ПРОЛОГ

Сначала была жажда пищи, голод, абсолютный и требовательный. Живые существа карабкались и сражались, тысячи их, кусающихся и бьющих ногами, сцепились в единый перекатывающийся клубок. Никаких союзников, никакой дележки, лишь миллионы сражающихся каждый за себя пауков, пожирающих своих собратьев, хрустящих их плотью и высасывающих сладкие жизненные соки.

Те, кто сумел пережить первые мгновения свободы после выхода из яиц, утолили наконец свой физический голод, их восьминогие тельца раздулись. Наступила минутная передышка.

Но физический голод оказался не более чем катализатором, и эти твари, потомки Повелительницы Хаоса, от физических нужд возвысились до потребностей честолюбия, от простого голода — к первому вкусу силы, и яростная битва забушевала вновь. Они вгрызались — и они ели. Они нападали и насыщались, напитываясь как пронзительной болью своих соперников, так и ароматом истекающего из них ихора. Вопль бьющейся в агонии жертвы. Страх в восьми крохотных глазках, когда один получает преимущество, а другой понимает, что настал конец.

Счастье пролить кровь.

Это означало следующий уровень, стоящий выше физического, для тех, кто уцелел во время первоначального насыщения. Означало удовлетворенное самолюбие, ощущение своего превосходства, сладкий вкус победы. И тысячи пауков успокоились.

Но это был еще не конец.

Ибо превыше голода и жажды власти была потребность в риске, воистину характерная черта богини Ллос, запредельная и парадоксальная тяга ходить по самому краю.

И все началось снова. Тысячи пауков нападали, убивали и гибли сами, и к тем, кто выжил в первые мгновения этого нового испытания, пришло осознание себя, потому что они были порождениями Ллос, детьми хаоса, и именно в этой круговерти сражения, когда отовсюду маячило забвение, эти существа жили, жили истинной жизнью, наслаждаясь пониманием того, что каждый миг может оказаться последним.

В этом и была прелесть Хаоса.

В этом заключалась притягательность Ллос.

И это означало гибель для всех, кроме одного.

Загрузка...