Узкое ущелье и Чёрная гора

В. В. Иванов Очерк истории и культуры хеттов

Большинство хеттских клинописных текстов, найденных в богазкёйском архиве, относится к эпохе Нового царства, т. е. к XIV–XIII векам до н. э. Сохранились также и сделанные в эпоху Нового царства копии более древних документов, оригиналы которых (до нас не дошедшие) относятся к XVII–XVI векам до н. э. В копии более позднего времени обнаружен древнейший памятник клинописного хеттского языка — надпись царя Аниттаса (около XVIII века до н. э.).

Хеттский язык — не единственный индоевропейский язык, памятники которого имеются в богазкёйском архиве. Наряду с многочисленными и разнообразными хеттскими текстами в Богазкёе найдены скудные фрагменты клинописных ритуальных текстов на двух других индоевропейских языках, родственных хеттскому, — на лувийском и палайском. Ритуальные тексты на этих двух языках относятся к периоду Нового царства. Учитывая архаичность хеттской религиозной традиции, можно предполагать, что в языке этих текстов отразились и более древние языковые нормы. Лувийскому близок язык выполненных особым письмом иероглифических хеттских (точнее иероглифических лувийских) текстов I тысячелетия до н. э., найденных в Сирии.

Хеттский, клинописный и иероглифический лувийский и палайский языки образуют одну группу индоевропейских языков — анатолийскую (иначе хетто-лувийскую). Около XVI века до н. э., когда составлялся наиболее ранний из дошедших до нас вариантов хеттских законов, тремя основными частями Хеттского государства были страна хеттов (в центре Малой Азии), Лувия (на юго-западе Малой Азии) и Пала (на севере или востоке Малой Азии). С начала новохеттского периода значение области Пала намного уменьшилось, так как север Хеттского царства подвергался постоянным набегам племен каска. Иногда им даже удавалось отрезать Пала от государства хеттов. Центр последнего постепенно перемещается к югу, с чем связано появление в хеттских текстах периода Нового царства множества слов, заимствованных из лувийского языка или из (южно)анатолийских диалектов, очень близких к лувийскому. Один из таких диалектов уже после крушения Хеттского царства был зафиксирован в письменных памятниках, выполненных иероглифическим хеттским письмом. Иероглифические тексты в Сирии создавались вплоть до VIII века до н. э. На юго-западе Малой Азии и позднее продолжали говорить на анатолийских языках. Об этом свидетельствует то, что к античному времени относятся немногочисленные памятники двух анатолийских языков — ликийского и лидийского.

Несмотря на то что наиболее ранние письменные памятники хеттского языка древнее текстов на всех остальных анатолийских языках, эти последние очень важны для исследований дописьменной истории хеттского языка, так как позволяют реконструировать общеанатолийский язык, время существования которого предшествовало эпохе создания древнейших хеттских текстов. К этому языку могут быть возведены все отдельные анатолийские языки, но время и место, к которому этот язык может быть приурочен, еще остаются неясными. Возможно, что время существования общеанатолийского языка предшествовало приходу носителей анатолийских языков в Малую Азию.

Хеттские памятники были созданы в период, когда хетты уже стали основным населением некоторых областей центральной и северо-восточной частей Малой Азии. Однако исконное население Малой Азии первоначально говорило не на анатолийских языках, а на неиндоевропейских: хеттский и палайский распространились на территории, где до этого говорили на неиндоевропейском языке хатти (или хаттском).

Лингвистические данные позволяют предполагать, что племена, говорившие на анатолийских языках, переселились в Малую Азию из областей первоначального расселения индоевропейских племен, находившихся значительно севернее.

В хеттских текстах встречаются места, которые могут быть истолкованы как отзвуки более древних переселений анатолийских племен в Малую Азию. Наибольший интерес в этом отношении представляет известная хеттская молитва, обращенная к богу солнца.

В палайской молитве, обращенной к богу солнца, также есть строка, которую можно перевести «из-за [?] моря ты встаешь». Если этот перевод правилен, то он подтверждает отражение в хеттской и палайской молитвах древних общеанатолийских представлений о солнце, встающем из-за моря. Благодаря архаичности религиозной традиции подобные представления могли сохраниться в молитвах вплоть до периода составления хеттских текстов, когда для хеттов и палайцев солнце на самом деле вставало уже не из-за моря. Космологические представления, отраженные в молитвах, вероятно, соответствовали какой-то географической реальности. Совершенно очевидно, что образ солнца, встающего из-за моря, мог возникнуть не в Анатолии, а в более северных областях — на берегах Каспийского или Черного морей или же на востоке — у берегов большого озера[5].

Если предки хеттов действительно некогда обитали у Черного моря, то их путь в Малую Азию лежал через Балканы; если они жили у Каспийского моря или у озера Ван, то должны были пройти через Кавказ. В последнее время были выдвинуты дополнительные аргументы в пользу восточного, кавказского, пути переселения. Жители нескольких областей и городов, расположенных на востоке Хеттского государства (восточнее его столицы Хаттусаса), согласно древнехеттским законам освобождались от повинностей. Это свидетельствовало о привилегированном положении этих городов, которые в дальнейшем потеряли свое значение. Перемещение центра страны с востока на запад сопровождалось увеличением удельного веса южных областей, что, в частности, отразилось на усилении роли лувийского языка и ослаблении роли палайского. Таким образом, можно допустить, что уже в исторический период распространение хеттов в Малой Азии осуществлялось с северо-востока на юго-запад. В подтверждение того, что хетты пришли в Малую Азию через Кавказ, можно привести и некоторые археологические данные, свидетельствующие о связях предметов материальной культуры Малой Азии и Кавказа. Наконец, гипотеза о кавказском пути переселения анатолийских племен подтверждается наличием следов древнейших связей хеттского языка с тем восточным хурритским диалектом, из которого позднее развился урартский язык (район озера Ван). Можно предположить, что в этот же период хетты при посредстве хурритов переняли староаккадскую клинопись. В хурритской языковой области к II тысячелетию до н. э. появляются арийские племена, двигавшиеся через Кавказ из причерноморских или прикаспийских степей. С названными фактами можно связать и то, что индоарийские племена еще до их прихода в Переднюю Азию и Индию, по-видимому, заимствовали из анатолийских языков имя бога Варуны, сопоставляемое с анатолийским названием бога моря.

Хотя конкретный путь переселения носителей анатолийских языков еще твердо не установлен, несомненно одно — они пришли в Малую Азию с севера.

Наиболее вероятным можно считать предположение, по которому древнейшая область распространения индоевропейских диалектов до III тысячелетия до н. э. находилась в южной части Восточной Европы (и, возможно, в прилегающих степях Азии) — к северу от Черного и Каспийского морей. Из этой области племена, говорившие на индоевропейских диалектах, начали двигаться на юг, что привело к появлению индоевропейских языков в Восточном Средиземноморье и в Передней Азии. При передвижении с севера на юг индоевропейские племена постепенно стали испытывать влияние древних культур Средиземноморья и Ближнего Востока. О хеттах и других анатолийских племенах в Малой Азии, о греческих племенах в микенской Греции и на Крите, а также об арийских племенах в Передней Азии можно судить по письменным источникам только благодаря тому, что они соприкасались с древними цивилизациями, имевшими уже к тому времени свою письменность. Греки, овладевшие к середине II тысячелетия до н. э. материковой частью Греции и городом Кноссом на Крите, познакомились с критским линеарным письмом, которое они приспособили для записи греческого языка. Носители анатолийских языков (а позднее и арийские племена), пришедшие в Переднюю Азию, застали там народы, пользовавшиеся клинописью, усвоенной хеттами к XVIII веку до н. э.

