Узы крови

Глава четвертая

Мы въехали в открытые чугунные ворота и оказались на ярко освещенном дворе перед большим строением в стиле гасиенды, где нашла приют семья вампиров Тройного города. Уоррен поставил помятый грузовичок за БМВ на круговой подъездной дороге, уже забитой машинами.

Когда я приезжала сюда в прошлый раз, со мной был Стефан. Он провел нас через черный ход в небольшой гостевой дом в глубине участка. На этот раз мы поднялись прямо к главному входу, и Уоррен позвонил в дверной колокольчик.

Бен нервно принюхался.

— Они наблюдают за нами.

Я тоже это учуяла.

— Да.

Из нас троих Уоррен казался самым спокойным. Он не из тех, кто нервничает из-за того, что еще не произошло.

Меня тревожило не то, что за нами наблюдают. Что если вампиры мне не поверят? Если они будут считать, что Стефан действительно потерял контроль над собой, как помнится ему самому, его казнят. Сегодня же. Вампиры не потерпят, чтобы кто-то угрожал безопасности и тайне существования их семьи.

Я не вампир, и много ли для них значит мое слово? Они могут вообще меня не выслушать.

Я никогда не могла понять, как на самом деле относится ко мне Стефан. Мне говорили, что вампиры не способны испытывать никаких чувств к тем, кто не входит в их круг. Они могут делать вид, что ты им нравишься, но у их действий всегда есть скрытый мотив. Однако даже если Стефан мне не друг, я — его друг. Если я буду виновна в его смерти, потому что сказала или сделала что-то не так… Надо заставить их выслушать меня.

Дверь широко раскрылась, издав необычный стон. В прихожей никого не было.

— И страшная музыка в общем стиле, — сказала я.

— Да, — согласился Уоррен, — они налегают на все рычаги. Интересно, почему им так нужно испугать тебя?

Бен слегка успокоился — возможно, потому что Уоррен был спокоен.

— Может, они сами нас боятся.

Я вспомнила вампиров, которых видела, когда была здесь в прошлый раз, и подумала, что Бен ошибается. Сэмюэля они не боялись. Я видела, как Стефан без домкрата поднимает «фольксваген», а ведь тогда вокруг было множество вампиров. И если им вздумается разорвать меня на куски, они это сделают, Уоррен с Беном (если тот захочет) не смогут им помешать. Вампиры не боятся нас. Может, им просто нравится пугать гостей.

Уоррен, должно быть, подумал о том же, потому что сказал:

— Нет, они просто играют с нами.

Мы осторожно вошли в дом. Первым Уоррен, затем я и последним Бен. Я бы чувствовала себя лучше, если бы Бен шел передо мной. Он готов принять пулю вместо Адама, но меня, уверена, столь же охотно съест.

В коридоре никого не оказалось; в маленькой гостиной, куда он привел, тоже, и мы пошли дальше. В длинном коридоре с одной стороны было три двери с арочным верхом, все запертые, но дверь в другой стене открывалась в очень большую, просторную комнату с высоким потолком и светильниками в нишах. На стенах яркие картины, некоторые от потолка до пола. Сами стены выкрашены в мягкий желтый цвет; хотя в комнате нет окон, она кажется светлой и живой.

Пол покрыт плитками различных красновато-коричневых оттенков. Повсюду в произвольном порядке тонкие ковры нейтральных цветов. Три дивана и пять с виду удобных кресел — все поразительного кораллового цвета, гармонирующего с расцветкой юго-западной стены — расположены свободным полукругом; в центре — большое деревянное кресло, которое скорее подошло бы для готического здания, чем для этой комнаты в солнечных тонах.

Уоррен двинулся дальше по коридору, но я не пошла за ним.

Что такого в этом кресле?

Древесина темная, но зерно похоже на дуб. Кресло сплошь покрыто резьбой — от ножек с львиными лапами до горгулий на высокой спинке. На каждой ножке примерно на трети высоты широкое медное кольцо. Медные подлокотники украшены рисунком из тонких веток, маленьких цветков и шипов. На конце каждого подлокотника вверх торчат острые шипы.

Подойдя к креслу и почти коснувшись его, я поняла, что с порога ощутила окружавшую его магию. Просто не сразу ее узнала. Магию я обычно ощущаю, как щекотку, — как будто погружаюсь в теплую щекочущую воду. А тут был глухой медный звон, как будто кто-то бьет в очень большой медный барабан. Я заткнула уши, чтобы не слышать этот звук, но продолжала ощущать его.

— Мерси, — сказал от двери Уоррен. Вряд ли мы здесь, чтобы заниматься исследованиями.

— Чувствуешь? — спросил Бен где-то у моего колена. Я опустила голову и увидела, что он встал на четвереньки, вытянув и слегка наклонив голову. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул.

