Уроки соблазна

Глава четвертая

— Я был прав, — сказал Колин, бросив последний взгляд на содержимое ее гардероба. — У тебя нет ничего подходящего для сегодняшнего вечера.

Нервно постукивая каблучком по полу, Джилл в шелковом пеньюаре цвета слоновой кости стояла посреди спальни. Под ним у нее были только белые трусики и лифчик. Она уже накрасилась, сделала прическу. И теперь ждала, пока Колин выберет для нее наряд, но ее терпение было уже на исходе.

— Что значит «я был прав»?

— Я и не надеялся найти что-нибудь подходящее среди твоей одежды.

— Почему ты так решил? — спросила она раздраженно.

— Я вижу тебя достаточно часто и знаю, какую одежду ты предпочитаешь. К тому же я видел твой гардероб прошлой ночью, когда искал тебе ночную рубашку. И не припомню, чтобы там было что-нибудь подходящее для наших целей.

Она внутренне содрогнулась. Прошлая ночь. Чем больше она пыталась забыть о ней, тем больше воспоминания преследовали ее.

— Что-нибудь в этом шкафу должно подойти для наших целей, какими бы они ни были.

Он улыбнулся, и внезапно она вспомнила, как легко поддавались женщины очарованию его улыбки.

— Джилл, поверить не могу, что ты забыла. В наши с тобой цели входит привлечь внимание Деса, разве не так? А для этого нам нужно специальное платье.

Джилл моргнула. О, небо, она забыла! С того момента, как она этим утром проснулась с Колином в одной постели и обнаружила, что он провел рядом с ней всю ночь, она думала только о нем. Это надо прекратить.

— Что-то здесь наверняка есть. — Она указала пальцем на шкаф. — Из его содержимого можно устроить рождественскую распродажу.

— Согласен. И кстати, не хочу сказать ничего плохого о твоем вкусе. Он безупречен.

Она вытянула руки.

— Тогда в чем дело?

— Здесь нет живых цветов. Вся твоя одежда нейтральных тонов. А мужчинам нравятся яркие цвета. Потом, ты всегда носишь костюмы. Это прекрасно. Но мужчинам иногда хочется увидеть что-нибудь такое, что шуршит и развевается, или, напротив, облегает женское тело теснее, чем самый отлично скроенный костюм, или показывает чуть больше, чем обычно.

Она скрестила руки на груди и подозрительно посмотрела на него:

— Показывает больше, чем обычно?..

— Тела, дорогая. Я никогда не видел тебя ни в чем, что бы не соответствовало образу истинной леди, хотя иногда, я готов признать это, у тебя бывают невинно-сексуальные наряды. Но сейчас нам этого недостаточно.

Дорогая? Только теперь она вспомнила, что прошлой ночью он несколько раз называл ее «дорогая». Что же все-таки это было — самый страшный ночной кошмар в ее жизни или самый лучший подарок? Она пыталась убедить себя в последнем.

После того как Колин сегодня утром ушел из ее офиса, она тщательно продумала каждую фразу их разговора, взвесила все «за» и «против» своей просьбы научить ее, как привлечь Деса. Только таким образом, казалось ей, она сможет добиться желаемого. Но нельзя позволить Колину так обращаться с ней.

— К твоему сведению, я никогда не страдала от недостатка внимания со стороны мужчин.

Его брови приподнялись.

— Среди них когда-нибудь был Дес?

Проклятье. Он ее достал. Она закусила губу.

— Вот именно, — продолжал он. — Завтра мы пойдем за покупками, но кое-что я уже купил для тебя сегодня.

Он исчез. И тут же вернулся с блестящей желтой коробкой для платьев, перевязанной ленточкой. Судя по названию фирмы это было куплено в очень дорогом и первоклассном магазине одежды. Она облегченно вздохнула.

Он протянул ей коробку:

— Иди примерь. Я уверен, оно подойдет. Там еще туфли.

Она не осмелилась спросить, откуда он знает размер ее одежды и обуви. Видимо, он обладал большим опытом по женской части. Она взяла коробку и направилась с ней в свою ванную, отделанную в кремово-золотистые тона. Закрыв дверь, уставилась на свое отражение в зеркале, злясь на саму себя за мысли, которые приходили ей в голову. Что ей, собственно, за дело до того, есть ли у Колина опыт общения с женщинами или нет?

