Украина: государство или страна?

Европейцы, азиаты или евразиицы?

Для интеллектуалов восточнославянского региона это извечный вопрос. После развала Советского Союза и обретения Украиной государственной суверенности он приобрел как бы второе дыхание. От ответа на него, так кажется многим украинским национал-патриотам, зависит выбор Украины: с кем ей быть. Не имея убедительных аргументов в пользу европейского выбора в современной украинской жизни, они ищут их в древней истории. Место Украины в Европейском Сообществе определено якобы ее исконной принадлежностью к европейской цивилизованной общности.

Не убежден, что для вхождения Украины в объединенную Европу нам необходимо подтверждение своей исторической европейскости. От Болгарии или Венгрии, насколько нам известно, этого никто не требовал. Еще меньше оснований уповать на подобные аргументы вполне азиатской стране Турции, которая, тем не менее, уже стоит на пороге европейского дома. Принимая во внимание возросший интерес к проблеме украинского этногенеза и учитывая ее спекулятивное осмысление патриотической общественной мыслью суверенного периода истории Украины, представляется принципиально важным нарисовать читателям объективную, основанную на показаниях источников, картину этнического развития на нынешних украинских землях.

Разумеется, речь не об определении географической принадлежности Украины. Здесь нет сомнений. Конечно, Украина европейская страна. Но отвечает ли такому определению и ее население? Можно ли, как это делают национал-патриотические этноидеологи, утверждать, что украинцы исконные европейцы?

Когда-то известный идеолог украинской государственности В. Лыпинский, пытаясь найти причины, которые в течение столетий мешали созданию украинского государства, одной из главных считал именно украинское евразийство. Причем граница между разными цивилизационными явлениями, по его мнению, была не столько географическим, сколько духовным понятием. «Мы эту границу между Востоком и Западом, — писал он, — имеем в географически неопределенном состоянии на своей земле, и по нашему живому телу происходит все время передвижение этой подвижной границы, то дальше на Восток, то дальше на Запад»[4].

Если принимать во внимание не литературную метафору, а реальный исторический процесс, то придется признать, что перед населением нынешней территории Украины в течение тысячелетий проблемы выбора между Востоком и Западом вообще не существовало. Учитывая ее географическое положение, она одновременно была и на Западе, и на Востоке. Во все исторические эпохи эта территория представляла собой большое этнокультурное порубежье, или, говоря другими словами, контактную зону, где встречались культуры и народы разных миров.

С одной стороны это Восток, из которого периодически выталкивались в степные пространства будущей Украины большие массы людей, приходящих сюда со своей культурой. С другой — это Запад в широком значении этого слова — Греция, Рим, Византия, Скандинавия, культуры которых заметно влияли на историческое развитие варварских племен Восточной Европы, а затем и древнерусской народности.

Досадно, что на каждом этапе украинского возрождения эта очевидная историческая истина требует новых доказательств. При этом наблюдается удивительное постоянство интеллектуалов национал-патриотического толка разных периодов в ее невосприятии. Они почему-то уверовали, что Запад — это хорошо, а Восток — плохо, а если так, то его (Востока) и вовсе не было в жизни украинского народа.

Классическим примером восточной (азиатской) по происхождению нации в Европе являются венгры, пришедшие на новые земли в IX ст. из Южного Зауралья. К их чести, они не только не комплексуют по поводу своего азиатского происхождения, но постоянно подчеркивают это и всячески пытаются отыскать свои корни. Конечно, в процессе свыше 1100-летнего проживания на новой родине венгерский этнос взаимодействовал со своими славянскими, немецкими и румынскими соседями, что не могло не сказаться на его культуре, в том числе и языке, который, однако, не подвергся коренным изменениям.

Взаимодействие культур и их носителей — естественный процесс, который на территории Украины происходил в течение всей ее истории. В отдельные периоды это приводило к особому подъему творческих сил того или иного этнообразования, порождало новые культурные феномены, которые не имели прямых аналогов в предшествовавших эпохах.