— На этом кресле старая кровь.

Я собралась расспросить его об этом, но тут появился первый вампир. Я его раньше не видела. При жизни это был мужчина среднего роста, ирландец, судя по рыжей бороде. Движения его были одновременно сдержанными и грациозными, похожими на шаги косиножки. Вампир миновал Уоррена и пересек комнату, не глядя на нас. И сел на небольшой диван у дальней стены, который я раньше не заметила.

Появление вампира, по-видимому, развеяло некоторые сомнения Уоррена, и он занял подобающую телохранителю позицию справа от меня. Бен поднялся, точно так же встал слева, и я оказалась между двумя вервольфами.

В следующие несколько минут комната заполнилась вампирами. Ни один из них, входя, не взглянул на нас. Я бы решила, что это оскорбление, но они не смотрели и друг на друга;

Я насчитала про себя пятнадцать вампиров. Они производили внушительное впечатление — хотя бы за счет одежды. Шелк, атлас, бархат всех цветов радуги. На одном или двух современные деловые костюмы, но большинство в исторических одеяниях — от средневековых до относительно современных.

Почему-то я ожидала больше темных расцветок, но ни черного, ни серого не увидела. На фоне хозяев я и вервольфы были одеты очень скромно. Впрочем, мне было все равно.

Женщину, отобравшую в прошлый раз крест у Сэмюэля, я узнала, едва она вошла в комнату. Она села в одно из коралловых кресел, как на стул, держа спину прямо, точно викторианская леди в туго затянутом корсете, хотя на ней было шелковое платье с оторочкой бисером, какие носили в начале двадцатого века; платье казалось легкомысленным по контрасту с напряжёнными движениями женщины. Я поискала пианистку Лили, но та не появилась.

Мой взгляд перешел на старика с клочьями седых волос на голове. В отличие от вервольфов вампиры сохраняют тот облик, который был у них, когда они умерли. И хоть старец кажется древним, возможно, я смотрю на самого молодого вампира в комнате.

Я посмотрела ему в лицо и поняла, что в отличие от всех прочих он наблюдает за мной. Он облизнул губы, и я сделала шаг к нему, прежде чем сумела опустить взгляд.

Вервольфы смотрят в глаза, чтобы продемонстрировать свою силу, но управлять твоим мозгом, когда ты смотришь, они не могут.

Ходячая не должна подчиняться ничему подобному, но я определенно почувствовала притяжение этого взгляда.

Пока я играла в гляделки со стариком, в комнату вошел как будто бы молодой узкоплечий вампир. Как Стефан, он больше других казался похожим на человека. Но я вспомнила скорее его одежду, а не лицо. Если на Андре был не тот же самый пиратский костюм, что в ночь нашей первой встречи, то его точная копия. Усевшись в плюшевое кресло посреди комнаты, Андре в отличие от остальных посмотрел прямо на меня и дружелюбно улыбнулся. Я недостаточно его знала, чтобы понять, друг он или враг.

Прежде чем я решила, как ответить на его приветствие, в комнату вошла Марсилия, госпожа Среднеколумбийского семейства. На ней была ослепительно-красная амазонка с юбкой в испанском стиле, белая кофта с оборками и черная шаль, гармонирующая с черными волосами и глазами.

Она шла с гибкой грацией, не так, как в прошлый раз. Из всех вампиров в комнате только ее можно было бы назвать прекрасной. Прежде чем сесть в кресло в самой середине полукруга, Марсилия потратила некоторое время на то, чтобы расправить юбку. Ее красная юбка не сочеталась с коралловой обивкой кресла. Не знаю почему, но от этого мне стало легче.

Марсилия посмотрела на вервольфов живым, почти голодным взглядом. Я вспомнила, как она вела себя с Сэмюэлем, и задумалась, не предпочитает ли она вервольфов. Стефан рассказывал мне, что именно из-за вервольфа ее изгнали из Италии. Вампирам не возбраняется кормиться от вервольфа, но волк, которого она забрала, принадлежал другому вампиру, гораздо выше ее по рангу.

У Бена и Уоррена хватило здравого смысла отвести взгляд. Инстинкт приказывает им смотреть в глаза противнику, заставляя его отвести взгляд. Это была бы катастрофа.

Наконец Марсилия нарушила молчание. Голос у нее был низкий, с легким акцентом.

— Приведите Стефана. Скажите, что его любимица здесь, и мы устали ждать.

Не знаю, кому предназначался приказ, потому что Марсилия продолжала смотреть на Уоррена: она явно предпочла его Бену. Встал Андре:

— Он просил привести и Дэниэла.

— Дэниэл наказан. Его нельзя привести.

