В атмосфере любви

ГЛАВА 6

Приглаживая на ходу густые кудри, Мэгги устремилась по коридору в кухню. Каучуковые подошвы ее туфель мягко шлепали по деревянному полу. Как она могла проспать? Не услышать будильник — такого с ней вообще не бывает! Она всегда вставала раньше всех. Не считая нескольких дней, когда болела гриппом три года назад. Если бы не шум в доме, она бы и сейчас еще спала. Что подумают эти бедные вчерашние гости, если спустятся к завтраку, а завтрака нет? Мэгги никогда не позволяла себе кормить постояльцев одними кукурузными хлопьями и бутербродами.

Она сделала круг по кухне, доставая по пути из холодильника молоко, яйца и три вида сиропа, из деревянной хлебницы — хлеб, из шкафчика — салфетки. Разложив все по своим местам, она подошла к кофеварке. Кто-то уже варил кофе и оставил банку — с открытой крышкой! — на столе. Нахмурившись, она вынула из кофеварки использованный фильтр с кофейной гущей.

Все ясно, почерк Алека. На своей собственной кухне он аккуратен до невозможности, но всякий раз, когда готовит кофе здесь, забывает закрыть банку и вынуть из кофеварки использованный фильтр.

Если бы она не знала Алека так хорошо, то могла бы подумать, что он делает это нарочно, чтобы позлить ее. Она выбросила грязный фильтр в мусорное ведро под раковиной. Конечно, можно простить ему этот его единственный недостаток, но все же лучше пусть впадает в забывчивость на своей территории, а не на ее.

— Доброе утро, Мэгги.

Вздрогнув от неожиданности, она прижала к груди руки и обернулась, встретившись глазами с добродушно-удивленным взглядом Ангуса. Насколько ей помнилось, тот давным-давно не появлялся на кухне в такую рань. Ни разу после смерти жены.

Мэгги тут же вспомнила о вчерашнем разговоре и о том, что их разговор означает для ее будущего. Одного этого воспоминания было достаточно, чтобы испортить настроение на все утро. А тут еще Ангус стоит и ухмыляется, как ни в чем не бывало. Он что же, думает, что она рада тому, что происходит?

— Что вы делаете здесь так рано, Ангус? — сухо спросила она.

Прислонившись к шкафу, он пожал плечами. Пришел посмотреть на нее, неужели не ясно? Но вслух сказал:

— В последние дни мне не спится. — Вытянув шею, он заглянул ей через плечо и одобрительно поинтересовался: — Французские гренки?

Мэгги заметила, что он снова побрился. Запах его одеколона смешивался с запахом кофе. Мэгги невольно начала таять, как разогретый воск, но тут же одернула себя. Ей необходимо быть начеку. Нельзя расслабляться.

— Будут, если вы не станете мне мешать.

Она достала из шкафчика со стеклянной дверцей керамическую миску, поставила ее на стол и разбила два яйца. Потом обернулась: Ангус все еще был здесь, в шаге от нее, с тем же странным выражением на лице.

— Ради Бога, Ангус, я не могу повернуться, когда вы стоите так близко. Идите и сядьте за стол, если уж хотите быть здесь. Дайте мне пространство для маневра, — сердито сказала она. Потом неожиданно для себя добавила: — Хотите кофе?

Ангус со смешком отошел к столу, как было велено.

— Если только вы пообещаете, что не выльете его мне на голову, — сказал он, осторожно опускаясь на стул. Хмыкнув, Мэгги хмыкнула и разбила в миску еще пару яиц. Снова послышался короткий смешок. Что она такого сделала, что могло стать причиной такого веселья? — Знаете, Мэгги… Все эти годы я не догадывался, как приятно смотреть на вас с утра. Сегодня день какой-то особенный или вы всегда такая?

— Не знаю. Так вы хотите кофе или нет?

— Да, хочу. Что это?

Оба обернулись на звук быстрых шагов, простучавших по ступенькам лестницы и затем по коридору.

— Боже мой! — воскликнула Гвин, влетая в кухню. Ее глаза сияли, как отполированное красное дерево. Она обняла деда, потом Мэгги и широко улыбнулась. — Какие вы ранние пташки!

— Про тебя можно сказать то же самое.