Теоретически любой этнос имеет своего предка. И даже не одного, а нескольких. В действительности — многих предков, но выявить ту единственную

эволюционную нить, связывавшую исторический этнос с его прародителем или прародителями, — невозможно. Этого нельзя сделать не только для украинского этноса, но даже и в целом для восточных славян. Культуро- и этногенез древнего населения современной территории Украины отличался невероятной многолинейностью и сложностью. В отдельные исторические периоды здесь скрещивались десятки разных культур и народов. Причем, если степной коридор тысячелетиями служил дорогой на запад азиатским племенам и народам, то лесостепная зона чаще была ареной западно- и североевропейских влияний, включительно с переселением больших масс населения.

Рассмотрение этой трудной проблемы начнем с эпохи энеолита, которая представлена на значительной территории Украины так называемой трипольской археологической культурой. В свое время ее первооткрыватель В. В. Хвойка склонен был видеть в трипольцах племя арийского происхождения, которое имело непосредственное отношение к праславянам. Не разделявшиеся многими серьезными археологами и в то время, идеи Хвойки обрели своих горячих сторонников в независимой Украине. Многие из них пошли намного дальше и утверждают, что трипольцы являются предками украинцев.

Конечно, трипольская культура является одной из наиболее ярких в энеолитическое время, и было бы заманчиво связать ее с украинским этногенезом, однако сделать это невозможно. По своему происхождению она не автохтонная на наших землях. Ее первоначальное формирование связано с Малой Азией, Восточным Средиземноморьем и Балканами. Территория распространения — от Трансильвании до Днепра. Сегодня на ней проживает, по меньшей мере, три народа — румыны, молдаване, украинцы.

Кроме того, наряду с трипольцами в других регионах нынешней территории Украины проживало население, оставившее еще около десятка археологических культур. Даже если исключить из «претендентов» на славяно-украинское «прародительство» степных кочевников, окажется, что выбирать приходится не из одних трипольцев. Отдав предпочтение последним, мы лишаем аналогичных прав всех других племен и народов этого же периода.

Такое упрощенное понимание проблемы этно- и культурогенеза с непременным поиском единственного народа-прародителя с научной точки зрения абсолютно несостоятельно.

И все же — кем были носители трипольской культуры? В свое время этнолог и археолог В. М. Щербакивский отмечал, что трипольцы создали «общество азийско-эламского типа». М. С. Грушевский полагал, что трипольская культура соответствовала эпохе индоевропейской языковой общности. Б. А. Рыбаков склонялся к мысли о принадлежности трипольцев к индоиранской ветви индоевропейцев, а Д. Я. Телегин обосновал их фракийскую принадлежность. В литературе высказана точка зрения, что трипольцы вообще не были индоевропейцами, а относились к людям средиземноморского и арменоидного типов.

Как видим, проблемой является не только этногенетическая связь трипольцев со славянами или украинцами, но и с современными им народами. Определенно можно только утверждать, что в энеолитическое время территорию будущей Украины населяли индоевропейцы, средиземноморцы и прафинно-угры.

Не меньшей этнокультурной пестротой характеризовалось население территории Украины и в бронзовую эпоху (конец III тыс. до н. э. — I тыс. до н. э.), с тем лишь различием, что большинство ее культур, а следовательно, и их создателей, имели восточное происхождение.

К первому этапу бронзового века относится ямная археологическая культура, носителей которой археологи отождествляют с индоиранцами. Средний этап в пределах Украины характеризуется катакомбной культурой, с которой многие лингвисты связывают так называемую арийскую общность. Надежных данных для этого немного, однако если бы и удалось доказать, что прародиной древних ариев была территория современной Украины, видеть в них непосредственных предков украинцев и даже славян невозможно. Прежде всего потому, что древние арии были кочевыми скотоводами, а не оседлыми земледельцами, коими всегда являлись славяне. К тому же, последние в это время находились в состоянии неразделенной германо-балто-славянской языковой общности и были создателями не катакомбной культуры, а культуры шнуровой керамики. Она распространялась на огромных пространствах лесной и лесостепной зон от верхней Волги до Северной Германии.

Самое раннее, когда можно говорить о праславянах, это эпоха поздней бронзы. Однако и в это время этнокультурный ландшафт Украины представлял собой пеструю картину. На юге продолжали обитать кочевые индоиранцы, на востоке — прафинно-угры, на западе — фракийско-иллирийские племена. И только на севере исследователи помещают праславян, с которыми связывается тшинецко-комаровская археологическая культура.

