Уловка

Глава 4

— Покататься?

— По ранчо. Вы ведь хотите осмотреть его?

Энди не могла разочаровать генерала: он очень гордился своими владениями и хотел, чтобы она их увидела.

— Конечно, хочу. Но я здесь, чтобы работать, а не развлекаться. Мне не хочется отнимать у Лайона время. Уверена, ему есть чем заняться.

— Ему наверняка есть чем заняться. Однако я сомневаюсь, что он счел иные дела более увлекательными, — сказал Майкл Рэтлиф, улыбаясь.

Она не могла поверить в то, что после вчерашнего Лайон может захотеть ее увидеть, впрочем, как и она его.

— Вы уверены, что он просил меня с ним встретиться?

— Это было последнее, что он сказал, перед тем как уйти. Он просил вас найти его возле гаража. А теперь прошу прощения, Энди, утро я провожу за чтением. Я не могу читать долго — глаза отказывают. Если хотите, можем поговорить после ланча.

— Конечно, и, пожалуйста, отдыхайте. Следующие несколько дней будут напряженными.

— У меня будет уйма времени, чтобы отдохнуть, — сухо сказал он. — С нетерпением жду интервью, — и с этими словами генерал выехал из комнаты.

Она в одиночестве закончила завтрак, внутренне стараясь собраться с силами перед встречей с Лайоном. Что надевают для экскурсии по ранчо? Энди не желала давать ему повод для издевок — так что джинсы и тяжелые ботинки в стиле Дикого Запада отпадали. Что ж, пожалуй, ее узкие брюки и трикотажный топ, выбранные утром, вполне подойдут. «Пусть подождет», — злорадно подумала она, поднимаясь к себе, чтобы поправить макияж и прическу. Взяв в руки флакон с духами, она на секунду замерла, а потом аккуратно брызнула на шею и запястья. Он будет не прав, если примет это на свой счет: Энди всегда пользовалась парфюмом, в том числе и днем.

Патио и бассейн были абсолютно пусты, когда она вышла наружу через стеклянную дверь столовой. Утро было прохладным и пахло свежестью. На солнце набежали легкие облака, листья покачивались от дыхания южного бриза. Если стоять тихо, то можно было услышать журчание далекого речного потока.

— Доброе утро.

От неожиданности она подпрыгнула и резко обернулась. Она была так поглощена окружающей ее красотой, что не услышала, как он подошел.

— Доброе.

Она ощутила легкий и свежий аромат, который уже начала ассоциировать с Лайоном: он тоже пользовался туалетной водой.

— Готовы?

— Да.

Он развернулся и быстро пошел в сторону припаркованного неподалеку джипа, который она не успела заметить. Двери и крыша у него отсутствовали, на верхушке была круглая железная перекладина. Сиденья выглядели так, как будто машина все время ездила по очень пыльным дорогам. Лайон сел за руль, она взобралась на пассажирское сиденье. Энди едва успела схватиться за перекладину, прежде чем джип рванул вперед. Лайону определенно стоило взять пару уроков безопасного вождения.

— Нормально спали?

— Да, — соврала она уже второй раз за утро.

Как бы ей хотелось не видеть его сильные жилистые руки на рычаге переключения передач, мышцы на его бедре, заметно напрягающиеся под тканью, когда он жал на педали. Она отвела глаза чуть в сторону, чтобы вырваться из вызванного им транса. Он крепко сжимал руль. Что-то в его облике сегодня выдавало с трудом сдерживаемый гнев. Казалось, его одежда вот-вот начнет лопаться под напором скрытой внутри агрессии. Она внимательнее вгляделась в его лицо, чуть затененное соломенной ковбойской шляпой: линия скул была тверда, как железо, челюсти сжаты. Когда он моргал, в этом движении было нечто большее, чем рефлекс — это была злость, как будто он старался прояснить зрение, затуманенное яростью. Похоже, Лайон не был настроен на разговор, вся его энергия уходила на то, чтобы контролировать движение машины по ухабистой дороге. Энди отвернулась и стала изучать пейзаж: она ему свою компанию не навязывала. После его вчерашнего безобразного поведения этот мужлан должен быть благодарен ей уже за то, что она хотя бы с ним разговаривает. И вообще, если он так ее презирает, зачем он пригласил ее на эту экскурсию?

