Ускоряющийся

Глава 5 Рождённый ползать…

Все люди в мире делятся на две категории: те, кто даже не пробовал летать как птица и на жирные кляксы на асфальте. Дима не представлял, к какой категории относится. Просто не успел об этом подумать.

Страшно ли ему было? Наверное, да, но он этого чувства сейчас не ощущал. Страх нынче забивался чувством необычности, вседозволенности, счастья наяву! Эйфория! Словно в сказочный сон попал. Страх пасовал перед тем, что должно произойти.

А происходило просто волшебное действо!

Нырнул в окно он «рыбкой», но на вылете зацепился носками тапок о подоконник. Это, во-первых, изрядно сбило его восторженное состояние, в первые секунды кинув в пучину паники. Во-вторых, его немного развернуло, и теперь он летел не параллельно земле, а словно нырял в бассейн. В-третьих, с него слетели тапки.

Но уже через пару секунд все эти мелочи перестали существовать перед напором просто таки бешеной эйфории, возникшей у Димы где-то в груди и брызнувшей ручейками во все нервные окончания. Он летел! Он парил!

Скорость падения его уменьшилась до того, что он мог не напрягаясь пересчитать, сколько веток у ближайшего дерева и сколько на тех ветках — веточек, и сколько окон по горизонтали дома и по вертикали, и… И это непередаваемое чувство — полёт! Тело не размазывает по воздуху от скорости падения, как то показывают во всяких подборках экстрим-спорта. Возникающий ветер не рвёт рот, открывай его или нет. Чувство невесомости и ранее неизвестное чувство парения (в прыжке не успеваешь его почувствовать), радость от вседозволенности выкаблучивания, если вообще так можно сказать. Да и вообще: желание летать — одно из первейших в человеке и одно из самых стойких. До самых преклонных лет люди мечтают перебороть свой страх высоты и воспарить над землёй, будь то на парашюте, на дельтаплане или на воздушном шаре. А он вот сумел реализовать намного, намного раньше!

«В следующий раз надо будет на крышу залезть и оттуда сигануть! — строил планы Дима. Он медленно пролетал окна второго этажа и видел, что его соседка снизу идёт как раз к окну, зажав в руках молоток. Ну конечно, как он мог забыть о своём прыжке, грохоте падения и ожидания «бог любит троицу». — Она же идёт лупить по батарее! Ты смотри, какая грозная! Однако что-то меня гложет. Червячок какой-то. Вот только что возник. Что я думал? А важно ли это? Важно, раз не отпускает. Ну-ка, ну-ка, чего боишься? Что соседка совсем осерчает? Да ну её в пень, летом так замучила своим ремонтом, что думал даже её затопить! Не, видишь, не она внушает опасения. А что? О чём думал? Полёт, парение, прыжок… Прыжок! Ну, прыгнул со стула… Про обивку переживаешь? Нет. Стул старый, в этом году менять надо. Не жалко. Прыгнул, приземлился. Так что за дело? А! Вот оно. Приземлился. Что-то с «приземлился»… что? Ну, ударился пятками, подумаешь. Ага! Пятками ударился! Ударился. Ударился. А что с этим не так? Так всегда бывает, это вполне привычно, при моём-то весе… мать моя женщина! Мать-перемать моя женщина! «Вполне привычно», «так всегда бывает»! Да! Так всегда бывает! Никакого отличия, паришь ты в замедленном-ускоренном состоянии или просто прыгаешь. Результат один — ноги приземлились, приняли на себя вес тела, мышцы и кости спружинили. Получается, что в ускоренном состоянии вес никуда не девается, парение замедленное, ну так то фигня, то понятно. Разве в «моём мире» меняется ускорение свободного падения? Нет. Физические константы, кроме времени, остаются на своих местах. Ну, насколько заметил. А это значит, что и кинетическая, и потенциальная мои энергии и в «нормальном» мире, и в моём «ускоренном» — равны. Всё из той же школы помню, что тело, поднятое над землёй, приобретает потенциальную энергию, пропорциональную высоте над землёй! А при падении, полёте вниз, эта потенциальная энергия переходит в кинетическую, при этом ускорение свободного падения переходит в ускорение, блин, свободного падения, блин, забыл в что, но ведь в именно это! В ускорение! Свободного! Падения, блин! Я, блин, падаю! Я просто блин падаю! И когда плавно и неспешно приземлюсь, то моё ускорение свободного падения тела размажет это тело по земле! Ааааа! Что я натворил! Что я наделал!!! Я же выбросился из окна! Тупо выбросился из окна! Хахаха, блин, убить себя не смог — так глупостью добил! Думать! Думать надо прежде! Мать, мать, мать, думай! Уже почти второй этаж пролетел! Тут осталось метров пять до земли. Половина пути уже позади. Думай!!! А то навернёшь… За стену уцепиться? А?! А?! Приобщить силу трения, так сказать? Ыть! Ыть!!! Твою мать, не достать, так далеко отлетел уже! Я что, ускоряюсь?! Почему лететь стал быстрее??! Не паниковать! Думай! Руками если помахать? Аки птыц?! Может, это замедлит падение? Ыть! Ыть!!! Нет толку, нету его! У меня же не крылья, я же не меняю геометрическое положение и парусность «крыльев» рук! Будь у меня плащ или зонтик! Дерево! Да! Дерево! За ветки ухватиться! Ветки! Спружинят! Давааай! Далеко, далеко, чёрт, до веток не дотянуться! Ну же! Подгребсти, что ли. Как лягуха, блин! Ну же! Есть!»