Аналогичным оставались этнокультурные процессы и в эпоху железа, начавшуюся в конце II — нач. I тыс. до н. э. Степная зона, как и прежде, была местом проживания народов иранской языковой семьи: киммерийцев, скифов и сармат. Их большой родиной являлись бескрайние просторы евразийских степей — от Забайкалья до Дуная. Первыми в причерноморских степях появились киммерийцы, затем их вытеснили скифы, пришедшие на Европейскую равнину из-за Аракса в VII в. до н. э., и, наконец, на рубеже III — II в. до н. э. здесь появились сарматы.

Необычайная динамичность кочевой жизни и военная агрессивность по отношению к своим оседлым соседям, в конечном итоге, положительно сказывались на их культурном развитии. В частности, в результате активного взаимодействия скифского мира с античным образовалась яркая культура, аккумулировавшая так называемый звериный стиль ираноязычных народов и достижения античной цивилизации. Раскопки огромных курганов царских скифов обнаруживают прекрасные произведения искусства, изготовленные из цветных и драгоценных металлов. Они не целиком античные, поскольку наполнены элементами скифского звериного стиля, но и не совсем скифские, так как на многих из них присутствуют изображения сцен из греческой мифологии. Условно эту синкретическую степную культуру IV — III в. до н. э. можно назвать скифо-античной.

В сарматский период в степях Северного Причерноморья получает распространение так называемый «бирюзово-золотой» стиль, генетически восходящий к среднеазиатскому и западносибирскому регионам и впитавший в себя влияния китайского искусства. Местом изготовления предметов «бирюзово-золотого» стиля исследователи называют Восточное Приаралье, Усунь или Кангой[5].

Во времена безраздельного господства в степном регионе ираноязычных кочевых народов, в лесостепном и полесском проживали местные племена, наследники создателей культур позднебронзового века. Геродот называет их поименно: скифы-пахари, скифы-земледельцы, сколоты, гелоны, невры, будины и др. Среди этих племен определенно были и славяне.

Не может быть и наименьшего сомнения, что эти два мира — кочевой и оседлый — находились в постоянном взаимодействии. Не исключено, что северные народы входили в так называемую Великую Скифию на правах федератов. В пользу этого как будто свидетельствует наличие в этом регионе больших укрепленных центров. Отдельные из них, как Вельское городище, достигали огромных размеров и без наличия раннегосударственной организационной структуры вряд ли могли быть возведены. Вполне скифским выглядит при раскопках таких городищ и материальный комплекс. Даже если предположить, что укрепления эти сооружались местным населением для защиты себя от скифских вторжений, что маловероятно, то и в этом случае вывод об их взаимодействии будет справедливым.

Схожей этнокультурная ситуация была и в сарматское время, продолжавшееся со II в. до н. э. до начала III ст. н. э. С одной стороны, сарматские племена — аорсы, языги, роксоланы, аланы и др. — вошли в контакт с античными центрами Северного Причерноморья, над которыми осуществляли свой протекторат, с другой — стремились подчинить себе оседлые племена лесостепной зоны. Как известно, беспокойные южные соседи вынудили славянских носителей зарубинецкой культуры оставить свои южные земли и отойти на северо-восток[6]. Определенно с сарматским натиском на северных соседей следует связывать и появление у них укрепленных центров. Как показал Е. В. Максимов, практически все раннезарубинецкие поселения II— I в. до н. э. в Среднем Поднепровье находятся на труднодоступных останцах плато или высоких мысовидных выступах по берегам Днепра, Тясминя, Роси. Многие из них имеют искусственные укрепления[7].

В III в. н. э. Сарматия сама подверглась нашествию. В ее пределы с севера вторглись племена Готского союза: готы, гепиды, гегерулы и др., которые образовали в Нижнем Поднепровье государственное объединение, известное в истории, как держава Германариха. В нее, на правах федератов, вошла и часть сарматских племен.

Как видим, в начале I тыс. н. э. этнокультурная карта будущей территории Украины представляла собой пеструю мозаику, составленную с ираноязычных, славянских и германских племен, а также греков, римлян, даков и фракийцев.

