство, оказывали почести»[42].

Строились дома, виллы, расширялись улицы, в огромном театре горожане рукоплескали заезжим актерам, а обласканные лицедеи развозили славу о щедром городе по всей империи. В III веке, при императорах Филиппе Арабе и Диоклетиане, город, теперь уже Босра — упоминание императора Траяна так же легко выпало из названия, как и труднопроизносимая буква «т», — сделался фактическим центром торговли и культуры региона, а затем и религиозным центром.

В 512 году «филарх арабов», Аль-Харит ибн-Джебала, будущий сподвижник Юстиниана (того самого, что прославился составлением свода законов), соорудил в центре города, название которого к тому времени стали произносить как «Буера», великолепный, поражавший воображение своей роскошью собор, послуживший спустя сто лет прототипом знаменитой мечети Омара в Иерусалиме. Толпы верующих устремились в Буеру, и за короткий срок к лаврам города добавилась репутация религиозной столицы провинции. В Буере было открыто епископство, затем архиепископство.

По преданию, в Бусре дважды побывал пророк Мухаммед. Первый раз в девятилетием возрасте — тогда состоялось его знакомство с монахом Бахирой, от которого он узнал основы христианства. Второй раз Мухаммед посетил Бусру, когда ему было 25 лет.

VII век и был, вероятно, зенитом Буеры. Позже к власти в Сирии пришли мусульманские династии. С куполов соборов сбили кресты и заменили их на полумесяцы, а артерии политики, торговли, культуры, ранее наполнявшие город бурлящей жизнью, повернули к новым центрам. Началось медленное и долгое угасание звезды Буеры. Над пей не раз проносились бури. Расплачиваясь за свое когда-то выгодное местоположение, Буера оказалась на пути шагавших во все стороны войск и превратилась в арену постоянных сражений. Под натиском осаждавших рушились прямоугольные крепостные стены, обращались в груды камней храмы, горели жилые кварталы, но, как ни странно, именно благодаря войнам уцелел для потомков замечательный римский театр. Дело в том, что каждый очередной владелец Буеры использовал театр в качестве центрального бастиона против штурмовавших врагов и потому по мере сил укреплял древние стены, рассчитанные на представления, а не на осады. Сперва римские легионы, защищаясь от мусульманских войск, переделали собственный театр в форт, затем в нем тщетно пытались оказать сопротивление рыцарям из Западной Европы арабские воины. Когда же очередь обороняться дошла до крестоносцев, древнее сооружение было обнесено дополнительными мощными стенами, надстроены башни, выкопаны рвы, через них переброшены подъемные мосты, а зрительный зал диаметром 100 метров просто засыпан землей. Театр окончательно превратился в крепость — что-что, а крепости строить крестоносцы умели. Впрочем, это им не помогло: из театра-замка арабы их снова выбили, и для сильно разрушенного бастиона наступил период относительного затишья, продлившийся 600 лет.

В 1947 году начались работы по расчистке и реставрации бусринского театра. Оказалось, что за дополнительными фортификациями древнеримские постройки превосходно сохранились. Управление по охране древностей Сирии убрало земляные насыпи, вернуло на постаменты колонны, и Буера вновь обрела статус одного из сирийских центров — на этот раз центров туризма. Для города началась новая, безмятежная жизнь «объекта старины».

1 сентября 1983 года вечернюю тишину над древним театром разорвал яростный лязг металла, бьющего о металл; вспыхнули прожекторы, освещая сцену. На античных подмостках дрались люди — не на жизнь, а на смерть.

Каменные колонны вокруг амфитеатра очнулись от сонного оцепенения и недоверчиво вглядывались в развевавшиеся туники, сверкавшие диски щитов, трезубец ретиария: неужели снова убийство на потеху публике, стоны умирающих рабов, кровь на изъеденные временем плиты? Гладиатор, стройный, мускулистый, поверг наземь последнего своего противника, приставил к его груди широкий фракийский меч, выжидающе посмотрел на трибуны. И многотысячный зал взорвался аплодисментами.

Проходил ежегодный Фестиваль культуры и искусства в Бусре. Артисты Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова давали сцены из балета А. Хачатуряна «Спартак». Рукоплескали зрители. По ступенчатым рядам амфитеатра металось, в растерянности после двухтысячелетней спячки, разбуженное эхо.