Клинописные памятники хеттского языка древнее клинописных текстов на других анатолийских языках, но из этого еще не следует, что хетты появились в Анатолии раньше, чем носители палайского и лувийского языков. Не исключена возможность, что еще не прочитанные древнейшие надписи начала II тысячелетия до н. э., выполненные иероглифическим хеттским письмом, отражают анатолийский язык, отличный от хеттского и более близкий лувийскому.

В древнейших известных нам географических названиях Малой Азии и прилегающих областей некоторые ученые видели следы пребывания лувийцев на этой территории еще в III тысячелетии до н. э., в связи с чем предполагалось, что лувийцы были первыми завоевателями-индоевропейцами, вторгшимися в Анатолию.

Последовательность перемещения носителей хеттского, лувийского и палайского языков в Малую Азию остается неизвестной, но данные древнейших малоазиатских письменных текстов позволяют утверждать, что носители этих языков уже находились в Малой Азии на рубеже III и II тысячелетий до н. э.

Наиболее ранние письменные свидетельства об анатолийских языках (а следовательно, и об индоевропейских языках в целом) содержатся в документах на аккадском языке, найденных в староассирийских торговых колониях в Малой Азии (в Кюльтепе — древнем Канесе, Богазкёе и Алишаре). В этих староассирийских, так называемых каппадокийских, текстах, составленных в начале II тысячелетия до н. э., засвидетельствован ряд собственных имен и слов, заимствованных из индоевропейских анатолийских языков. Многие из собственных имен представляют собой названия богов. Часть этих названий может быть признана хеттскими, часть — лувийскими. Наличие элементов хеттского языка в староассирийских текстах свидетельствует о длительном и тесном контакте хеттов с обитателями ассирийских торговых колоний в Каппадокии. При этом характерно, что языком, оказывающим культурное влияние на другой язык, был хеттский, и материальная культура староассирийских колоний является анатолийской, а не месопотамской. Это показывает, что к тому времени культура анатолийских племен достигла достаточно высокого уровня, позволившего им повлиять на население староассирийских торговых колоний. Очевидно, что контакт хеттов и других анатолийских племен с носителями месопотамской культуры, оказавшей существенное влияние на хеттскую, имел место не в ту эпоху, когда были составлены староассирийские таблички из малоазиатских торговых колоний. Возможно, что хетты еще до этой эпохи усвоили некоторые достижения месопотамской цивилизации (в том числе и письменность, которая у хеттов сильно отличается от староассирийской). Проводниками месопотамского влияния могли быть либо аккадские торговцы — предшественники ассирийских колоний в Малой Азии[6], либо находившиеся под аккадским влиянием жители более восточных (в частности хурритских) областей, с которыми хетты находились в контакте еще до своего прихода в Малую Азию.

В начале II тысячелетия до н. э. носители анатолийских языков, по-видимому, еще не были объединены в одно государство. Существовали области, каждая из которых имела самостоятельного правителя. Одним из таких правителей был хеттский царь Аниттас. Его надпись является наиболее архаичным памятником хеттского языка (несмотря на частичную модернизацию), которая могла иметь место при переписывании текста надписи). Царь Аниттас жил вначале II тысячелетия до н. э., о чем свидетельствуют документы того времени из ассирийских колоний в Анатолии. В тот период, о котором повествует надпись Аниттаса, столицей царства был город Куссар, а не Хаттусас, завоеванный Аниттасом после длительной борьбы. Надпись Аниттаса повествует также о покорении Аниттасом города Несаса. Позже по имени этого города хетты назвали свой индоевропейский язык несийским. Согласно недавно выдвинутой гипотезе, можно допустить тождество города Несаса и города Канес — центра староассирийских колоний в Малой Азии. Предположение, что Аниттас завоевал Канес, подтверждается новыми археологическими открытиями: в этом месте недавно найден кинжал с клинописной надписью царя Аниттаса. При Аниттасе начинается государственное объединение некоторых областей Анатолии, бывших ранее центрами ассирийской торговли и вошедших позднее в Хеттское государство. Вассалом Аниттаса стал, по-видимому, правитель Бурусхандаса — крупнейшего малоазиатского княжества времени существования староассирийских колоний в Малой Азии. Бурусхандас был древнейшим центром месопотамской торговли в Малой Азии, так как аккадская торговая колония в этом городе упоминается уже в полулегендарном рассказе о походе Саргона в Малую Азию (около 2400 года до н. э.). По данным староассирийских табличек, на рубеже III и II тысячелетий до н. э. в Бурусхандасе (как и в Канесе) имелась колония ассирийских торговцев и независимый от них великий князь, которого Аниттас в своей надписи называет просто «человеком из Бурусхандаса».

Надпись Аниттаса отделена от позднейших хеттских текстов древнехеттского периода значительным промежутком времени. Этот вывод, основанный на соображениях исторического характера, подтверждается особенностями языка надписи, в котором сохранились некоторые чрезвычайно архаичные черты, утраченные в позднейших текстах древнехеттской эпохи.

Особое место надписи царя Аниттаса среди аналогичных хеттских документов доказывается и некоторыми-жанровыми ее особенностями. Только в этой надписи мы встречаем описания царской охоты и строительства, которое вел царь. Подобные рассказы типичны для древней литературы других стран Передней Азии, но отсутствуют во всех остальных хеттских текстах, где царь выступает только как верховный военачальник, жрец и судья. Подобные факты позволяют считать, что надпись царя Аниттаса занимает особое место среди хеттских текстов исторического содержания. Можно допустить, что хетты, заимствовавшие к тому времени-староаккадскую клинопись, испытывали в этот период особенно сильное воздействие месопотамских литературных образцов.

Вместе с тем в надписи царя Аниттаса имеются и некоторые места, сближающие ее с позднейшими хеттскими текстами: запрет нарушать слово царя, повторяющийся в других царских надписях древнехеттского периода, формула, говорящая о том, что хеттское войско пришло «целиком, целой массой», ритуальный запрет заселять разрушенный город. Таким образом, надпись царя Аниттаса с полным правом может считаться начальным пунктом истории известной нам хеттской литературы.

Начиная с XVII века до н. э. мы располагаем древнехеттскими текстами исторического и политического содержания. Первым царем, деятельность которого описывается в этих текстах, является царь Лабарна; сходное имя князя Канеса Лабарса упоминается в одном из староассирийских текстов. В завещании Хаттусилиса I (преемника Лабарны) сообщается, что дед Хаттусилиса оставил в качестве наследника в городе Санахуитта своего сына Лабарну, но его подданные и сановники выдвинули другого претендента на престол, за что были сурово наказаны. О походах Лабарны повествуют и более поздние хеттские источники, отделенные от царствования Лабарны значительным промежутком времени, что заставляет отнестись к ним критически.

Как сообщают тексты позднейшего времени, Лабарна расширил границы Хеттского государства от моря до моря; имеются в виду, очевидно, Черное море (близ которого лежала область Пала) и Средиземное (у которого была расположена Лувия), хотя «морем» могло называться и большое внутреннее озеро. Расширение Хеттского царства при Лабарне явилось продолжением походов Аниттаса: так, Лабарна назначает своего сына правителем Бурусхандаса, ставшего вассальным княжеством еще при Аниттасе.