Сказавший это вампир сидел рядом с Марсилией слева от нее. На нем был светло-желтый деловой костюм в стиле девятнадцатого века, с карманными часами на цепочке и шелковым жилетом в голубую полоску. Усы тоже полосатые, но полоски каштановые и седые. Волосы он зачесал на небольшую лысину на макушке.

Марсилия поджала губы.

— Вопреки твоим желаниям, Бернард, тут правлю я. Андре, приведи и Дэниэла. — Она осмотрела комнату. — Эстелла, ступай с ним. С Дэниэлом могут быть трудности.

Женщина средних лет в платье, украшенном бисером, встала так резко, словно ее потянули за ниточки. При ходьбе бисерины негромко брякали, напомнив мне погремушку гремучей змеи. Не помню, чтобы она с таким же шорохом входила в комнату.

Андре, проходя мимо, улыбнулся мне, успокаивая, так чтобы никто этого не видел. Эстелла не обратила на нас ни малейшего внимания. Я решила, что это намеренная грубость, хотя предпочитала ее горящему взгляду Марсилии. Я боролась со стремлением сделать шаг вперед и загородить Уоррена от госпожи.

Будь я здесь не ради Стефана, я бы сходила и принесла для нас пару стульев или просто села на пол, но мне никого не хотелось настраивать против себя, пока Стефану грозит опасность. Поэтому я осталась стоять и ждала, пока его приведут.

Минуты тянулись. Я не очень умею ждать, и мне приходилось заставлять себя не ерзать. Я подумала, что Бену хуже, чем мне, но они с Уорреном как будто без труда сохраняли неподвижность даже под пристальным взглядом Марсилии.

И все же вервольфы не так неподвижны, как вампиры. Никто из вампиров и не подумал прибегнуть к тем легким движениям, к каким прибегает Стефан, чтобы казаться в большей степени человеком. Например, он моргает — или дышит.

Один за другим, словно уход Андре послужил для них сигналом, вампиры поворачивались и пустым, лишенным выражения взглядом принимались изучать меня. Единственное исключение составляли Марсилия и вампир справа от нее, на вид — пятнадцатилетний мальчик, поэтому я смотрела на них.

Марсилия не сводила глаз с Уоррена, изредка собирая щепотью свои длинные наманикюренные ногти. Мальчик рядом с ней просто глядел в пространство, слегка раскачиваясь. Я подумала, может, у него, как у музыкальной Лили, не все в порядке с головой. И тут же поняла, что он раскачивается в такт ударам моего сердца, и живо шагнула к Уоррену. Мальчик закачался чуть быстрее.

К тому времени как я услышала позади в коридоре шаги, он раскачивался очень быстро. Быть добычей в комнате, полной вампиров, — как это способствует учащению сердцебиения!

Стефана и его провожатых я услышала раньше, чем они вошли в комнату.

Первой нас миновала Эстелла, вернувшаяся в свое кресло. Андре занял позицию на диване рядом с необычным пустым деревянным креслом. Мне не потребовалось поворачивать голову, чтобы увидеть, что Стефан стоит в нескольких шагах за мной: я чувствовала его запах. Но все равно повернулась.

На нем та же одежда, что в последний раз, но он, кажется, невредим. На руках он держит молодого Человека. Это может быть только его молодой друг Дэниэл, первая жертва Литтлтона.

Джинсы и футболка с надписью «Есть молоко?»[20] казались неуместными на том, кто словно; только что освободился из нацистского концентрационного лагеря. Голова юноши была обрита, начавшие отрастать темные волосы делали светлую кожу черепа синеватой. Я удивилась, что у вампиров растут волосы.

Щеки Дэниэла так ввалились, что сквозь них я словно видела зубы. Глаза, с поразительно белыми белками и вообще без зрачков, казались слепыми. Трудно было определить, в каком возрасте он умер, но не старше двадцати.

Мужчина в полосатом жилете, Бернард, встал, и Марсилия наконец оторвала взгляд от Уоррена и обратилась к насущным делам.

Бернард откашлялся и деловым тоном заговорил:

— Мы собрались здесь, потому что сегодня утром Стефан попросил прибраться в отеле в Паско. Пять человек умерли, собственности был причинен значительный ущерб. Нам пришлось пригласить Елизавету Аркадьевну… — Я не знала, что Елизавёта работает не только на стаю Адама, но и на семью, хотя, вероятно, ничего удивительного в этом не было. Старая русская ведьма — самый опытный специалист на всем северо-западном побережье Тихого океана. — …Потому что не могли разработать сценарий, при котором не требовалось бы вызывать полицию. Если верить нашим источникам, местные власти приняли подготовленную нами историю и дальнейшего расследования не будет. Помимо платы ведьме за работу, Никакого иного ущерба семья не понесла.

Последнее он произнес стремительно, как будто сам был не согласен.