«Черт ее дери», — думал Лайон. Он то вытягивал пальцы до предела, то снова сжимал их вокруг руля с такой силой, что они болели. Если она была той, кем была, почему ей нужно выглядеть вот так? Если она хочет быть частью мужского мира, почему бы ей не носить костюм или что попроще? Почему на ней одежда вроде этой майки-блузки — что бы это ни было, — которая с точностью облегает контуры ее груди, и эти брюки, обтягивающие бедра? Почему ее босые ноги в сандалиях выглядят такими маленькими и изящными, что он не прекращает задаваться вопросом, как на них может держаться какая-то обувь. Ногти были покрашены нежным коралловым лаком, цветом, который напоминал морскую раковину изнутри… «Черт, — выругался он про себя, — ты себя вообще слышишь, Рэтлиф? Морская, так ее, раковина. Ну да, она привлекательная девчонка. И? Поэтому нужно себя вести по-идиотски, как подросток? Ведь ты и до этого бывал с красивыми женщинами, некоторые были даже более красивыми, чем эта. Но что-то есть в ее… глазах? Да, необычный цвет, но… Нет, это ее манера смотреть на тебя, когда ты с ней говоришь, как будто рассказываешь что-то жизненно важное для нее. Ей интересно, ей хочется узнать больше, твое мнение имеет значение.

Полегче, Рэтлиф. Не спеши попадаться на эту удочку. Ведь заставить тебя так думать — это ее цель. Это ее работа. Секрет успешного журналиста — умение слушать. Ладно, у нее красивые глаза, и она использует это преимущество. Но ты по-прежнему знаешь, что этот соблазнительный рот лжет — если не словами, то уж точно поцелуями. Признай это, друг, поцелуй не значил для тебя так много уже очень давно. Некоторые женщины изображают страсть, надеясь добраться до твоей чековой книжки, другие отвечают на ласки, потому что выучили, что мужчинам это нравится. Но Энди… да, черт, так ее зовут. Энди. Энди. Ее страсть не была притворной, этот поцелуй нужен был ей так же сильно, как и тебе. Она этого хотела. Она знает, как брать и как отдавать. Ты ощутил желание, пронзившее все твое существо, от которого готов был взорваться. Это тебя испугало, сильно, так что ты поклялся себе, что больше не будешь иметь с ней никаких дел. И что же? Этим утром первое, что ты делаешь, назначаешь ей встречу наедине. Она ядовита, черт ее дери. Так почему же ты неотрывно следишь за ней боковым зрением, Рэтлиф? Почему ты отмечаешь, как на каждой кочке она хватается за край сиденья? Надеешься, что раз ее рука так близко к твоему бедру, то она…»

На этом месте Лайон резко оборвал свои мысли, зашедшие непозволительно далеко, и неожиданно нажал на тормоз. По инерции их обоих резко бросило вперед, а потом назад, на сиденья. Энди глядела вниз с утеса. Вид был потрясающий. Они взобрались высоко на холмы и теперь смотрели на долину. Далеко внизу, в рощице рядом с рекой, примостился дом, отсюда похожий на детскую игрушку. Ей хотелось, чтобы Лайон что-нибудь сказал. Или он ждал, пока она заговорит? Девушка слегка повернула голову и кинула на него взгляд: он смотрел прямо перед собой в лобовое стекло.

— Здесь, наверху, очень красиво, — проговорила она неуверенно.

Он сдвинул ковбойскую шляпу на затылок, и, не пошевелив больше ни одной частью своего тела, повернул к ней голову. Взгляд его был злым и прямым:

— Кто такой Лес?

Не столько сам вопрос, сколько тон, которым он был задан, заставил ее почувствовать, будто в живот угодил кулак. Ощущения были примерно как от удара в солнечное сплетение: она не могла ни дышать, ни говорить. Жадно глотнув воздух, она наконец ответила:

— Он мой босс.

— Как удобно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я спрашиваю, занимаетесь ли вы этим и в офисе, или все-таки ждете окончания рабочего дня? Он в курсе, что прошлой ночью вы были где-то в техасских степях и позволяли другому мужчине вас целовать и трогать, или ему это безразлично? Может, у вас «свободные отношения»?

Ее щеки залил густой румянец — сначала от того, что он упомянул вчерашнюю ночь, а потом от гнева.

— У нас нет никаких других отношений, кроме дружеских.

— Не лги мне, черт. Я тебя слышал. «Я знаю, что ты меня любишь. Я тоже тебя люблю».

— Ты подслушивал?

