В атмосфере любви

ГЛАВА 14

За полторы недели Гвин выполнила то, что он, Алек, не сумел бы сделать и за два года.

Устроившись в заднем ряду зрительного зала, Алек наблюдал за репетицией. Он сидел, наклонившись вперед и обхватив руками спинку переднего кресла. С этого места было отлично видно все, что происходило на сцене. Гвин перебегала от одного участника спектакля к другому, подсказывая детям, как лучше произнести слова роли, и показывая, какие театральные приемы следует использовать, чтобы «текст зазвучал». Как и предсказывал Алек, дети буквально влюбились в Гвин. И было за что.

Взять хотя бы Ванессу. Всего несколько частных уроков и занятий в классе драмы повлияли на нее радикальным образом. В первый раз в жизни девочка смогла поднять руку на уроке и ответить на вопрос, не обливаясь холодным потом. И сделала тот доклад, о котором просил Алек. Ужасно боялась, но сделала.

Однако перемена, произошедшая с самой Гвин, была еще разительнее. Она ожила. Когда за обедом или в машине по дороге домой она рассказывает о том, что тот или другой ребенок сделал в классе или на репетиции, ее лицо буквально светится, а руки то и дело взлетают в выразительных жестах. А еще твердила, что не умеет ладить с детьми!

Несколько дней назад Марианна прислала заявление об увольнении. Она нашла себе место в другой школе, поближе к родителям, и написала, что не вернется. Вот если бы Гвин заняла ее место! Но та все чаще заговаривала о своем возвращении в Нью-Йорк. Видно, занимаясь с детьми постановкой пьесы, она еще явственнее осознала, как ей не хватает сцены. Да, театр у нее в крови. Что Алек может сделать, чтобы изменить ситуацию? Ничего.

После того, как Гвин начала работать, они лишь однажды сумели остаться наедине. В воскресенье после обеда она пришла к нему домой якобы для того, чтобы помочь с какими-то школьными делами. Но эта их тайная встреча получилась несколько скомканной, будто оба боялись, что в любую минуту может заявиться Мэгги.

Алек понимал, что в тех отношениях, которые связывали их сейчас, переплелось несовместимое — постоянство и незыблемость с эфемерностью. Это, конечно, неправильно. Но сделать что-то, чтобы изменить ситуацию, он не мог.

Да, он жаждал, чтобы Гвин осталась с ним, но в то же время он ни в коем случае не хотел лишать ее шансов на успех. А потому не позволял себе говорить о своих истинных чувствах к ней.

Не сказал он ей и о племяннике Мирты и Виолы, о том, чем тот занимается. Алек и сам не знал этого до сегодняшнего утра. Он стоял у машины и ждал Гвин, когда подошла Виола с просьбой встретить племянника и его семью на вокзале в шесть часов вечера. О его роде занятий она упомянула вскользь:

— Знаете, он ведь продюсер.

— Вот как? — пробормотал Алек, позевывая. — И чем же он конкретно занимается?

Виола хихикнула и ткнула пальцем его в руку выше локтя. На ее голове покачивались розовые бигуди с тщательно накрученными на них прядями голубых волос.

— Телевизионные шоу. Комедии. Он сказал, что как раз начинает сейчас новый проект. Главные роли уже распределены, а вот на второстепенные они набрали еще не всех актеров и после Рождества начнут пробы в Нью-Йорке. Это будет новое шоу Сьюзен Махони.

Алеку потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это такая. Ну да, Сьюзен Махони, популярная голливудская киноактриса, лет сорока, с неординарным чувством юмора.

— Сьюзен Махони выступает в его телешоу?

— Брайан говорит, что она ищет себе постоянное занятие в Нью-Йорке, поскольку только что вышла замуж за этого журналиста из Си-эн-эн, — как же его зовут? — ах, да, за Питера Баррона. Поэтому они сейчас готовят пилотный выпуск нового шоу. Так сказал Брайан.

Получив согласие Алека встретить ее племянника, Виола удалилась. Он уселся в «блейзер» и, глядя сквозь ветровое стекло куда-то в пространство, задумался. В его еще не окончательно проснувшемся мозгу начала вырисовываться идея: а что, если этот Брайан Ньюман найдет роль для молодой актрисы, чья улыбка способна растопить декабрьский лед на озере Уиннисквэш?

Затем из дома выбежала Гвин. Она с трудом просыпалась по утрам. Если не считать того первого утра, когда ее возбуждение можно было объяснить избытком адреналина, накопившимся за выходные, по дороге в школу Гвин обычно дремала. Алек привык к ее полусонному молчанию и был рад тому, что у него есть время обдумать то, что сказала Виола. И составить некий план.