Мэгги озабоченно покачала головой, глядя на эту девушку с ее прямо-таки вызывающей худобой. Но, по крайней мере, та сегодня хоть в более веселом настроении. Как мало мне надо, чтобы примириться с грядущими неприятностями, подумала она. Чашка кофе, улыбки близких людей…

— Не знала, что ты любишь рано вставать, — заметила Мэгги.

— Хм, — хмыкнула Гвин. Она взяла из шкафчика чашку и налила себе кофе. — Должно быть, деревенский воздух.

— Гм, — хмыкнула в ответ Мэгги. — И куда ты собралась?

Лицо Гвин вспыхнуло. Мэгги столько раз видела это выражение раньше, что не могла не узнать. Наивное детское безрассудство. Экономка застонала про себя. Какие уж там неприятности, грядет настоящая катастрофа.

— Сегодня чудесное утро, и поскольку я рано встала, то почему бы не прогуляться? — Гвин пожала плечами. — А во сколько завтрак?

Детская уловка.

— На завтрак будут французские гренки. Так что я приготовлю твою порцию, как только ты вернешься.

— Правда, Мэгги? Я не хочу доставлять вам лишних хлопот.

— Не веришь — посмотри сама. — Мэгги попыталась сделать суровое лицо, но Гвин так лучезарно улыбалась, что притворяться было бесполезно. — За последние годы мне не часто доводилось баловать тебя. Так что не мешай делать это сейчас.

С искристым смехом Гвин снова обняла Мэгги, и пожилая экономка почувствовала себя так, словно сбросила с плеч лет десять, а то и больше.

— Ну раз так, то ладно, — весело проговорила Гвин. — Я постараюсь недолго. Пока! — И она направилась в прихожую.

— Гвинет!

Она обернулась, удивленно приподняв брови.

— Не забудь пригласить Алека на завтрак, — сказала Мэгги, не испытывая ни малейшего удовлетворения от того, что лицо Гвин покрылось розовой краской.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотала девушка и бросилась к двери.

— Я тоже не понимаю, о чем вы говорите, Мэгги Магир, — сказал Ангус со своего места. — Зачем ей приглашать Алека на завтрак?

При других обстоятельствах, если бы речь шла о двух других людях, такое приглашение действительно могло показаться странным. Но у Мэгги было тонкое чутье, как у гончей собаки. Она чувствовала, что эти двое неравнодушны друг к другу. Вчера Гвин вернулась от Алека в плохом настроении, а тот отказался прийти на ужин. Учитывая сложившиеся обстоятельства, сказал он. Если чутье ее не обманывает, обстоятельства могут осложниться еще больше. Алек стал солидным и степенным, как деревенский священник. Его с места не сдвинуть. А Гвин не хочет оставаться здесь.

Да, это катастрофа…

— Мэгги? Вы что, язык проглотили?

Может, не стоит ничего говорить? — задумалась она на секунду. Но только на секунду.

— Алек поднимался в ее комнату сегодня утром, — небрежно сказала она, наливая молоко в миску с яйцами.

— В чью комнату?

Стоя к нему спиной, Мэгги закатила глаза.

— В комнату Гвин, конечно. В чью же еще?

— В комнату Гвин? А зачем?

Она промолчала. Неужели он настолько непонятлив? Тут Ангус хмыкнул. Значит, все-таки понял.

— Это правда? Ну и ну… Так вы думаете?..

— Ничего я не думаю, Ангус. Но сейчас она пошла в конюшню. И Алек уже там. Обе лошади оседланы. Не так уж трудно предположить, что они собрались на прогулку верхом.

— Да, пожалуй. — После подозрительно долгого молчания он сказал: — Так вот в чем вопрос, Мэгги Магир… Как выдумаете, может, они наконец сойдутся?

— Думаю, нам не следует совать свой нос в это дело, Ангус.

— То есть просто сидеть и наблюдать, как они опять пройдут мимо друг друга, будто два корабля в ночи?

Она прекратила взбивать смесь и повернулась к нему.

— Они уже не те, что были детьми.

Ангус кивнул.

— Это верно. Но вы заметили, что сегодня она вся светится изнутри?

Мэгги снова повернулась к столу и принялась взбивать смесь с гораздо большей энергией, чем это было необходимо. Гвин значила для нее все. И она обожала Алека. Но эти двое, думала она, не имеют ни малейшего понятия, что для них хорошо. И что плохо. Ангус воспринял ее молчание как знак согласия.

— Это судьба, разве вы не видите? Она снова вернулась домой, а он опять холост…

— Это не судьба, это всего лишь совпадение. И не пытайтесь подтолкнуть судьбу вперед.