— Я услышал. Ты была в коридоре, и разговаривали вы не шепотом. Я поднимался к себе наверх. Конечно же, я слышал этот разговор.

Боже всемогущий. Что именно он слышал? Знает ли он, что она пообещала Лесу поработать над сыном, чтобы добыть информацию… Нет, он допрашивал ее не по этому поводу. Он хотел знать о ней и Лесе. Но зачем? Если бы это не выглядело настолько смехотворным, она бы подумала, что он ревнует. Должно быть, это было просто ущемленное мужское достоинство. Надо думать, не много женщин прямиком из объятий Лайона уходили звонить другим мужчинам, чтобы сказать о своей любви.

— Джентльмен дал бы знать о своем присутствии.

Он ядовито усмехнулся:

— В эту игру я перестал играть уже очень давно. Что ж, я жду — расскажи мне об этом Лесе.

Почему она не сказала ему, что это не его дело, не заставила отвезти ее обратно в дом? По какой-то причине ей было важно, чтобы он правильно понял, что именно связывает ее с Лесом. Она найдет объяснение позже, когда он престанет смотреть на нее с этим «праведным гневом» в глазах. Самообладание станет ее тактикой. Она не будет поощрять его злость. Вместо этого она просто не заметит ее, как родитель, снисходительно относящийся к вспышкам раздражения у своенравного ребенка.

— Лес Трэпер — продюсер моего шоу. Мы работали вместе много лет: до, во время и после моего брака. Он мой друг. Я действительно его люблю. Как друг. Что до Леса, то он говорит каждой женщине, какую встречает, — будь то школьница или пожилая уборщица у нас в офисе — что любит ее. Это ничего не значит. Мы никогда не были любовниками.

— Думаешь, я тебе поверю?

Ее терпение лопнуло.

— Мне глубоко наплевать, поверишь ты мне или нет. Ты поставил клеймо мне на грудь, едва меня увидев, — она мгновенно пожалела об упоминании этой части своего тела: глаза Лайона тут же скользнули к ее декольте. Набравшись мужества, она продолжила: — Если я не стала домохозяйкой, это еще не значит, что у меня нет принципов, мистер Рэтлиф.

— Ладно, допустим, между тобой и этим Лесом ничего нет. Ты посвятила его во все интимные детали нашей прогулки к реке? Угостила его историей о том, как проникла к нам в дом и через пару часов все готовы были есть у тебя с рук?

— Нет!

Так вот что его так взбесило. Ему было все равно, что за отношения у них с Лесом, единственное, что его волновало, не делают ли из него дурака.

— Нет, — повторила она мягче, качая головой, и опустила глаза на сцепленные на коленях руки.

Лайон закусил губу. Что в ней привело его в такую ярость? Почему его волновало, с кем она говорила по телефону и что именно сказала? И все же — у него все сжалось внутри, когда он услышал, как она желает «сладких снов» другому мужчине, ведь в его собственных снах ее образ теперь властвовал безраздельно. Она выглядела грустной, раздавленной. Возможно, это всего лишь актерская игра. Он не понимал, чего хочет — задушить ее или поцеловать. Ее губы обещали сладкое освобождение от той горечи, которую он испытывал ежедневно и ежеминутно. Ее грудь таила в себе конец его одиночеству. Все ее тело несло внутри энергию, которая может вернуть к жизни то, что многие годы было в нем мертво. Он удовлетворял свои сексуальные аппетиты с немалым количеством симпатичных женщин, но каждая из этих интерлюдий заканчивалась чувством пустоты и запачканности. Ему хотелось не просто физической связи, дающей только сиюминутное удовлетворение, а такой близости с женщиной, которая потребует всей его внутренней сути. Лайон снова посмотрел на нее и удивился, заметив слезинку, катившуюся вниз по щеке. Она тоже подняла на него глаза. Нет, они были сухими. Эта капля не была слезой, это был дождь.

— Лучше нам вернуться домой, — резко бросил он. — Начинается дождь.

Это сообщение было лишним: еще до того, как он успел завести джип, с небес на них обрушилась стихия. Дождь хлынул сплошной пеленой.

— Держись, — крикнул Лайон и развернул автомобиль в противоположном от дома направлении.