Ему вдруг пришло в голову, что все это напоминает сценарий старого фильма. Талантливая девушка из провинциального городка, телепродюсер, случайно остановившийся в маленькой гостинице… Все слишком уж похоже на «мыльную оперу». Но упускать такую возможность нельзя. Он в ответе за счастье Гвин. Эта мысль поразила Алека еще тогда, в первое утро после ее возвращения, когда они вместе ездили верхом. Он должен сделать все, что в его силах, чтобы она была счастлива. И в ее радости найдет свое удовлетворение…

Позади него скрипнула дверь, возвещая о приходе первого из родителей. Гвин хлопнула в ладоши и собрала труппу вокруг себя, чтобы сказать каждому из детей несколько напутственных слов. Тем временем подошли остальные мамы и папы. Дети рассеялись, собирая свои вещи, и через несколько минут зал опустел.

Гвин, с довольным выражением на лице, медленно направилась к Алеку по проходу между рядами кресел. При виде ее огромных глаз на бледном лице, которое казалось еще более бледным на фоне черного шерстяного свитера, его сердце учащенно забилось. Гвин опустилась в кресло соседнего ряда и с улыбкой вздохнула.

— Ты довольна? — спросил Алек, ероша рукой ее короткие волосы.

— Перестань. — Она шлепнула его по руке, потом схватила ее и зажала между щекой и плечом. — Да. Довольна.

Он еще не встречал женщины столь великодушной и искренней во всех своих проявлениях. Детская доверчивость и взрослая решительность одновременно. Ему всегда нравилась ее открытость. Она, прирожденная актриса, никогда не вела темных игр.

Алек осмелился коснуться губами ее шеи. При мысли о том, что им осталось быть вместе всего две недели, у него сжалось сердце. Даже если визит Брайана Ньюмана ничего не даст, Гвин все равно уедет. И он сам, как последний глупец, заплатит по счету.

— От тебя так чудесно пахнет, — прошептал он. — Что это за аромат?

Она слегка вздрогнула и тихо рассмеялась.

— Шерсть.

— Правда? — Алек осторожно отогнул высокий ворот свитера и поцеловал ее в шею пониже мочки уха. Он обожал целовать это место. Так же, как и все остальные места. — Один из самых сексуальных запахов, которые мне довелось обонять, — пробормотал он, перемещая губы к подбородку.

Звонкий смех зазвенел в пустоте зала. Она села рядом с ним, и он обнял ее за плечи. Так они молча сидели некоторое время. Гвин нежно гладила его пальцы. Она и в самом деле похожа на одно из тех диких лесных созданий, которых я частенько спасал и лечил в детстве, подумал Алек. А их обязательно надо выпускать на волю, когда они выздоровят и окрепнут. Держать таких взаперти — жестоко, нечестно и эгоистично.

— Знаешь, ты был прав насчет детей, — сказала Гвин. — Они замечательные. — Она помолчала, потом со смехом добавила: — И я даже наконец поняла, почему роман «Грозовой перевал» получил такие хвалебные отзывы в свое время.

Алек прижался губами к ее виску. Прядь волос, которые потихоньку начали отрастать, встала торчком над ухом, и он нежно расправил ее.

— Я соскучился по тебе.

Гвин повернулась к нему, в ее глазах плясали озорные огоньки.

— Мы видимся каждый день. И не забывай про воскресенье.

— Это было фиаско.

Слегка отстранившись, Гвин внимательно посмотрела ему в глаза, потом провела рукой по его волосам.

— Не говори глупостей, все было замечательно. — Услышав его недоверчивое хмыканье, она проговорила, тщательно взвешивая слова: — Знаешь, Алек… быть рядом с тобой — это уже замечательно. В любой ситуации. Всегда.

Алек с усилием отвел взгляд от лица Гвин, которое говорило больше, чем она хотела сказать, и поцеловал ее пальцы. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и не дать себе сказать что-нибудь такое, о чем он потом пожалел бы. Они оба балансировали на той грани, когда двое с легкостью дают друг другу глупые, необдуманные обещания, основанные на душевных порывах и игре гормонов, а не на реальностях бытия. Он докажет, как заботится о ней. Но не скажет и не сделает ничего такого, что может погубить ее мечты.

— Думаю, тебе понравится мой рождественский подарок.

— Подарок? — Ее брови взлетели вверх на целый дюйм. — Алек, нет! Ты же знаешь, я ничего не смогу подарить тебе в ответ. Зачем ты ставишь меня в такое положение?

— Успокойся, пожалуйста, — со смехом сказал он. — Это подарок для нас обоих.

Гвин наморщила лоб.

— Не понимаю.

— Помнишь то свидание, которое было условием нашего пари? У нас ведь его так и не было.

— В свете того, как развивались события, оно потеряло значение.