Преемник Лабарны — Хаттусилис I (XVII век до н. э.)[7] в позднейших текстах именуется царем Куссара, где был составлен и главный документ его времени — завещание Хаттусилиса. Но свое имя Хаттусилис получил по имени города Хаттусас, очевидно потому, что в его царствование столица была перенесена из Куссара в Хаттусас. В тексте «деяний», найденном в 1957 году, Хаттусилис называет себя «царь Хаттусаса, человек из Куссара».

Хаттусилис I оставил завещание на двух языках — хеттском и аккадском. Этот документ сильно поврежден, но его восстановление оказалось возможным благодаря сличению аккадской и хеттской версий и других аналогичных текстов. Завещание представляет собой обращение царя к собранию воинов и к главным сановникам. Из текста видно, что власть царя в то время не была безграничной. Значительными полномочиями обладало собрание — панкус[8], объединявшее всех свободных членов общества, способных носить оружие.

Обращаясь к панкусу, Хаттусилис призывает своих слушателей беречь будущего царя в походах; при этом о своем наследнике он говорит, что его род должен быть единым, как волчий род. В этом призыве явственно чувствуется отзвук более древних обращений военачальника — предводителя племени к племенному (или родовому) собранию. Сравнение с волчьим родом, очевидно, можно расценить как пережиток тотемических представлений.

Таким образом, в завещании Хаттусилиса I можно найти явные следы пережитков родовых учреждений и обычаев. Сам текст завещания представляет собой пример обращения царя к панкусу. Поводом для этого послужило изменение порядка наследования: вместо племянника царя по женской линии, который должен был стать царем, наследником объявляется сын царя. В завещании речь идет не об одном частном случае изменения порядка наследования, но и о том, что впредь никто не должен назначать наследником сына своей сестры. Назначение наследником племянника по материнской линии было широко распространено у многих племен, находившихся на относительно архаичной ступени развития и сохранявших следы счета родства по матери. В хеттском обществе некоторые черты матриархата сохранялись вплоть до Новохеттского царства. Очевидно, следы материнского права были еще более явными в дописьменный период, так как в одном из наиболее древних текстов — завещании Хаттусилиса — можно видеть отражение процесса перехода от счета родства по матери к счету родства по отцовской линии. Следует отметить, что в этом тексте излагаются обвинения против женщин — родственниц царя: его сестры и дочери.

Изменение порядка наследования в завещании Хаттусилиса мотивируется подробными обвинениями, направленными против бывшего наследника и его родственников.

Значительную часть завещания Хаттусилиса составляют разделы, в которых излагаются обязанности будущего царя и его подданных; эти части завещания написаны в форме, отчасти напоминающей договор между военачальником-царем и его подданными-воинами.

В ряде древнехеттских документов (в том числе в единственной надписи, дошедшей до нас в клинописном оригинале XVII века до н. э.) упоминается борьба хеттов с городом Хальпа (хурритское княжество Ямхад в Северной Сирии; современное Алеппо). Этот город, за который сражался еще Хаттусилис I, был завоеван его сыном — царем Мурсилисом I. При Мурсилисе I военная мощь древнехеттского царства достигла наивысшего расцвета: этот хеттский царь около 1650 года до н. э. взял Вавилон, о чем повествуют как древнехеттские, так и вавилонские источники. Однако после смерти Мурсилиса I, убитого в результате дворцового заговора, военная мощь Хеттского государства ослабевает. При его преемнике Хантилисе племена каска совершили опустошительный набег на северную часть государства и угрожали столице хеттов. Хеттское царство расшатывают внутренние распри.

Охватывающий примерно сто лет период, который следовал за царствованием Мурсилиса I, был полон междоусобиц, актов кровной мести и дворцовых переворотов. Об этом периоде (как и об истории Древнехеттского царства в целом) позволяет судить вводная историческая часть важнейшего хеттского политического документа XVI века до н. э. — обращения царя Телепинуса I к панкусу.

Документ Телепинуса близок к завещанию Хаттусилиса по своему назначению: оба документа представляют собой обращение царя к собранию. В обоих текстах рассказы о смутах и междоусобицах (в частности о восстании, имевшем место при Хаттусилисе) приводятся для того, чтобы обосновать требование об объединении подданных — членов панкуса под властью царя, а также для мотивировки устанавливаемого порядка наследования. Запрещение заниматься магией, обращенное к членам царского рода в последнем параграфе документа Телепинуса, можно сопоставить с аналогичным запретом в заключительной части завещания Хаттусилиса.

Дословное совпадение документов позволяет думать, что завещание Хаттусилиса (или другие аналогичные обращения хеттских царей к панкусу) послужило в известной мере образцом для Телепинуса. Это тем более вероятно потому, что Телепинус описывает первых хеттских царей (в том числе и Хаттусилиса) как образцовых правителей, которым он стремится подражать.

В связи с тем что многие из установлений Телепинуса (как и само его обращение к панкусу) представляют собой возрождение древнейших обычаев, заслуживает внимания то, что и имя этого царя является хеттским. Оно совпадает с именем исчезающего и возвращающегося бога плодородия Телепинуса, культ которого хетты заимствовали у аборигенов, говоривших на языке хатти.

Наряду с традиционными чертами в содержании и форме документа Телепинуса наблюдаются и существенные нововведения. В отличие от завещания Хаттусилиса, где наставления царя и примеры из истории, подтверждающие и иллюстрирующие их, свободно чередуются на протяжении всего текста, в документе Телепинуса проводится строгое разграничение исторической части повествования (близкой по жанру к «деяниям» Хаттусилиса I) и той, в которой излагаются законодательные установления. В вводной исторической части Телепинус противопоставляет царствование первых хеттских властителей позднейшему смутному времени. Стремясь положить конец эпохе смут, кровопролитных междоусобиц и распрей в царском роде, Телепинус возрождает старинные права панкуса, которому снова разрешается разбирать споры царя с членами царского рода.

Первое упоминание о панкусе в документе Телепинуса встречается в рассказе о наказании трех преступников, повинных в убийствах. Дело этих трех представителей знатных родов, осужденных панкусом, Телепинус рассматривает в качестве очень важного прецедента, который в дальнейшем должен определять права панкуса. По документу Телепинуса, панкусу предоставляется право судить высших должностных лиц. Надо думать, что это не было нововведением по сравнению с эпохой Хаттусилиса I, так как Хаттусилис обязывал царя спрашивать мнение панкуса обо всех преступлениях. Но в период, предшествовавший воцарению Телепинуса, преступления, совершаемые представителями высшей знати, оставались безнаказанными. Фактически высшие сановники перестали быть подсудными панкусу, что было естественным следствием неравноправия высших сановников и рядовых придворных, заметного уже по текстам XVII века до н. э. Телепинус восстанавливает прежние функции древнего собрания. Вместе с тем необходимость принятия решительных мер приводит Телепинуса к нововведению: панкус получает право созывать собрание для суда над царем, который посягнет на жизнь своих родственников. Закрепляя реформу порядка наследования, начатую Хаттусилисом I, Телепинус устанавливает нормы наследования, действовавшие на протяжении всего новохеттского периода.

Несмотря на то что Телепинус выступает в роли реформатора, в его документе можно также найти свидетельства о некоторых обычаях более древнего времени, жестокость которых он в известной мере пытается смягчить. Наряду с кровной местью в его документе предусматривается возможность возмещения за убитого. Эта тенденция к преобразованию древних обычаев особенно заметна в хеттских законах.