Дима выгнулся в полёте так, что потянул половину мышц на правом боку и руке, но сумел-таки едва уцепиться за тонкие, но живые, не сухие ветки дерева. Пальцы сжались клещами, пытаясь сдержать его тело. Мало того — сдержать, а и вообще — зацепиться за ветку, подтянуться ближе к ветвям и попытаться с помощью них и дерева спастись.

Но Дима уже приобрёл достаточно большую скорость падения, весил он изрядно… В общем, идея эта изначально была проигрышной. И всё же! Пальцы вцепились в тонкие ветки намертво. И может благодаря им горизонтально расположенное тело стало изменять угол падения, разворачивая Диму головой вверх, а ногами — вниз.

Воодушевлённый, он рывком изогнул тело, пытаясь и второй рукой дотянуться до веток. Результат получился обратным: не выдержала ветка и поломалась. Дима взвыл, замахал руками, пытаясь дотянуться, но тщетно, тщетно уж.

Паника нарастала посекундно, он суматошно оглядывался вокруг, выискивая в темноте хоть какую-то зацепку, хоть что-то, за что можно уцепиться и приостановить падение. До земли уже оставалось метра четыре. Немного, если лететь со второго этажа, но уже очень много, если — с третьего.

Калечиться не хотелось неимоверно!

Тут его взгляд выцепил из отражений и бликов ещё одну ветку, ранее им не очень замечаемую. Уже несколько выше его, ненамного. Руками уже не достать. И не дотянуться, блин! Но она приличной толщины и если попытаться чем-то помочь себе… чем?

«Одеждой! Во что я одет? Футболка, спортивные штаны, носки. Связать по бырому носки, футболку?.. Чушь! Штаны! Быстро стягивай штаны! Неприлично, и хер с ним, никого и так нет, но если штаны зацепить за ту ветку, то можно уменьшить скорость падения. Быстро!!!»

Вы когда-нибудь в невесомости снимали штаны? Ну ладно, не в невесомости, а, скажем, в бассейне. Озере, море, речке… Это забавное зрелище. Да и не надо. Не пытайтесь даже. Это нелепо и глупо, неудобно. Тело крутит по всякому, материя липнет к телу. Бррр. Что до Димы, так он умудрился стащить с себя спортивные штаны за секунду. Жить захочешь — и не так выкрутишься. Чуть с трусами не снял. Тело, конечно, извернуло в полёте, но не настолько, чтобы он потерял из виду желанную ветку. Подвывая от ужаса и зная, что второго шанса может и не быть, он прицелился. А потом, зажав в руке одну штанину, сильно выбросил вторую в направлении ветки, пытаясь захлестнуть штаниной ветвь. Спортивки чуть не вылетели из руки, едва удержал. Бессильно и с подвыванием выматерился, наблюдая, как замедляется штанина, отдаляясь от его «поля». И вновь, зная, что рвёт себе всё, что может порвать, выкинул вторую руку по направлению к медленно, очень медленно приближающейся второй штанине. Она захлестнулась за ветвь, а Дима поймал-таки материю! Тут же намотал обе штанины на кисти и что было сил напряг руки.