Во II — IV вв. н. э. под влиянием римских провинций на территории Украины сложилась яркая археологическая культура, которая в литературе получила название черняховской. Она, как когда-то трипольская, заняла лесостепные пространства от Нижнего Подунавья до Среднего Днепра. Отличалась высоким уровнем гончарного производства, имела развитое стеклоделие, железоделие, ювелирное ремесло, знала тяжелый плуг, а следовательно, и высокую культуру хлебопашества. Обнаружение римских монет, а также амфорной тары на черняховских поселениях указывает на наличие налаженных торговых связей носителей черняховской культуры с центрами Римской империи.

Кого считать творцом этой культуры? «Безусловно, славян», — заявляют одни. «Скорее всего, приоритет в создании черняховской культуры принадлежит готам», — заявляют другие. Третьи не исключают участия в ее формировании поздних сармат.

Правы, как это нередко бывает в таких случаях, одновременно все. В неспокойные времена переселения народов, когда через территорию Украины проходили разные племена, — готы из европейского севера, сарматы из азиатского востока, — население Черняховской культуры едва ли могло быть моноэтничным. Однако в лесостепном регионе ее памятники, бесспорно, принадлежат славянам, что убедительно показали в своих исследованиях Е. В. Махно, М. Ю. Брайчевский, В. Д. Баран, И. И. Винокур и др.

Угасание Черняховской культуры приходится на конец IV — нач. V в. Связано оно, с одной стороны, с крушением Рима, с другой — с опустошительным нашествием новых азиатских кочевников — гуннов. Уничтожив или ассимилировав поздних сарматов, а также вытеснив из Нижнего Поднепровья готов, гунны на более чем столетие становятся полновластными хозяевами южнорусских степей. Они создают здесь государственное объединение, подчинившее себе остготов, гепидов, аланов, а также какую-то часть славян.

В VI в. гуннов, потерпевших сокрушительные поражения на Каталаунских полях (451 г.) и на р. Недао (453 г.), сменили родственные им авары. По пути на Дунай они покорили болгарские племена утигуров и кутригуров, а затем и славян-антов, которые, согласно Иордану, жили между Днестром и Днепром и были сильнейшими среди славян[8]. С антами исследователи уверенно связывают Пеньковскую археологическую культуру, зафиксированную на территории лесостепного пограничья от Северного Донца до Нижнего Подунавья.

Как свидетельствует Феофилакт Симмоката, в 602 г. аварский каган направил против антов войско во главе с полководцем Апсихом, которое нанесло им чувствительное поражение. После этого византийские историки больше не упоминают об антском объединении. О противостоянии восточных славян с аварами свидетельствует и древнерусская летопись. Во времена императора Ираклия (около 620 г.) они подчинили своей власти дулебов. «Си же обри воеваху на славѣнѣх, и примучиша дулебы, сущая словѣны, и насилье творяху женамъ дулѣбскимъ»[9].

Одновременно с антским византийские авторы называют склавинское славянское объединение, которое, по-видимому, надежно фиксируется корчакско-пражскими древностями. В VI — VIII вв. восточные славяне представляли собой большой народ, расселившийся на огромных пространствах лесостепной и полесской зон Восточной Европы. Расселение это было сопряжено с ассимиляцией многих неславянских народов: на северо-западе — балтских, на северо-востоке — финно-угрских, а на юге — сармато-аланских и тюркских.

Еще одним кочевым народом, судьба которого в VII— VIII вв. тесно переплелась со славянами, в том числе и восточными, были болгары. Русские летописцы представляли себе их как часть хазарского сообщества, покинувшего прежние места обитания и ушедшего на Дунай. По пути на новую родину они сталкивались с восточными славянами и, как пишет летописец, были им «насильники»[10]. Видимо, уже здесь начался процесс их славянизации. Переселенческий поток болгар определенно втянул в себя и какую-то часть восточных славян, которые уже с VI в. освоили путь к дунайским границам Византии. Вероятно, одним из примеров славяно-болгарского симбиоза может быть Пастырское городище. Находится оно в ареале Пеньковской культуры, но выделяется своеобразием археологического комплекса. В свое время М. И. Артамонов видел в этом центре ставку кутригурского хана, хотя и ничем не подкрепил свое предположение.