К эпохе Телепинуса можно отнести составление одного из вариантов хеттских законов, лежащего в основе дошедшего до нас текста, который сохраняет ряд особенностей, характерных для языка древнехеттских памятников. Из текста законов видно, что при «отце царя» (возможно, при Телепинусе. — В. И.) имела место реформа законодательства, приведшая к значительному смягчению наказаний и к отмене некоторых древних обычаев. К этому времени хеттское право начало ориентироваться не столько на наказание виновного, сколько на возмещение пострадавшему. Соответственно с правовой реформой многие пункты законов сформулированы двояко: с указанием древнего обычая и более поздней юридической нормы, пришедшей ему на смену. Вероятность того, что хеттские законы были составлены при Телепинусе, подтверждается также § 55 этих законов, где говорится о том, как подданные «отца царя» просили его отменить существовавшие ранее льготы для жителей (восточных) городов, которые не несли повинностей. При этом сообщается, что царь пришел на собрание, чтобы сообщить об уравнении в правах всех подданных; это собрание названо тем же термином, который используется Телепинусом для обозначения созванного им собрания (tuliia-).

Юридическая реформа, начатая при Телепинусе, получила дальнейшее развитие в дошедшей до нас части еще более позднего текста хеттских законов, относящихся уже к Новому царству.

Хеттские законы являются ценным источником для анализа экономической и социальной структуры хеттского общества. В них ярко отражено различие социального положения свободных и рабов, в частности разница между наказаниями за преступление, направленное против свободного человека, и за аналогичное преступление, совершенное по отношению к рабу.

Сохранившиеся части хеттских законов дают достаточно полное представление о юридических нормах, связанных с браком. Ко времени составления этих законов семья была организована уже сообразно с отцовским правом, хотя в некоторых статьях отдельные исследователи видели возможное отражение пережитков материнского права.

Многие статьи законов касались земельных отношений и товарно-денежных сделок, а также охраны собственности на движимое имущество, к которому в хеттском обществе относились прежде всего рабы и скот. В этих статьях отражаются черты хозяйства, основанного на скотоводстве и земледелии, которое в географических условиях Анатолии требовало развитой системы орошения. Особый интерес представляет сохранившийся в тексте хеттских законов тариф, в котором стоимость мяса различных домашних животных оценивается посредством указания эквивалентных долей одной «овцы»[9]. Стоимость всех других товаров оценивается в серебре.

Для сравнительного исследования истории народов, говоривших на древних индоевропейских диалектах, несомненный интерес представляют аналогии, обнаруженные между хеттскими законами и составленными одним или двумя веками позднее крито-микенскими текстами линейного письма «Б». Это связано отчасти со сходством описываемых отношений (в частности земельных), отчасти с жанровыми особенностями текстов. Вместе с тем хеттские законы обнаруживают явные аналогии с законами других стран Передней Азии, в частности с древнеизраильскими законами.

Помимо указанных выше документов, к эпохе Древнего царства относятся другие тексты, ценные для изучения истории и социальной структуры древнехеттского общества. Среди них выделяется текст, в котором царю заповедуется заботиться о своих подданных, опекать больных, кормить голодных, одевать бедных. Этот текст во многом сходен с египетскими надписями на гробницах эпохи Среднего царства.

Очевидно, к древнехеттскому периоду восходят и некоторые из ритуальных текстов, в большом количестве сохранившихся в богазкёйском архиве. Язык всех хеттских ритуальных текстов близок к языку древнехеттских памятников, однако это во многих случаях объясняется воздействием стилистической традиции, которой составители этих текстов следовали на протяжении всего новохеттского периода. К древнехеттскому периоду можно возвести наиболее древние мифологические тексты, связанные с хаттской традицией. Эти мифы дошли до нас в качестве составных частей архаичных ритуалов. Одним из них является мифологический рассказ о «змии». В мифе рассказывается о том, как бог грозы отомстил своему врагу-змию, который до этого одержал победу над богом. Миф дошел до нас в двух вариантах. В первом, более древнем, варианте мщение удается благодаря помощи человека по-имени Хупасияс, которого за это богиня Инара дарит своей любовью. В этом древнем варианте мифа боги изображены как коварные и неблагодарные существа: Инара обманным путем заманивает к себе змия, пригласив его на угощение. Затем после мщения, совершенного с помощью Хупасияса, боги расправляются с самим Хупасиясом. Во втором варианте мифа, где боги предстают менее вероломными, бог грозы соединяется с дочерью человека по имени «Бедный» для того, чтобы родить сына, который затем женится на дочери змия и помогает своему отцу получить обратно сердце и глаза, отнятые у того змием. То, что во втором, более позднем, варианте бог осуществляет мщение с помощью сына, специально для этого рожденного, напоминает об аналогичном мотиве в хурритском эпосе о боге Кумарби, переложенном на хеттский язык уже в новохеттский период. Миф о сражении богов со змием нашел отражение и в позднейших памятниках изобразительного искусства Анатолии (на барельефе в Малатья).

Второй древний миф, связанный с хаттской традицией, описывает исчезновение бога и засуху, вызванную этим исчезновением, попытки других богов найти и вернуть бога, его возвращение и возрождение природы. Этот миф может быть реконструирован на основании трех близких друг другу хеттских версий, различающихся тем, что в них в качестве исчезающего божества выступают три различных бога, связанных с хаттским пантеоном: хаттский бог плодородия Телепинус, бог грозы и бог солнца. Древний прототип этих трех хаттских мифов, который может быть восстановлен благодаря их сравнению, имеет много общего с широко распространенными в области древней восточносредиземноморской культуры мифами об исчезающем и возвращающемся божестве плодородия: греческом Дионисе, фригийском Аттисе, египетском Осирисе, финикийско-сирийском Адонисе, месопотамском Таммузе. Характерно, что сами хетты позднее отожествляли хаттского бога плодородия Телепинуса с месопотамским Таммузом; это можно сравнить с взаимным отождествлением Диониса, Осириса, Аттиса и Адониса в эллинистическую эпоху. Весь этот круг явлений важен для исследования параллелей к христианскому повествованию о воскресении. Среди восточносредиземноморских мифов об умирающем и воскресающем боге хеттские мифы отличаются глубокой архаичностью и примитивностью, наглядностью изображения обожествляемых сил природы.

Для сравнительного изучения хеттской религии особенно интересны атрибуты культа Телепинуса, в частности связь культа Телепинуса с вечнозеленым деревом. Использование этого дерева в качестве символа Гелепинуса можно сравнить, например, с ролью ели в рождественских обрядах. То, что за Гелепинусом посылается пчела, которая должна его вернуть, также находит параллели в мифах других народов.

Как и повесть о змии, миф о Телепинусе сохранился в качестве составной части ритуальных текстов: этот миф входил в ритуал, призванный смягчить гнев богов, Возможно, что некоторые из соответствующих ритуальных текстов были составлены уже в новохеттский период, но в основе своей миф о Телепинусе восходит к древнехеттскому.

Язык древнехеттских текстов XVII XVI веков до н. э. и примыкающих к ним юридических, ритуальных и мифологических документов во многих отношениях существенно отличается от языка чрезвычайно много численных памятников эпохи Нового царства (XIV ХIII века до н. э.). Древнехеттский период отделен от новохеттского промежутком приблизительно в сто пятьдесят лет, на протяжении которого письменные памятники почти совершенно отсутствуют. Сохранились лишь перечни имен царей этого среднехеттского периода; в действительном существовании этих царей, однако, не приходится сомневаться.

