В те далекие времена, когда вместо икон в красных уголках висели портреты сына Ильи Ульянова, произошла эта история.
Некий старший пресвитер (фамилию называть не будем) был вызван в кабинет уполномоченного Совета по делам религий при Совете Министров СССР (был тогда такой орган, созданный специально, чтобы верующие в СССР много о себе не мнили и соблюдали законодательство о религиозных культах).
Чтобы не так страшно было, взял наш старший пресвитер с собой еще одного дьякона церкви и пошли они, как говорится, солнцем палимы…
Уполномоченный был не в духе и, едва завидев сектантских попов, начал кричать и брызгать слюной.
— Как вы смели допустить несанкционированное общение молодежи? Совсем страх потеряли? Закроем церковь к чертовой бабушке за несоблюдение советского законодательства!
(Современным молодым читателям надо объяснить, что в те годы в каждой церкви был свой стукач, извещавший доблестные органы о тайных сборищах сектантов… Порой даже проповеди конспектировали в своих докладных записках).
Наш старший пресвитер делает удивленные глаза, разводит руками и молвит:
— Молодежное общение??? От вас в первый раз слышу…
Дьякон пугливо смотрит на пастыря, с ужасом понимая, что пастырь врет! Ведь знал же он об этом треклятом общении! Знал…
Слово за слово, буря утихла, и незадачливые служители культа были отпущены восвояси…
На обратном пути дьякон решил обличить старшего пресвитера:
— Как же это Вы, брат, греха не побоялись? Солгали…
— Чего это я солгал? Ты молодой еще… не понимаешь. Правду я сказал, я ведь от него в первый раз это слышал!
Немая сцена…
Или вот был еще случай… В четвертом веке от Рождества Христова с Епископом Афанасием Великим. Пришлось ему однажды на корабле бежать от преследователей.
Предоставим слово агиографу:
…за ним поспешно следовал один военачальник, которому мучитель повелел немедленно убить Афанасия, как скоро настигнет его. Когда же один из находившихся с Афанасием издали заметил того военачальника, плывшего вслед за кораблем и уже настигавшего их, и хорошо признал его, то стал увещевать своих гребцов грести поспешнее, чтобы убежать от преследователей. Но святой Афанасий, немного повременив и прозревая имеющее с ним быть, повелел гребцам направить корабль снова к Александрии. Когда те сомневались по поводу этого и боялись исполнить повеление Афанасия, он велел им мужаться. Тогда, обратив корабль направо, они поплыли в Александрию прямо навстречу гонителям; когда они приблизились к ним, то взоры варваров были омрачены как бы мглою, так что видя — не видели, — и поплыли мимо. Афанасий же спросил их:
— Кого вы ищете? Они отвечали:
— Ищем Афанасия: не видали ли вы его где?
— Он плывет, — отвечал Афанасий, — немного впереди вас, как будто бежит от каких то преследователей: поторопитесь, и тогда вы скоро догоните его.
Так святой спасся от рук убийц.
Поразительно, что в обоих случаях святые сказали правду, но такую, которая ввела собеседников в заблуждение. А вроде как все, что вводит в заблуждение, — это ложь.
Вот интересно мне ваше, друзья мои, мнение насчет подобной лжи…
В своей христианской юности я бы безоговорочно осудил лжецов, сказав, что это грех, лишающий христианина общения с Богом.
Сейчас я, наверное, старею и становлюсь более сентиментальным.
Я полагаю, что если речь идет о спасении чужой жизни, то ложь хотя и будет грехом, но все же меньшим, чем ответственность за чужую смерть.
Блаженны повивальные бабки, спасавшие еврейских младенцев. Блажен Иосиф Обручник, не настучавший в Синедреон на свою забеременевшую Невесту.
Но вот если речь идет о спасении своей шкуры, то никак пока не могу я найти оправдание лжи…
Я не знаю, как я бы поступил в той или иной ситуации. Может быть, и солгал бы, но мне представляется, что грех нужно всегда называть своим именем.
В этих историях мне отвратительно не то, что святые солгали. Святые часто грешат (такой вот парадокс).
Мне не нравится, что те, кто рассказывает подобные истории, восхищаются лжецами, называя вранье находчивостью…
А вы что думаете по этому поводу?