— Стефан, — сказала Марсилия, — ты подверг семью опасности. Что скажешь?

Стефан сделал шаг вперед и остановился, глядя на вампира, которого держал на руках.

— Я могу подержать, — предложил Уоррен.

Стефан покачал головой.

— Дэниэл слишком долго не кормился. Он может быть для тебя опасен. Андре?

Андре нахмурился, но взял вампира на руки, и Стефан получил возможность пройти вперед и встать перед всеми. Я ожидала, что он остановится перед Бернардом, но он сел в деревянное кресло. Скользнул внутрь, прижался спиной к спинке, и взялся обеими руками за изящные медные подлокотники. И сжал руками их концы, словно не видел торчащих шипов.

А может, и видел. Гул магии, который я воспринимала, набрал силу и глубину, и моя грудная клетка задрожала в одном ритме с этой силой. Я попыталась подавить возглас, и Марсилия повернулась и посмотрела на меня, как будто я сделала что-то интересное.

Но смотрела она на меня лишь мгновение и снова повернулась к Стефану.

— Ты добровольно предлагаешь испытание Правдой?

— Да.

Кресло каким-то образом откликнулось на эти слова. Но прежде чем я смогла понять, что означает этот неожиданный всплеск энергии, молодой вампир, который продолжал раскачиваться в такт биению моего сердца, сказал:

— Правда.

Большинство вервольфов умеют отличить правду от лжи, но это основано на восприятии запаха дыхания и скорости сердцебиения, чего вампиры воспринимать не могут. Я знала, что существуют и магические способы отграничения истины от лжи. Очевидно, вампирам для этого нужна кровь.

— Говори.

По голосу Марсилии я не могла понять, надеется ли она, что Стефан оправдается.

Стефан начал с того, что в рассказе Дэниэла о жажде крови есть что-то подозрительное. Он объяснил, что, когда контакт Дэниэла вернулся, он, Стефан, надеялся узнать больше.

— Мне пришло в голову, — говорил он неторопливым тоном рассказчика, — что, если мои подозрения справедливы, мне предстоит встретиться с вампиром, способным подчинить себе другого вампира, зачаровать его. Ведь Дэниэл так молод! И я подумал, что этот вампир до того, как его обратили, был ведьмаком.

— Он показался тебе таким опасным, что ты прихватил ее, а не другого вампира?

Голос Бернарда источал презрение.

Стефан пожал плечами.

— Повторяю — я решил, что Литтлтон ведун. Ничего такого, с чем мне не приходилось бы иметь дело. Я не думал, что встречу того, с кем не справлюсь. Мерседес служила мне страховкой, но я не думал, что она понадобится.

— Да, — резко сказала Марсилия. — Расскажи нам всем, почему ты обращаешься за помощью именно к Мерседес Томпсон.

Глаза ее сузились, пальцы теребили край черной испанской шали. Я видела, что она сердится, но не понимала, из- за чего.

— Мерседес ходячая, — сказал Стефан.

Напряженность в комнате еще больше усилилась, хотя никто из вампиров не шелохнулся. Я считала, что все вампиры обо мне знают, но, очевидно, ошибалась. Возможно, Марсилия сердилась, потому что Стефан вынудил ее объявить обо мне всем остальным. Хотелось бы знать, почему я их так тревожу. Может, тогда я бы не чувствовала себя цыпленком в лисьей норе.

Мальчик рядом с Марсилией перестал раскачиваться. А когда посмотрел на меня, мне показалось, будто к моей коже приложили лед.

— Как интересно, — сказал он.

Торопливо, словно стремясь отвлечь от меня внимание мальчика, Стефан заговорил.

— Она согласилась сопровождать меня в обличье койота, чтобы вампир считал ее частью моего костюма. Я полагал, что это убережет ее, а ее частичная невосприимчивость поможет мне. Я был прав и ошибался в одно и то же время.

С этого момента его рассказ стал очень подробным. Когда он сказал, что почувствовал запах демона еще на стоянке, и это подсказало ему, что Литтлтон колдун, вмешался Бернард:

— Колдунов не существует, — сказал он.

Мальчик рядом с Марсилией покачал головой и звонким тенором, который так никогда и не станет голосом взрослого, сказал:

— Существуют. Я встречал их. Встречали все из нас, кому больше двухсот лет. И будет очень плохо, госпожа, если один из нас окажется колдуном.

Ответом на слова мальчика стала тяжелая пауза, но я не понимала, что она означает.

— Пожалуйста, продолжай, — сказала наконец Марсилия.

Стефан повиновался. Когда мы вошли в отель, он уже знал, что все в нем мертвы. Поэтому он и нашел Литтлтона так быстро: только в одном номере еще оставался кто-то живой. О женщине в ванной Стефан узнал раньше меня. По-видимому, чутье вампира острее моего.