Хотя Бусра — главная цель нашего путешествия на юг, на обратном пути необходимо посетить хотя бы еще одно из трех уникальных исторических мест сирийского Хаурана. Если мы решим возвращаться через город Эс-Сувейду, центр одноименного губернаторства Сирии, то нельзя не заехать в Канават, лежащий от Сувейды всего в 8 километрах на северо-восток.

Поселок, утопающий в зелени садов и виноградников, являет собой место, где седая старина и день сегодняшний перемешались в самом буквальном смысле: то тут, то там замечаешь встроенные в дома канаватцев тесаные каменные блоки со следами латинских надписей; подлинные античные колонны, поддерживающие утлые фанерные крыши сараев; стариков друзов, чинно беседующих, сидя на обломках резных архитравов.

В древности именуемый Кенат, Каната у набатеев и римлян, Канават на протяжении многих лет являлся одним из важнейших городов Хаурана, а с I века до н. э. и до конца II века н. э. — одним из основных торговых центров Заиорданья. Напоминания об этом далеком и славном прошлом Канавата встречаются повсюду.

При въезде в поселок со стороны Сувейды, слева в низине, среди тутовника и фруктовых деревьев стоит колоннада храма Гелиоса, построенного во II веке. Центральная площадь поселка, судя по булыжникам древней мостовой, совпадает с древнегреческой агорой. Улица, поднимающаяся вверх по склону, ведет к интереснейшему сооружению — храму Зевса, рядом с которым выстроились шесть стройных колонн с хорошо сохранившимися антаблементами. На самой высокой точке Канавата расположилась монументальная группа, известная как «сераль»: сооружение, часть руин которого, несомненно, работа римских архитекторов, а часть — великолепные образчики византийского зодчества IV–V веков. На правом склоне сохранились развалины небольшою театра, водопровода, нескольких домов и башен римской эпохи.

Иногда в Канавате можно встретить человека, который, обливаясь потом, ворочает каменные глыбы развалин — но это, увы, не реставратор, а заурядный «коллекционер», задумавший украсить свой сад подлинной древностью. Чтобы обезопасить от подобных любителей античности хотя бы самый ценный памятник Канавата — сераль, — его стены обнесены высокой металлической оградой. Не слишком красиво, но зато надежно.

Туристский маршрут Буера — Сувейда — Дамаск обязательно проходит через Шехбу — на первый взгляд ничем не примечательный поселок. Первый взгляд, как обычно и бывает, — ошибочный. В Шехбе, скромной деревушке на окраине Сирии, родился не кто иной, как римский император Филипп Араб, правивший с 244 по 249 год.

И августейшим особам не чужда сентиментальность: Филипп не забыл родную деревню, вымостил там две широкие, перпендикулярные друг другу улицы, на месте пересечения поставил тетрапилон со сводом, построил дворец, храм, театр, терму. А Шехбу — теперь уже не деревню, а нарядный, процветающий городок — без ложной скромности переименовал в Филиппополис. На юго-восточной окраине Шехбы (с уходом Филиппа ушло и новое имя) имеется крохотный музей, поставленный на превосходных мозаичных полах, которые археологи обнаружили при раскопках одной богатой римской виллы.

Юг Сирии с Дамаском связывают две основные дороги — одна через Сувейду, другая через Деръа. Достопримечательности первой нам уже знакомы — это Канават и Шехба. Вторая же ведет к одному из живописнейших, а может, и самому живописному месту во всей Сирии — поселку Эш-Шалялят.

Название, которое в переводе с арабского означает «пороги», не обманывает: всего лишь в десятке километров от Деръа лежит каньон реки Ярмук, в которую один за другим впадают три притока. Впрочем, «впадают» — не то слово; они скорее падают с высоты около 300 метров с почти вертикальной каменной стены каньона, образуя самые настоящие водопады. Особенно они впечатляют весной, в период паводка: тугие струи несутся вниз с головокружительной высоты, с ревом разбиваясь о камни, рассыпаются радужными брызгами и вновь собираются в струи, чтобы гулко ворваться в спокойные, неторопливые воды Ярмука.

Это феерическое зрелище дополняют древние развалины: арабский замок на левом берегу Ярмука, виадук далеко внизу, в долине, построенный еще римлянами почти две тысячи лет назад и после минимальной реконструкции превращенный в железнодорожный мост. А напротив замка, там, где ревет самый большой водопад, на противоположном берегу видны остатки римских ирригационных сооружений, тянущихся по всей круче от самого верха. Специалисты считают, что здесь стояла система водоподъемных колес: используя мощь водопада, колеса отводили его струи в сторону, поднимали наверх и подавали воду на поля и виноградники.