Убедив себя в том, что ей это безразлично, она развязала ленточку, стянула прозрачную обертку, развернула медового цвета шуршащую бумагу и вынула наряд. Платье было сшито из блестящей шелковой материи насыщенного розового цвета. Она надела его, и оно легко, как паутинка, облегло ее тело.

Джилл стояла перед зеркалом в полный рост, рассматривая свое отражение, поворачиваясь из стороны в сторону и не понимая, почему чувствует себя так неуютно в этом чудесном наряде. В нем не было ничего дешевого или вульгарного, создавший его модельер пользовался заслуженной славой.

Платье в самом деле было произведением искусства. Оно безупречно сидело на ней, подчеркивая все изгибы фигуры, льнуло к ее телу, открывая грудь в остром вырезе и сужаясь в талии. От талии воздушная ткань мягко спускалась вниз, подчеркивая бедра. На спине тоже был глубокий вырез. Платье было словно специально сшито для нее.

Невесомость материи создавала ощущение, что на ней вообще ничего нет.

— Ну как? — спросил Колин.

— Я не знаю, — пробормотала она. — Сейчас, одну минутку, — прибавила она громче.

Ничего плохого Джилл не видела в этом платье, дизайн, покрой, ткань были безупречны, но она чувствовала, что выглядит… вызывающе…

Она вынула из коробки туфли, которые оказались такого же розового цвета, как платье. Высокие трехдюймовые каблуки, тоненькие полосочки кожи, благодаря которым они держались на ноге. Джилл с удивлением обнаружила, сделав несколько робких шагов, что в них можно стоять и что они прекрасно подходят.

Она встряхнула коробку, из нее выпала маленькая розовая сумочка. Джилл подняла ее, бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале и с каким-то странным, незнакомым ощущением вернулась в спальню.

Колин при виде ее застыл. Выражение его лица смутило Джилл. Обнаженное, ничем не прикрытое желание было написано на нем. Никогда раньше она не видела его таким. Никогда он не смотрел на нее так.

Внутри у нее все задрожало от волнения. Сердце бешено забилось. Между ног стало жарко…

Все это произошло в течение нескольких секунд. Потом его лицо приняло прежнее выражение. Но ее тело все еще трепетало, и ей стоило больших усилий не обнаружить этого.

— Повернись, — велел он хрипло.

Она послушно сделала это, словно была куклой в его руках, он дергал ее за веревочки, а у нее не было сил противиться, поскольку это означало бы противиться своим чувствам.

— Прекрасно, — вырвалось у него.

— Платье… — Джилл закусила губу. — К нему не прилагалось никакого нижнего белья?

— Нет. — Он медленно окинул взглядом ее фигуру от макушки до пальцев ног. — Тебе нужно снять лифчик. Он виден спереди и сзади.

— Я знаю, у меня наверняка найдется другой лифчик, который подойдет.

— И трусики тоже. Их линия выпирает под платьем.

— Я найду другие. — Она поспешила к шкафу.

Колин пошел за ней следом.

— Это платье рекомендуется носить без лифчика, — сказал он, в то время как она рылась в ящике, полном лифчиков. — К тому же он вообще тебе не нужен. У тебя прекрасная грудь.

Ее лицо вспыхнуло. Голова закружилась.

— Откуда ты…

Прошлая ночь.

— Неважно, я найду что-нибудь, только выйди.

— Ладно, но учти, нельзя надевать ничего такого, что было бы видно под платьем.

— Спасибо за консультацию специалиста.

— Потому я и здесь.

— Выйди, Колин.

Он посмотрел на нее:

— Почему ты так напряжена?

Она рассмеялась:

— Ты шутишь? — И тут же призналась: — Это платье… оно, может быть, задумано, чтобы привлекать мужчин, но я чувствую себя в нем голой. И без нижнего белья я на самом деле буду голой.

— А в нижнем белье ты будешь чувствовать себя одетой?

— Да.

Он покачал головой.

— Нам предстоит, похоже, больше работы, чем я думал.