— Я так не считаю. Дав обещание, человек обязан его сдержать. Я забронировал место в «Ритц-Карлтоне» на субботу после Рождества.

У Гвин округлились глаза.

— В Бостоне? — выдохнула она.

— Это все-таки поближе, чем Куала-Лумпур.

Не было ничего прекраснее, чем расцветшая на ее лице улыбка.

— Потрясающе.

Алек снова помолчал, подбирая слова.

— Я просто решил, что, поскольку неизвестно, когда мы увидимся снова, надо устроить что-то особенное.

Улыбка слегка потускнела, и блеск в глазах тоже. Гвин отвернулась, рассеянно перебирая его пальцы.

— Да, ты прав. — Она снова подняла глаза. — Мы проведем там ночь?

— Так было задумано.

— И как ты объяснишь это Мэгги и Поппи?

— Никак. Мы уедем в субботу и вернемся в воскресенье. Пусть сами делают выводы.

— Ты становишься дерзким, Алек Уэйнрайт.

— Учусь у тебя. — Он посмотрел на часы и встал. — Нам надо ехать. Кстати, я обещал близнецам, что вечером встречу их племянника с семьей на станции.

Гвин вскочила с кресла и одернула свитер.

— А я могу поехать с тобой?

Алек улыбнулся, глядя на нее снизу вверх. На секунду она напомнила ему ту девчонку, которая в детстве вечно стремилась увязаться за ним, куда бы он ни шел. Впрочем, она тогда с легкостью переносила его отказы.

— Извини, Сверчок. Боюсь, что в машине не хватит места. Но… — Гвин вопросительно подняла брови. — Это, конечно, не «Ритц»… Но почему бы тебе не прийти ко мне после ужина посмотреть видео?

— Ах ты хитрец! — Она широко улыбнулась. — Чудесное предложение. Я так устану к вечеру, что вряд ли буду способна заниматься чем-то еще.

Как мало надо, чтобы доставить ей удовольствие. Это просто удивительно, если учесть ее грандиозные мечты и планы. Да, Гвин умеет наслаждаться жизнью и не знает, что такое скука. Он обнял ее, скользя ладонями вдоль бедер и маленьких крепких ягодиц.

— Это плохо, — пробормотал он, касаясь губами ее виска. — Потому что я буду способен.

— Что? — переспросила она.

— Способен заниматься кое-чем еще.

— В общем-то, если подумать как следует… — Ее улыбка стала еще шире. — Пожалуй, я тоже смогу найти немного сил.

Алек от природы не был назойлив и не любил вмешиваться в чужие дела. Но он никогда не простит себе, если сейчас упустит такую возможность. Об этом он думал по дороге со станции в гостиницу. Однако сидящий рядом с ним Брайан Ньюман, высокий лысоватый мужчина, явно думал о другом.

Однако у Брайана Ньюмана были другие соображения.

— Мы лет десять не отдыхали по-настоящему, — сказал он Алеку.

— Двенадцать, — раздался голос его жены с заднего сиденья. — Эми едва исполнилось четыре, когда мы на целый месяц арендовали дом в Тоскане.

Ньюман обернулся к ней.

— Да, ты права. Двенадцать. — Он покачал головой и снова повернулся вперед, глядя на лучи фар, разрезающие темноту. — Мы много ездили по миру, но это всегда были деловые поездки. Не настоящий отпуск. Я обещал своим дамам — никакой работы. Никаких разговоров о работе. Никаких мыслей о работе. Целых пять дней.

Алек немного поразмышлял, потом сказал:

— Вполне могу это представить. Меня тоже работа так затягивает, что вытесняет все остальное.

— Вот именно. — Ньюман поерзал на сиденье. — Мои тетушки говорили, что вы преподаете английский.

Это уже было кое-что. Если действовать умно, можно воспользоваться предложенной темой, как отмычкой.

— Да, в местной школе. В последние годы мы пытаемся привить детям любовь к классике. И используем для этого театр.

Краем глаза Алек увидел, как поднялась кустистая черная бровь.

— И что же вы ставите с детьми?

Клюнул, довольно отметил про себя Алек.

— У нас есть разные постановки. Есть мюзиклы, есть просто пьесы. Сейчас мы заканчиваем постановку «Как вам это понравится». С этим мы бы вряд ли справились, если бы не Гвин.

— А кто такая Гвин?

— Ваши тетушки не говорили вам о ней? Это внучка владельца гостиницы, приехала ненадолго из Нью-Йорка. Она согласилась поставить эту пьесу в нашей школе. — Алек свернул к гостинице. — Ей удалось добиться от детей почти невозможного…

Но Ньюман уже не слушал его. Выгнув шею, он вглядывался вперед.