Масса тела и ускорение свободного падения стали медленно, но неотвратимо сказываться на напрягшемся теле. На мышцы рук стало всё больше и больше влиять давление. Импульс тела стал гаситься сцепкой рук и ветви. Приобретенная кинетическая энергия стала работать на разрыв элементов и их связей. Руки и спина налились тяжестью, мышцы горели, ветка и штанины затрещали. От напряжения Дима взвыл. Было больно, было неимоверно больно!

Наконец, всему настал конец. Одновременно не выдержали ветка и левая рука. Ветка захрустела и пошла трещинами, являя миру белёсые волокна. А пальцы руки не выдержали — разжались.

Он всё ещё падал, но хотел надеяться, что этот рывок рук-материи-дерева снизил импульс тела и передал часть кинетической энергии в ствол. То есть теперь он не так смачно грохнется о землю.

А о последствиях падения думать уже не пришлось. Просто не успел.

Ума хватило не прямыми ногами опереться в почву, иначе могла бы сработать концентрация напряжений в коленках — и он поломал бы себе ноги! Нет, сейчас у него была возможность поставить ноги так, чтобы весь тела шёл не на колени и вперёд, а на икры — и назад. Удар! Несильный, но пусть это не вводит в заблуждение. Это тот же удар, как и при падении на землю, только растянутый по времени. У Димы просто больше времени, чтобы выгоднее распределить по телу отдачу от земли. То есть время, чтобы спрогнозировать, какая часть пострадает хуже других.

Вот не выдерживают ноги, он их медленно подкашивает и валится со всё возрастающей скоростью — сказывается соприкосновение с телом и ослабление собственного «поля» — назад, на ягодицы и спину. Бам! Приземлилась попа. Сотрясение от удара набатом бьёт в голову на радость местной болячке. Плавный, но очень жёсткий перекат на спину. Главное — не навернуться ещё и головой. Хорошо, спиной не чувствуется ни камней, ни осколков.

Гух! — по всему телу. Вышибло дух. Медленно, но ощутимо.

И тишина. И только после этого Дима закрыл глаза и позволил сознанию вернуться в нормальный мир.

Звуки накатили на него семимильными шагами.

А Дима не засмеялся. Он был спасён, он не разбился, но ему не было радостно. Он только что понял, что из-за собственной безрассудности только что чуть не лишился жизни.

Саданув по лбу, на него хлопнулась ветка-спасительница. Хоть таким образом дерево отомстило за свою поломанную руку. Одну из.

— Я тебя тоже люблю, — хрипло прошептал Дима.

Он с трудом перевернулся на бок, изгваздываясь в хоть и подмёрзшей и не липкой, но всё же маркой земле. Сдёрнул застрявшие на обрывке ветки штаны. Стал их напяливать на себя, постанывая от боли и увидел, что на него в упор смотрит девчушка лет эдак десяти-одиннадцати. Небось, вышла в туалет ночью, а тут за окном что-то грохнулось. Вот и стало любопытно, что.

— Прювет, — лениво махнул ей рукой Дима. — Спокойной ночи!

Он, осмотрев окрестности и найдя один лишь тапок, напялил его — и пошёл.

Куда пошёл, зачем? Он как-то не задумывался. В голове, кроме боли, ничего не осталось. Ничего не хотелось, никуда не хотелось. Только одного — в кровать и спать. Пустота внутри. Откат.

Как он домой попадёт? Каким образом? Когда прыгал в окно, как-то об этом совсем не задумывался. «В следующий раз, — хмуро пообещал себе, — когда захочу полетать, возьму с собой парашют и ключи от квартиры, где деньги лежат».

Он не отдавал себе отчёт, что из себя сейчас представляет. Грязная футболка, порванные по шву спортивки, сквозь которые видны волосатые ноги и трусы, одна нога в тапочке, вторая — просто в носке. По замёрзшей земле, не разбирая дороги, обхватив себя руками, дрожа от холода и пережитого ужаса. И пустота в глазах.

Он минуты две стоял у запертой двери в подъезд, думая, нажать кнопки вызова или всё же не будить никого? Ничего не решив, набрал код на замке — и вошёл в такой тёплый, такой родной подъезд.

