Урок

НЕ ТОЛЬКО В ПАМЯТИ ХРАНИТЬ

Разглядываю двадцатилетней давности фотографию Инны. Красавица? Да. Но не в этом только дело. Что-то есть в ней глубже и неискушеннее самой красоты. Москвичка по духу и рождению, сколько же, наверное, было вокруг нее ярких натур. Просто сильных и добрых парней. А она увидела среди всех – его, ничем не приметного крестьянского сына, студента, кумыка Таймасхана Салаватова. Видно, разгадала в нем что-то ей одной открывшееся и дорогое. И оставила она – выпускница полиграфического института – и дом свой столичный, и родителей, и друзей, и уехала с ним на его родину – в Хасавюрт, городишко до того пыльный, что, подъезжая к нему, видишь издали сначала пыль, а потом уж сквозь желтое облако проступают домишки.

Она приехала сюда за ним, с ним, к нему, она ему доверилась, он это понял и почувствовал за нее двойную ответственность – мужа и мужчины.

За дело молодой следователь Таймасхан Салаватов сразу взялся крепко. Потом, уже будучи помощником районного прокурора, он заочно с отличием окончил сельскохозяйственный институт, получил второе высшее образование – агронома-экономиста: считал что ему, юристу, это для работы необходимо.

Наверное, он был бы плохим прокурорским работником, если бы не имел недругов. Ими стали и некоторые бывшие друзья, знакомые, которые так или иначе попадали к нему по разным делам. Случалось, не раз и не два критиковал он в республиканской газете местную милицию, вплоть до начальника горотдела, критиковал и председателя горисполкома Магомедова. Выступления Салаватова в «Дагестанской правде» признавались правильными, по ним бюро горкома партии принимало специальные решения. В общем, работником Салаватов оказался дельным, но для многих – беспокойным.

Инна работала в школе, вела черчение и рисование. Была счастлива? Да. Любила Таймасхана за ум, принципиальность, решительность. Еще за то, что он научил ее тогда, в юности, удивляться. Зеленой кроткой траве, пробившейся из-под асфальта, огромной и странно близкой луне, повисшей над новостройками, утренней росе в поле, дыму из деревенской трубы.

Салаватов бродил по своей родной дагестанской земле, видел города и деревни, высокогорные аулы, знакомился со множеством разных людей. Бродил не скуки ради. Была у него цель: собрать историю родного края, создать в Хасавюрте на общественных началах музей.

Мимо него не проходило ничто. Сносили в Хасавюрте старый дом, рушили потолок, стены, ничего особенного, даже любопытных возле не было. Но ходил тут же рядом странный человек, измерял фундамент, подбирал кирпичи, черепицу и уносил домой. На кирпичах-то, между прочим, стояли инициалы промышленников, и было тем кирпичам более века. В те годы строили здесь кустарные кирпичные заводики, так как Хасавюрт был крепостью, форпостом. За простым кирпичом – история, легенда.

Однажды в селе Аксай, одном из древнейших в Дагестане, увидел он огромный, в полтонны камень. Каток, понял он, для обмолачивания зерновых. Вернулся домой, в тот же вечер взял помощников, и они привезли находку во двор Салаватовых.

Кое-что Салаватов покупал сам, за свои деньги, но многое отдавали ему жители сел так, даром: знали – для музея. Несли ему в дом кто что имел. Однажды принесли нарукавную повязку с буквами «X. Л. О.». Это была повязка Аджиева, члена Хасавюртовского Летучего Отряда, защищавшего в семнадцатом году Дагестан от контрреволюции.

А в другой раз было так. Увидел у ребятишек старинное ядро, попросил. Те сказали: отвези нас на воскресенье в Махачкалу, к морю, тогда... Сами же написали за Салаватова шуточную расписку: «Обязуюсь в первое же воскресенье отвезти вас в Махачкалу и купить по 3 бутылки лимонада за то, что мы, ребята Шурик, Зайка, Вовка, Александр, нашли и отдали музею старинное пушечное ядро». Таймасхан, улыбнувшись, расписался и в первое же воскресенье действительно повез всех четверых к морю. Вообще-то, если ребятишки что-то приносили ему, он благодарил и брал даже то, что ему и не нужно было: чтобы не обижать.

Таймасхан купил сыну магнитофон, тот стал записывать на пленку выступления стариков дагестанцев, первых комсомольцев, борцов за Советскую власть, героев войны... Уже вырисовывалась четко главная тема Таймасхана: историческая дружба кумыкского и русского народов, борьба за установление Советской власти в Дагестане. Объемистые ящики письменного стола были забиты книгами, брошюрами, рукописями, фотографиями.

То, что было нужно мужу, то было нужно и ей, Инне. Тем более что Таймасхан занимался краеведением на таком уровне, что, можно сказать, объединил его с искусством. А искусство впрямую влекло Инну, она в Доме пионеров вела кружок рисования. В качестве натуры она приносила кружковцам редкие экспонаты из домашнего музея и учила детей восхищаться не только внешней красотой предмета, но и проникать в суть его, потому что иначе художником не станешь. Если Инна приносила на урок, например, древний кинжал, рог, женский пояс с монетами и подвесками, юные художники видели в нем не только резьбу, позолоту, украшения. Они видели войны Шамиля, встречались с лермонтовской Бэлой (родина Бэлы в двух десятках километров от Хасавюрта), с Хаджи-Муратом (здесь Лев Толстой собирал материалы для «Казаков» и «Хаджи-Мурата»).