Он быстро вел машину, их сильно бросало на неровной дороге. Ветер сорвал с него шляпу, и она улетела куда-то в мокрую мглу. Энди изо всех сил держалась за поручень, порывы ветра разметали ее волосы, крупные капли били по лицу и рукам. Он направлялся к каким-то скалам, издалека выглядевшим как сплошная стена без намека на укрытие. Когда они подъехали ближе, она наконец разгадала его намерение. Лайон нажал на тормоз, и джип сбавил скорость. На малом ходу они въехали в небольшую пещеру. Там было мрачно, но не страшно. Да и мрачность была вызвана бурей, из-за которой снаружи стало темно. Лайон заглушил мотор, и они погрузились в гнетущую тишину, нарушаемую лишь барабанной дробью ливня у входа в пещеру да звуком падающих с джипа на каменистый пол капель.

— Ты в порядке? — спросил он наконец.

От холода она дрожала с головы до ног, одежда пропиталась ледяной водой и теперь неприятно липла к телу. Еще она дрожала от беспокойства. И от предвкушения.

— Да.

Зубы стучали. Отзываясь на низкую температуру и мокрый топ, соски напряглись и стали заметны через ткань. Лайон увидел и тут же отвел глаза. Он нервно перевел взгляд со стен пещеры на потолок, потом на пол, железные перекладины джипа, задние сиденья, а потом вернулся к ее лицу — оно было бледным и напряженным. Он наблюдал, как дождевая капля катится по ее виску, по скуле, вниз по щеке, и останавливается на подбородке, готовая упасть. Лайон как бы со стороны наблюдал, как его большой палец тянется к ней, чтобы осторожно смахнуть каплю вниз.

Энди была совершенно сбита с толку. Он снова отвернулся и уставился на каменную стену. Кулаком мужчина легонько постукивал по бедру — единственное свидетельство внутреннего смятения, которое он себе позволил. Лайон выглядел как человек, пытающийся держать себя под контролем, но почва выскальзывала у него из-под ног. Одним быстрым движением он развернулся, нагнулся к пассажирскому сиденью и сжал ее лицо сильными огрубевшими руками.

Наклонив ее голову немного назад, он провел большим пальцем по нижней губе.

— Пожалуйста, не окажись лгуньей. Не окажись ей.

Его рот был горячим, настойчивым, под натиском губы Энди раскрылись, впуская внутрь язык. Он утонул глубоко в теплой расщелине ее рта. Притяжение между ними росло, из груди Лайона вырвался стон. Она обхватило руками его лицо, встречая поцелуй с неосторожным пылом. Манерность и вежливость были забыты. Это был поцелуй, вызванный необходимостью, ведомый страстью, внезапный, неоспоримый, несдержанный. Волна желания поглотила их обоих и унесла куда-то, где не было места мыслям, где бушевал древний огонь. Они утоляли жажду, которая до сих пор мучила их обоих. Его язык скользил по ее небу, зубам, он сравнивал поверхности, пробовал ее и наслаждался вкусом. Из-за дождя ее кожа стала влажной, запах духов смешался с запахом тела. Он оставил ее губы и приник к ямочке на шее, чтобы вдохнуть, уловить аромат. Его руки обхватили ее запястья.

— Тебе холодно?

— Нет, — выдохнула Энди, — нет.

Одной рукой она нежно потягивала его мочку, а другая скользила вверх и вниз по его спине, как будто запоминая контуры каждого мускула.

— Энди, у тебя ничего нет с Лесом Трэпером?

— Только работа и дружба. У меня никого нет. Не было с тех пор, как погиб Роберт.

Лайон поднял голову и внимательно посмотрел на нее, пытаясь разглядеть обман, скрытый в золотых озерах ее глаз.

— Мне хочется тебе верить.

— Верь. Это правда.

— Почему ты хочешь взять интервью у моего отца?

Его вопрос искренне озадачил ее, и удивление явственно отразилось на лице:

— По причинам, которые я тебе уже называла. Считаешь, у меня есть скрытые мотивы?

— Нет. Думаю, нет, — медленно отозвался он. — Многие люди годами пытались вторгнуться в его жизнь. Он не хотел, чтобы мир, созданный им для собственной семьи, был разрушен. Возможно, если бы он согласился дать интервью раньше, то не стал бы предметом такого количества спекуляций. Причины его отшельничества — личные. До твоего появления он был намерен унести все свои тайны в могилу, не ответив ни на один вопрос, чтобы удовлетворить людское любопытство. С одной стороны, я рад, что он не выдворил тебя на улицу, — он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в ключицу. Потом его взгляд помрачнел и невидяще остановился на ее сережке. — А с другой, я боюсь за него.