— Это она? Гостиница?

— Да.

— Ты только взгляни на этот дом, Пен! Он словно сошел со страниц готического романа.

Выйдя вместе со всеми из машины, Алек посмотрел на здание. Он провел здесь две третьих своей жизни, но никогда не считал это сооружение «готическим». Да, дом производил впечатление — белые двери и ставни на фоне старых каменных стен, красные кирпичные трубы на крыше. Но назвать его «готическим»? Впрочем, решил он, не спорить же с гостями.

Прибывшие вошли в дом. Среди радостного оживления и веселого гвалта приветствий Алек почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он обернулся и увидел огромные карие глаза, которые смотрели на него почти с отчаянием. Безмолвно повинуясь, он прошел следом за Гвин в гостиную деда.

— Звонила мать Тиффани Хендрикс. Мне еще на репетиции показалось, что девочка плохо себя чувствует. Но когда она пришла домой, у нее поднялась температура.

— Дети нередко простужаются в это время года. Уверен, к спектаклю она поправится.

Гвин, нервно расхаживая взад и вперед, только покачала головой.

— Мать Тиффани — медсестра. Она сказала, что это скорее похоже на вирусную инфекцию, на грипп. Если завтра Тиффани не станет лучше, то, скорее всего, она выйдет из строя как минимум на неделю. И что я буду делать без Розалинды?!

Алек схватил ее за руку, заставив остановиться.

— Рано паниковать, подождем до завтра. И потом, ведь Хейди тоже готовила эту роль на случай, если потребуется замена?

— Ха! Отец Хейди решил взять ее на каникулы с собой в Колорадо, поэтому она еще два дня назад подошла ко мне и спросила, не буду ли я возражать, если она уедет. И что я должна была ей ответить? Нет, останься, пусть папочка едет один?

— А как насчет Ванессы?

Склонив голову набок, Гвин посмотрела на него удивленным взглядом, как собака, которая не понимает, о чем говорит хозяин — о еде или о прогулке.

— При чем здесь Ванесса?

— Лави говорила мне, что Ванесса выучила все роли. Она слышала, как девочка репетирует в своей комнате.

— Ты шутишь? — Гвин покачала Головой. — Нет… нет. Даже если она знает роль, она, конечно, не готова сыграть ее. Не все так сразу. Может быть, на следующий год… — Она резко оборвала фразу, потом продолжила: — Надеюсь, тот, кто будет вести занятия по драматическому искусству в следующем году, внимательно отнесется к Ванессе и уговорит ее попробовать сыграть что-то. Если девочка захочет. Но не сейчас.

— Тогда тебе самой придется сделать это.

— Что сделать?

— Сыграть Розалинду.

— Мне? — Она прижала руку к груди.

— Не мне же. Ты отлично знаешь роль. Вот и сыграешь. Подумаешь, большое дело.

В глазах Гвин вспыхнули огоньки.

— Ты ко всему относишься так легкомысленно?

— Нет, не ко всему, — сказал Алек, нежно беря ее за подбородок. — Так что перестань стонать и повторяй роль. — Он поцеловал ее в лоб и взял за руку. — Идем. Если мы не появимся сейчас в вестибюле, все начнут интересоваться, чем же мы занимаемся.

Через двадцать минут он поймал на кухне Мирту, которая собиралась отнести в столовую тяжелую супницу.

— Алек, дорогой, вы не могли бы отнести это? Что-то мой артрит сегодня разыгрался… Какой у вас странный вид. С вами все в порядке?

— Да, все нормально. — Он взял у нее супницу. — Но мне нужна ваша помощь. И я не хочу, чтобы Гвин знала о нашем разговоре…

Брови Мирты удивленно поднялись.

— Что, тайный сговор?

— Да, в некотором роде. — Он поставил супницу на кухонный стол. — Послушайте, я узнал, что ей, видимо, придется самой играть Розалинду в школьном спектакле, поскольку девочка, которая должна была исполнять эту роль, заболела гриппом. Вы не могли бы вместе с сестрой уговорить вашего племянника прийти на спектакль?

Рыжеволосая дама внимательно посмотрела на него, потом раскрыла рот.

— То есть чтобы он увидел, как она играет?

Алек кивнул.

— Я знаю, что это может ни к чему не привести, но он здесь, и она здесь… Ведь в этом не будет ничего плохого, правда?

Мирта несколько секунд изучала его лицо. Алеку всегда казалось, что обе пожилые дамы несколько чудаковаты. Но когда Мирта заговорила, ее голос звучал абсолютно серьезно.

— Вы правы. Это может не сработать. Но вы понимаете, насколько важный человек Брайан? Я хочу сказать, что если он что-то предложит Гвин, то она здесь не останется.