Вахтёр мирно дрых у себя в каморке, а Дима, постояв напротив лифта и услышав, что кто-то вызвал кабинку, решил не дожидаться её спуска. При всём потрясении, что испытал недавно, он понимал, какое из себя зрелище представляет. Свернул на лестницу, пошлёпал на свой этаж.

Каждый шаг отдавал болью. Каждая мышца тела кричала, каждая косточка казалась, по крайней мере, ушибленной. Дима даже и не знал, что у него вообще столько мышц и костей. «Надо, что ли, в анатомическом атласе посмотреть, со своими болячками сравнить. Раз, два, три», — считал Дима ступеньки. Было донельзя обидно. Очередная мечта рассыпалась в прах и чуть не привела его как минимум к увечью. Да и вообще день какой-то… богатый на все эти вещи. Хорошее, плохое, неимоверные открытия и жестокие разочарования сильно расшатали его привычный мирок. А сам большой мир вдруг показал, что у него есть к нему дело и подарил просто невозможную способность. Конечно, Дима слишком поторопился обуздать новинку и научиться ею пользоваться. Он был похож на тинейджера, которому подарили машину. Авто, о котором он давно мечтал. И вот тинейджер садится за руль, заводит, срывается в первую поездку и чуть в первой же поездке не разбивает подарок напрочь. О да, этот урок надолго остудит тинейджера, но что делать с выбитым лобовым стеклом и помятым бампером? Отец говорит, чтобы восстанавливал на свои, а где их взять? Вот это вдруг новое чувство: за всё нужно платить из собственного кармана — сильно бьёт по сложившемуся положению вещей. Эдак взрослит.

И вот сейчас Дима шёл, отчаянно оттягивая этот момент, чтобы положить ещё один камень на чашу собственного взросления: он шёл сдаваться. «Ну а как ему ещё проникнуть домой? Входная дверь закрыта, родители спят, а сестра неизвестно где. Можно, конечно, подождать Катюху и наплести ей что-то несуразное. Типа лунатизма. Мол, страдаю лунатизмом, помоги, сеструха, спаси. Проявилось после сотрясения головы. Не готов к этому и не знаю, что с этим делать… А что, вариант. Более того, эту штукенцию можно нагородить и родителям. Хорошо, что выветрился алкоголь, а то они подумали, что это пьяный бред. А так вынуждены будут признать мою правду. Мою неправду. Опять неправду. Да ну блин! А что тут скажешь? «Ой, мама, папа, представляете, я могу бегать в сто раз быстрее любого человека! А тут я подумал, что может быть могу летать — и выбросился из окна» Они посмотрят на меня по-разному: мама сочувствующе, а папа разочаровано. Отведут в спальню. Закроют окно. И мама останется на ночь на нижней кровати. А на следующую ночь — папа. И успокаивающее пропишут. И от работы оградят. И врача вызовут домашнего… Блин, бред какой. Не надо мне всё это».

Дима вдруг понял, что последние секунд десять стоит и никуда не идёт. Оглянулся. «Ах, да, это же мой этаж. Развязка близка».

Шаг, ещё шаг. Больно. Грязно. Холодно.

Ужасно всё. А сейчас ещё и врать придётся, в очередной раз!

Скрипнула дверь на лестничную площадку, Дима сделал первый шаг и остановился. На него с ужасом смотрели двое. Парень и девчонка. И если парня Дима не видел никогда в жизни, то девушку, наоборот, он знал всю жизнь. Это была его сестра.

Они увидели грязного, всклокоченного молодого человека в порванных штанах, в одном тапке. С царапинами по рукам, кровавыми ссадинами на подбородке и щеке. С уставшим, но безумным взглядом. Есть от чего испугаться.

А Дима не знал, что и делать: радоваться или огорчаться. С одной стороны, хорошо: родителей не разбудит, с другой стороны, левых людей к семейным разборкам подключать не нужно. Впрочем… то, в какой ситуации он застал эту парочку, делало его положение не столь безнадёжным: парочка обнялась, причём довольно откровенно. Руки парня лежала на попе сестры, она же обвила одной ногой его ногу. В общем, откровенность зашкаливает. Губы у обоих влажные, уши красные. Ясное дело: целовались. Можно, в общем, сыграть на уступках.

Неловкое молчание длилось несколько мгновений, потом руки парня метнулись от попы к поясу, да и вообще они тут же отстранились друг от друга, как ни в чём не бывало.

