Уроки истории

32. Тот, кто поверил всерьез!

Мы привыкли к тому, что святость — удел «профессиональных» христиан, для которых служение Богу — это работа.

— Вам платят деньги за вредность! — читается беззвучный комментарий в глазах иных прихожан, прохожан и захожан. — Поэтому не взыщите, придется вам терпеть издержки профессии в виде гонений, презрения, страданий и даже смерти!

— А что касается нас, — продолжают они, — фанатизм— это не наш путь. Мы верим, не напрягаясь. Не требуем фанатизма от других, но и сами молимся на расслабоне!

А «профессионалы» в рясах и без играют свою роль в меру таланта. И кто-то верит в предлагаемые обстоятельства, а кто-то лишь разыгрывает греческие страсти, скрываясь под приличными масками.

И вроде бы некого укорить в упадке веры: одни неискренне играют, другие не очень-то верят в то, что первые им пытаются втолковать с амвонов и кафедр.

Но слава Богу за то, что история нет-нет, да и подкинет обывателю болевой укол в совесть. И, хотя совесть нынче не в моде, встречаются вдруг люди, поверившие в то, что представляется обманом даже «профессионалам» от религии.

Молодой австриец по имени Франц Егерштеттер родился в 1907 году. Будучи истинным сыном 20-го века, он впитал бурную энергию времени. Пугал фермеров-соседей ревом своего мотоцикла, влюблялся в девушек, рождал внебрачных детей… Словом, жил, как все.

Но церковь, разумеется, посещал. Ибо это было настолько же естественным делом, как для современного горожанина еженедельный поход в супермаркет. Да и Бога не отрицал. Конечно, Он есть, как не быть?

И вот однажды что-то с ним случилось. Он вдруг вслушался в слова священника, и мысль о том, что Бог реален, что Он смотрит прямо в сердце юного австрийца, вдруг пронзила его существо со всей отчетливостью. Ночью Францу приснился сон— светящийся поезд двигался по кругу. На яркие праздничные огни спешили сотни мужчин, женщин и детей. Они радостно смеялись, торопясь занять в нем место. Затем Франц услышал голос, который предупреждал: «Этот поезд идет в ад». Потрясенный юноша проснулся и бросился читать Библию.

Теперь каждое слово Священного Писания стало для него таким же реальным, как хлеб, капуста, сапоги и мотоцикл.

Юноша превратился в отличного семьянина и примерного христианина. Жена не могла нарадоваться на мужа, взявшегося за ум, усердно работавшего в поле и ставшего образцовым фермером. Соседи крутили пальцем у виска, дескать, нельзя же быть таким фанатиком — каждый день ходить на мессу, подолгу молиться прямо во время работы, застывая в поле с лопатой в руке и блаженной улыбкой на устах…

Священники радовались своей миссионерской победе. И все было бы хорошо, если бы не фашизм.

Австрия присоединилась к нацистской Германии. Разумеется, там даже Чурова не понадобилось. Все жители как один проголосовали за аншлюс. Единственным деревенским дурачком оказался наш Франц. Он, видите ли, считает, что нацизм и христианство две вещи несовместные.

Что тут началось!

Священники наперебой стали убеждать его покориться власти, которая не напрасно носит меч. Другие советовали подумать о жене и детях.

Уже не юноша, но муж только таращил на них свои ясные детские глаза и удивлялся: «Я не могу поверить, что только потому, что у человека есть жена и дети, он волен оскорблять Бога». В ответ на доводы о подчинении властям, он лишь удивленно смотрел на священников и пытался возразить что-то насчет повиновения Христу. В ответ на доводы о необходимости «сохранить братство», он писал: «Разве мы, христиане, мудрее Самого Христа? Неужели кто-то действительно думает, что это массовое кровопролитие способно спасти европейское христианство от поражения или привести его к новому расцвету? Разве наш благой Спаситель, Которому мы всегда должны стараться подражать, отправляется на войну со Своими апостолами против язычников, как это сегодня делают немецкие христиане?»

Дальше — больше. Всех крепких мужчин призвали на войну. И тут наш Франц заметался всерьез: пойти на войну — значит предать Христа. Не пойти на войну — обречь себя на казнь, а жену и детей на страдания.

Францу повезло. Жена поддержала его полностью. И убеждала не отрекаться от веры и не покоряться нацистам.

Можно только представить себе, какое давление испытала эта семья. От них отвернулись все. Все считали их либо фанатиками, либо предателями и шпионами, либо, в лучшем случае, сумасшедшими.

Франц поехал было сдаваться на призывной пункт. Потом опомнился и сел в другой поезд, решив просто скрыться, чтобы не подставить семью. Но его все же арестовали. Тогда вдруг поверивший в истинность христианства фермер стал проситься на фронт санитаром. Но тамошнему правосудию необходимо было продемонстрировать свою силу и дать острастку другим.

Егерштеттера приговорили к гильотинированию.

В тюрьме он отдавал свой хлеб другим голодающим, а из дома просил прислать не сухарей и теплые носки, но цветок эдельвейса, чтобы сокамерник мог послать горный цветок своей невесте на день рождения.

Священники навещали парня в камере, соборовали и исповедовали его. И обе стороны дивились друг другу. Священники дивились вере своего прихожанина, а он дивился их неверию.

Нацисты казнили Франца Егерштеттера. Следует помнить, что в их обычаях было класть осужденного не традиционно лицом вниз, но оборачивать его лицом вверх, заставляя видеть нож гильотины.

Франц видел, как сверкнуло лезвие орудия казни, но не прельстился огнями поезда, везущего людей в ад.

Тюремный капеллан сказал позднее: «Этот простой человек был единственным святым, которого я встретил за всю свою жизнь».

Жена и дети чудака, который искренне поверил в то, во что не верили проповедующие, выжили. Франциска (так звали благочестивую супругу) в возрасте 94 лет обрела останки своего мужа, получив их из рук папы римского. 26 октября 2007 года Бенедикт XVI беатифицировал Франца Егерштеттера..

Ну что тут сказать?

Хочется прожить так, чтобы тот, кто учил тебя вере, однажды сказал: «Этот человек был единственным святым, которого я встретил за всю свою жизнь».

Быть единственным святым грустно. Святых должно быть много.

Но пока существует церковный театр с плохими актерами, святость рядового зрителя будет вызвать восхищение и рукоплескание со стороны сцены.

Пора бы нам прекратить этот театр. Профессионалам и любителям пора бы начать не играть, но жить. И если не коня оседлать всерьез, то начать с того, чтобы всерьез поверить тому, что читаем каждое воскресенье! Помолиться посреди поля, отставив вилы и зарыв топоры и томагавки. И выпрыгнуть из яркого и украшенного огнями поезда, везущего радостных пассажиров в вечную тьму.

Аминь!