Энди откинула со лба прядь его непослушных темных волос, спутанных дождем.

— Почему, Лайон? — Она наслаждалась звучанием этого имени в собственных устах и повторила вопрос еще раз, просто чтобы услышать его снова. — Из-за его здоровья?

— Этого и еще… — Его интерес к сережке пропал, он нашел ее глаза более интригующими. — Неважно.

Он поцеловал ее.

— Ты такая красивая, Энди, — прошептал он в ее раскрытые губы.

На секунду она ощутила подступающую панику, когда Лайон начал говорить о личном. Неужели сверхъестественное чутье Леса на тайны снова его не подвело? Был ли у отца секрет, который сын хотел скрыть? Нет! Только не это! Боже, пожалуйста, не дай мне узнать что-то такое, о чем придется рассказать. Конфликт интересов был проблемой для любого репортера, который хотел быть объективным. Она прогнала беспокойные мысли прочь и сосредоточилась на поцелуях. Его язык легко коснулся уголка ее рта, затем он прошелся губами по щеке, чтобы поиграть с сережкой, которая прежде показалась ему такой интересной. Одной рукой Лайон крепко обнимал ее за плечи, а другая уже опускалась на грудь. На верхней границе ее топа он помедлил, изучая ладонью частоту пульса.

— Энди? — разрешение запрошено.

— Лайон, — разрешение получено.

Он накрыл полушарие ее груди рукой. У него были искушенные руки, он безошибочно касался тех мест, которые пульсировали от желания. Мокрая одежда, прилипшая к телу, только усиливала ток между его умелыми пальцами и ее напряженными сосками.

— С того момента, как я увидел тебя сидящей за стойкой у Гейба, мне хотелось тебя коснуться.

Его шепот, такой близкий, сам по себе уже был лаской.

— Бог наградил тебя по этой части.

— Я всегда переживала из-за размера.

Он мягко хмыкнул. Исследование продолжилось, стало смелее, доводя ее чувства до пароксизма.

— Тебе не стоило переживать. Подростком я постоянно фантазировал о девушках с такими формами, как у тебя.

— Именно такие фантазирующие подростки, как ты, все время пялившиеся на меня, заставили меня сомневаться в себе.

— Не в бровь, а в глаз.

— Каким было твое первое впечатление, когда ты впервые увидел меня там?

— Что у тебя невероятные глаза и потрясающая пара…

— Кроме этого!

— О, ну тогда ты спрашиваешь про последующие впечатления.

— Лайон, я серьезно.

— Я тоже, — засмеялся он, а потом поднял руку с груди и, запустив в ее волосы, все еще мокрые от дождя, серьезно произнес: — Я подумал, что ты очень привлекательная женщина, с которой я бы хотел провести ночь.

Она сглотнула комок в горле, появившийся от наплыва эмоций:

— А сейчас?

— Сейчас я думаю, что ты очень привлекательная женщина, которую мне бы хотелось узнать лучше, а потом лечь с ней в постель. Первым импульсом было чистое вожделение. А потом появилось то, чему я пока не могу дать название, но конечная цель не поменялась. — Он сжал ее подбородок между большим и указательным пальцем и пристально посмотрел в глаза. — Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Думаю, да, — с легким испугом и чуть дрожа ответила она.

— Не хочу, чтобы по этой части было какое-то недопонимание, — произнес он уверенно.

Как он мог быть так спокоен, когда она тряслась всем телом.

— Я хочу заняться с тобой любовью. Медленно и неторопливо; быстро и бесконтрольно; всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Ни один мужчина прежде не был с ней настолько беззастенчив, чтобы говорить подобные вещи так прямо, кроме, быть может, Леса. Но Лес просто дразнит, а Лайон убийственно серьезен. Смущение заставило ее ответить:

— И как же ты видишь меня? Как трофей для своей коллекции? Вызов, который нужно принять? Подумай еще разок, Лайон. Так просто меня не заполучить.

— Я не имел в виду, что ты трофей. Я бы не захотел тебя, если бы это было так просто. Я только подумал, что будет честно сказать в точности, что я чувствую. Когда мы займемся любовью, это случится по обоюдному желанию, и удовольствие тоже будет взаимным.