Я думала, что Стефан прервет рассказ в том месте, где Литтлтон остановил его и изменил воспоминания, но нет. Он продолжал рассказывать так, словно его ложные воспоминания были истинными, пока мальчик рядом с Марсилией не сказал:

— Подожди.

Стефан замолчал.

Мальчик наклонил голову и закрыл глаза, негромко гудя. Наконец, не открывая глаз, он сказал:

— Это то, что ты помнишь, но ты этому не веришь.

— Да, — согласился Стефан.

— Как это понимать? — спросил Бернард. У меня сложилось впечатление, что Бернард Стефану вовсе не друг. — Зачем садиться в кресло, если собираешься лгать?

— Он не лжет. — Мальчик подался вперед. — Продолжай. Расскажи нам все, как ты помнишь.

— Как я помню, — согласился Стефан и продолжил. То, что он помнил о смерти горничной, было хуже того, что он рассказал нам утром, даже хуже моих воспоминаний. В его версии убийцей был он, и он купался в крови и смерти этой женщины. Казалось, ему трудно припомнить любое из этих мгновений. Я предпочла бы краткое изложение, которое он представил нам раньше. Некоторые вызванные им образы были слишком близки к моим кошмарам.

Он умолк. Марсилия смотрела на него, постукивая пальцами по ручке кресла; остальное ее тело оставалось совершенно неподвижным.

— Таковы твои воспоминания о том, что случилось, хотя Вольфи говорит, что ты сам им не веришь. Значит, мы должны поверить в то, что колдун вмешался в твои воспоминания, как и в случае с Дэниэлом? Ты, так и не смирившийся пред твоим создателем, считаешь, что только что созданный вампир, прошу прощения, колдун способен держать тебя в плену?

Бернард добавил:

— И почему он не наделил тебя воспоминаниями о других людях, погибших в отеле? Если бы он хотел возложить вину на тебя, то, конечно, мог бы приписать тебе и эти убийства.

Стефан наклонил голову и задумчиво ответил:

— Не знаю, почему он не внушил мне воспоминания о других убитых. Может, я для этого должен был присутствовать при их смерти. У нас есть другие доказательства его способности вторгаться в память вампира. Я бы хотел, чтобы заговорил Дэниэл.

Глаза Марсилии превратились в узкие щелки, но она кивнула.

Стефан осторожно снял руки с подлокотников кресла. Медные шипы почернели от его крови.

Андре прошел вперед и опустил слишком худое тело Дэниэла в кресло на место Стефана. Дэниэл свернулся тугим клубком, убрав руки подальше от подлокотников и выставив плечо, когда Стефан попытался коснуться его.

— Андре? — спросил Стефан.

Андре бросил на него неприязненный взгляд, но повернулся к Дэниэлу.

— Дэниэл, ты должен сесть как подобает в Кресле Вопрошения.

Молодой вампир заплакал. Движениями артритного старика он выпрямился в кресле. И дважды пытался поднять руки, пока сам Андре не взял их и не насадил на шипы. Дэниэл задрожал.

— Он слишком слаб для этого, — сказал Андре Стефану.

— Ты его создатель, — холодно молвила Марсилия. — Прими меры.

Андре поджал губы, но поднес запястье ко рту Дэниэла.

— Ешь, — велел он.

Дэниэл медленно отвернулся.

— Дэниэл, ешь.

Я никогда не видела, как кусает вампир. Стремительное движение головы Дэниэла заставило меня прижать руку к бинтам, скрывавшим следы укуса Литтлтона у меня на шее. Андре поморщился, но руку не отнял.

Дэниэл ел долго. Все это время вампиры не шевелились, только Марсилия ярко накрашенными ногтями нетерпеливо постукивала по ручкам своего кресла. Никто не ерзал, не возил ногами. Я сделала шаг к Уоррену, и он положил руку мне на плечо. Я взглянула на Стефана, обычно подвижного, как щенок, но и он был захвачен общими чарами.

— Хватит.

Андре начал отнимать руку, но зубы Дэниэла оставались в его запястье. Дэниэл оторвал обе руки от подлокотников — я видела, как рвалась при этом его кожа, — но продолжал удерживать руку Андре.

— Дэниэл, довольно.

Вампир заскулил, но отвел лицо. Он по-прежнему удерживал Андре руками. Глядя на кровь, идущую из укуса в запястье, он дрожал, и его глаза блестели, как бриллианты. Андре убрал руку, схватил Дэниэла за руки и снова насадил их на шипы.

— Сиди так, — прошипел он.

Дэниэл тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась неровными толчками.

— Задавай свои вопросы, Стефан, — сказала Марсилия. — Меня утомило это представление.

— Дэниэл, — сказал Стефан, — я хочу, чтобы ты вспомнил ту ночь, когда, как ты считаешь, убил тех людей.