Окрестности аш-Шалялят — излюбленное место отдыха жителей юга Сирии, да и дамаскинцев тоже.

Путешествие на север

Северное шоссе гладкой, блестящей лентой стелется под колеса автомобиля, заставляя забыть о времени, скорости, расстояниях, прокручивая за окном, словно ленту экзотического фильма, белокаменные поселки с высокими, стройными минаретами; деревни с глиняными конусообразными крышами жилищ (в такой мазанке-конусе благодаря свойствам глины и системе вентиляционных отверстий прохладнее, чем снаружи); современные, несмотря на преклонный возраст в несколько тысяч лет, города в зелени тополей, тамарисков, олеандров. Мелькают названия: Дума, Кутайфе, Набк, Хомс, Растай, Хама… Большинство путешественников, убаюканные шелестом колес по ровному асфальту, проносятся дальше на север, к одному из красивейших сирийских городов — Алеппо. Но мы километрах в тридцати за Хамой, в деревне Хан-Шейхун, свернем налево и не более чем через полчаса окажемся на ровном базальтовом плато, посреди развалин, обступающих дорогу с обеих сторон, — каменных тесаных блоков, остатков стен с изящными портиками над дверными проемами. Еще несколько сот метров — и современная дорога пересекает древнюю улицу, обрамленную величественными колоннадами.

Это Апамея — один из крупнейших исторических памятников Сирии, город, который буквально ошеломляет масштабом и изяществом архитектуры, а того, кто возьмет на себя труд ознакомиться с прошлым Апамеи, — и богатством истории.

Сейчас здесь расположен лишь поселок Калаат аль-Мудык (го названию одноименного арабского замка, за стенами которого поселились многие местные жители), однако когда-то эти земли принадлежали Апамее, которая на протяжении нескольких столетий считалась одним из ключевых сирийских городов.

Известно, что еще при персах, в V веке до н. э., на этом месте существовал городок Фарнака. После разгрома персов греками город переименовали, назвав его Пелла — в честь родины Александра Македонского. В начале III века до н. э. Селевк I Никатор назвал город именем своей жены Апамы и сделал одним из центров обширного царства.

В Апамее Селевк держал большую армию, военную казну. Там располагался его основной конный двор — 300 племенных жеребцов лучших пород и 30 тысяч кобыл. Помимо лошадей и верблюдов, традиционно участвовавших в военных действиях, в те времена широко использовали для этих целей боевых слонов. Так, например, в битве при Ипсе в 301 году до н. э. между диадохами — преемниками Александра Македонского — Антигон использовал, по свидетельству Полибия[43], 102 слона. У Селевка I их было 480.

В Апамее держали до 500 слонов![44] Слонов, на шеях у которых в деревянных башнях сидело по четыре воина[45], применяли в битвах и как ударную силу в атаке, и как непробиваемый заслон против конницы. Кроме того, слонов — этих танков древности — использовали для прорыва укреплений противника. А чтобы придать животному ярости перед боем, индийцы-дрессировщики поили его виноградным и тутовым соком.

Внушительное количество слонов в древней Апамее не менее разительно, чем численность ее жителей. Римский легат Квирений, назначенный правителем Сирии в 5 году н. э., провел перепись населения, которая показала, что в Апамее в то время одних только свободных граждан проживало 117 тысяч — даже по сегодняшним масштабам не так уж мало.

Со времен Селевка I Апамея славилась изобилием дичи в царских парках, великолепным виноградом, вино из которого, как писал Плиний, прекрасно смешивалось с медом[46]. Там находился на всю Грецию известный оракул, на месте которого позже римляне воздвигли храм Фортуны — его руины лежат слева от колоннады.

На протяжении нескольких сот лет Апамея была центром культуры и науки, из нее вышли видные ученые, в их числе автор трактата о пульсе, врач-психиатр Архиген, имевший практику в самом Риме. Апамея — родина Нумения (2-я половина II века), представителя неопифагореизма и среднего платонизма. Философ Плотин (204–269), которого принято считать отцом неоплатонизма, во многом опирается на учение Нумения. Нумения широко цитировали и ученики Плотина — Порфирий и Ямвлих. Апамее, как центру философской мысли, оказывала покровительство царица Пальмиры Зенобия.