Дима, не говоря ни слова, пошёл в предбанник к родной двери, но пришлый парень-то его не знал! Он не знал, кто это вдруг появился на лестничной площадке, такой страшный. Решил, наверное, что бомж какой-то. И при первых шагах Димы, надо отдать ему должное, попытался отодвинуть за себя его сестру, загородить и защитить. Но та сама выдвинулась вперёд:

— Димка, что, совсем крыша поехала? Что ты с собой сделал?

Тот остановился от сестры в шаге, дыхнул на неё и молча пошёл дальше, поманив за собой.

Прошагал в предбанник, остановился. На площадке меж тем послышался разговор:

— Э! Стой! Ты куда? Ты его знаешь?

— Конечно знаю, Гош, это мой брат!

— Странный он какой-то… Эээ… Приятно познакомиться! — крикнул он в предбанник. Дима ему не ответил. Ждал сестру, а когда она появилась, молча указал на дверь, развёл руками, мол, открой, а то я не могу.

— Что случилось? То, что от тебя не несёт водярой, не значит, что ты не колешься или там синьку пьёшь!

Дима наклонился к её уху:

— Лунатизм.

— Что? — Конечно, не поверила она.

Дима только развёл руками, мол, не хочешь — не верь, но вот так оно и есть. В его глазах Катя не прочла ни насмешки, ни злости какой-то. Только усталость, и вот это её испугало больше того, что он поведал. Она почему-то поверила ему как-то сразу, и ей стало страшно. Что такое «лунатизм» и к чему он приводит она, правда, не знала, но что-то явно страшное. Сделала круглые глаза, закрыла рот рукой.

— И что теперь делать?

Дима закатил глаза, развёл руками, мол, и сам не знаю или вообще «а ничего не поделаешь» и вновь указал на дверь. Катя как-то суетливо отперла дверь и пропустила вперёд Диму, как-то странно повёв плечом, словно хотела им защитить шею. Дима сначала не придал этому значение, а потом до него дошло, что «лунатизм» сестра связала с её любимыми фильмами про вампиров. Решила, наверное, что Дима в вампира превратился, дурочка. Надо будет объяснить разницу, но это потом, а сейчас — раздеться, одежду в грязное, сам — в душ. Вода ранила, словно лилась не по коже, а по обнажённому мясу. Дима долго стоял под горячими струями, потом прошёл в свою комнату, закрыл окно, едва добрёл до кровати, свалился на неё — и моментально заснул.

Утро было просто ужасным. Хорошо, он успел запихнуть в рот половину подушки перед тем, как заорать от боли. А ведь спросонья всего лишь потянулся! Всего лишь начал просыпаться! Эдак выпростал руки из-под заботливо (наверное, сестра постаралась) наброшенного на него пледа и только было думал хорошенько, с кряками и подвываниями потянуться, как скрутило Руки, ноги, спина, шея — всё враз, везде судороги, все синяки ожили, шишки проснулись вместе с ним, а ссадины запекли за всю ночь враз. О, что это была за боль! Его словно запихнули в стиральную машинку, забыли добавить воды, зато включили на максимум. Так его везде раздолбало.

Лишь минут через пять основные болячки утихомирились, а может это сам Дима привык к боли, повысив болевой порог. А может и то, и другое. Но главное, что он смог потихоньку-полегоньку встать с кровати и, хромая на обе ноги, скособочено доковылять до шкафа. Открыл дверцу, взглянул в отражение… Ндаааа. Всклокоченные волосы, круги под глазами. Хорошо, не синяки. А вот на подбородке, кажись, таки синяк. И ссадина на щеке. Руки там-сям испятнали синие пятна и царапины. Дима, охая задрал майку, чуть не упал: аж ноги подкосились. Бок, которым он долбанулся о поребрик клумбы, отливал даже не синим, а лиловым. Дима осторожно притронулся, зашипел от боли. Потом, зарычав, облапил там всего везде. Прощупал рёбра. Больно, да, но не запредельно. Кажись, целы. И то хлеб.