Когда число экспонатов достигло двух с половиной тысяч, Салаватов обратился в горисполком с просьбой выделить для музея помещение. Он сказал, что все им собранное отдает горожанам Об этом известила жителей местная газета «Дружба».

Председатель горисполкома Магомедов от услуг Салаватова отказался, помещения не выделил... Но Салаватов нашел-таки подходящее здание – пустующую мусульманскую мечеть. Он сказал, что вместе с друзьями приведет ее в порядок, они сами оформят музей. Магомедов и тут отказал.

Между тем о домашнем музее стали писать газеты – районная, республиканские, центральные, о нем говорили по радио, музей снимала кинохроника, телевидение... Двери дома Салаватовых не закрывались – туристы из разных городов и сел ехали смотреть редкие коллекции. Учителя приводили сюда целые классы.

Кто-то видел в музее Салаватовых легенды, предания, народную многовековую мудрость, бессмертную красоту подвигов, характеры предков, их ум, а иногда безумие.

Кто-то видел в доме Салаватовых просто собрание вещей. И это еще было полбеды.

Но вот кто-то увидел здесь накопительство, и это уже была беда. Полетела на имя Генерального прокурора СССР жалоба: Салаватов, работая помощником прокурора, грабил население, отбирал у людей драгоценные вещи, сабли, оружие, а сейчас, мол, собирается все это продать за тридцать пять тысяч.

Тут как раз и обнаружили в Доме пионеров, в рабочем шкафу Инны, два пистолета. Один, как потом выяснилось, вообще не пригоден к стрельбе, а другой – самодельный, местный дагестанских мастеров, еще времен гражданской войны. Вот этот второй, старинный, оказался еще «пригодным к производству выстрелов». Так же, впрочем, пригодным, как, скажем, и московская царь-пушка, если ее зарядить.

Дальше было так. К Салаватову (а он в это время работал адвокатом) пришли с обыском работники милиции и прокуратуры. Дома у него в этот день были гости – завуч средней школы Шихмурдин Гаджиев и учитель Боранбий Салаватов, оба раньше приводили свои классы сюда, в музей.

Милиционеры снимали со стены экспонаты, ворошили записи, дневники, фотографии. После обыска пригласили в милицию двух учителей, провели их под конвоем по городу. Потом доставили в милицию Таймасхана, Инну. Ее, ни разу за свою жизнь никого не обидевшую ни поступком, ни словом...

Уголовное дело, которое возбудили против Салаватова, в конце концов было прекращено за отсутствием состава преступления. Ивна заболела, бросила все, вернулась в Москву.

Случилось это три года назад, а точки над «и» так и не поставлены. Правда, за самочинные обыски прокуратура Дагестана «строго указала» хасавюртовскому межрайонному прокурору Ю Каландарову и «предупредила его, что в случае...» и т. д. Помощнику прокурора А. Мажидову объявили строгий выговор и перевели его... в столицу Дагестана.

Но если прокуратура так или иначе наказала своих работников, то сотрудники милиции вовсе остались в стороне. Прокурор ДагАССР М. Ибрагимов написал представление министру внутренних дел Дагестана В. Свистунову «О фактах нарушения законности работниками Хасавюртовского ГОВД». Там ограничились обсуждением.

На жалобу одного из жителей прокуратура РСФСР ответила: «...Названные работники милиции могли быть привлечены к более строгой ответственности. Однако, учитывая давность совершенных ими нарушений законности, ставить вопрос о пересмотре принятого в отношении их решения в настоящее время нецелесообразно»

С последним согласиться трудно, ведь должной ответственности виновные не понесли. Конечно, главное все-таки сделано: доброе имя Салаватова восстановлено. Время решиться и основному вопросу – как же он все-таки, музей?

Приезжал в Хасавюрт представитель Министерства культуры Дагестана, сказал: да, музей нужен. Директор Дагестанского краеведческого музея Д. Кажлаев тоже одобряет идею создания музея и готов помочь Салаватову. В общем, сочувствия много, а дело стоит. Дело, которому Салаватов отдал почти двадцать лет жизни. Граждански важное дело.

Горисполком и его председатель т. Магомедов тоже наконец-то вроде бы все поняли и согласились: нужен музей. Магомедов даже пообещал выделить помещение. Пообещал, но... не выделил, вторично говорил он об этом не где-нибудь, а во всеуслышание, выступая по дагестанскому радио.

Прошло больше года, перемен никаких.

– Упустили, упустили из виду,– говорит мне Магомедов так, будто ошибся с этим делом впервые.

...Название этого очерка, признаюсь, пришло в голову не мне. Сначала под таким названием написал статью в местную газету «Дружба» Таймасхан Салаватов. Потом, почти полтора года назад, была помещена под таким же заголовком корреспонденция в «Комсомольской правде». В ней также ставился вопрос о предоставлении музею помещений (местные органы власти, кстати, даже не сочли нужным ответить газете). Теперь, уже в третий раз, под тем же заголовком, на ту же тему приходится выступать «Известиям».

1975 г.