Возможно, что начиная именно со среднехеттского периода хетты все в большей степени испытывают начавшееся еще в древнехеттский период влияние культуры хурритов, выступающих в начале новохеттской эпохи в качестве наиболее мощных противников хеттов в Северной Сирии и Месопотамии. Хурриты в середине II тысячелетия до н. э. образовали несколько государственных объединений, которые все в целом назывались «страна хурритов». От собственно хурритских областей отличалось могущественное царство Митанни, в котором, помимо хурритов, жили еще и арийцы, попавшие туда после вторжения арийских племен в Переднюю Азию. В частности, имена правителей Митанни и богов, упоминаемых в договоре между хеттским царем и царем Митанни, носят явно арийский характер. С хурритским влиянием связано проникновение в язык новохеттских текстов не только хурритских, но и арийских заимствований.

Военное могущество арийских правителей Митанни было связано прежде всего с исключительно высокой техникой коневодства. В этой области арийские специалисты оказались учителями не только неиндоевропейских народов Передней Азии (хурритов и ассирийцев), но и хеттов. Хотя хетты уже в эпоху Аниттаса и были знакомы с использованием лошадей и боевых колесниц, до новохеттского периода они не владели столь высоким искусством коневодства, как арийцы. Из этого можно сделать вывод об относительной хронологии расселения индоевропейских племен: тип боевых колесниц, которые были обнаружены у народов, говоривших на древних индоевропейских диалектах (хеттов, арийцев, микенских греков, германцев, кельтов), в основном одинаков, но искусство коневодства, без которого невод можно было использование этих колесниц, у различных индоевропейских племен развивалось неравномерно. По-видимому, носители анатолийских диалектов отделились от носителей других родственных индоевропейских диалектов (в том числе арийских) еще до того, как те достигли столь значительных успехов в развитии коневодства. Эту гипотезу можно подтвердить лингвистическими данными, показывающими, что не существует общеиндоевропейской специальной коневодческой терминологии (за исключением общеиндоевропейского названия «лошади»), тогда как засвидетельствован ряд общеиндоевропейских терминов, относящихся к упряжи. Это согласуется и с отсутствием особой общеиндоевропейской терминологии, связанной с культом лошади. Все эти факты говорят о том, что знакомство с лошадью (как и культ лошади) было общеиндоевропейским явлением, непосредственно предшествовавшим расселению и разделению индоевропейских племен, которое оказалось возможным благодаря знакомству с коневодством. Искусство коневодства подробно описывается в специальном коневодческом трактате, написанном на хеттском языке уроженцем Митанни — хурритом Киккули.

Особенно значительным в новохеттский период было хурритское влияние в области религии. Если религия древнехеттской эпохи в своих существенных чертах может быть понята как преобразование древней общеанатолийской (индоевропейской) системы религиозных представлений под воздействием хаттской, то новохеттский период характеризуется взаимодействием древнехеттской религии с хурритской.

Соединение хурритских элементов с хеттскими можно обнаружить даже в культе главного бога древнехеттского пантеона — бога грозы. В новохеттский период атрибутами культа этого бога становятся два мифологических быка, носящих хурритские имена: Hurriś (Ųurri 'ночь) и Seriś (Śeri 'день).

Результатом взаимодействия этих двух религиозных систем является крупнейший памятник хеттского изобразительного искусства эпохи Нового царства — скульптурная галерея Язылыкая. Язылыкая представляет собой группу скал к северу от Богазкёя, образующих естественное храмовое помещение, огороженное с трех сторон скалами. Эти скалы украшены барельефами — изображениями хеттских богов. На этих изображениях можно узнать древнехеттских богов, связанных с хаттской религиозной традицией (таких, как бог грозы). Но иероглифические подписи под этими изображениями содержат имена хурритских богов и богинь, по-видимому, рассматривавшихся как эквивалентные древнехеттским. Таким образом, хеттский пантеон в галерее Язылыкая отождествлен с хурритским, т. е. мы встречаемся здесь с переводом одной системы религиозных представлений в другую.

Эта особенность галереи Язылыкая, использовавшейся для нужд культа новохеттской династии, может быть связана с наличием хурритского элемента в самой династии. Следует отметить, что царицы новохеттского времени носят хурритские имена. Некоторые из них, согласно древним обычаям, унаследованным от эпохи материнского права, оказывали большое влияние на решение государственных дел. Так, хурритское имя царицы (Тавананны) Пудухепы (XIII век до н. э.) в царских документах стоит наравне с именем ее супруга Хаттусилиса III. Важную роль царица играла также в культовых церемониях; поэтому она могла оказывать влияние на развитие государственной религии. В документах времени царствования Хаттусилиса III и Пудухепы можно видеть косвенное свидетельство того, что покровительница Пудухепы — богиня солнца отождествлялась с хурритской богиней Хебат. Это отожествление имеет место и в галерее Язылыкая. Характерно, что у хеттов главным культовым центром богини солнца (по происхождению хаттской богини) был город Аринна, носящий хурритское название. Особенно следует отметить, что главный политический документ Хаттусилиса III — его автобиография — посвящен прославлению хурритской богини Иштар, культовый центр которой был родиной Пудухепы (Лавацантия в стране Кицуватна на юге Малой Азии).

Влияние хурритской религии на хеттскую особенно заметно в новохеттских ритуальных текстах, в которых жрец во время священнодействия говорит по-хурритски. Такие ритуалы часто содержат значительное число хурритских слов.

В новохеттский период на хеттский язык было переложено значительное число произведений хурритской литературы, среди которых наибольшее значение имеет эпическое повествование о царствовании на небесах, где описывается последовательный переход власти от одной династии богов к другой, и эпическая поэма о боге Кумарби. Два последних сочинения представляют особый интерес для истории мировой культуры, так как они являются звеном, связывающим древние литературы Ближнего Востока с древнегреческой мифологической и поэтической традицией (в частности с «Теогонией» Гесиода).

Сюжет переведенной на хеттский язык хурритской мифологической поэмы о смене четырех поколений богов на небесах аналогичен повествованию Гесиода о переходе власти от Урана к Кроносу и от Кроноса к Зевсу. Сюжет поэмы о боге Кумарби — «Песни об Улликумми» — напоминает гесиодовский миф о Тифоне. Низвергнутый бог Кумарби, желая отомстить своим врагам, родит от скалы сына — каменное чудовище с хурритским именем Улликумми и хеттским прозвищем Кункунуцци, что можно перевести как «каменный убийца». Быстрый рост сына Кумарби, возвышающегося в море как каменный столп, вызывает испуг богов, совещающихся на небесах. Замечателен эпизод, в котором повествуется, как богиня Иштар тщетно пытается пением воздействовать на чувства каменного чудовища, остающегося слепым и глухим.

В последующих эпизодах описываются приготовления богов к сражению с Улликумми и начало сражения. Поэма заканчивается описанием битвы, в которой Улликумми терпит поражение (конец поэмы до нас не дошел).

В новохеттский период с хурритского языка на хеттский было переведено много литературных произведений помимо эпоса о смене династии богов и «Песни об Улликумми». К ним относятся и мифологические сочинения (миф о демоне-змии Хедамму и богине Иштар, сказки), и эпические легенды (легенда о герое Гурпаранцаху, где упоминается река Тигр под ее хурритским именем Аранцах, рассказ об охотнике Кессе).

Наряду с оригинальными произведениями хурритского эпоса на хеттский язык с хурритского был пере веден ряд сочинений, по отношению к которым хурритская литература играла только роль посредника. В богазкёйском архиве сохранились хурритский вариант эпоса о Гильгамеше и фрагменты хеттского перевода этого эпоса, сделанного, очевидно, с хурритского.