Весь предыдущий опыт ее взрослой жизни оказался в этом случае совершенно непригоден. Энди не понимала, как вести себя с этим мужчиной, что она чувствует к нему и что именно он имеет в виду. Было ли его целью обмануть ее бдительность и сорвать все планы? Вот откуда эта страсть? Нет, он не мог притворяться, даря такой поцелуй. В ином случае он упускает свое актерское призвание. Если он планировал использовать секс, чтобы отвлечь ее от работы, то лучше выяснить все прямо сейчас.

— Что бы ни случилось между нами, Лайон, я все равно сделаю свою работу. Ты… все это не относится к причинам моего появления здесь. Я никогда не позволю никому и ничему повлиять на мою объективность. Я совершенно не имела намерения ввязываться… в отношения с тобой на любом уровне.

— Что ж, я тоже не планировал ничего такого. И я все еще против твоих интервью.

— Тебе нечего опасаться.

— Тебе есть чего опасаться, если я обнаружу, что твои мотивы отличаются от тех, что ты мне назвала.

На этой угрожающей ноте он обернулся через плечо к выходу из пещеры: ливень перешел в моросящий дождь.

— Лучше нам вернуться. Папа и Трэйси будут беспокоиться.

Эти двое выглядели скорее довольными, чем обеспокоенными, когда Энди и Лайон вошли в кухню, промокшие до нитки и смеющиеся над тем, как она скользит в своих босоножках.

— Так как ни один из вас не появился к ланчу, генерал пообедал на кухне. — Трэйси, видимо, ощутила необходимость объяснить присутствие Майкла Рэтлифа за дальним концом огромного стола для разделки.

— Суп был просто восхитительный, — отозвался тот. — Почему бы вам двоим не привести себя в порядок и не отведать его?

Они последовали его совету, и, переодевшись, столкнулись на лестнице. Про себя Энди отметила, которая из комнат принадлежит Лайону, и тут же ощутила приступ женского любопытства — ей захотелось узнать, что скрыто за дверью.

— Выглядишь как тинэйджер, — сказал он, игриво дергая ее за волосы, собранные в конский хвост. — По крайней мере, некоторые твои части, — уточнил он, опустив глаза на ее грудь. — Просто для справки — предыдущий топ нравился мне больше.

На ней была белая хлопчатая рубашка с закатанными рукавами и «эполетами» на плечах.

— Конечно. Испорченный сексист и шовинист вроде тебя сделал бы именно такой выбор.

На его губах заиграла дьявольская, очень привлекательная, улыбка:

— Согласен.

Он был в хорошем настроении в течение всего обеда, который на сей раз проходил на кухне. Грэйси и генерал составили им компанию. Закончив, Лайон вышел из-за стола со словами о том, что работа на ранчо, несмотря на дождь, сама себя не сделает. Он набросил на себя висевший на крючке дождевик и надел новую соломенную шляпу взамен потерянной.

— Увидимся за ужином, — бросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности, но посмотрел при этом на Энди и, выходя, подмигнул ей.

Она вдруг оказалась страшно занята, тщательно промакивая салфеткой губы. Энди знала: и Грэйси, и генерал заметили легкомысленный флирт Лайона.

— Что ж, я намерен немного вздремнуть, Энди. Если требуются какие-то приготовления, то я в вашем распоряжении после ужина.

— Это вполне подойдет, генерал.

— Отличный суп, Грэйси, — повторил он, выезжая из кухни.

Без всяких предваряющих вопросов и без сопротивления со стороны Грэйси Энди стала помогать ей убрать со стола.

— Наш старик едва может есть…. Иногда мне неприятно даже смотреть на то, что я готовлю для него.

— Я так понимаю, он очень болен? — тихо спросила она.

— Да, — прямо ответила Грэйси. — Я стараюсь мысленно подготовиться, но знаю, что буду ужасно горевать в день, когда он покинет эту бренную землю. Он выдающийся человек, Энди.

— Я вижу это, хотя едва с ним знакома. Вы жили с ним бок о бок много лет.

— Почти сорок. Мне было меньше двадцати, совсем девчонка, когда они с миссис Рэтлиф меня наняли. Она была настоящей леди — хрупкая, как цветок, и всем сердцем преданная мужу и сыну. После смерти Розмари генерал никогда не интересовался другими женщинами, хоть мне и казалось, что мальчику нужна мать. Думаю, подсознательно он возложил эту ответственность на меня.

— Лайон сказал мне, что вы заботились о нем вместо матери.