В Апамее останавливались Антоний и Клеопатра, Септимий Серер, Каракалла… Во II веке вдоль главной улицы, которая называлась Кардо Максимус, римляне возвели величественную колоннаду, протянувшуюся почти на два километра. На каждой колонне, на специальном карнизе, стояли бюсты самых знаменитых горожан. Разные секции колоннады искусные ваятели украсили различными узорами — то вертикальными рифлями, то спиральной насечкой, на одних колоннах вьющейся вправо, на других влево, — и тем самым избежали монотонности в архитектурном ансамбле, придали ему легкость, солнечное нестрогое изящество.

Простояв молчаливым свидетелем византийского владычества, арабских завоеваний, походов крестоносцев, колоннада в 1157 году рухнула во время сильнейшего землетрясения. А 13 лет спустя новое землетрясение прекратило в развалины всю Апамею. Только в 60-х годах нашего столетия начались раскопки этого города, славой и красотой в свое время мало чем уступавшего легендарной Пальмире. Уникальные находки из Апамеи украшают музеи в Дамаске, Брюсселе, Хаме.

Сегодня помимо отчасти восстановленных колонн в Апамее можно видеть развалины вместительного театра, восьмидесятикомнатного дворца с мозаичными полами, храма. И повсюду — хаос нагроможденных друг на друга камней, плит, когда-то составлявших стены зданий и мостовые улиц, обломки колонн, осколки резных пилястров и капителей. Среди руин бродят мальчишки, сосредоточенно ковыряя землю палкой. Время от времени они нагибаются и поднимают свои находки: куски керамики, бусины, покрытые зеленым наростом кружочки монет. Все это и пригоршни других монет, где изображение куда более рельефно, а надписи разборчивы, предлагается туристам. Сперва по ценам, от которых перехватывает дыхание, затем — вдвое дешевле, а под конец — совсем за гроши. Оно и понятно: большая часть такого «антиквариата», как мне сообщил один знакомый апамеец по секрету, изготовляется в соседнем поселке местными умельцами. Настоящие ценности находят археологи и реставраторы, работающие на главной улице неподалеку от развалин храма. Но средств не хватает — реставрационные работы идут медленно. Впрочем, Апамея не спешит, после восьмивекового сна под песчаным одеялом она терпеливо и с надеждой ждет своей второй жизни.

Дальнейшая наша дорога на север будет лежать среди степей, унылость которых несколько рассеивают редкие поселки да десятки теллей — курганов, сам вид которых говорит о том, что эти неестественно симметричные, правильные насыпи не могли быть созданы игрой слепых сил природы. Раскопки некоторых из них, например кургана Телль-Мардих в местечке Серакиб, лежащего на нашем северном маршруте, привели к удивительным открытиям.

Работы на Телль-Мардих проводила итальянская археологическая экспедиция под руководством доктора исторических наук Паоло Маттиэ из Римского университета. После многих лет кропотливого поиска археологи установили: под курганом лежит большой город, окруженный массивной крепостной стеной с величественными воротами. В 1968 году была найдена надпись, позволившая определить, что город назывался Эбла. Ученые, постепенно снимая грунт, открывали остатки жилищ, храмов, колодцев. Одна за другой следовали уникальные находки: цилиндрические печати с искусной гравировкой, изящные статуэтки обнаженных женщин, огромные двойные каменные емкости для воды с барельефными изображениями сцен пиров, военных парадов, фантастические животные с разверзнутыми пастями. Но самое большое сокровище, переоценить которое невозможно, было найдено в 1974–1976 годах. Профессору Маттиэ выпала редкая в судьбе археолога удача. В руинах царского дворца удалось обнаружить крупнейший архив, относящийся к III тысячелетию до н. э.

Более 17 тысяч глиняных клинописных табличек донесли до нас экономические, административные, словарные, юридические, литературные, эпистолярные тексты, изложенные на неизвестном древнем языке. Из текстов, в результате кропотливой и долгой работы дешифрованных специалистами, а также после археологических раскопок стало ясно, что открытый под курганом Телль-Мардих город относится ко второй половине III тысячелетня до н. э. и имел широкие межгосударственные связи. Он вел торговый обмен с Урша’умом на севере (недалеко от современного города Биреджик в Турции), с государством Мари на юго-востоке и даже с Египтом (найдены обломки алебастровой посуды с именами фараонов, правивших в XXVI–XXIII веках до н. э.). Удалось определить, что Эблой правил царь, но не единолично, а с «аппаратом» из двух-трех советников, занимавших на иерархической лестнице почти такое же положение, что и сам царь. Поклонялись эблаиты богам, типичным для западносемитских пантеонов, например богу дождя к града Хадду и богине Эттар; во главе пантеона богов жителей Эблы стоял Кура — бог, имя которого ранее нигде не встречалось.