Хурритское влияние проникало к хеттам главным образом через Северную Сирию и южные области Малой Азии. Южные области Малой Азии, ставшие, очевидно, в среднехеттский период независимыми княжествами, в древнехеттский — уже являлись территорией распространения лувийского языка; вместе с тем позднее область Кицуватна сыграла особую роль в усилении хурритского влияния на хеттскую религию. Сходное сочетание лувийских элементов с хурритскими можно предполагать и по отношению к Северной Сирии, где лувийские и хурритские собственные имена встречаются уже с начала II тысячелетия до н. э., а один из лувийских диалектов сохраняется вплоть до I тысячелетия до н. э., когда на нем были составлены так называемые иероглифические хеттские тексты. Смешанной хурритско-лувийской культуре Северной Сирии в последнее время приписывается создание монументального изобразительного искусства, памятники которого в Сирии и Малой Азии неразрывно связаны с иероглифическими надписями. Этот хурритско-лувийский монументальный стиль, основной областью распространения которого является Северная Сирия, в новохеттский период оказал значительное влияние и на искусство Анатолии, что безусловно связано с хурритским воздействием на хеттскую культуру. С этими культурными влияниями следует связать также и увеличение роли иероглифического письма в официальных надписях новохеттского времени. Характерно, что хурритские подписи под барельефами хеттских богов в галерее Язылыкая выполнены иероглифическим письмом. Очевидно, что хурритское влияние на хеттскую культуру, воздействие хурритско-лувийского искусства Сирии на изобразительное искусство Анатолии и более широкое использование иероглифического письма в официальных надписях в новохеттский период были тремя проявлениями одного и того же культурно-исторического процесса, который вел к преобразованию культуры центральной части Хеттского государства под влиянием южносирийских областей, постепенно включавшихся в его состав.

Позднее, после гибели центрального Хеттского государства, культура южных областей продолжала существовать на протяжении многих веков. Таким образом, падение Хеттского государства в Анатолии способствовало завершению процесса перемещения культурного центра области распространения анатолийских языков из более северной страны хеттов в южную, лувийскую, территорию.

Важнейшими оригинальными памятниками новохеттской литературы являются царские анналы, основной задачей которых было прославление военных подвигов царя, рассматривавшихся как выражение мощи, ниспосланной ему богами. Царские анналы представляют собой как бы отчет, который царь дает божеству о своей военной и религиозной деятельности. Походы царя описываются с помощью многочисленных штампов, повторяющихся из одного текста в другой. Хеттский царь «приводит в порядок» взятый им враждебный город (или захваченную им страну): «сжигает дотла» все дома, захватывает добычу, уводит в страну хеттов скот и рабов-военнопленных.

Боги приходят на помощь царю во время сражения, помогая ему одолеть врага, жители враждебного города выходят ему навстречу и кланяются в ноги, моля о пощаде, и т. п.

Однако в ряде случаев составители анналов выходят за рамки однообразного официального перечня военных побед и сообщают поучительные сведения, представляющие интерес для историка.

Сохранились анналы, повествующие о подвигах первого крупного царя новохеттского периода — Суппилулиумаса (примерно 1385–1345 годы до н. э.), составленные от имени его сына — царя Мурсилиса II (около 1343–1313 годов до н. э.). Суппилулиумас преодолел сопротивление врагов хеттов в Малой Азии и вел длительную войну с государством Митанни, которая сломила могущество этого государства. Царь Митанни превратился в вассала хеттского царя, и хетты снова стали господствующей силой в Передней Азии. В результате походов Суппилулиумаса его вассалом стал царь Угарита — крупнейшего культурного центра Восточного Средиземноморья; сыновья хеттского царя начали править сирийскими государствами — Хальпа (Алеппо) и Кархемишем.

Дошли до нас также и анналы самого Мурсилиса II, составитель которых проявил себя как выдающийся писатель-историк. Первые десять лет царствования Мурсилиса описаны им как период последовательной борьбы за окончательное восстановление хеттского военного могущества. При описании сражений составитель анналов подробно и реалистически рассказывает и о тех трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться. Наряду с военной деятельностью Мурсилиса описывается и его участие в религиозных церемониях, что было особенно важно для хеттского царя, являвшегося не только верховным главнокомандующим, но и главным жрецом страны. Особенно интересны сообщаемые мимоходом сведения о народах и племенах, граничивших и воевавших с хеттами. Так, о своих военных противниках — племенах касков, опустошавших частыми набегами северные области Хеттского государства, Мурсилис сообщает, что у них отсутствовала единая царская власть — до тех пор пока один человек этого племени не изменил существовавших ранее порядков и не начал править единовластно. Это свидетельство особенно ценно также и потому, что оно показывает, насколько к эпохе Мурсилиса хеттам стала чужда описываемая Мурсилисом как аномалия идея коллективного правления, в известной мере сохранявшаяся еще в древнехеттский период благодаря существованию у хеттов собрания.

К жанру царских анналов близка автобиография Хаттусилиса III (правление которого относится примерно к 1283–1260 годам до н. э.) — ценный исторический источник, описывающий жизнь Хеттского государства. Через автобиографию Хаттусилиса красной нитью проходит идея связи царя с божеством. Каждый шаг царя соответствует воле его покровительницы — хурритской богини Иштар. Культ Иштар объявляется семейной привилегией рода Хаттусилиса; этому роду в будущем должны быть обеспечены все льготы, связанные с отправлением этого культа.

Документ Хаттусилиса интересен как для исследования роли царя в новохеттский период, так и для изучения реальной политической жизни, с большой откровенностью описанной в этом тексте. Путь Хаттусилиса к царской власти лежит через интриги и преступления, благодаря которым он постепенно оттеснил от власти других членов царского рода, имевших на нее законное право.

Документ Хаттусилиса III является одной из первых автобиографий, известных в мировой литературе. В отличие от других литератур Древнего Востока, растворявших личность автора в безличном изложении политических, правовых и нравственных истин, хеттская письменная традиция (начиная с завещания Хаттусилиса I и документа Телепинуса) характеризовалась подчеркнутым вниманием к личности автора (или составителя) текста. Характерно, что во многих хеттских сочинениях указываются имена их составителей (например, в книге Кикулли о коневодстве, в ритуале Папаникри, в рассказе о змии, ведущемся от имени жреца Кела и т. п.). Среди произведений хеттской литературы, в которых внимание сосредоточивается на самом авторе, автобиография Хаттусилиса выделяется особенно личным характером содержания и формы текста.

С автобиографией Хаттусилиса III могут быть сопоставлены некоторые другие тексты, написанные от имени хеттских царей и цариц, где общий религиозный характер памятника сочетается с личной нотой, звучащей в обращении автора к богу.