В IX в. на восточных окраинах славянского мира появились угры, или мадьяры. Происходили они из угро-финской языковой семьи. Древней их прародиной были южноуральские степи. Путь на запад пролегал через Башкирию, Волгу и Дон, а далее в причерноморские степи. Какое-то время угры проживали по соседству с Хазарией, но затем под давлением печенегов, откочевали в низовье Днепра, в местность, получившую название Ателькуза. Продвигаясь на запад, союз венгерских племен имел постоянные столкновения со славянами. Восточные авторы (Ибн Русте, Гардизи и др.) свидетельствуют о частых набегах венгров на земли славян, о захвате ими богатой добычи и пленных. Глухим отголоском этих отношений ІХ в. является, по-видимому, и свидетельство летописи о прохождении угров мимо Киева, а также об изгнании волохов и занятии их земли вместе с покоренными славянами. «Посемъ же угри прогнаша волъхи, и наслѣдиша землю ту и сѣдоша с словѣны, покоривше я подъ ся»[11]. В цитированном тексте речь, по-видимому, о том времени, когда под давлением тех же печенегов венгры вынуждены были оставить Ателькузу и уйти на Дунай.

Разумеется, русско-венгерские отношения ІХ в. не сводились только к военным столкновениям. Имели место и мирные отношения. Некоторые исследователи полагают даже, что киевский князь Аскольд поддерживал дружеские контакты с венгерским вождем Алмошем, правда, надежных данных, подтверждающих это, нет.

С конца ІХ в. хозяевами южнорусских степей стали печенеги. Свой путь на запад они начали из прикаспийских просторов и Южного Приуралья. Этнически не представляли собой монолитного и чистого народа. В их союз, помимо тюркоязычных орд, входили и какие-то венгерские объединения.

Как свидетельствовал Константин Багрянородный, страна Печенегия состояла из восьми фем (по-видимому, восьми орд), из которых четыре были на левом берегу Днепра и четыре — на правом. От Руси она отстоит на один день пути[12]. В русской летописи печенеги впервые упомянуты под 915 г. И с тех пор были беспокойными соседями Киевской державы вплоть до середины XI в.

Историческая память Руси в большей мере зафиксировала те события в русско-печенежских отношениях, которые имели драматические, а иногда и трагические проявления. Летопись сохранила известия о двенадцати военных конфликтах между сторонами. Даже если предположить, что какая-то часть печенежских вторжений на Русь и русских ответных походов в степь не попала в поле зрения русских летописцев, то и тогда невозможно представить полуторасотлетнюю историю русско-печенежских отношений как сплошное военное противостояние. Конечно, имели место и мирные отношения. Есть достаточно оснований утверждать, что какая-то часть печенежских орд осела в южнорусском пограничье и приняла подданство Руси.

В начале XI в. на земли, занятые печенегами, массово хлынули кочевые орды торков, известных в византийских хрониках под именем узов, а в восточных сочинениях — гузов. Этнически они были родственны печенегам. Около середины XI в. гузы вплотную приблизились к южным границам Руси. После крупного поражения в 1116 г. на р. Дон, которое торки потерпели от своих сородичей половцев, они обратились за покровительством к Руси и были расселены в южном и юго-восточном ее пограничье. Русские летописцы именуют их «своими погаными» в отличие от чужих — половцев. За проживание в пределах Руси торки, которых чаще называли черными клобуками, обязаны были нести сторожевую службу и принимать участие в антиполовецких походах русских дружин. Их административным центром был город Торческ в Поросье.

Проживание в пределах Киевской, Переяславской и Черниговской земель, нередко чересполосно с русичами, наложило отпечаток на экономику, культуру и быт торческих племен. От кочевого они переходили к оседлому образу жизни. Многие представители черноклобукской знати принимали православие, и, возможно, именно необходимостью обращения их в христианскую веру было вызвано основание Юрьевской епископии. Постепенно они ассимилировались древнерусским этносом и становились его органической частью.