Грэйси резко прекратила вытирать стол и впилась в Энди глазами:

— Он так сказал? Что ж, надо думать, я преуспела в качестве приемной матери. Я волнуюсь за мальчика. Какая-то горечь съедает его изнутри.

— Он упоминал, что был женат.

— На самой красивой девушке, что я когда-либо встречала. — Грэйси неодобрительно втянула носом воздух, будто учуяла в нем что-то испортившееся. — К сожалению, не все золото, что блестит. Она заставляла его плясать на углях каждый день этого проклятого брака, не давала ни минутной передышки. То не так, это не эдак. Она только скулила и жаловалась, ее молодость «пропадала даром в этой глуши», ей нужно было «больше от жизни». Она всегда хотела быть моделью или сделать карьеру в мире моды. Так что в один прекрасный день она укатила в Нью-Йорк и больше не возвращалась. Что до нас с генералом, мы сошлись на мысли, что это было чудесное избавление. А вот Лайон тяжело перенес удар. Не потому что скучал по ней — я думаю, он даже испытал облегчение от ее ухода. Но что-то в нем сломалось.

— Он таит немалую обиду на всех женщин, которые выбрали карьеру.

Грэйси выразительно изогнула бровь:

— Включая вас?

— Особенно меня.

— Что ж, можно догадаться, что способ, которым вы попали сюда — действуя за его спиной, — мог немного вывести его из себя. Хоть лично я думаю, что это было очень умно и забавно, — рассмеялась экономка. — Но вы правы. Когда дело доходит до женщин, он становится страшно подозрительным.

— Как ее звали?

— Кого? Его жену? Джери.

— Джери, — эхом отозвалась Энди.

Грэйси вдруг приняла тот же вид, с которым рассматривала девушку вчера: руки сцеплены на животе перед собой, голова чуть наклонена в сторону — и без обиняков спросила:

— Может, что-то еще случилось с вами, пока вы прогуливались под дождичком, кроме того, что вы промокли, а?

Энди почувствовала, как краска заливает ее щеки.

— П-прошу прощения… мне нужно еще раз просмотреть свои заметки.

Когда она наконец, неуклюже пятясь, выбралась из кухни, то услышала, как Грэйси, усмехнувшись, произнесла:

— Так я и думала.

— Итак, в моем номере гостиницы сидит чемпион Уимблдонского турнира среди мужчин. При нем огромный кубок победителя.

Все взгляды были устремлены на Энди, которая рассказывала истории, приключившиеся с ней на работе. Даже Грэйси не спешила нести вечерний кофе, чтобы послушать. Глаза генерала были чуть прикрыты, но Энди знала, что он слушает: на губах его играла улыбка. Лайон сидел, откинувшись назад в кресле, и вертел в пальцах бокал с вином.

— Вы можете себе представить, как я была польщена и взволнована тем, что он согласился дать мне интервью. Это была поразительная удача. Единственным условием, которое поставили его менеджер и тренер, было время — мы должны были уложиться в десять минут. Вообразите, сколько других репортеров умоляли его сказать хотя бы пару слов. Съемочная группа готовилась к работе. Вокруг нас бегали люди со шнурами и оборудованием. И тут случилось нечто ужасное. Один не в меру усердный ассистент слишком поторопился, устанавливая треногу со светом, и задел ногой шнур. Дальше все было как в замедленной съемке: ты видишь, что происходит, но не можешь ничего сделать, чтобы предотвратить катастрофу. Лампа упала прямо на макушку новоиспеченному чемпиону.

Грэйси прижала ладошку ко рту, Лайон громко засмеялся, улыбка генерала стала шире.

— Я рада, что вам это кажется забавным, — проворчала она с притворным возмущением. — А я уже видела, как моя карьера летит в тартарары.

— Что случилось дальше? — спросил Лайон.

— Так как он известен не самым покладистым нравом, то я затаила дыхание. Но он, как истинный победитель, выдержал интервью с достоинством. Несколько минут он был ошарашен, но потом спокойно вытер кровь…

— Кровь! — ахнула Грэйси.

— Я сказала — кровь? — невинно уточнила Энди.

Все дружно рассмеялись.

— На самом деле это происшествие не причинило ему никакого серьезного вреда, но когда софит начал падать, я живо увидела завтрашние заголовки: «ЧЕМПИОН УИМБЛДОНА УМЕР ОТ РУК АМЕРИКАНСКОЙ ЖУРНАЛИСТКИ».