Голос Стефана звучал мягко, но глаза Дэниэла опять наполнились слезами. А мне говорили, что вампиры не умеют плакать.

— Не хочу, — сказал он.

— Правда, — подтвердил Вольфи.

— Понимаю, — кивнул Стефан. — И все равно расскажи, что последнее ты помнишь перед приступом жажды крови.

— Нет, — сказал парень.

— Хочешь, чтобы вопросы задавал Андре?

— Парковка отеля.

Дэниэл говорил хрипло, словно после долгого молчания.

— Парковка отеля в Паско, где остановился Кори Литтлтон, вампир, с которым ты должен был встретиться?

— Да.

— Жажда крови не начинается беспричинно. Ты ел в тот вечер?

— Да, — кивнул Дэниэл. — Когда вечером я проснулся, Андре дал мне одну из своих овечек.

Не думаю, что он говорил о четырехногой овце.

— Так что вызвало твой голод? Не помнишь?

Дэниэл закрыл глаза.

— Там было столько крови. — Он всхлипнул. — Я знал, что это неправильно. Стефан, это был ребенок. Плачущий ребенок. Так хорошо пахло.

Я успела заметить, как пожилой вампир облизнул губы. Потом снова посмотрела на Дэниэла. Не знаю, сколько вампиров после его рассказа почувствовали голод.

— Ребенок, которого ты убил в саду? — опросил Стефан.

Дэниэл кивнул и прошептал:

— Да.

— Дэниэл, сад за Бентон-сити, в получасе езды от Паско. Как ты туда попал?

Марсилия перестала постукивать пальцами. Я вспомнила слова Стефана о том, что вампир в приступе жажды крови не способен вести машину. Очевидно, Марсилия с этим согласна.

— Должно быть, приехал. Машина была там, когда я пришел в себя.

— Почему ты поехал в Бентон-сити, Дэниэл?

Дэниэл ответил не сразу. Наконец он сказал:

— Не знаю. Помню только кровь.

— Сколько бензина было в твоей машине, когда ты приехал в отель в Паско? — спросил Стефан.

— Бензина не было, — медленно сказал Дэниэл. — Я помню, потому что потом мне пришлось заправляться.

Стефан повернулся к молчаливой аудитории.

— Бернард, сколько бензина было в машине Дэниэла, когда ты нашел его?

Бернард неохотно ответил:

— Полбака.

Стефан выжидательно посмотрел на Марсилию.

Неожиданно она улыбнулась — ясной улыбкой, придавшей ей сходство с невинной девочкой.

— Хорошо. Я думаю, в ту ночь с Дэниэлом кто-то был. Я поверила бы, что под бременем жажды крови ты можешь вести машину двадцать миль и заправиться, но новый вампир, такой, как Дэниэл, на это не способен.

Дэниэл повернул голову к Стефану.

— Это не значит, что я не убивал тех людей. Ведь я это помню, Стефан.

— Я знаю, что помнишь, — ответил Стефан. — Можно ему покинуть кресло, если Вольфи убедился в. правдивости его слов?

Подросток рядом с Марсилией — она занялась чисткой ногтей — кивнул.

— Хозяин? — прошептал Дэниэл.

Андре смотрел в пол, но, услышав вопрос Дэниэла, сказал:

— Можешь покинуть кресло, Дэниэл.

— Это доказывает только, что в ту ночь с Дэниэлом кто- то был. Кто-то умеющий вести машину и заправляться, — сказал Бернард.

— Совершенно верно, — спокойно согласился Стефан.

Дэниэл попытался встать, но ноги под ним подогнулись. Да и руки он не мог оторвать. Стефан помог ему освободиться и поднял с кресла. Было очевидно, что, несмотря на кормление, Дэниэл слишком слаб, чтоб стоять.

Стефан сделал шаг в сторону Андре, но остановился и повернул туда, где стояли вервольфы и я.

Он опустил Дэниэла на пол в нескольких футах от Уоррена.

— Оставайся здесь, Дэниэл, — сказал он. — Можешь?

Молодой человек кивнул.

— Да.

Но руку Стефана не отпустил, так что тому пришлось отцеплять пальцы Дэниэла, прежде чем он смог вернуться к креслу. Достав из кармана носовой платок, он протер подлокотники, и те заблестели. Никто не пожаловался на то, что на это ушло время.

— Мерси, — сказал Стефан, убирая платок в карман. — Пожалуйста, иди сюда и расскажи правду моей госпоже.

Он хотел, чтобы я насадила руки на эти ужасные шипы. Эти шипы и пронзенные руки не только казались мне святотатством — это больно! Конечно, для меня это не стало сюрпризом — после Дэниэла и самого Стефана.