Не все слои древнего городища еще вскрыты, однако уже установлено, что поселение на месте Телль-Мардих существовало и в IV тысячелетии до н. э., задолго до периода самостоятельного расцвета Эблы, пришедшегося на XXIV–XXIII века. Стало известно и как закончилась история Эблы: с нею воевали цари нижнемесопотамской династии Аккада Саргон Древний (2316–2261) и Нарам-Суэн (2236–2200). Последним, видимо, и разрушил Эблу около 2225 года. Однако приблизительно два века спустя Эбла возродилась из руин. Выросли новые дворцы и храмы, новый оборонительный глинобитный вал окружил город; основание его достигало 40 метров, а высота — до 20 метров. Однако мощная по тем временам фортификация не защитила Эблу от врагов. Незадолго до 1600 года до и. э. город был снова разрушен, и на этот раз окончательно. Профессор Маттиэ связывает гибель Эблы с походом древнехеттского царя Мурсили I из Центральной Анатолии в Верхнюю Сирию. Так или иначе, к XVI веку до н. э. Эбла перестала существовать, а затем исчезла и из памяти людской — чтобы рассказать о себе и своей эпохе нашему поколению.

Группа ученых, ведущих раскопки, считает, что сделанные в Эбле находки дают надежду разрешить некоторые чрезвычайно важные научные проблемы. Уточнение исторической хронологии для районов Сирии, Египта и Месопотамии; выяснение эволюции социальной системы Сирии в начале II тысячелетия до н. э.; изучение языкового развития Эблы в связи с историей семитских языков р Месопотамии и Сирии; и наконец, разрешение проблемы преемственности культур сирийского ареала от момента формирования городской цивилизации до ее разрушения Ассирией в поздний период и роли, которая принадлежит Эбле в этом процессе. «Данные, полученные до сих пор, не могут считаться решающими, — говорит профессор Маттиэ, — но они являются беспрецедентными по той роли, которую им предстоит сыграть…»[47]

Археологические работы в Эбле продолжаются. Отвечая ка одни вопросы, Эбла задает новые загадки. Вызов, который ученые не могут не принять…

Последняя точка нашего «северного» маршрута лежит всего в 20 километрах восточнее Алеппо и называется Кальат Самаан. Из предыдущих глав читатель уже знает, что «кальат» по-арабски означает «замок», «крепость», поэтому спешу заверить, что приглашаю читателя не в очередной замок, а в былую обитель монаха по имени Самаан аль-Амуди, известного у христиан как святой Симеон Столпник. С юных лет религиозный фанатик, послушник монастыря под Халебом довел идею аскетизма до абсолюта и перешел жить из кельи на вершину колонны, где и прожил 47 лет, седым старцем скончавшись в 459 году. Тело его сперва покоилось на той же колонне, притягивая толпы паломников, а позже было торжественно перевезено в церковь Св. Константина в Антиохии.

Зато церковь Св. Симеона, построенная вокруг колонны в V веке вскоре после смерти Столпника, по праву считается одной из самых — если не самой — красивых христианских церквей византийского периода. Воздвигнутая на вершине холма, она состоит из четырех изящных базилик, образующих крест. Их окружает восьмиугольное сооружение, в былые времена покрытое общим купольным сводом. Зодчие, создавшие этот шедевр, в высочайшей степени владели чувством гармонии и архитектурного равновесия. Великолепный фасад, вдоль всей длины которого вытянулись семь ступеней каменной лестницы; искусно расположенные своды, ниши, колонны, пилястры; сочетание строгих прямоугольных дверных проемов и полукруглых проемов окон… А чтобы подчеркнуть гармонию главных линий — неброская простота растительных орнаментов на золотистосолнечном, как будто теплом, камне.

Даже превращенная землетрясениями и войнами в развалины церковь Св. Симеона продолжает радовать глаз. Сегодня на холме Самаана стоит маленький музей, смотритель которого готов провести экскурсию, продать несколько видовых открыток или просто угостить посетителя чаем. А заодно и присмотреть за тем, чтобы с холма не уносились «сувениры». Мера нелишняя и вызвана прежде всего поведением не туристов, а, как ни странно, богомольцев. Их поток в Кальат Самаан не иссякает уже много веков. Издавна они шли сюда «за чудом», а поскольку чудо не свершалось, довольствовались крещением в близлежащей церквушке или просто молитвой в одной из четырех базилик, той, которая сориентирована на восток. А попутно вместо чудодейственных мощей уносили с собой кусочек, отбитый от колонны. Так что теперь не стоит надеяться, что в Кальат Самаан удастся сфотографировать знаменитый столп во всей его красе — от него стараниями паломников уцелел лишь обломок не выше полутора метров.