— Этого я и добиваюсь, Мирта.

Она снова задумалась, потом сказала:

— Когда я в первый раз услышала о том, что вы собираетесь оплатить ее возвращение в Нью-Йорк, я решила, что вам безразлично, уедет она или останется. Но я наблюдаю за вами двумя все последние дни. — Она помахала пальцем. — Я, конечно, старая дева, но когда-то, тысячу лет назад, я была влюблена и знаю эти признаки. Вы оба без ума друг от друга. И однако вы хотите устроить так, что она уедет от вас. Почему?

Черт, эти пожилые женщины всегда все усложняют!

— Потому что Гвин этого хочет, — сказал он. — И если я смогу помочь ей, то помогу.

Мирта хмыкнула.

— Ладно. Думаю, будет несложно уговорить Брайана пойти на спектакль. Он чувствует себя виноватым, что так давно не навещал нас. Пожалуй, мы могли бы даже заставить его пробежаться на лыжах в одном белье. — Она взяла оливку с блюда с закусками и отправила ее в рот. — Но хочу предупредить, — добавила она, жуя, — что мы ничего не обещаем.

— Нет, конечно нет. Просто приведите его туда. — Он запечатлел поцелуй поверх рыжих локонов. — Спасибо.

— Ого! — В дверях кухни появилась Виола с выражением притворного возмущения на лице. — Как это ей удалось получить поцелуй?

Красный свитер Виолы был украшен бантиками и колокольчиками, которые звенели при каждом движении.

— Потому что я оказалась в нужное время в нужном месте, — заявила Мирта и, гордо подняв подбородок, выплыла из кухни, махнув им рукой с ярко-красным маникюром.

Алек со смехом снова взял супницу, потом наклонился и поцеловал Виолу в мягкую морщинистую щеку.

— Ну вот, — сказал он, — так лучше?

Звякнув колокольчиками, Виола вздохнула.

Гвин не находила себе места. Генеральная репетиция в костюмах прошла без заминки. Никто не забыл роль, реплики были поданы вовремя, костюмы всем подошли, и ни один ребенок больше не заболел.

И сейчас, за полчаса до поднятия занавеса, все шло гладко. Чересчур гладко: Ванесса приготовила необходимый реквизит, вся труппа была в сборе и даже в гриме, осветительные приборы работали исправно. Сама Гвин уже надела тот наряд, в котором Розалинда появляется в первом акте, — синее бархатное платье, сшитое для подружки невесты году этак в 1972-м. Чтобы прикрыть короткую стрижку Гвин, Виола постаралась и соорудила для нее головной убор, отдаленно напоминающий те, что носили в эпоху Возрождения.

Однако дурные предчувствия все сильнее одолевали Гвин. Алек поймал ее в коридоре, у дверей гардеробной девочек.

— Послушай, у тебя такой вид… Что с тобой?

Она сказала. Он решил, что она не в себе.

— Ничего не понимаю. Генеральная репетиция прошла идеально, сегодня все идет хорошо, а ты так нервничаешь.

— Это старая театральная примета, — сказала она, что есть силы сжимая руки. — Плохая репетиция — отличный спектакль, хорошая репетиция…

— …Психованный режиссер. — Алек нежно взял ее за руку. — Успокойся. Все будет хорошо. — Он легко коснулся губами ее уже накрашенных губ. — Ты выглядишь бесподобно…

— Мисс Робертс!

При звуке испуганного голоса Лоры Мейсон Гвин криво улыбнулась.

— Сейчас увидишь, — сказала она Алеку и повернулась к девочке, которая выполняла функции помощника режиссера. — Что случилось?

— У Бекки рвота, — сказала Лора, морщась от отчаяния и отвращения. — Ей очень плохо.

— Я же говорила, — бросила Гвин Алеку. Потом снова обратилась к Лоре: — Мать Ванессы — врач. Найди ее. Она или в зале, или где-то за сценой вместе с Ванессой.

Лора исчезла. Гвин прислонилась к двери.

— Все, теперь у меня нет Селии. Если у этой девочки то же самое, что у Тиффани, она не сможет сегодня играть.

Так оно и оказалось. Лави приложила руку ко лбу девочки и покачала головой.

— Температура очень высокая. Девочку надо немедленно отвезти домой и уложить в постель.

Бекки, тихо лежащая на кушетке в кабинете медсестры, открыла лихорадочно блестевшие голубые глаза.

— Простите, мисс Робертс.

На мгновение у Гвин закружилась голова.

— Перестань, Бекки, — сказала она и ободряюще похлопала девочку по руке. — Можно подумать, что ты нарочно заболела. Знаешь, я поговорю с мистером Уэйнрайтом, может быть, после каникул он организует еще одно представление, чтобы и ты, и Тиффани смогли принять участие. Вы обе так старались…

Но Бекки чувствовала себя слишком плохо, чтобы думать о таких пустяках. Вскоре приехала мать и забрала девочку домой, успев при этом поблагодарить Гвин.