— Иди, — сказал он. — Я все протер. Ты не осквернишь себя.

Древесина прохладная, а сиденье для меня велико, как любимое кресло моего приемного отца. После его смерти я часами просиживала в том кресле, впитывая папин запах, засевший в полированном дереве за долгие годы использования. Мысль об отце укрепила меня, но мне потребовалось все мужество.

Шипы оказались длиннее и острее, чем когда я просто смотрела на них, а не вонзала в плоть. Лучше побыстрее отделаться. Я плотно обхватила концы подлокотников и нажала.

Вначале было совсем не больно. Потом горячие щупальца магии проникли сквозь разрыв в коже, прошли по жилам и кулаком сжали сердце.

— Ты в порядке, Мерси? — спросил Уоррен; его голос прозвучал вызывающе.

— У волков нет права говорить на нашем суде, — рявкнул Бернард. — Не можешь молчать — уходи.

Я была рада, что Бернард что-то сказал. Он дал мне время понять, что магия мне не вредит. Было неприятно, но не больно. Не стоит из-за этого начинать драку, к чему уже готов Уоррен. Адам послал его охранять меня, а не начинать из-за легкого неудобства войну.

— Со мной все в порядке, — сказала я.

Подросток шевельнулся.

— Неправда, — сказал он.

Правду? Что ж, отлично.

— У меня болит лицо, болят плечи, болит шея там, где укусил проклятый демон-вампир, а магий стула нежна, как удар молнии, но постоянным ущербом это не грозит.

Мальчик — Вольфи — возобновил свое кататоническое раскачивание.

— Да, — сказал он, — правда.

— Что произошло прошлой ночью? — спросил Стефан. — Пожалуйста, начни с моего телефонного звонка.

Я обнаружила, что рассказываю свою историю гораздо подробнее, чем собиралась. Конечно, им не нужно знать, что езда Стефана меня испугала, или чем пахнет смерть женщины. Но оказалось, я не способна отбирать: воспоминания исходили из моих уст в том же виде, в каком возникали в голове. Кажется, у вампиров все же есть магия, которой нипочем моя кровь ходячей.

Но Бернард, по-видимому, считал иначе.

— Противоположности сосуществовать не могут, — сказал он, когда я умолкла. — Нельзя верить, что она подчиняется креслу и в то же время может сопротивляться вампиру, который вложил в голову Стефана чужие воспоминания. Стефан единственный из нас способен противиться приказам госпожи, своей создательницы.

— Кресло зависит от нашей силы, — сказал Стефан. — Оно функционирует благодаря крови, но его магию создал ведун. Не знаю, сумел бы колдун сделать с Мерседес то, что сделал со мной? Он не знал, кто она, и не пытался.

Бернард начал возражать, но Марсилия подняла руку.

— Хватит. Даже пятьсот лет назад, — продолжила она, обращаясь к Стефану, — колдуны встречались редко. С тех пор как мы пришли в эту пустыню, я не видела ни одного. Кресло показало, что ты веришь в существование колдуна, которого превратили в вампира. Но, прости меня, я в это не верю.

Бернард с трудом сдержал улыбку. Мне хотелось бы лучше знать, как осуществляется правосудие в семье. Я не знала, что сказать, чтобы обеспечить безопасность Стефана.

— Показания ходячей убедительны, но, как и у Бернарда, у меня есть сомнения в отношении того, как действует на нее кресло. Я была свидетельницей того, как ходячие не подчинялись гораздо более могущественной магии.

— Я чувствую ее правду, — прошептал мальчик, продолжая раскачиваться. — Ясней, чем у других. Резко и отчетливо. Если убьешь сегодня Стефана, лучше убей и ее тоже. Койоты поют не только ночью, но и днем. Это ее правда.

Марсилия встала и прошла туда, где я сидела в плену кресла.

— Ты будешь охотиться на нас, когда мы спим? Будешь?

Я открыла рот, собираясь отрицать это, как всякий, перед кем стоит рассерженный вампир, потом снова его закрыла. Кресло заставляло говорить правду.

— С моей стороны это было бы глупостью, — сказала я наконец и сказала серьезно. — Я не ищу неприятностей.

— Вольфи?

Она взглянула на мальчика, но тот только качнулся.

— Неважно, — сказала она, взмахом руки отпуская меня, и повернулась к своим подданным. Вольфи верит ей. Правда это или нет, но мы не можем позволить вампиру, какому бы то ни было вампиру, — она бросила быстрый взгляд на Стефана, чтобы подчеркнуть свои слова, — убивать без разрешения. Это недопустимый риск. — Она несколько мгновений смотрела на сидящих вампиров, потом снова повернулась к Стефану. — Хорошо. Я верю, что убивал тот вампир, а не ты. Даю тебе четыре седьмицы на то, чтобы найти колдуна и представить нам его или его тело. Если не сможешь, мы будем считать, что колдуна не существует, а ты виноват в том, что подверг опасности семью.