Путешествие на восток

Между турецкой и иракской границами в Восточной Сирии лежит одна из древнейших колыбелей народов и цивилизаций — долина среднего Евфрата.

Вдоль могучей реки и ее притоков цепочкой вытянулись города. Живые, которые люди не покидали, несмотря на войны и катаклизмы, и мертвые, погребенные под курганами-теллями и открыто стоящие горделивыми ветшающими руинами в пустыне. Заглянем в некоторые из них.

«В трехстах стадиях на север от переправы, на царской дороге из Эфеса в Сузу, в сосновых рощах на священных холмах лежит Гиераполь с древними храмами Афродиты Милитис. Ты передашь главной жрице этот серебряный ларец с печатью Александра, и они примут тебя как посланницу бога!

— Кто не слыхал о гиерапольском святилище! Благодарю и завтра же тронусь в путь!»[48]

Такой диалог состоялся в историческом романе И. А. Ефремова между полководцем Птолемеем и гетерой Тайс. И знаменитый Гиераполь — не что иное, как теперешний Мембидж — маленький сирийский городок километрах в восьмидесяти от Халеба, на дороге Халеб — Джераблус.

На тихих зеленых улочках Мембиджа лишь несколько древнегреческих стел да обломки колонн говорят о былом величии города. О бурном его прошлом не знает теперь никто, кроме специалистов. Когда-то Гиераполь был центром поклонения богине любви и плодородия Атаргатис, и в храмовых оргиях там сливались в религиозном экстазе одержимые жрицы и паломники — и две, и три, и четыре тысячи лет назад… Странные обряды настолько поразили пришедших в эти места греков, что даже в Грецию вместе с легендами проник культ Атаргатис, о котором писали многие древние авторы, в том числе и сириец по происхождению Лукиан Самосатский.

Гиераполь играл немалую роль и в римскую эпоху, и вплоть до правления императора Юстиниана в городе велось строительство укреплений. Но торговые центры и трассы сместились, и город постепенно утратил свое значение. Языческие храмы и римские укрепления превратились в развалины, а развалины прагматичными потомками гиерапольцев были разобраны на камни — сегодня от старинных руин в Мембидже почти ничего не сохранилось.

Приблизительно в 30 километрах от молодого города Ас-С. аура, на шоссе Халеб — Ракка, проходящем по правому берегу Евфрата, стоит едва приметный, ободранный ветрами указатель: «Ресафа». Узкая, но заасфальтированная дорога, продолжая стрелку указателя, бежит еще километров двадцать среди ландшафта, унылей которого трудно вообразить: ржавая, в редких серых колючках пустыня, и время от времени — бедуинские деревни из трех-четырех глиняных мазанок. На два-три таких хутора один колодец, из которого воду достают с помощью горизонтального колеса-ворота, а также осла, который ходит по кругу с завязанными глазами и кажется таким же унылым, как и окружающий его однообразный ландшафт.

Тем неожиданней и эффектней появление величественных каменных стен, которые словно выплывают навстречу из пустыни. Это и есть Ресафа — удивительный мертвый город, сохранившийся до наших дней в том старинном облике, который и подразумевало в древности слово «город»: поселение, окруженное крепостными стенами, без пригородов и посадов.

Стены, окружающие Ресафу, образуют прямоугольник — 300 метров в ширину и 500 метров в длину. С каждой из четырех сторон в город ведут ворота, но парадные и наиболее красивые из них — Северные. Пять арок, составляющих свод Северных ворот и покрытых строгим, торжественным орнаментом, покоятся на колоннах с изящными, создающими впечатление легкости коринфскими капителями, которое усиливается благодаря необычному камню, из которого построена большая часть Ресафы. Эта порода бледно-розового с серебристым отливом цвета словно впитывает свет, прежде чем отразить его тысячами блесток, и оттого на солнце стены и здания Ресафы приобретают фантастическую, светящуюся изнутри глубину.