Может быть, все обойдется и никто не пострадает, подумала она.

— Вы ведь знаете, Мэгги, что Эйлин всегда хотела, чтобы они были вместе.

— Если бы чему-то суждено было случиться, оно бы уже случилось.

— Не говорите глупости. Я ни на минуту не поверю, что в глубине своих упрямых мозгов вы не хотите, чтобы они были вместе. Откуда в вас этот пессимизм?

Она бросила на него сердитый взгляд и спокойно сказала:

— Мои желания, или ваши желания, или желания Эйлин здесь ни при чем. Ваша внучка и Алек — разные люди. Почему вы не хотите видеть вещи такими, как они есть, Ангус?

— Потому, — тихо сказал он, — что считаю: нельзя сдаваться, если знаешь, что прав.

— Откуда вы знаете, что правы?

— Просто знаю, и все. Так же, как знаю свое имя.

— А вы знаете, что вы невозможный человек?

— Это я уже слышал.

В этом споре не могло быть победителей. Разумеется, Мэгги желала счастья Гвин и Алеку. В глубине души она верила, что при других обстоятельствах эти двое могли бы быть счастливы вместе. Она почти не сомневалась, что они могут полюбить друг друга. Но если они поймут это, то почти наверняка сердце одного из них — или обоих — будет разбито.

Но спорить с Ангусом бесполезно. Он не изменит своего мнения. Максимум, что она может сделать, это удержать его от вмешательства. Мэгги увидела блеск надежды в его глазах и поморщилась. Легче отобрать кость у собаки, чем заставить его отказаться от этой идеи.

— Ну хорошо, — сказала она со вздохом. — Возможно, случится чудо и они будут вместе…

— Вот видите? Вы тоже считаете, что это правильно.

— Я не считаю ни так, ни этак, — перебила она его. — И вообще, все это не наше с вами дело, Ангус Робертс. Они оба взрослые и вполне способны сами принимать решения. Да, именно так, — подчеркнула Мэгги, увидев, что он собирается возразить. Она предупреждающе подняла вверх палец, чтобы предупредить его попытку снова начать возражать. — Если мы попытаемся сделать что-то, чтобы подтолкнуть события или сгладить углы, мы только напортим. Так что давайте заключим пакт — вы и я, прямо сейчас — о том, что будем стоять в стороне и дадим возможность им самим принимать решения.

Произнеся это, Мэгги наклонила голову и посмотрела на Ангуса поверх очков. Его усы недовольно дрогнули. Потом он тяжело вздохнул.

— Ну ладно. Пусть действуют сами, — проворчал он наконец. — Не станем вмешиваться.

— Даже в том случае, если у них ничего не получится, — уточнила Мэгги.

Ангус поморщился. И Мэгги понимала почему. Если Гвин и Алек полюбят друг друга, то, скорее всего, поженятся. Если они поженятся, то, возможно, Гвин решит бросить карьеру и вернуться сюда, чтобы быть с Алеком. Именно этого и хочет Ангус. Но никто не может получить все, что хочет. Даже если хочет очень сильно. Уж кто-кто, а Мэгги хорошо понимала это.

— Постараюсь, — после долгой паузы проворчал Ангус. И, увидев недовольный взгляд Мэгги, добавил: — В моем возрасте трудно предложить больше. Так что ваше дело, принимать это или отказаться.

У Мэгги не было выбора.

В ожидании Гвин Алек нетерпеливо расхаживал по двору, заставляя лошадей нервничать. Мокрый снег под его сапогами постепенно превращался в грязную кашу.

Что с ним происходит? Он не узнавал сам себя. Вообще-то, после развода ему стало казаться, что он постепенно превращается в сгусток асексуальной протоплазмы. Ему представлялась масса возможностей, но ни одна женщина не пробуждала в нем интереса.

Зато сейчас интереса было хоть отбавляй. То, что произошло с ним вчерашним вечером, не было случайным всплеском эмоций. Как и то, что случилось несколько минут назад. Хорошо, что на Гвин было накинуто одеяло, когда она сидела у него на коленях, а то бы неизвестно чем все закончилось.

Понимала ли это Гвин?

Что за вопрос. Уэйнрайт, она же взрослая девушка!