— Если ты думал, что я могу выйти из дома без нижнего белья…

Колин махнул рукой:

— Ладно, забудь. Вернемся к этому позже.

— Позже? — возмутилась она.

Он сказал твердо:

— Можешь надеть другие трусики, но про лифчик забудь. — Он подошел к ней сзади, расстегнул лифчик, моментально стянул бретельки и вытащил лифчик из-под платья, прежде чем она поняла, что происходит.

— Вот так, — прошептал он, и в голосе его прозвучало удовлетворение. — Этот вырез выглядит потрясающе, когда ему не мешает лифчик.

Она облокотилась на дверцу шкафа. Колени не держали ее.

— Умелый трюк для вечеринки. Вот почему ты так нравишься женщинам.

Он протянул к ней руку, но не дотронулся до нее, затем стал обводить рукой контуры груди, при этом не касаясь ее:

— Твоя грудь совершенна… высокая… упругая… как раз такая, как надо.

Пожар вспыхнул у нее внутри. Она задыхалась.

— Не мог бы ты убраться отсюда, черт побери?

Он уронил руку.

— Не забудь про цену, дорогая, сегодня только первый урок. Дело нелегкое, но, когда ты получишь Деса, оно будет того стоить.

Он замолчал, пристально смотря на нее.

— Не так ли?

— Уйди. И не зови меня «дорогая».

Он усмехнулся:

— Хорошо, как пожелаешь.

Как только Колин ушел, она прижалась лбом к двери гардеробной. Если это только первый урок, вряд ли она выдержит остальные. Настоящее крещение огнем!

Но, если она после всего этого выживет, все остальное будет медовым пирогом. Между прочим, Колин сказал «когда ты получишь Деса». «Когда», а не «если». Значит, он твердо намерен помочь ей заполучить Деса. И если это произойдет, все остальное уже не важно. Она согласна на любую цену.

Джилл глубоко вздохнула, натянула другие трусики и встала перед зеркалом. Непроизвольно провела рукой по платью, разглаживая ткань, потом критически оглядела себя. Колин прав. Платье действительно лучше смотрелось без лифчика, хотя было видно, что на ней его нет.

Она замерла. Колин знал форму и размер ее груди. Прошлой ночью головная боль и лекарства одурманили ее, хотя сознание она не теряла. Он раздел ее, но не ласкал. Если бы он делал это, она бы запомнила. Ее груди начали болеть при мысли о том, как его руки касаются их, ласкают, оценивают… Большие руки, длинные пальцы… Каково чувствовать их прикосновение? Она застонала, испугавшись своих ощущений.

— Все в порядке?

— О, просто прелесть.

— Прелесть? Хм…

Она услышала смех в его голосе. Покачала головой, выключила свет и вышла из гардеробной.

— Ты выглядишь… замечательно. — Он скрестил руки на груди, взгляд был серьезный, но она не могла забыть голод в его глазах, когда он впервые увидел ее в этом платье.

— Спасибо, я думаю…

Он усмехнулся.

— Извини, если все это кажется тебе оскорбительным.

Джилл поежилась. Почему она так эмоционально реагирует на попытки Колина помочь ей?

— Не оскорбительно, просто как-то по-другому.

После строгого отцовского воспитания надеть платье, совсем не такое, к каким она привыкла, да еще без лифчика, — это было тяжелое испытание.

— Тогда я надеюсь, ты не оскорбишься, если я скажу, что надо изменить цвет ногтей на твоих ногах.

— Но почему? Они розовые.

— Слишком бледные.

Она вытряхнула содержимое синей сумочки и отобрала то, что ей понадобится, чтобы переложить в розовую.

— Надеюсь, Колин, у тебя хватит сил пережить это.

— Не сомневаюсь, но, прежде чем мы пойдем, надо будет еще кое-что сделать.

— И представить себе не могу, что еще?.. Ты предусмотрел все детали…

Он сделал шаг к ней. Она инстинктивно отпрянула.

Он улыбнулся:

— Чего ты боишься, Джилл?

Хороший вопрос. Чего она в самом деле боялась? Того, что это может доставить ей удовольствие? Или быть с ним рядом слишком много времени?

— Я ничего не боюсь.

