Услышь меня, чистый сердцем

Эпилог

Моя жизнь удивительна контрастами: если счастье — его много, если горе — такое, что его почти невозможно перенести.

Возвращение в Москву, изменившуюся, почти чужую, возвращение после случившегося к нормальной жизни было трудным. Но это — тема для другой книги. Скажу лишь, что и тогда я выжила благодаря моим друзьям.

Их звонки начались сразу по приезде из Ростова. Приглашения сниматься и играть следовали одно за другим.

С «Мосфильма» — сниматься в картине Ольги Наруцкой, потом — от Бориса Ермолаева, Толи Мережко…

Множество предложений из театров. Я приняла приглашение Наташи Фатеевой играть с ней в «Арт-Центре» Прудкиных и не пожалела об этом ни разу.

Но если бы не они, мои друзья, что было бы со мной? Была бы я вообще сегодня жива?..

За эти годы погиб один из самых близких — Сашенька. Умерла мама. Ушел из жизни Саша Кайдановский. Не стало совсем недавно Павлика Арсенова.

За всех за них — живых и мертвых — благодарю Бога, не устаю молиться за них каждый день.

Мое прошлое, его самые счастливые, преисполненные любви голы или самые трудные, наполненные тьмой и белой, всегда рядом.

Не только здесь и сейчас. Было так и во времена заключений тоже. Я никогда не забуду свое первое Рождество в Можайской колонии.

День был чудный: 7 января, Рождество Христово! На зоне — чистый снег, и снегири с розовыми грудками торжественно сидят на украшенных снегом серебристых веточках. Синички садятся на руки и заглядывают в глаза, весело чирикают воробышки, а наши любимицы — зоновские кошки с именами Амнистия, Прокурор, Святой Васька — лениво ходят по аллее.

Солнце! Кругом солнце!

Иду в библиотеку просмотреть газеты. Смотрю «Советскую культуру». Некролог. Вижу фамилию — Тарковский. Сразу же перед глазами — красивое аскетическое лицо Арсения Александровича. Сердце сжалось. Отложила газету. Опять взяла. Прочитываю, что из жизни ушел Андрей Тарковский. Как — Андрей?! Господи! Как — Андрей?! Мне стало плохо.

…Вечером, под луной, между сугробами присела я на корточки, чтобы никто не видел, как плачу. Под телогрей кой, словно утешая меня, мурлычет котенок. Я не могу успокоиться, все плачу и плачу, шепчу дорогое имя, прошу за что-то прошения, говорю, что люблю его… Он же хотел, он должен был вернуться, чтобы снимать главный фильм своей жизни — фильм о Федоре Михайловиче Достоевском. «Андрей, — зову я, — Андрей!..»

Нет больше зоны. Есть снег, я, и высокое Рождественское небо, и Господь, принявший его душу, выполнившую свой долг перед Богом и перед людьми…

С тех пор и навсегда для меня моя вера в Бога такой и останется: я и Небо, Небо и я… Небо…