Уроки истории

26. Нарушить обет? Да ради чего? Или подвиг Николая-Вратаря

Издревле люди дают Богу обеты. Ну то есть обещают что-то— бросить курить или, к примеру, быть верным пятой жене… И, как водится, частенько эти обеты нарушают…

Поэтому и предупреждает нас суровый Екклесиаст:

— Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги. Ибо, как сновидения бывают при множестве забот, так голос глупого познается при множестве слов. Когда даешь обет Богу, то не медли исполнить его, потому что Он не благоволит к глупым: что обещал, исполни. Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить. Не дозволяй устам твоим вводить в грех плоть твою, и не говори пред Ангелом [Божиим]: «это — ошибка!» Для чего тебе [делать], чтобы Бог прогневался на слово твое и разрушил дело рук твоих? (Еккл.5:1–5)

Однако, когда свои обещания перед Богом нарушают обычные грешные раздолбаи, вроде меня да вас, дорогой читатель, — это понятно. Не извинительно, но понятно…

А вот когда обет, данный Богу, нарушает твердый в вере и испытанный святой — это наводит на размышления…

Вот взять хотя бы такую историю…

Жил да был на Руси князь. Звали его Святослав. Всем князь взял— правнук Ярослава Мудрого, знатен и пригож.

Да и святости был незаурядной. Достаточно сказать, что это был первый из русских князей, который, когда братья в союзе с половцами оттяпали у него родное княжество, не стал их убивать ни по-тихому, ни в бою, а просто ушел в монастырь. Принял имя Николай и стал душу спасать…

Занимал в монастыре то малопочетные должности водоноса и дроворуба, а то и вовсе вратаря. (Для совсем юных читателей поясню: святые старцы в футбол-хоккей и прочие гандболы, конечно же, не играли, просто вратарем тогда назывался привратник — сторож монастырский).

Уж как его уговаривали на княженье вернуться, а только ни в какую!

Но не этим прославился он. Хотя подвиг, безусловно, велик: из грязи в князи лезут тысячами, а из князи в грязь по доброй воле — почитай, только он один…

Был наш Николай человеком большой святости. Даже прозвище ему люди дали — Святоша. Это сейчас такое слово мнится нам издевательской кличкой. А тогда его воспринимали, как и всякое уменьшительно-ласкательное: Николаша, Святоша… Худо ли?

Под конец жизни затворил себя Николай Святоша в своей келье и принял обет молчания. Не имел морального права ни из кельи выходить, ни слова молвить… И обещание крепко держал много лет.

А тут, откуда ни возьмись, приезжает его родственничек молодой да жаркий! И прямо в келью стучася, голосит что есть мочи:

— Николушка, Святушка! Не замай! Выручайтя! Братья-то твои меньшие скоро и вовсе друг друга истребят! На тебя вся надёжа!

А как ты ему, дураку, через дверь объяснишь, что ты из кельи выйти не имеешь права, да и молчать дал обещание?

Ну, может быть, записками, а, может, еще как! Только ведь упрямый этот Всеволод Ольгович. Не уходит.

Ну и шут бы с ним, сказали бы мы! Пообещал же БОГУ не выходить и молчать. Сделай вид, что ты умер и похоронен на Волковском кладбище!

Но братьев жаль! Междоусобицы — не фунт изюма.

Так рассудил наш старец и дверь кельи открыл. Поехал к братьям, нарушив оба обета, и помирил-таки их, супостатов… Быть может, единственный раз за всю историю 12 века удалось погасить междоусобицу простым увещеванием.

А я вот думаю, что наш Николай Святоша за такое нарушение обета от Господа на небесах еще и особую награду получил…

И дело тут не в никчемности и «глупости» обета. Это для протестанта 21 века обет глупый. А для инока 12 века это страшно— обещание, Господу данное, нарушить! Но ведь не побоялся грехом свою душу опоганить. Побоялся, что братья в грехе большем увязнут. Самопожертвования тут никак не меньше, чем в броске на амбразуру…

Потому, думаю, и награда его велика!

А вы-то как думаете?