— Хорошо, тогда постой спокойно хотя бы минуту. — Он потянулся и вытащил шпильки из ее волос, позволив им упасть на ковер.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Так лучше, пойдем.

— О, нет, погоди, мне нужно кое-что взять. — Она бросилась в гардеробную и вернулась закутанная в вязаную шаль: — Ночной воздух может быть прохладным. — Выражение ее лица было решительным, и он не стал возражать.

Только улыбнулся.

— Конечно, пойдем.

Внезапно она вспомнила:

— Подожди, ты не сказал мне, куда мы идем!

— «Миднайт блюз». Это новый блюз-клуб в Дип-Эллиум.

— Блюз, ладно. И вот еще что… Пожалуйста, скажи мне, если мы встретим там кого-нибудь, кто меня знает…

— Вряд ли…

Она недоверчиво посмотрела на него:

— Ты уверен?

Его глаза вспыхнули смехом.

— Признаться, я понятия не имею, где наши знакомые проводят сегодняшний вечер, но клуб совсем новый, и не все его знают. — Его глаза продолжали смеяться. — Кроме того, что плохого в том, если даже они увидят невероятно желанную женщину? — Он положил руки ей на плечи и, когда она попыталась отпрянуть, придержал ее. — Расслабься, Джилл, — его голос был мягким, как шелк. — Ты сегодня прекраснее, чем когда-либо.

— Не трогай дверную ручку!

Смутившись, Джилл резко обернулась к нему.

— Почему?

В ответ он улыбнулся ей одной из своих неотразимых улыбок — ленивой, расслабленной, интригующей.

— Потому, Джилл, что женщина должна ждать, пока мужчина пригласит ее на свидание, откроет ей дверцу машины.

Слова возражения застыли у нее на языке. Она сглотнула. Терпеливо дождалась, пока он откроет дверцу, и скользнула на сиденье. Он проследил, чтобы юбку ее не защемило дверцей, и аккуратно захлопнул ее.

Колин обошел машину, плавно опустился на сиденье и вырулил на дорогу, ведущую в центр, — и тут она поняла, что начинает чувствовать себя как женщины, с которыми он встречался. Уделяя все свое внимание женщине, как сейчас ей, Колин был невероятно сексуален.

Он взглянул на нее:

— Не так уж сложно позволить мне открыть для тебя дверцу, разве я не прав?

— Да. Но поскольку женщины могут с таким же успехом открывать дверцу, как и мужчины, это глупая традиция; впрочем, если такая мелочь помогает мужчинам сохранить свое «эго», я не возражаю, хотя, как я уже сказала, это глупо.

Он кивнул:

— У тебя такой тон, будто это тебя расстраивает.

— Прости, но ты просишь меня повернуться сразу на сто восемьдесят градусов во всем, что касается моей одежды, а это означает, что мужчина, точнее такой мужчина, как Дес, ценит внешность выше интеллекта. Это кого хочешь расстроит.

— Мужчина сперва обращает внимание на то, как женщина выглядит. Но удержать его, не обладая ничем, кроме приятной внешности, не так-то просто.

— Правда? — Ей никогда не приходила в голову такая мысль.

Он кивнул.

— Ты должна удержать внимание мужчины после того, как он обратил его на тебя. Давай посмотрим правде в глаза, ты — потрясающая женщина, при этом сразу даешь понять мужчинам, что не интересуешься ими, если, конечно, они не могут быть полезны в твоем бизнесе.

— Неужели я такая плохая?

Он улыбнулся:

— Увы.

Она обдумала его слова.

— Из того, что ты сказал, следует, что я выгляжу потрясающе?

Он посмотрел на нее.

— Дорогая, поверь мне, в этом нет никаких сомнений.

Она задрожала от удовольствия. Надо было бы напомнить ему, чтобы он не называл ее «дорогая», но сейчас это было невозможно. Она — впервые в жизни! — почувствовала себя красивой и желанной, и это не имело никакого отношения к платью. Удивительно, но все дело было в Колине. Знает ли он об этом? Может быть, это часть его плана по превращению ее в роковую женщину?

Кончиками пальцев она подобрала свое ярко-розовое платье.

— Откуда ты знал, как это платье будет смотреться на мне? На вешалке оно наверняка выглядело совсем по-другому. Откуда ты узнал мой размер? Оно и вправду сидит превосходно. Ты даже туфли нашел ему в тон!