— Согласен.

Стефан поклонился, а я пыталась вспомнить, что такое седьмица. Семь ночей? Значит, четыре недели.

— Можешь выбрать себе помощника.

Стефан осмотрел ряды вампиров, ни на ком не останавливая взгляд.

— Дэниэл, — сказал он наконец.

Андре удивился и возразил:

— Дэниэл и ходить не может.

— Решено, — сказала Марсилия. Она потерла руки, словно умывая их, встала и вышла из комнаты.

Я начала вставать с кресла, но не могла оторвать руки: они прочно застряли, а моя попытка причинила боль. Я не могла потянуть достаточно сильно, чтобы освободиться.

Стефан заметил мое затруднение и, как в случае с Дэниэлом, осторожно освободил мои ладони.

Вставая, я посмотрела на Вольфи, который единственный из вампиров оставался в комнате. Он смотрел на меня голодным взглядом. «Не очень разумно проливать кровь в комнате, полной вампиров», — подумала я.

— Спасибо, что пришла, — сказал Стефан, беря меня за локоть и отворачивая от взгляда Вольфи.

— Вряд ли я очень помогла, — ответила я. То ли кресло, то ли взгляд Вольфи вызвали у меня головокружение, и я тяжелее, чем собиралась, оперлась на Стефана. — Тебе все равно придется самому искать колдуна.

Стефан улыбнулся.

— Я этим займусь. Сюда. У меня будет помощник.

К нам подошел стоявший в стороне Андре.

— Какая помощь? Дэниэл, даже здоровый, немногим лучше человека. А сейчас он слаб, как котенок.

— Ты мог бы предотвратить это.

В голосе Стефана не было упрека, но что-то подсказывало мне, что в состоянии Дэниэла он винит Андре.

Андре пожал плечами.

— Ему предлагали еду. Он отказывался, я не собирался кормить его насильно. Со временем он все равно стал бы есть.

Стефан передал меня Уоррену, а сам повернулся, чтобы помочь встать Дэниэлу.

— Ты превратил его, и твоя обязанность защищать его даже от него самого.

— Ты слишком долго общался с волками, амиго, — сказал Андре. — Вампиры не так хрупки. У тебя тоже было достаточно времени, чтобы превратить его.

Помогая Дэниэлу держаться на ногах, Стефан отвернулся от Андре, но я видела, как в шоколадной глубине его глаз вспыхнул красный огонь.

— Он был мой.

Андре пожал плечами.

— Это старый спор, и я даже помню, что соглашался с тобой. Все произошло случайно. Я не хотел превращать его, но у меня не было выбора. Иначе он умер бы. Мне кажется, я достаточно извинялся за это.

Стефан кивнул.

— Прости, что снова поднял эту тему. — Но это были только слова. — Я верну тебе Дэниэла, когда выполню задание Марсилии.

Андре не пошел с нами к выходу. Не знаю, рассердился он или нет. Мне трудно понимать вампиров, у которых нет нормальных запахов тела.

Мы остановились у грузовика. Уоррен подождал, потом сказал:

— Стефан, мне бы хотелось тебе помочь. Думаю, Адам согласится: колдун, одержимый демоном, серьезная проблема.

— Мне тоже, — неожиданно сказал Бен. Он увидел мое лицо и рассмеялся. — В последнее время здесь скучновато. Адам теперь слишком на виду. С самого начала года он разрешает нам всего одну лунную охоту в месяц.

— Спасибо, — сказал Стефан, и сказал как будто искренне.

Я открыла рот, но прежде чем смогла что-то сказать, Стефан прижал к моим губам холодный палец.

— Нет, — сказал он. — Сэмюэль прав. Вчера ночью я едва не убил тебя. Если бы Литтлтон хоть отчасти догадывался, кто ты, он не отпустил бы тебя живой. Ты слишком уязвима, а я не собираюсь начинать войну с Адамом или, того хуже, с самим Марроком.

Я закатила глаза. Неужели я так важна для Маррока, чтобы он начал войну с семьей, когда все его силы направлены на то, чтобы вервольфы выглядели хорошими? Бран для этого слишком прагматичен. Но Стефан прав; к тому же со всем, что могу сделать я, пара вампиров и вервольфов справится не хуже.

— Отомсти за нее, — сказала я. — За ту девушку и за всех остальных, которые сегодня должны были быть со своими любимыми, а не лежать в холодной земле.

Стефан взял мою руку, наклонился и прижался к ней губами. Этот галантный жест заставил меня вспомнить, какая у меня кожа. Работа механика не очень полезна для рук.

— Как пожелает миледи, — совершенно серьезно сказал Стефан.