Наиболее значительными из таких текстов являются молитвы царя Мурсилиса II, написанные в форме письма к богам во время чумы, опустошившей Хеттское царство. Этот текст поражает искренней болью, чувствующейся в описании эпидемии, охватившей всю страну. Мурсилис сообщает, что были испробованы все известные способы узнать причину гнева богов, вызвавшего чуму. В молитвах Мурсилиса особенно отчетливо изложено в форме притчи характерное для религии хеттского рабовладельческого общества понимание взаимоотношений человека и бога как точного подобия взаимоотношений раба-слуги с его хозяином. Подобно тому как хозяин охраняет верного слугу от всяких бед и наказывает провинившегося, боги охраняют людей, почитающих и совершающих в их честь жертвоприношения, людей же, сотворивших грех, они карают. За грехи отца может ответить сын, но возмездие рано или поздно приходит. В этой концепции, близкой к позднейшим религиозным учениям Востока, отчетливо выражена мысль о личной ответственности человека перед потомством и историей, свойственная тому миросозерцанию которое может быть восстановлено на основании различных хеттских текстов. Но с трагическим голосом пробудившегося исторического сознания личности, звучащим в молитвах Мурсилиса, сочетаются отзвуки унаследованных от более древних времен наивных антропоморфических представлений о богах как точных подобиях людей: Мурсилис пробует уговорить богов приостановить чуму, ссылаясь на то, что иначе погибнут немногие оставшиеся в живых жрецы и тогда богам нечего будет есть и пить, так как прекратятся жертвоприношения. Такое смешение глубоких философских идей с наивными представлениями, идущими от предшествующих эпох, очень показательно для религиозных текстов новохеттского периода.

С именем Мурсилиса II связан также ряд других молитв и религиозных текстов, из которых уникальный, и интерес представляет рассказ Мурсилиса о том, как он лишился дара речи. Это первый в истории человеческой культуры рассказ об афазии — расстройстве речи, которой Мурсилис в соответствии с воззрениями своего времени дает религиозную интерпретацию.

Из молитв хеттских царей выделяется молитва Пудухепы. Ее молитва, обращенная к солнечной богине Аринне, отличается высоким лиризмом.

Если эпические произведения новохеттской литературы по большей части являются переложениями переднеазиатских образцов (хурритских, аккадских, ханаанских), то в молитвах и ритуалах хеттская литература порой достигает уровня высочайшей лирической поэзии.

Вместе с тем молитвы и ритуальные тексты новохеттского времени представляют собой ценный источник для исследования социальной структуры и истории хеттского общества. Представление о божественном происхождении власти царя, отличающее Новое царство от Древнего, наиболее явно выражено в новохеттской молитве о царе, где говорится о том, что бог грозы, которому принадлежат небо, земля и народ, отдал страну хеттов царю, чтобы тот правил ею. В этой молитве отношения между богом и царем описываются точно в тех же терминах, которые обычно употребляются в хеттских текстах, когда речь идет об отношениях между хеттским царем и его вассалами. Хеттская религия в эпоху Нового царства еще сохраняет достаточно примитивный характер, позволяющий легко восстановить те реальные отношения, которые проецируются на небо.

Для уяснения судьбы областей, опустошенных хеттскими войсками при завоевательных походах, важен ритуал, посвященный проклятию завоеванного города. Из этого текста видно, что заселение опустошенного вражеского города запрещалось религией. Место, на котором стоял этот город, посвящалось богу грозы и объявлялось «пастбищем» быков этого бога. Упоминание этих быков, носящих хурритские имена, говорит о том, что молитва относится к новохеттскому периоду, но торжественный запрет восстанавливать разрушенный город восходит к древнехеттской традиции, так как аналогичный запрет (также связанный с именем бога грозы) содержится и в надписи царя Аниттаса.

Новохеттские ритуальные тексты имеют особое значение потому, что в этих текстах сохраняются ценные свидетельства о языках (как индоевропейских, так и неиндоевропейских), в контакте с носителями которых находились хетты на протяжении всей своей истории. Включение целых отрывков на этих языках в новохеттские ритуальные тексты было связано с тем, что хеттская религия объединяла все те культы, с которыми сталкивались хетты. Дошедшие до нас списки «1000 богов Хеттского царства» включают божества хаттского, хурритского, вавилонского, лувийского происхождения; в ритуалах упоминаются также палайские и арийские боги. В хеттский пантеон включались боги всех областей, присоединявшихся к Хеттскому государству. При этом культ каждого божества отправлялся на том языке, с которым это божество было первоначально связано. Благодаря такому всеобъемлющему характеру хеттской религии в ритуальных текстах новохеттского времени можно найти культовые отрывки на языках, которые известны в основном только по этим отрывкам.

Религиозные тексты, составляющие основную массу богазкёйских клинописных памятников, чрезвычайно разнообразны по своему характеру. Помимо ритуалов, молитв, гимнов и списков богов, к ним относятся тексты обетов, необычайно многочисленные описания религиозных праздников и церемоний, наставления служителям храма, списки и описания предметов, использующихся при ритуальных действиях, тексты оракулов. В целом эти тексты дают полное представление о внешней обрядовой стороне хеттской религии и об основных религиозных идеях хеттов.

С религиозными текстами по своему характеру тесно связаны астрологические памятники, в которых отразилось состояние науки у хеттов, лишенной самостоятельности и полностью зависящей от вавилонских образцов. Хеттские астрологические тексты являются точной копией аккадских. В них можно отметить черты сходства с древнехеттско-аккадскими двуязычными текстами, хотя они датируются новохеттским периодом. О достаточно древней дате хеттско-вавилонских культурных связей говорит также и терминология богазкёйских текстов, посвященных гаданию по печени; эта терминология возникла несомненно под влиянием вавилонской, существовавшей еще до времени Хаммурапи, Тексты, посвященные гаданию по печени, и модели печени с клинописными надписями (изготовлявшиеся в учебных целях), которые найдены в Богазкёе, особенно ценны для исследования культурных связей в Восточном Средиземноморье, так как аналогичные археологические находки обнаруживаются не только в Месопотамии, но и в древней Италии (в области этрусской культуры).

Под вавилонским влиянием у хеттов развивались также зачатки лингвистики, о чем свидетельствуют фрагменты трехъязычных шумеро-аккадско-хеттских словарных списков. О серьезных занятиях хеттов аккадским языком свидетельствуют разнообразные тексты на этом языке, найденные в Богазкёе. Вместе с тем этот язык входил в число языков, ритуальные отрывки на которых вставляются в хеттские ритуальные тексты. Сам характер хеттской клинописи, в которой широко использовались аккадские написания и шумерские идеограммы, требовал от писцов определенных знаний в области шумерского и аккадского языков.

Значительное развитие к концу новохеттского периода получил вид деятельности, предвосхищавший современную документалистику — науку о хранении и поисках сведений в виде книг, документов и т. п. Сохранившиеся в богазкёйском архиве клинописные тексты каталогов документов этого архива (с указанием утраченных документов) и этикетки к отдельным документам свидетельствуют о тщательности, с которой при последних царях (в XIII веке до н. э.) поддерживался порядок в царской библиотеке.

Поддержание царского архива было очень важно для сохранения государственной традиции. Уже в XVI веке до н. э. Телепинус завещает, что панкус в случае нарушения установленных им законов должен призвать будущего царя читать клинописную таблицу, оставленную его предшественником. Сходные запреты нарушать то, что записано в клинописных таблицах, характерны для хеттских государственных договоров.

В богазкёйском архиве тщательно сохранялись документы, относившиеся к государственным делам и к официальному культу. Значительно меньше осталось в нем текстов, относящихся к жизни частных лиц, которые позволили бы исследовать детали экономической и социальной структуры хеттского общества.

Из документов, освещающих экономическую структуру хеттского общества, особый интерес представляют царские дарственные на землю, которые можно отнести к среднехеттской эпохе. По этим документам видно, что хозяйственная единица, которая могла охватывать ряд разбросанных угодий, включала в свой состав не только скотоводов и земледельцев, но и ремесленников и таким образом представляла собой самодовлеющее, замкнутое в экономическом отношении целое. Эта особенность хеттского хозяйства может быть связана с теми типичными для хеттского общества социально-экономическими отношениями, которые некоторыми исследователями истолковывались как аналогичные вассалитету и другим феодальным установлениям.