Он пожал плечами, повернул руль.

— Повезло, наверно.

— Не может быть, везение тут ни при чем. У тебя, должно быть, большой опыт покупки одежды для женщин.

— По правде говоря, нет, но я быстро учусь. И потом, не забудь, я приобрел опыт, проведя прошлую ночь в твоей постели.

Джилл закатила глаза. Опять эта ночь. Он может быть уверен: доживи она и до ста лет, ей не забыть эту ночь. Ни головная боль, ни лекарства, ни затуманенное сознание не помешали ей запомнить то, что она провела ночь в его объятиях.

— Я заплачу за платье и туфли. До последнего цента.

— Как хочешь. Кстати, у тебя было время взглянуть на мои идеи по поводу наших участков?

Это вернуло ее к реальности. Он напомнил о том, ради чего согласился помочь ей. Но это не принесло облегчения. Джилл закусила губу. Если она в чем-то хорошо разбиралась в этом мире, так это в бизнесе. Не было ничего важнее бизнеса. Так почему же у нее такое ощущение, словно миллионы бабочек порхают у нее внутри и кровь вскипает в венах? Как у девочки-подростка на первом свидании.

И почему ей показалось, что обучаться у Колина искусству быть роковой женщиной может стать самым трудным делом в ее жизни?

Уже подростком она знала, что красива. Об этом свидетельствовала реакция мальчишек в школе и даже некоторых мужчин, когда она входила в комнату или проходила мимо по улице.

Только отец был равнодушен к ее красоте. Более того, он старался держаться с ней холоднее, чем с другими сестрами, хотя вряд ли кто-нибудь, кроме нее, замечал это. Иногда она пыталась убедить себя в том, что это только ее воображение. С какой стати ему было относиться к ней хуже, чем к Тесс или Кит? В этом не было никакого смысла. Но в глубине сердца она чувствовала, что не ошибается.

Отец не хранил маминых фотографий и не позволял говорить о ней в своем присутствии. Но однажды дядя Уильям достал старое фото потрясающе красивой молодой женщины и сказал ей и ее сестрам, что это их мама. Изучив фотографию, Джилл обнаружила, что ей досталась классическая красота матери. И еще она поняла, что, быть может, плохое отношение к ней отца объясняется ее сходством с матерью. Ей всегда казалось, что отец так и не простил маме автомобильную катастрофу, которая унесла ее жизнь.

Отец был единственным мужчиной, в чьем одобрении она нуждалась. Как любой ребенок, нуждающийся в любви, она делала все, чтобы отец был доволен ее успехами. А поскольку такое было возможно, только если это были успехи в учебе или упорной работе, она рано научилась игнорировать свою внешность. Однако ей так и не удалось добиться его любви.

Он умер много лет назад. В завещании было сказано, что, пока она и ее сестры не достигнут того уровня благосостояния, который он считал достаточным, они не получат свои доли в компании. Властное присутствие отца ощущалось и после его смерти. Джилл все еще жила так, как он ее учил. Не потому, что это был единственный способ выжить, просто она не знала другого.

Чтобы оградить себя от страданий, она научилась быть самодостаточной, эмоционально дистанцироваться от других людей, насколько это возможно. Джилл не выносила, когда к ней прикасались. Неудивительно, что перспектива обучения искусству соблазнять мужчину вызывала у нее нервную реакцию.

— Джилл? — Колин помахал рукой перед ее глазами.

— Что?

— Мы приехали.

— О. — Она оглянулась, обнаружила, что они уже припарковались, и автоматически потянулась к ручке.

— Джилл!

Проклятье. Джилл нетерпеливо ждала, пока Колин подойдет, откроет дверцу и протянет ей руку. Она оперлась на нее, позволив ему помочь ей выйти из машины, но это ее взбесило.

— Скажи мне вот что. Неужели мужское «я» в самом деле страдает, если девушка на свидании сама откроет дверцу машины?

Он улыбнулся.

— Мужское «я» — очень хрупкая вещь, Джилл.

— Не верю. Спорим, что твое «я» вовсе не хрупкое. И я уверена — то же можно сказать и о Десе.