Алек всегда считал, что у него логический склад ума. И до вчерашнего дня считал себя вполне разумным человеком. А теперь эта взбалмошная девчонка, с ее сумасшедшими идеями и нелепой стрижкой, сделала фарш из его еще недавно вполне трезвых мозгов.

— Ведь это же Гвин, — вслух напомнил он себе, словно эта фраза могла вразумить его.

Не подействовало. Он остановился и сделал глубокий вдох. Ты просто беспокоишься о ней, попытался убедить он себя. И принимаешь сочувствие за…

За что? Определенно, не за любовь. Значит, за примитивное физическое влечение к женщине, похоть? Тоже нет, несмотря на болезненный опыт вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.

Он знал только одно. Мысль о том, что она уезжает, сводила его с ума. Как и мысль о том, что она остается.

Несмотря на теплые лучи солнца, было довольно прохладно. Алек глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул. Легкие покалывало от морозного воздуха.

И тут он увидел Гвин. Она уже прошла примерно полпути от гостиницы до того места, где стоял он. Слишком высокая, чтобы быть совсем уж хрупкой, но слишком худая, чтобы быть сильной. На ней был тот же самый чересчур длинный свитер, теплый стеганый жилет и джинсы.

Даже в подростковом возрасте Гвин, в отличие от других девочек, не увлекалась косметикой. Ей не было свойственно преувеличенное внимание к своей внешности. Удобство и практичность всегда значили для нее больше, чем мода. Макияж она использовала только тогда, когда выступала на сцене. Я такая, какая есть, словно говорила она всем своим безыскусственным видом. Хотите принимайте, хотите нет.

Она помахала ему рукой, он помахал в ответ, почувствовав, как сердце запнулось у него в груди.

Алек видел широкую улыбку, которая почти надвое разрезала ее худощавое узкое лицо. Он только сейчас окончательно понял, что две трети его еще недолгой жизни были посвящены заботе о том, чтобы Гвин была счастлива. Никто не просил его об этом, и меньше всего она сама. Но заботиться об этой девочке было для него такой же естественной потребностью, как дышать.

И что ему придется сделать на этот раз, чтобы сохранить улыбку на ее лице?

Ответ потонул на дне его души, как камень в глубине пруда. И остался там. Теперь Алек знал: чтобы сохранить улыбку Гвин, он должен сделать все, чтобы эта улыбка предназначалась не ему.

Просто поразительно! И мужчины еще смеют жаловаться, что женщины капризны. Они едут уже двадцать минут, и за это время Алек не проронил и пары слов. Он не был сердит на нее, Гвин это чувствовала. Тогда в чем же дело?

— Послушай, — окликнула она его наконец, — ты едешь с таким страдальческим выражением на лице. Если тебя не устраивает мое общество, зачем ты пригласил меня?

Алек бросил на нее взгляд через плечо. Вид у него был растерянный. Похоже, он действительно забыл о ее существовании.

— Что?

— Я хочу сказать, что пейзаж, конечно, замечательный, но ты все время молчишь, и это так странно.

— Ох, прости, — сказал он. — Я просто задумался.

— Это я поняла. Что случилось?

Он фыркнул, будто она нечаянно сказала что-то смешное, потом повернулся к ней, щурясь от яркого утреннего солнца.

— Так ты действительно собираешься обратно в Нью-Йорк?

— Ради Бога, не надо начинать все сначала!

— Нет-нет… Я совсем не об этом. Просто… хочу получить информацию, вот и все. — Он отвернулся и спросил: — А что ты собираешься делать до этого?

Зачем он спрашивает?

— Ну… — Она бросила на него настороженный взгляд и помолчала, прислушиваясь к мерному стуку копыт. — Мне нужно заработать денег. Начну искать работу, просмотрю объявления в газете. Мы ведь еще получаем воскресную газету?

— Газету? Да, кажется, получаем. А что, если я скажу, что у меня есть для тебя предложение?

Гвин рывком остановила Вербу.

— О чем это ты?

Алек развернул гарцующего Теккерея и остановился против Гвин.

— Тебе нужна работа, верно? А у меня есть работа для тебя.

В первое мгновение Гвин показалось, что она ослышалась. Она вздернула подбородок, пристально глядя на Алека из-под темных ресниц.

— Ты хочешь помочь мне вернуться обратно?

— Я всегда поддерживал тебя во всех твоих стремлениях, — сказал он после короткой паузы. — Разве не так?