— Ребекка просто в восторге от вас, — сказала она, поддерживая пухлой рукой едва стоящую на ногах девочку. — Говорит, что ей никогда не было в школе так интересно и весело.

— Я рада. — Гвин ласково провела рукой по пылающему лицу девочки. Помимо тревоги за пьесу, другое, незнакомое беспокойство охватило ее. Она так привязалась к этим детям. И впервые в жизни мысль о том, что неплохо было бы иметь своего ребенка, не показалась ей безумной. — Поезжайте домой. И успокойте дочку: мы справимся. А я позвоню завтра и узнаю, как у вас там дела, — сказала она.

Когда мать и дочь вышли, Гвин опустилась в кресло у стола медсестры и застонала. Потом перевела взгляд с Алека на Лави.

— Ну и кто из вас двоих будет играть Селию?

Взгляд Лави сместился выше, на что-то или кого-то за спиной у Гвин. Гвин повернулась и увидела в дверях Ванессу.

— Я могу сделать это, — сказала девочка, теребя тонкую золотую цепочку на запястье.

— Она знает наизусть всю пьесу, — подтвердила Лави. — У нее почти фотографическая память. Ей не приходится готовиться к контрольным, потому что она запоминает все с первого раза.

Гвин встала и подошла к Ванессе и взяла ее за руки.

— Ты уверена, что готова к этому?

— Нет, — дрожащим голосом сказала девочка. — Но я действительно знаю роль. И если это необходимо…

Гвин порывисто обняла девочку.

— Иначе нам пришлось бы отменять спектакль.

Ванесса только кивнула в ответ.

— Боишься? — спросила ее Гвин.

— Да.

— Ничего, я тоже боюсь. Это первый признак хорошего выступления, знаешь? — Она повернулась к остальным. — Так. Алек, ты можешь сделать объявление для публики и попросить их немного подождать? И еще предупредить об изменениях в составе актеров. Лави, у тебя есть пятнадцать минут, чтобы одеть дочь и наложить грим.

Гвин обняла Ванессу за плечи и вывела ее из медицинского кабинета. Остальные двинулись следом. На мгновение узор на кафельной плитке пола покачнулся и расплылся. Гвин уже догадывалась, что дело не только в нервах. Алек взял ее за локоть и приложил ладонь ей ко лбу.

— Сверчок… Ты вся горишь!..

— О нет. Нет, нет, нет!

Она подняла руки вверх и поплыла по коридору, чувствуя, как плещется платье у лодыжек. Ей это кажется или коридор действительно качается?

— Спектакль состоится сегодня, даже если меня будет тошнить после каждой сцены!

Видимо, у этой женщины неисчерпаемый запас адреналина. Алек был уверен, что только это помогло ей продержаться весь спектакль. И притом блестяще. Но как только занавес упал, силы оставили Гвин.

Лави усадила ее на переднее сиденье машины Алека. Всю дорогу домой Гвин была в полузабытьи. В какой-то момент она очнулась.

— Скажи что-нибудь, — попросила она. — Что со мной?

— Ты заболела. Лави уверила меня, что это не смертельно. Сейчас привезу тебя домой и уложу в постель.

— О, Алек, — пробормотала она, закрывая глаза, — прости, но сегодня я на это не способна…

Тот бросил на нее быстрый взгляд, намереваясь сказать что-нибудь утешительное, но Гвин уже снова отключилась.

Она проснулась от яркого солнца. Что-то тяжелое давило на нее — скосив глаза, Гвин увидела, что у нее на животе разлеглась кошка. Некоторое время Гвин просто лежала, не понимая, в чем дело. Потом поняла: она выздоровела.

Но почему она в постели Алека? И какое сегодня число?

Она осторожно села на кровати, что далось ей не так уж легко, поскольку кошка не изъявила никакого желания сдвинуться с места. Сев, Гвин тут же поняла, что она еще не настолько здорова, как ей показалось вначале. Но, по крайней мере, ее больше не тошнило и кожа не пылала жаром.

— Ну-ну… Приятно видеть, что ты вернулась к жизни.

Все было мутным. Взгляд. Ощущения. Мысли. В дверях стоял ее любимый мужчина, а у нее не дрогнул ни один нерв. Может быть, она умерла и попала в ад?

— Подожди радоваться, — пробормотала она. — Почему я здесь и что тут происходило?

Усмехнувшись, Алек вошел в комнату и сел на край кровати.