«Па-па-па!!! Па-па-па!!!» — Дима чуть не подпрыгнул от неожиданности. Сработал будильник! Он что, встал раньше положенного??? Ничего себе! Такое с ним раньше если и бывало, то лет пять-семь назад. Ну, конечно, если ложиться обычно спать часа в два ночи, а вставать в семь — кто же выспится? Вчера он лёг часа на полтора раньше, и организм непонятным образом решил, что пора вставать. И он ведь встал! Да ещё и раньше положенного! Да ещё и имеет в себе силы ходить, наклоняться, двигать руками и ногами. Даже несмотря на гигантскую потерю энергии и вообще небывалую работу тела вчера. Он стал выносливей? Похоже на то.

В комнату застучали: мама пришла будить.

— Я уже встал! — проорал он в ответ, чем, конечно, немало удивил родных. Обычно он кричал: «Ещё пять минут!» или «Отстаньте от меня, не хочу вставать!», или «дайте мне умереть!», или «Мнымнямномну!», то есть непереводимый и непроизносимый бред. Но «Я уже встал»? Видать, это какая-то уловка. Так и решила мама, ибо в дверь снова затарабанили. И, наверное, ногами.

А Дима прикрыл глаза, ускорился — ура! Ура! Получилось сразу и без видимых усилий! Работает! — Охая и ахая навёл лёгкий марафет в комнате, натянул рубашку с длинным рукавом и спортивки, чтобы скрыть синяки, сделал счастливый вид, замедлился (Опять ура! Опять получилось сразу!) и открыл дверь. На него уставилась с подозрительным видом мама, заметила новые ссадины, обвиняюще указало на них перстом. Дима развёл руками и указал на кровать, мол, она виновата. Мама властно отстранила его с дороги, вошла и пытливым взором обвела комнату. Принюхалась. Ещё принюхалась. Уподобившись собаке-ищейке, периодически шумно втягивая воздух, прошлась по периметру комнаты, заглядывая во все «злачные места». Вернулась к двери, опешила: теперь на неё, сгрудившись в проёме, смотрели все родные. Это своего рода было даже развлечением в их семье. Дима с Катюхой называли маму в такие минуты «Мамака- подозревака». Она, воспитанная в строгой семье, иногда эту въевшуюся строгость выплёскивала на родных. Пытаясь тщетно оградить детей от тлетворного влияния улицы. И в то же время пыталась идти в ногу со временем. То всё запрещала, то проявляла необычные аукционы лояльности. Доходило до абсурда. Например, ох, какой разнос она устроила дочери, когда обнаружила у неё в рюкзаке пачку презервативов (Не, ну а что, на улице активисты раздавали, отказываться, что ли?)! Но не прошло и недели, как она взяла на себя обязанность строго следить, чтобы её дети были «в этом плане» защищены — и сама покупала им «резиновотехнические изделия номер один», чем немало смущала отпрысков («Катька, на гульки? К какой такой Наташе? Не обманывай! Знаю я, куда ты идёшь! Взяла? Я спрашиваю: «Взяла?»). Слава богу, хоть отчётности в расходе оных не спрашивала.

Ну и так далее.

Вот сейчас очередной бзик. Решила, что сынуля запил. А может, они с Катюхой к этому выводу вместе пришли.

Но в комнате не было перегара, не валялись бутылки, не была спрятана закусь или стаканы. Странно. Подошла к сыну:

— Дыхни!

Дыхнул. Обвиняюще вновь указал на кровать: она, бяка, во всём виновата.

Мать скривилась:

— Зубы чистить! И к столу! Всем зубы чистить и к столу!

Родных словно ветром сдуло. Рассерженная мать шутить не любит.

Уходя из комнаты сына, всё же вернулась к кровати и что было сил саданула по быльцу пяткой: «Ишь ты, вздумала чадо обижать, тварюшка кроватная!»

Перед выходом из подъезда Дима не выдержал — и ускорился. Дул ветер, развевал у прохожих шарфы и полы пальто. Причём дул он как назло в лицо, то есть приходилось прилагать немалые усилия, чтобы просто идти. Никакого удовольствия. Помучавшись так метров сто пути, Дима решил, что ну его, лучше уж в более благоприятных условиях реализовывать свой дар. Ну или пусть сначала синяки заживут.

На работе было неимоверно скучно. Время тянулось словно резиновое. Дима развлекался тем, что устраивал каверзы Ирэн, периодически отключая ей Интернет в самое что ни на есть неудобное время. Он, кстати, первое, что сделал, так это отрубил у неё все сети и привилегии, что для неё разрешал, установил блок на любые сайты. Кроме скучных новостных и чисто по работе. В общем, мстил по мелкому.