— До вчерашнего вечера это было так. Но вчера, насколько я помню, ты утверждал, что я упряма, что мне надо посмотреть на жизнь реально и что я могла бы приносить пользу здесь. Ты изменил свое мнение?

— Насчет твоего упрямства и всего прочего? Нет, не изменил.

Она закрыла глаза и покачала головой.

— Алек, ты начинаешь разговаривать, как я. Меня это пугает.

— Так ты хочешь услышать мое предложение или нет?

— Не знаю. А если это ловушка?

— Ты просто чокнутая. Какая еще ловушка?

— Не знаю. Это ты должен мне сказать.

— Я пытаюсь. Но ты все время перебиваешь меня.

Гвин тронула лошадь с места, направив ее к Саттерскому озеру на границе участка, принадлежавшего гостинице. Алек последовал за ней. Когда лошади пошли бок о бок, он спросил:

— Ты получила педагогическую подготовку в колледже?

— Только в рамках обязательной программы и не более того. А почему ты спрашиваешь?

Алек помедлил, потом сказал:

— Мне нужен учитель на декабрь. На замену.

— О нет. Ни в коем случае.

— Четыре урока в неделю, английский в десятом классе. Это совсем не сложно.

Гвин пустила лошадь в легкий галоп. Алек тоже пришпорил коня. Сквозь чавкающий топот копыт по мокрой земле доносились его слова:

— И еще урок драмы… Включая спектакль по Шекспиру… «Как вам это понравится»… К Рождеству…

— Нет! — крикнула она.

— Всего четыре недели… Вполне приличные деньги. Идеальный вариант… Дети полюбят тебя…

— Я не буду… работать… с детьми… — прокричала Гвин на скаку. — И вообще… в школе…

Она уже столько лет не сидела в седле. Пожалуй, не стоило ехать галопом после такого длительного перерыва.

— Подожди! — Алек схватил Вербу под уздцы, заставив обеих лошадей остановиться. — Выслушай меня. — Гвин заметила, что он тоже тяжело дышит. Видимо, прогулки верхом были редкими и для него. — Пусть ты своевольна, несдержанна и упряма, как слепой осел, — продолжил он. — Но я никогда не думал, что ты высокомерна. Черт, я просто вне себя! Еще недавно ты сама была школьницей и считала, что получить главную роль в школьном спектакле равносильно высшей награде. Эти дети ничем не отличаются от тебя в том возрасте. И некоторые из них, как считает их учительница, удивительно способны. Они учат свои роли…

— Это не высокомерие, Алек.

— Тогда в чем же дело?

Она твердо посмотрела ему в глаза.

— Я просто пытаюсь быть честной.

— Не понимаю.

— Я не умею работать с детьми. — Она тяжело вздохнула. — Ты напрасно думаешь, что дети меня полюбят. Им достаточно один раз посмотреть на меня, чтобы решить, что я только на пару лет старше, чем они, а значит, они могут делать что угодно. — Ее глаза неожиданно наполнились слезами. — Не думай, что я взяла это с потолка. В прошлом году я пыталась преподавать в школе…

— Значит, у тебя есть опыт…

— Дай мне договорить, Алек. Ты знаешь, как неохотно я признаю свои неудачи. Но со школой у меня действительно ничего не получилось. На меня не обращали внимания, надо мной подсмеивались, шептались за моей спиной. Через две недели я ушла. Нет, — горько усмехнулась она, — у тебя нет таких денег, чтобы заставить меня работать в школе.

— Сверчок, здесь совсем другие дети…

— Дети есть дети, Алек. Послушай, давай не будем терять время и портить наши отношения. Насколько я помню, тебе еще никогда не удавалось уговорить меня сделать то, чего я не хочу.

— А как насчет того случая, когда мы воровали голубику с поля Илайи Причарта?

Она застыла в изумлении, затем рассмеялась. Ей тогда было тринадцать, а Алек приехал на каникулы, закончив первый курс в колледже. Как давно это было…

— Это совсем другое. Я хотела голубики так же, как и ты. Даже больше. А сейчас не хочу.

Он несколько секунд неотрывно смотрел на нее, затем резким движением отвернул голову и пустил коня вперед. Лошадь Гвин сама двинулась следом.

— Для человека, которому действительно нужна работа, ты ведешь себя глупо, — заметил Алек. Его слова прозвучали удивительно спокойно, в них не было раздражения или недоумения.