Для изучения юридических норм новохеттской эпохи большой интерес представляют сохранившиеся судебные протоколы, показывающие, с какой тщательностью исследовались обстоятельства разбираемого дела и как приводились к присяге свидетели. К сожалению, однако, не сохранилось ни одного протокола решения суда, который позволил бы оценить, в какой мере на практике осуществлялись предписания законов.

Из новохеттских текстов видно, что судебные дела могли вестись не только по отношению к рядовым лицам, но и против царицы (Тавананны): Мурсилис II начал судебный процесс против Тавананны — вдовы своего отца (Суппилулиумаса), обвиняя ее в самых различных преступлениях. Сведения об этом процессе очень интересны как свидетельство продолжавшейся в новохеттский период борьбы хеттских царей с пережитками материнского права. Одним из таких пережитков было то, что царица Тавананна сохраняла свой титул и независимую от нового царя власть и после смерти своего супруга — прежнего царя.

Сведений о судебных решениях, относящихся к частным лицам, в богазкёйском архиве не сохранилось. Это приводит к существенным пробелам в современных представлениях о жизни хеттского общества; несомненно, что это же обстоятельство обусловливает неполноту нашего знания хеттской лексики. Существует мнение, что такие документы могли быть написаны на непрочном материале, например на дереве[10]. В пользу такой точки зрения приводились косвенные археологические аргументы. В этом отношении клинописные новохеттские памятники противоположны современным им древнейшим памятникам другого индоевропейского языка — греческим крито-микенским текстам линеарного письма «Б» (XV–XII века до н. э.). Если почти все тексты линеарного письма «Б» представляют собой деловые записи, относящиеся к повседневной жизни, а тексты других жанров этого времени до нас не дошли, то по отношению к хеттской клинописной литературе наблюдается обратная картина. Подавляющее большинство памятников богазкёйского архива представляет собой религиозные или официальные тексты, так или иначе связанные с личностью хеттского царя.

Ценные сведения о внутренней организации хеттского общества могут быть извлечены из сохранившихся в-царском архиве инструкций различным должностным лицам. Эти предписания по форме и содержанию чрезвычайно близки к договорам, которые хеттские цари заключали со своими вассалами. Насколько можно судить по хеттским государственным договорам, написанным на хеттском и аккадском языках, в новохеттский период Хеттское царство было окружено целой системой союзных и вассальных государств, игравших роль буфера между хеттами и их могущественными противниками (такими, как Египет). Сходство государственных договоров с наставлениями должностным лицам Хеттского государства может объясняться только тем, что эти последние также рассматривались как особая категория вассалов хеттского царя.

Внешняя история Нового царства может быть восстановлена как на основании царских анналов и государственных договоров, так и благодаря сохранившейся в богазкёйском архиве дипломатической переписке. В особенности важны документы, относящиеся к египетско-хеттским отношениям: часть этих документов сохранилась в Богазкёе, часть — в архиве египетских фараонов в Эль-Амарне.

Из документов, найденных в Амарне, особый интерес для исследования роли хеттского языка в Передней Азии представляют два письма, которыми обменялись египетский фараон Аменофис III и царь Арцавы. Оба эти письма написаны на хеттском языке (несколько отличающемся от языка богазкёйских текстов). Это показывает, что хеттский язык стал проникать в сферу дипломатической переписки древних стран Малой Азии, к которым принадлежала Арцава.

Признание могущества Хеттского государства со стороны Египта видно из документов, относящихся уже к царствованию Суппилулиумаса. В это время вдова одного из египетских фараонов должна была выйти замуж за сына хеттского царя. Но убийство хеттского принца, посланного в Египет, опрокинуло замысел династического союза двух великих держав.

Начиная с царствования Мурсилиса II Египет и Хеттское царство как две наиболее мощные державы Ближнего Востока вступили в единоборство из-за преобладания в Сирии. Борьбе с Египтом были посвящены военные походы Муваталлиса (около 1313–1283 годов до н. э.). После знаменитой битвы между египтянами и хеттами при Кадеше (1291 год до н. э.) египтяне вынуждены были смириться с мощью хеттских царей. При Хаттусилисе III в 1276 году до н. э. между Египтом и Хеттским царством был заключен договор о дружбе, по которому Египет признавал права хеттов на Северную Сирию.

Другую важную группу новохеттских текстов составляют документы, касающиеся отношений хеттов со страной Аххиява, в которой можно видеть греческое, ахейское политическое образование.

Документы, относящиеся к Аххияве, особенно интересны, так как показывают, что носители анатолийских индоевропейских языков (лувийского и хеттского) столкнулись уже в начале новохеттского периода с другой группой индоевропейских диалектов — греческой (а также благодаря контактам с Митанни и с племенами, говорящими на арийских диалектах).

Хеттские источники изображают Аххияву как могущественное государство, обладавшее силой на море, что соответствует историческим данным об ахейцах. Однако точное местоположение Аххиявы (в Малой Азии или за Эгейским морем) не определено: известно лишь, что между Аххиявой и Хеттским государством находились другие области, в том числе страна Лукка на западе Малой Азии, зависевшая и от Аххиявы, и от Хеттского царства.

Первое упоминание Аххиявы относится к царствованию Суппилулиумаса. Сообщения об этой стране в хеттских источниках свидетельствуют о дружественных отношениях Аххиявы с Хеттским государством. Важнейшим источником для исследования отношений Аххиявы с Хеттским государством является письмо Тавагалавы, из которого можно заключить, что знатные люди Аххиявы обучались у хеттов искусству езды на колесницах (которое у самих хеттов в то время развилось под влиянием Митанни). О роли Аххиявы среди великих государств конца II тысячелетия до н. э. говорит место в договоре хеттского царя Тудхалияса, где эта страна названа рядом с Египтом, Вавилоном и Ассирией. В период перед крушением Хеттского государства отношения между хеттами и Аххиявой стали враждебными.

При хеттском царе Тудхалиясе IV (примерно 1260–1240 годы до н. э.) Аххиява выступает в качестве врага Хеттского царства, а при царе Арнувандасе (около 1240–1230 годов до н. э.) против Хеттского государства на западе Малой Азии выступает целая коалиция государств, включающая Аххияву и Арцаву.

Около 1200 года до н. э. Хеттское государство пало под ударами переселявшихся с запада через Малую Азию и бассейн Эгейского моря племен. Крушение Хеттского царства было связано с переселением на юго-восток ряда индоевропейских племен юго-восточной Европы, которое привело в то же время к дорийскому нашествию в Греции, движению иллирийцев на Балканах, появлению фригийцев в Малой Азии и к переселению племен, которые в египетских источниках названы «народами моря». Это переселение индоевропейских племен в конце II тысячелетия до н. э. вело их к тем же очагам древних цивилизаций Передней Азии, к которым много ранее двигались с севера носители анатолийских, арийских и некоторых греческих диалектов. Но вторая волна индоевропейцев, двигавшаяся на этот раз не с северо-востока на юго-запад, а с северо-запада на юго-восток, смела те народы, которые осели в Малой Азии в результате первой волны завоеваний. Столица хеттов — Хаттусас — была разрушена, и клинописная хеттская традиция в Малой Азии прерывается. «Иероглифические хеттские» надписи на юге Малой Азии и в Северной Сирии продолжают составляться до I тысячелетия до н. э., но язык этих надписей, практически являющийся лувийским диалектом, сильно отличается от клинописного хеттского, исчезновение которого следует датировать рубежом XIII и XII веков до н. э.