— Мы решили, что поскольку в гостинице гости, не стоит подвергать их риску заразиться гриппом, и поместили тебя ко мне. Но поверь, у меня и в мыслях не было пользоваться слабостью больной женщины.

— Я, наверное, ужасно выгляжу. — Гвин провела рукой по волосам.

— Да, пожалуй.

Гвин поморщилась и спросила:

— А ты где спал?

— На диване.

Диван был ему явно не по росту.

— Который час?

Алек скосил глаза на часы, стоящие на тумбочке.

— Около трех часов дня.

— Тогда следующий вопрос — на шестьдесят четыре тысячи долларов: какой сегодня день?

— Понедельник. Ты провалялась два дня. Почти три.

Мысли начали проясняться.

— И ты ухаживал за мной все это время?

— Угу.

— И не заболел?

Он пожал плечами.

— Как видишь.

— Уже хорошо. — Гвин наморщила нос. — Значит, ты целых три дня заботился обо мне?

— По-моему, я всю жизнь забочусь о тебе. — Алек взял ее за руку и коснулся другой рукой ее щеки.

Она накрыла его руку своей и кивнула, боясь сказать лишнее. Сейчас, когда физическое влечение на время утихло, любовь-нежность вырвалась на свободу и заполнила ее сердце. Как сможет она уехать от него?

— Хочешь чего-нибудь? — Гвин застонала и помотала головой. — Что-нибудь поесть, — рассмеявшись, уточнил он. — Или, может быть, чаю?

Она вдруг почувствовала, что проголодалась. И еще испугалась, что, если он сейчас не уйдет, она скажет или сделает какую-нибудь глупость.

— Да, чаю. И… пожалуй, бутерброд.

— Бутерброд с чем?

— С чем угодно. А то у меня такое ощущение, что у меня рот полон кошачьей шерсти.

Когда Алек вышел, она снова откинулась на подушки и погладила старую кошку. Комната была проста, но уютна: обшитые деревянными панелями стены, кремовые шторы в темно-красную клетку. Гвин подоткнула вокруг себя темно-синее пуховое одеяло, наслаждаясь мягкостью голубых фланелевых простыней. Какая прекрасная широкая кровать! Они не воспользовались кроватью во время того короткого свидания на прошлой неделе. И тогда, когда она приходила смотреть видео, — тоже. А жаль. Гвин зевнула и закрыла глаза. Очень удобная кровать…

Войдя в спальню с подносом в руках, Алек увидел, что Гвин снова уснула. Но это был сон выздоравливающего человека, а не беспокойное забытье больного.

Его сердце болезненно сжалось. Он теперь не сможет смотреть на эту кровать без того, чтобы представить в ней Гвин. Он поспешно вернулся в кухню и убрал бутерброд в холодильник.

Гвин почувствовала себя плохо еще до начала спектакля, но не позволила себе обмануть ожидания детей — «своих детей», как она называла их. Они все время звонили, справляясь о ее здоровье. Некоторые привезли цветы и открытки. Они полюбили ее.

И он полюбил ее. И Брайан Ньюман тоже. Продюсер с нетерпением ожидал выздоровления Гвин, чтобы поговорить с ней.

Хорошо. Похоже, все становится на свои места. Если он не ошибается, Ньюман хочет говорить о деле. А это значит, карьера Гвин состоится. И она уедет из Лейквуда, из его жизни и из его постели.

И все это он устроил своими руками.

Канун Рождества, Сочельник, Гвин всегда очень любила. Предвкушение праздника радовало ее больше, чем сам праздник. Она все еще была слаба, но решила обязательно присутствовать за общим праздничным столом. Были приглашены Филипсы и, разумеется, племянник сестер-близнецов с семьей.

Гвин понимала, что после сегодняшнего вечера у нее больше не будет предлога оставаться в доме Алека. Вообще-то, она еще вчера вполне могла вернуться в гостиницу, в свою комнату. Но ни Гвин, ни Алек не заговорили об этом. Более того, он провел эту ночь вместе с ней, в своей постели.

Никогда еще Гвин не спалось так сладко.

Сейчас, когда они с Алеком вошли в вестибюль, раздался взрыв приветственных аплодисментов. Гвин усадили в кресло поближе к камину; все радостно суетились вокруг нее, а она, широко улыбаясь, принимала неожиданно бурные знаки всеобщего внимания.

Но что совершенно озадачило ее, так это необъяснимый интерес Брайана Ньюмана к ней, к спектаклю и ее игре. Хотя похвалы ей были приятны, но все же несколько смущали ее. К тому моменту, как они сели за стол, Гвин не знала, что и подумать. Он не флиртовал с ней, Гвин чувствовала это, его интерес поддерживало что-то другое. Каждый раз, когда Гвин вступала в разговор, задумчивый взгляд этого долговязого лысоватого мужчины устремлялся к ней, подобно лучу радара. В какой-то момент, окончательно смутившись, она отыскала под столом руку Алека, но он в ответ лишь улыбнулся и прошептал:

— Все в порядке.