Он повел ее к клубу.

— Скажем так, мужчине, который по-настоящему ценит и уважает женщин, приятно помогать им в таких, к примеру, мелочах, как открывание дверцы. И обычно женщина чувствует себя в таких случаях польщенной, благодарной мужчине.

Ей это никогда не приходило в голову. И потому возразить было нечего.

Когда они вышли на тротуар, он взял под руку. Она с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть его и не выдернуть руку. До сих пор ей не приходилось идти с мужчиной под руку. А ведь большинство пар ходят именно так, подумала она. Странно, у нее никогда не было пары.

Этот район назывался Дип-Эллиум, он находился в конце Элм-стрит, недалеко от входа в Фэа-парк. Дип-Эллиум приобрел известность в двадцатых-тридцатых годах благодаря расположенным здесь многочисленным блюз-клубам. Все великие блюзмены приезжали сюда играть. С того времени район сильно изменился, но ауру необычности сохранил.

Раньше здесь были обширные пустыри да кое-где склады. Заброшенная местность в трех кварталах от центра Далласа. Сегодня склады исчезли, а на их месте возникли современные здания, населенные людьми, которые намеревались получать от жизни максимум удовольствий.

Впрочем, главная улица сохранила свой прежний облик. В расположенных на ней клубах рождались новые музыкальные стили, загорались новые звезды. Осталось и несколько магазинов из тех, что были открыты в пятидесятые годы. В других помещениях поселились выставочные галереи, ювелирные мастерские, изысканные бутики, рестораны, кафе и многое другое.

Крепко держа Джилл за руку, Колин маневрировал между людьми, которые болтали друг с другом, смеялись, не замечая того, что мешают проходу.

Почти на всех здесь были татуировки, кольца в носу, на бровях, на языке, на пупке, а то и во всех этих местах сразу. Прически тоже поражали. От голого черепа до пышного облака волос на голове. Волосы всех цветов радуги, от красного и оранжевого до голубого и золотого. Но, слава богу, были тут и нормальные люди, даже пожилые пары, выходящие из ресторанов и кофеен.

Колин взглянул на выражение ее лица и рассмеялся:

— Весело, правда?

— Ты здесь часто бываешь?

— Да нет, не очень. Но когда тут есть что-нибудь интересное, а это случается, я стараюсь приехать. Разве у тебя нет здесь пары старых перестроенных складов?

Она кивнула:

— Я купила сколько смогла, но никогда не бывала здесь ночью.

— Может, после сегодняшнего вечера, ты еще вернешься сюда ночью.

Они подошли к черной двери. Колин открыл ее, и Джилл услышала музыку. Она заколебалась, потому что внутри было очень темно, но Колин, крепко держа ее за руку, решительно направился внутрь.

Войдя, он остановился поговорить с крупным мужчиной, который подошел поздороваться с ними. Похоже, это был его старый друг. Пока они говорили, глаза Джилл привыкли к темноте, и она обнаружила сцену.

Молодой светлокожий тощий парень играл на гитаре. Чуть позади него сидел на стуле мужчина постарше, негр, и тоже играл на гитаре. Еще там были барабанщик, саксофонист и пианист, но в них не было особой нужды, потому что гитаристы вели музыкальный диалог только между собой. Они играли разные партии, подхватывая мелодии друг друга так, словно умели читать мысли, их гитары говорили между собой на особом языке, который в той или иной степени был понятен всем присутствующим. Джилл не слишком разбиралась в музыке, но даже она поняла, что играли гитаристы потрясающе.

Она почувствовала, как шаль соскользнула с ее плеч. Колин снял ее и указал Джилл, куда им идти.

Прожекторы рисовали голубые дорожки на стенах и потолке. В неоновом свете были видны огромные черно-белые фотографии легендарных блюзменов с их неизменными гитарами. Она узнала Роберта Джонсона, Мадди Уотерза, Хоулина Вольфа, а также Билли Холлидея, Бесси Смит и других мастеров.