А ещё он иногда ускорялся и устраивал рейды по родной фирме. Недалеко, ненадолго, ибо всё тело его болело, на большие расстояния он ходить не мог да и не хотел светиться, если что. Не хотелось ему, чтобы видели с ссадинами на лице и синяками. Ещё мало чего, зачислят в какой-нибудь бойцовский клуб. Что таковой в их бизнес-центре есть, Дима уже слышал. Но ведь все помнят «Первое правило бойцовского клуба», правильно? Потому ходили только слухи.

Дима очень любил подстеречь какую-нибудь девушку, идущую по коридору и потихоньку выскользнуть, будучи ускоренным, из серверной. Вот, например, «цок-цок-цок» только что возле двери прозвучали. Дима тут же ускоряется, медленно и аккуратно приоткрывает дверь, смотрит, кто это и есть ли кто ещё в коридоре. Если нет никого и девушка приятной наружности, он вытекал из серверной, на цыпочках следовал за девушкой, долго и даже с упоением рассматривал её со всех сторон, стараясь не светиться перед ней, заглядывая с боков, со спины. Не прикасался. Только смотрел, только подглядывал. Притрагиваться он не осмеливался. Ну а вдруг вывалится в реальность именно в тот момент? Или кто застукает его во время свершения непотребства? Да и вообще — нельзя так! Не по правилам. Не по моральным принципам, что заложили в него родители.

Да даже простого подглядывания и откровенного наблюдения хватало Диме с головой, чтобы донельзя возбудиться. Вот раньше как? Если встречал идущую навстречу девушку, тут же опускал глаза к полу, иногда украдкой стрелял в спину взглядом. Ну, смущали они его очень! Потому Ирэн, распознавшая в нём недотрогу и девственника (да, да, до сих пор!) умела из него верёвки вить, иногда просто заставляя смотреть на неё, на некоторые части её тела, обнажающиеся вдруг больше обычного, воркуя с ним, топя во флюидах похоти.

Теперь же Дима просто наслаждался! Он смотрел во все глаза на девушек и молодых женщин, зная, что сам движется с такой скоростью (уж этот аспект он не забывал соблюдать), что его просто невозможно уследить взглядом. Он не знал, какова скорость его передвижения, но, видать, не меньше двухсот километров час, а это больше пятидесяти метров в секунду! За «нормальную» секунду времени Дима успевал несколько раз сместиться, так что никто, кто даже целенаправленно попытался бы поймать его движение, не успел бы зацепиться за него взглядом. Только разве что спецтехника с ускоренной съёмкой смогла бы добиться нужного результата. Но таковой в их фирме не было. Шеф в своё время решил не ставить даже простые камеры, которые следили бы за сотрудниками, дабе не сковывать их в их действиях. Всё же результат работы их фирмы зависел от работы команды, а слежка или контроль могли бы результат серьёзно подпортить.

А Дима смотрел, смотрел… На фигуры девушек, на выражение лиц и эмоции, на взгляд, особенно рассматривал девушек в плотных брюках, выгодно подчёркивающих стройные ножки и тугую попу. Ну или в миниюбках, конечно. Он заново изучал женщин. Не на экране компьютера или в глянцевых журналах, а вот так — вживую. Любовался ими. Всматривался в каждую морщинку, рассматривал каждый пальчик. Это приносило Диме просто таки наслаждение! Он восполнял то, чего у него не было долгие годы. Да, у него не было никогда девушки, не было любимой, которой он любовался бы часами. Теперь любимыми стали все, теперь он каждую рассматривал многие минуты — в его, ускоренном, мире. А, насмотревшись, делал вокруг «жертвы» пару кругов — и на цыпочках удалялся в серверную.