Вслед за торками в южнорусские степи переселились половцы. К 60-м годам XI в. они освоили огромные степные пространства протяженностью с востока на запад 2 тыс. км и с юга на север — 400—500 км. Вплоть до монголо-татарского нашествия они оставались беспокойными соседями Руси. Этнически эта огромная страна не была только половецкой. Здесь проживали и другие народы: аланы, яссы, хазары, гузы, косоги.

Летописи полны сообщений о половецких вторжениях на Русь и ответных походах русских дружин в степь. Как те, так и другие неизбежно были сопряжены с захватом большого числа пленников, которые уводились в степь и на Русь, где они растворялись в преобладающей этнической среде. Однако Русь и половцы не только воевали, но и поддерживали мирные отношения, в том числе и брачные. Разумеется, это были, как правило, дипломатические браки, оказывавшие заметное влияние не только на политические отношения двух стран, но и на этнокультурные.

Летопись упоминает десять случаев женитьбы русских князей на половчанках. Учитывая многодетность княжеских семей, можно предположить, что от этих смешанных браков могло родиться, по меньшей мере, 60—70 детей. Во втором колене их число достигало бы 300—350. В действительности этническое смешение русских и половцев было более значительным. С половецкими принцессами на Русь прибывали и их молодые подруги, которые выходили замуж за представителей боярского окружения князей.

Можно уверенно утверждать, что русские и половцы хорошо знали язык друг друга. В половецком словаре сохранились русские слова «изба», «печь». Что касается русского языка, то в нем вообще очень много тюркизмов. Соседство с Русью не могло не сказаться и на духовном развитии половцев. Начиная с XII в., многие из них принимали христианство. В отдельные периоды они обращались в новую веру целыми родами. В процессе длительного соседства русских и половцев происходило взаимное обогащение их материальных культур, о чем свидетельствуют археологические находки, русские в степи и половецкие на древнерусских памятниках.

Существенное изменение в этнокультурное развитие Руси внесло монголо-татарское нашествие и продолжительное их господство над восточными славянами. Последние активно «окрашивались» в тюркомонгольские тона. Происходило это не только посредством многочисленных внебрачных связей татарских воинов с русскими женщинами, но и через оседание части татар в южнорусском пограничье и их постепенную ассимиляцию. Из Лаврентьевской летописи знаем о слободах татарского баскака Ахмата в Посемье. В них, кроме татар, проживали, по-видимому, и русичи. В действительности таких татаро-славянских поселений в южнорусских землях было много, учитывая то, что часть татар были христианами.

Разумеется, степень взаимных влияний монголо-татар и русичей не следует преувеличивать, но и не учитывать их наличия тоже нельзя. Со временем влияние монголо-татар, ставших соседями Южной Руси, а затем и Украины на многие столетия, на славянское, в том числе и украинское население стало более значительным. По существу, именно оно сформировало этнографический образ казака с его вышитой сорочкой, широкими шароварами, кривой саблей, бритой головой и длинными усами. И не случайно в народном эпосе, а также в живописи он получил название «казак Мамай».

Таким образом, из всего сказанного выше следует вполне объективный вывод о том, что во все времена культуро- и этногенез на нынешних землях Украины неизменно питался двумя мощными импульсами — европейским и азиатским. Это обуславливало синкретический характер культур, а также необычайную динамичность этногенетических преобразований. И как не было чистых культур, так не было и чистых этносов, а тем более, единого и неизменного в течение тысячелетий. В этнокультурном отношении обитатели территории Украины всегда были евразийцами, причем граница между этими двумя культурно-историческими мирами, выражаясь фигурально, проходила не по Уралу, а по Суле на Левобережье и Тясменю на Правобережье Днепра, то есть по линии размежевания степи и лесостепи.

На протяжении тысячелетий два эти этнокультурные миры находились в постоянном взаимодействии, торговали, вступали в брачные узы, обменивались культурными достижениями, воевали. Столкновения неизбежно сопровождались ассимиляционными процессами, когда более сильный этнос побеждал более слабый или на базе нескольких этносов и их культур образовывался единый новый этнос, часто не похожий на своих предшественников.

Следовательно, объяви мы себя хоть президентским универсалом чистыми европейцами, от этого наша евразийская сущность нисколько не изменится. Хорошо это или плохо? Не думаю, что именно так следует формулировать наше отношение к своим истокам. Родителей, как известно, не выбирают.