Они достигли берега озера. Пленка льда, покрывавшая поверхность водоема, была такой тонкой, что сквозь нее можно было разглядеть воду.

— Помнишь, как в детстве мы катались здесь на коньках? — спросила Гвин.

— Да, но сейчас лед еще слишком слабый, чтобы кататься. Ты уходишь от темы разговора.

Может быть, он все-таки раздражен? Да, наверное. Чуть-чуть.

Наклонившись, Гвин похлопала лошадь по влажной шее, потом осмотрела раскинувшийся перед ней пейзаж. Озеро и окружающий его лес лежали в неглубокой долине, позади которой на фоне ярко-голубого неба возвышались Белые горы. Снег на их склонах сверкал, как алмазная пыль. На ветвях сосен лежали тяжелые мокрые комья снега. Время от времени снежный груз соскальзывал с ветки, и она упруго поднималась вверх. Эта картина вновь напомнила ей рождественскую открытку, так же как те два кардинала на дереве, которых она видела утром. Если бы она приехала сюда впервые, то, наверное, была бы очарована пейзажем.

Но Гвин не собиралась поддаваться очарованию живой открытки. Или очарованию денег. И даже очарованию этого молодого мужчины рядом с ней, который наконец-то перестал задыхаться.

— Послушай, — сказала она после некоторого молчания. — Я ценю твое предложение. Правда. Но поверь, я действительно считаю, что мне лучше поискать что-нибудь другое.

— А если не найдешь?

— Должна найти. У меня нет другого выхода.

На его лице заиграла улыбка.

— Спорим, что не найдешь.

Она не сможет устоять против пари, Алек знал это. Гвин прищурила глаза.

— Спорим, что найду.

— Пари?

— Пари.

— Хорошо, — сказал он с такой ухмылкой на лице, что у Гвин возникло желание его ударить. — Если ты не найдешь работу, то примешь мое предложение и начнешь преподавать в школе.

— Ничего другого ты придумать не мог?

— Зачем? — усмехнулся он. — Это должно отлично сработать. А если ты каким-то чудом все-таки найдешь работу… — он на секунду задумался, — и продержишься на ней больше трех дней, то?..

Поерзав в седле, Гвин с интересом посмотрела на обаятельного мужчину, которого привыкла считать своим лучшим другом. Но сейчас перед ней был мужчина, к которому ее безумно влекло. Она раздумывала, не смея признаться себе, о чем именно думает. Удивляясь тому, что смеет думать об этом. Что за черт!

— Если я найду работу и продержусь на ней больше трех дней, то ты пригласишь меня куда-нибудь.

Он покачнулся в седле. На мгновение Гвин показалось, что он сейчас упадет.

— То есть назначу тебе свидание?

— Правильно.

— С цветами и всем прочим?

— Цветы не обязательны, все прочее — на твое усмотрение.

— А почему ты предлагаешь именно это?

Гвин лукаво улыбнулась, не обращая внимания на щемящее чувство где-то в глубине ее тела.

— Что ты, собственно, волнуешься? Если ты так уверен, что я не смогу найти работу…

— Действительно. — Алек принужденно рассмеялся. — И что это я зря волнуюсь? Идет, — добавил он, протягивая руку.

Она протянула в ответ свою, не снимая перчатки. Даже через слой замши она чувствовала тепло его руки.

— Идет, — согласилась она и поспешно отдернула руку после короткого рукопожатия.

— Идет… — задумчиво повторил он.

— Кстати, — с небрежным видом заметила Гвин, направляя лошадь в сторону гостиницы, — под свиданием я не имела в виду «Макдоналдс» и кино не выходя из машины.

Его громкий смех спугнул зайца, который стрелой вылетел из низкой поросли кустарника.

— Знаешь, на это я не рассчитывал. — Он окинул ее таким взглядом, что она неожиданно покраснела. — Но тебе придется одеться соответствующим образом.

— Ладно. Но, по крайней мере, ты не станешь настаивать на губной помаде?

— Помада обязательна. И платье. И туфли на каблуке. И духи.

— Это уже слишком!

— Ты отказываешься от заключенного пари?

Она выпрямилась в седле, глядя прямо перед собой.

— Конечно нет. Черт с тобой, постараюсь сыграть эту роль. Один вечер как-нибудь выдержу.

Алек только хмыкнул в ответ.

Зачем я согласилась на это пари? — в панике думала Гвин. Ведь в любом случае проиграю.