С первыми двумя такими «смотринами» Дима чуть не попал впросак. Как был, в тяжёлых зимних ботинках, пошёл за женщиной — и давай вокруг неё толочься. А потом глядь, а она бумаги выронила (падающие бумаги в замедленном мире — очень красивое зрелище), а сама зажала руками уши — и с криком тулится к стене. Дима и сам струхнул, скрылся в серверной от греха подальше. Потом прислушался, что творится в коридоре: на крик девушки выбежали многие. Оказывается, ей показалось, что началось землетрясение. Сильный грохот вокруг, пол затрясся, вот она и решила, что тут, в краю, где ни гор, ни разломов коры Земли, начались природные катаклизмы. Ей дали успокаивающего и проводили на рабочее место. Только потом Дима уразумел, что бегал вокруг женщины в этих самих ботинках, топотал ими. И весь этот грохот и сотрясения, совокупно превратившиеся в грохот, настигли женщину врасплох и как-то сразу. Вот она и подумала, что как минимум землетрясение, а то может и вообще — теракт. После этого Дима стал выползать в коридор в носках и на цыпочках, ступая осторожно и мягко.

Вторая «жертва» была длинноногой красивенной менеджершой, и Дима тупо ей залюбовался. Он так долго сидел на одном месте и рассматривал её, что она его заметила. То есть заметила какой-то силуэт, растворившийся, как только она зацепилась за него взглядом. Дима заметил, что она начала поворачивать в его сторону голову и глаза подозрительно точно сконцентрировались на нём. Вовремя ретировался, обдав девушку воздушным порывом.

После этого в интранет-чате закипела бурная дискуссия. Утверждали, что в их отделе поселился призрак. Вот вчера, например, как он раскидал ветром бумаги. А сегодня его даже слышали и видели! С похолодевшим сердцем Дима читал чат, ожидая разоблачения. Но нет, по словам «пострадавшей», призрак выглядел как карлик с ногами от ушей. Ну ясно, он же на корточках сидел, упёршись подбородком в колени. Так что пусть будет карлик, что там. Беседа в чате свелась к страшным историям из жизни, а Дима решил поддерживать реноме «призрака», совершая аккуратные вылазки-подсмотрелки.

Дискуссия и странные случаи в коридоре пока никак не повлияли на шефа компании. Может быть, потому, что сегодня его в офисе не было: уехал в командировку. Но грозное SMS от него Диме всё же пришло. Оказывается, этой ночью он пропустил войнушку клановую, так что ему вставили пистона. С грозным: «И не вздумай завтра пропустить!»

Время от времени Дима врачевал болячки, смазывая их «Спасателем» и другими мазями, щедро отваленными ему дома. Пару раз на работу звонили родные, интересующиеся всё ли нормально. Ну детский сад, право слово. Но Дима мог их понять: уж слишком резкая смена поведения и действий любимого чадо.

И ему постоянно хотелось жрать! Не есть даже, а — жрать! Уже были подчищены все заначки-печенюшки, кои наносили благодарные сотрудники за мелкие послабления или уступки. Уже съеден тормозок. А есть охота! Почему так, Дима долго не понимал, пока не заметил, что особенно сильные приступы голода наступают после ускоренного состояния. Получается, что в «своём мире» он тратит много энергии, больше, чем обычно. Ну, в принципе, так оно и есть: он постоянно двигается, он ходит и бегает, он преодолевает действие ветра, им же и создаваемого, он вообще теряет много энергии, борясь с трением о воздух и ветер, соблюдая все меры предосторожности и тишины и т. д. Понятно тогда, почему постоянно хочется жрать: в организме наблюдается недостаток калорий!

Кстати, что интересно, метаболизм в его организме оказался повышенным. Некоторые мелкие синяки на теле к концу рабочего дня исчезли! Другие, которые обычно несколько дней сначала бледнели, потом желтели, а потом рассасывались, нынче менялись не по дням, а по часам. Громадная гематома на боку сократилась чуть ли не вдвое!

«Вот за такую возможность вам, незримые, кто меня всем этим наделил, низкий поклон», — думал Дима, рассматривая метаморфозы тела в туалетное зеркало.

После работы думал было добираться домой в ускоренном состоянии и пешком, но тело протестующее взвыло, и пришлось идти на метро. В обычном режиме. Долго-то как!

«Ну ничего! — решил Дима. — Чуть подзаживёт всё, чуть расходятся атрофированные ноги, чуть появится везде на мне мускул — возьмусь за всё это серьёзно. Работы — непочатый край! Нужно определить границы возможного. Нужно научиться ускоряться поэтапно, враз — в требуемый этап. Нужно научиться замедляться. А для всего этого мне нужно место для экспериментов. Квартира не подходит. Нужен пустырь. Будем искать!»