Город упоминается еще в ассирийских текстах как Расапа, однако всемирную — и это не такое уж преуве-личение — известность он приобрел в IV веке н. э. благодаря одному из солдат стоявшего там римского отряда. Солдата звали Сергий, и так случилось, что он сделался одним из самых ярых приверженцев новой, жестоко преследовавшейся императором Диоклетианом христианской веры. В 305 году Сергий был предан в Ресафе суровой казни, а христианский мир приобрел нового великомученика — святого Сергия. Со второй половины IV века Ресафа становится местом паломничества и получает новое имя: Сергиополь. Над могилой Сергия два столетия спустя после его смерти была воздвигнута базилика: ее пол, стены, колонны сделаны из того же лучистого камня. Увы, красота материала не делает его более прочным — песчаные бури, дожди и палящее солнце на протяжении полутора тысяч лет превратили значительную часть сооружений Ресафы в развалины. А то, что еще не рухнуло, без реставрации может обвалиться в любое время.

В сотне метров на восток от усыпальницы святого Сергия стоят развалины церкви, посвященной мученику. Она представляет собой укрупненную копию базилики и в свое время считалась одной из крупнейших церквей византийского периода.

К северной стене церкви примыкает большой прямоугольный зал с колоннами и двумя нишами, покрытыми византийскими и арабскими письменами. Это мечеть, свидетельство тех времен, когда рядом уживались и христианство, и ислам.

Рядом с большой церковью на возвышении стоял дворец омейядского халифа Хишама. Но Аббасиды, придя к власти, уничтожили резиденцию предшественника, роскошь которой, по описаниям современников, превосходила роскошь дворцов в Багдаде. Аббасиды были, впрочем, не первыми, кто разорял Ресафу. С городом воевал еще в VII веке сасанидский царь Хосров I, но так и не добился победы; а Хосров II в 616 году довел начатую кампанию до конца, захватил Ресафу и разграбил ее.

Ресафа задала исследователям и несколько загадок, разрешить которые до конца пока не удалось. Во-первых, откуда и как доставлялся в город лучистый розовый камень? Ближайшие залежи такого минерала находятся километрах в сорока от Ресафы и по левую сторону Евфрата, а мостов через реку, насколько известно, не было ни выше, ни ниже по течению на многие десятки километров. Во-вторых, как немалое население Ресафы, лежащей в 30 километрах от Евфрата, удовлетворяло свои потребности в воде? Ведь в отличие от таких пустынных городов, как Пальмира, Ресафа не оазис, и уровень грунтовых вод расположен в ней очень глубоко. Может быть, влагу с помощью специальных приспособлений конденсировали из воздуха и хранили в четырех колодцах сорокаметровой глубины, обнаруженных в западной стороне города? Колодцы эти и впрямь изумляют своими размерами, геометрической правильностью сводов, рифлеными стенами, покрытыми водоупорным составом, пересохшим, но не осыпавшимся. Возможно, колодцев не четыре, а больше; и все же трудно поверить, что в засушливой степи их заполняли конденсат и дожди.

Впрочем, не исключено, что к обеим тайнам существует одна разгадка и спрятана она не так уж далеко. В 1972 году, накануне затопления котлована искусственного озера Аль-Асад при сооружении Евфратской ГЭС, на правом берегу реки советские и сирийские строители обнаружили два отверстия диаметром более трех метров, которые через несколько десятков метров сходились в один тоннель. Дальше исследовать тоннель без специального оборудования не удалось, а снаряжать экспедицию не хватало времени — жесткий график пуска гидростанции не оставлял «окон» для перерывов. Строители загерметизировали входные отверстия бетонными пробками, и вскоре входы в тоннель оказались под 35-метровой толщей воды. Однако направление тоннеля зафиксировано: он проходит в известняке приблизительно на глубине 50 метров в сторону… Ресафы! Если будущие исследования подтвердят, что Ресафу с берегом Евфрата связывал 30-километровый тоннель, многие загадки истории получат наконец объяснение.

Жизнь в Ресафе продолжалась до XIII века, пока султан Бейбарс, объявивший войну шиитской секте исмаилитов, не приказал жителям Ресафы — большей частью исмаилитам — навсегда покинуть город.

Ракка и Дейр-эз-Зор, центры одноименных губернаторств, — типичные города сегодняшней Сирии. Сотни автомобилей, автобусов, поезда проезжают их ежедневно, и мало кто из пассажиров задумывается о том, что Ракка, например, основана Александром Македонским и называлась Никефрион. При римлянах город был переименован в Каллиникос в честь убитого известного философа-софиста. А в 772 году аббасидский халиф Мансур построил новый город, взяв за образец круговую планировку Багдада; халиф Харун ар-Рашид, любивший проводить там лето, возвел роскошную летнюю резиденцию, жемчужина которой — дворец Каср ас-Салям был полностью уничтожен во время нашествия монголов в XIII веке. Арабы переименовали Каллиникос в Ар-Рафика, позже превратившуюся в ар-Ракка.