— У кого еще вы брали интервью? — спросила Грэйси и села за обеденный стол, окончательно отбрасывая всякую субординацию и даже не пытаясь изображать прислугу.

— Дайте подумать, — с удовольствием протянула Энди. — Некоторые были действительно великими, некоторые близки к Олимпу, были простые ребята, которые по какой-то причине попали в новости.

— Назови великих, — попросила экономка.

Энди обеспокоенно глянула в сторону Майкла Рэтлифа, но он казался расслабленным и не слишком уставшим. Они довольно долго проговорили перед ужином. Генерал назвал ей некоторые важные даты и снабдил фактами, которые помогут ей в ходе интервью.

— Боб Хоуп[3], Нил Армстронг, Реджи Джексон[4], Джон Денвер[5], английский принц Эндрю, Михаил Барышников[6].

— Ох, — выдохнула Грэйси с восхищением.

— Одни мужчины? — сварливо уточнил Лайон.

— Нет, — улыбнулась Энди. — Еще были Лорэн Бэккол[7], судья Сандра Дэй О’Коннор[8], Кэрол Бернетт[9], Фэрра Фосетт[10] и Дайана Росс[11]. Это далеко не все, — добавила она, хвастливо, загибая пальцы.

— А у кого еще ты бы хотела взять интервью? — спросил Лайон.

— У генерала Майкла Рэтлифа, — улыбаясь, сказала она, и генерал приподнял руку, как понтифик, благословляющий народ, — иии… — Энди подняла глаза вверх, — Роберт Рэдфорд[12].

— Вот это дело, — присвистнула Грэйси.

— Рад оказаться в такой царской компании, — захохотал генерал.

Лайон тоже смеялся, и Энди наслаждалась звуком его живого, раскатистого смеха.

— Папа, — сказал он, когда они наконец успокоились, — мне кажется, тебе лучше пойти в постель.

— Ты прав. Хотя, должен сказать, я едва замечаю усталость, я давно так весело и с толком не проводил вечер.

Энди подошла к нему и поцеловала в щеку, как уже сделала прошлым вечером:

— Спокойной ночи. Хорошенько отдохните.

— Спокойной ночи. — Генерал выехал из столовой.

— Доктор приходил утром? — задал Лайон вопрос Грэйси.

— Да, как раз когда вас застал в дороге дождь.

— И?

Она успокоительно положила руку ему на плечо:

— Все в руках Господа, Лайон.

Он бросил на нее печальный взгляд и нежно похлопал по руке. Через пару мгновений он тряхнул головой, будто отгоняя дурные мысли, и встал.

— Энди, мне не хочется оставлять тебя одну, но сегодня вечером у меня назначена встреча с Ассоциацией скотоводов. Справишься без меня?

Она почувствовала убийственное разочарование, но смело улыбнулась:

— Разумеется. Мне нужно готовиться в любом случае.

— Тогда доброй ночи.

— Доброй ночи.

После хлопка входной двери она еще долго сидела в одиночестве, прежде чем набраться сил и выйти из столовой.

Энди так и не поняла, что ее разбудило. Просто в какой-то момент она осознала, что проснулась и сидит в своей постели. Часы на прикроватном столике показывали четверть пятого. Она отбросила одеяло и подбежала к окну, вдруг преисполнившись подозрительности. Все было тихо. А потом она услышала шум. Прислушавшись, она решила, что звук идет со стороны реки. Ее сердце екнуло, когда она увидела движущиеся вспышки, прорезывающие темноту. Два луча света хаотично двигались за деревьями. Потом один погас, а за ним и другой. Кто это мог быть? Наемные рабочие? Она посмотрела в сторону общежития. Все было тихо, в окнах не горел свет. Чужаки? Но кто? Может, другие журналисты пронюхали, что она здесь, и явились сами провести расследование? Кто бы это ни был, Лайон должен знать. Она бросилась к выходу, и, распахнув дверь, побежала вниз по коридору. Даже не притормозив, чтобы постучать, она повернула дверную ручку и вошла в комнату Лайона. Приостановившись только на секунду, чтобы привыкнуть к темноте его спальни, куда не проникал лунный свет, она осторожно пробралась к массивной кровати возле стены. Он лежал на животе, одна рука была закинута на подушку, нос уткнулся в сгиб локтя. Его голая спина была широкой и выглядела темной на фоне белых простыней. Склонившись над ним, она тихонько коснулась его плеча.

— Лайон.