Что в порядке? О чем он говорит?

После ужина Ньюман подошел к ней и спросил, могут ли они побеседовать где-то с глазу на глаз. Когда Гвин спросила, не возражает ли он против присутствия Алека при разговоре, мужчина громко рассмеялся.

— Ну поскольку именно он устроил все это, то почему бы нет?

Что значит — все это? Окончательно сбитая с толку, Гвин провела их в гостиную деда и жестом пригласила Ньюмана сесть. Как только она села сама, Ньюман спросил, есть ли у нее опыт работы на телевидении. Гвин едва не подпрыгнула.

— Я училась этому в Нью-Йорке, но профессионального опыта у меня нет. А почему вас это интересует?

Лысоватый мужчина потер подбородок.

— Вы не знаете, кто я?

— Н-нет. А я должна это знать?

— Тогда понятно, почему вы не падаете ниц к моим ногам, — со смехом сказал он. — Мои тетушки продолжают называть меня, как в детстве, моим первым именем. Но некоторое время назад я решил, что мое второе имя нравится мне больше, и в рабочей обстановке я использую только его.

Все еще чувствуя себя как на иголках, Гвин решила, что не стоит пытаться угадать.

— И что это за имя? — с вежливой улыбкой спросила она.

— Квентин. Квентин Ньюман.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о ком идет речь. За это время Алек успел подойти к ней, присесть на подлокотник ее кресла и ненавязчиво обнять ее за плечи. И очень даже вовремя, иначе она бы просто упала.

— Квентин Ньюман, — повторила Гвин. — Телепродюсер.

— Именно так.

— О Боже… — негромко проговорила Гвин.

— Я полагаю, вы знаете Сьюзен Махони?

Чтобы не знать, кто такая Сьюзен Махони, надо было прожить последние десять лет на Марсе.

— Конечно.

— Я набираю актеров для новой телевизионной комедии. Там есть роль — дочери Сьюзен, — для которой вы идеально подходите.

На мгновение Гвин показалось, что она снова заболевает, настолько сильно у нее закружилась голова. Она смутно чувствовала твердую руку Алека на своем плече. Сквозь потрескивание огня в печи до нее доносился спокойный голос Квентина Ньюмана.

— Предлагаю вам приехать на индивидуальное прослушивание в понедельник, если это вам удобно.

О нет, нет, нет!.. Она сейчас потеряет сознание. Или убежит. Или закричит. Алек сжал рукой ее плечо. Это была подсказка: говори, отвечай, скажи что-нибудь.

— Я… это… о, мистер Ньюман… — Ничего не получалось. Она набрала в легкие воздуха, выдохнула и сказала: — Понедельник меня вполне устраивает, мистер Ньюман. Я приеду.

— Отлично! — Он встал. — К сожалению, у меня нет с собой сценария, я же ехал сюда отдыхать, а не работать…

— Никаких проблем, — сказала Гвин, тоже поднимаясь на ноги. — Я привыкла читать без подготовки.

Он улыбнулся.

— Уже приходилось участвовать в прослушиваниях?

Гвин вспыхнула, не уверенная, стоит ли упоминать о длинной цепочке неудачных проб.

— Несколько раз, — сказала она.

— Хорошо. Тогда вы справитесь. Я позвоню вам, как только вернусь домой, и сообщу, когда и где. — Ньюман повернулся к Алеку и с широкой улыбкой протянул ему руку. — Вы были правы. Она настоящий бриллиант.

Он вышел. Прошло несколько секунд, прежде чем Гвин смогла заговорить.

— И все это организовал ты?

Алек стоял у окна, по обыкновению засунув руки в карманы брюк. Услышав вопрос Гвин, он повернулся к ней и сказал:

— Не уверен, что слово «организовал» здесь подходит. Но он был тут, и я подумал, — он пожал плечами, — подумал, что стоит попробовать, вот и все.

Те немногие мысли, что еще шевелились в голове Гвин, путались, затягиваясь в тугие узлы. Но она знала, что должна приблизиться к Алеку. Прикоснуться. Поблагодарить. Заставив ослабевшие ноги сделать несколько шагов, она подошла к нему, обвила его руками за талию и порывисто вздохнула, когда он прижал ее к груди.

— С Рождеством, — негромко сказал Алек.

Гвин закрыла глаза. Она хотела всегда быть рядом с этим человеком. Но именно он устроил тот счастливый случай, о котором она мечтала всю жизнь. Устроил для нее то, ради чего она была готова расстаться с ним.