Что же касается Дейр-эз-Зора, то этот город, располагающий сегодня пятью мостами, и в древние времена был местом переправы через Евфрат для бесчисленных армий и назывался Аузара. Позднее на берегу Евфрата среди тамариска был построен монастырь, от которого и пошло арабское название города: Дейр-эз-Зор переводится как «монастырь среди кустарников».

В 95 километрах ниже Дейр-эз-Зора на высокой скале над Евфратом стоят развалины древнего города Дура-Европос, основанного в 312 году до н. э. Селевком I. «Дура» означает «крепость», а «Европос» — название города в Македонии, где родился Селевк. Принадлежавший грекам, парфянам, римлянам, Дура-Европос в период расцвета занимал площадь в 73 гектара. Порт со складами составляли нижний город, а на левом берегу были поля, орошаемые сетью каналов; в верхнем городе находились храмы, а также жилые дома, построенные строго по плану и составлявшие прямоугольные кварталы. Хотя Дура-Европос сильно пострадал от землетрясений и войн, многие постройки и укрепления города хорошо сохранились. Особенно сильное впечатление производит мощный белокаменный бастион — одно из первых сооружений Дура-Европос, откуда воины Селевка I с 90 метровой высоты просматривали окрестности.

У самой восточной границы Сирии, в 11 километрах от небольшого города на Евфрате Абу-Кемаль, при раскопках кургана Телль-Харире в 1934 году было открыто древнее государство Мари, разрушенное вавилонским царем Хаммурапи в XVIII веке до н. э. Сенсационные находки — статуи, керамика, фрески, клинописные таблички — украсили коллекции музеев Дамаска и Халеба, но большая часть находок из Мари принадлежит Лувру: что поделаешь, раскопки вели французские археологи.

Наше путешествие па восток по Евфрату оканчивается у сирийско-иракской границы. Сирийская Месопотамия — это не только сам Евфрат, но и его притоки. В их поймах располагаются телли, изучаемые наукой и еще не исследованные до конца, историческое значение которых трудно переоценить.

Это Телль-Джудайда и Телль-Рефат к северо-западу от Халеба. В Телль-Джудайде были найдены глиняные хижины и шалаши из обмазанных грязью веток, датируемые V тысячелетием до н. э. Телль-Рефат — древний Арпад, столица Северосирийского союза начала 1 тысячелетия до н. э.), неоднократно упоминается в Библии и клинописных табличках. В VIII веке до н. э. в Арпаде размещалась резиденция ассирийского царя Тиглатпаласара III.

Телль-Ахмар в 25 километрах от Мембиджа скрывал древний город Тиль-Барсиб, упоминавшийся уже в клинописях III тысячелетия до н. э. Суда, поднимаясь вверх по Евфрату, загружались там лесом. Во II тысячелетии до н. э. он принадлежал хеттам, затем ассирийцам. В Алеппском музее находятся уникальные экспонаты из Телль-Ахмара: барельефы с изображением сцен охоты, мифических животных, хеттского бога Тешуба, с секирой нападающего на драконоподобное чудовище…

В верховьях Хабура (приток Евфрата) находятся курганы Телль-Халяф, Телль-Брак, Телль-Чагер-Базар. На месте Телль-Халяфа в древности располагался хеттский город Гузан, однако поселения существовали там и раньше — в конце VI — начале IV тысячелетия до н. э. Находки, сделанные в нижних уровнях Телль-Халяфа и выделенные учеными в так называемую халяфскую культуру, представляют образцы декоративного искусства. Это с величайшим мастерством сделанные и расписанные блюда, горшки, тарелки, кувшины, чаши. Халяфцы наносили на посуду сложные многоцветные геометрические и растительные орнаменты, которые, как писали те, кто изучал их, по красоте не были превзойдены, по крайней мере с современной точки зрения, ни в какие исторические времена. Храм, раскопанный археологами в Телль-Браке, относится к концу IV — началу III тысячелетия до н. э. Раскопки Телль-Чагер-Базара вскрыли пятнадцать культурных уровней.

В том, что сирийская Месопотамия даст миру еще немало ошеломляющих открытий, нет никакого сомнения — на это лишь нужно время. Через него, как мы убедились, мостик перекинуть не столь уж сложно…