Еще там были фотографии пожилых темнокожих музыкантов, сидящих в креслах-качалках на открытых верандах с гитарами в руках. У этих людей, судя по всему, не было денег на стекло для веранды, зато, благодаря музыке, они обрели мир в душе. На других фотографиях темнокожие люди работали на хлопчатнике, собирали хлопок в заплечные сумки. Между фотографиями висели большие плакаты с простыми надписями, такими, например, как «Рождение блюза».

Колин провел ее к дивану, обитому темно-синей кожей. Они сели рядом. Она напряглась, ощутив его близость.

Музыка была громкой, но не настолько, чтобы это мешало ее слушать. Колин прошептал ей на ухо:

— Пожалуйста, чуточку подвинься.

Она кивком указала на диван напротив:

— Почему бы тебе не сесть туда?

Он покачал головой и улыбнулся подошедшей официантке. Джилл пришлось прижаться к стене, но это не помогло — все равно они сидели, тесно прижавшись друг к другу.

У светловолосой официантки карточка с именем «Мэгги» была приколота к блузке, обтягивающей большую грудь. Колин полностью завладел ее вниманием. Но Джилл все-таки удалось заказать себе бокал белого вина. Колин заказал пиво.

Когда Мэгги исчезла, Колин положил руку на спинку дивана за головой Джилл.

— Ну как тебе это местечко? — спросил он, снова прижавшись губами к ее уху. Его дыхание обжигало ей кожу.

Джилл сглотнула. Она была зажата между ним и стеной. Он был так близко, он был такой мужественный, такой большой, и он приводил ее в смятение. Ей с трудом удалось изобразить улыбку.

— Музыка чудесная.

На его лице отразилась искренняя радость, у нее чуть не перехватило дыхание.

— Я рад, что тебе нравится. Я обожаю ее.

— Эти двое, — кивнула она в сторону сцены, — просто чудо.

— Что?

Она не поняла, почему он не расслышал ее слов, но прижалась губами к его уху и повторила:

— Эти гитаристы — просто чудо.

Колин повернулся, чтобы ответить, но она не успела отпрянуть, и его губы скользнули по ее губам. Она буквально подпрыгнула на диване. Колин взял ее за руку повыше локтя и стал мягко поглаживать, успокаивая:

— Ты должна научиться не вздрагивать всякий раз, когда мужчина коснется тебя.

Она взглянула на его руку и кивнула. Он прав. Так она никогда не получит Деса. Но сейчас с ней был Колин.

— Обычно я так себя не веду.

— Да, пока не считаешь, что человек представляет для тебя угрозу.

Странное заявление. Впрочем, вероятно он прав, она никогда не затрудняла себя анализом собственных поступков. Но Колин заставлял ее чувствовать себя совсем беспомощной.

Джилл всячески старалась сохранять дистанцию, но это было невозможно, и она начала разглядывать посетителей клуба. Когда Колин сказал, что они пойдут в клуб в Дип-Эллиуме, она испугалась, что будет чувствовать себя там некомфортно в своем новом платье, но, к ее удивлению, этого не случилось.

Посетители клуба были всех возрастов и одеты самым разнообразным образом. Были там туалеты еще более шокирующие, чем ее платье, но были и весьма строгие, в каких ходят в консерваторию или в театр. Она заметила пару «далласских ковбоев»[2] за одним из столиков. Обычно их поддразнивали, но здесь они явно чувствовали себя очень спокойно. Просто пришли послушать музыку. И Колин снова оказался прав. Она никого здесь не знала. Ее настроение улучшилось. Может, удастся расслабиться и получить удовольствие?

— Посмотри на меня.

— Извини?

— Это основное правило, Джилл. Твое внимание должно быть направлено на мужчину, с которым ты пришла.

— О, но клуб такой интересный.

— А в разговоре ты всячески должна подчеркивать, что я — самое интересное в этом клубе, и вообще самый интересный мужчина, которого ты когда-либо встречала.

Джилл вздохнула. Только она решила расслабиться, как он все испортил, напомнив ей, что это урок, а не просто свидание. Она начинала ненавидеть слово «урок».

— Послушай, ты ведь можешь мне все рассказать. Разве обязательно следовать всем твоим советам?

Он улыбнулся, показав ямочку.

— Непременно. Как иначе ты научишься? Если не попрактикуешься со мной, то ошибешься, когда будешь с Десом.

Снова он прав. Проклятье.