В царстве глины и огня

XXIII

Въ рынкѣ Дунька и Глѣбъ Кириловичь прежде всего зашли въ лавку обуви, гдѣ Дунька выбрала себѣ польскіе сапоги. Сторговавшись, Дунька хотѣла отдавать за сапоги свои деньги, но Глѣбъ Кириловичъ остановилъ ее, шепнувъ:

— Не надо, ничего не надо. Все это отъ меня. Я заплачу.

— Да зачѣмъ-же, если у меня есть свои деньги. Бѣдь я вчера расчетъ получила.

— Свои деньги вамъ еще пригодятся, а я, какъ обѣщалъ подарить сапоги, такъ и сдѣлаю. Щеголяйте во все свое удовольствіе. Старые сапоги вамъ завернутъ въ бумагу и вы уберете ихъ въ карманъ, а въ новыхъ отправимся въ Зоологическій садъ.

— Въ какой садъ?

— Въ Зоологическій. Это такой садъ, гдѣ звѣри заморскія въ клѣткахъ сидятъ.

— Ну, спасибо, коли какъ.

Изъ лавки обуви они отправились въ лавку готовыхъ платьевъ.

— Пальты дамскія покажите намъ, сказалъ Глѣбъ Кприловичъ прикащику.

Дунька удивленно взглянула на Глѣба Кириловича и пробормотала:

— Да зачѣмъ намъ? Пальто я вовсе не намѣрена….

— Желаю вамъ подарить и пальто. Невѣста не можетъ быть безъ пальта, отвѣчалъ Глѣбъ Кириловичъ. — Потрудитесь выбирать фасонъ на двадцать пять рублей. Двадцать пять рублей отъ меня на это.

— Да съ какой стати? Къ чему это? Вотъ еще что выдумали!

— Женихъ вашъ вамъ даритъ, Авдотья Силантьевна.

Дунька зардѣлась отъ удовольствія и больше не возражала.

Пальто было выбрано. Дунька надѣла его поверхъ бывшей на ней кофточки и въ такомъ видѣ отправилась вмѣстѣ съ Глѣбомъ Кириловичемъ въ фотографію, а оттуда въ Зоологическій садъ. Покупка другихъ предметовъ, нужныхъ для приданаго, была отложена до слѣдующаго утра, такъ какъ, не имѣя въ Петербургѣ пристанища, имъ некуда было сложить покупки, а носить ихъ въ рукахъ по Зоологическому саду было ужъ вовсе неудобно.

Сапоги и пальто были куплены внутри Апраксина рынка. Рынокъ съ его шумомъ, толпящимися: праздничными покупателями изъ простаго класса, съ зазывающими и даже хватающими покупателей за руки прикащиками произвелъ на Дуньку большее впечатлѣніе, чѣмъ улицы Петербурга.

— Вотъ здѣсь лучше. Здѣсь я даже не робѣю. Словно какъ будто у насъ на заводѣ гуляю. Здѣсь и народъ проще, совсѣмъ на манеръ нашего заводскаго, шепнула она Глѣбу Кириловичу.

— Здѣсь народъ шустрый-съ, здѣсь народъ въ одно ухо вдѣнь въ другое вынь. Здѣсь никому палецъ въ ротъ не клади — откусятъ, отвѣчалъ тотъ.

Пальто своему она была очень рада и захотѣла непреыѣнно въ немъ сняться на фотографіи.

— Жаль только, что сапоги новые у меня не будутъ видны, потому что платье длинное, сказала она.

— А вы выставьте одну ножку впередъ — вотъ и будетъ видно, училъ Глѣбъ Кириловичъ.

— Такъ я и сдѣлаю. А то сапоги хорошіе, и вдругъ ихъ не будетъ видно. Спасибо вамъ за сапоги, спасибо вамъ за пальто, чуть не въ пятый разъ благодарила она Глѣба Кириловича, когда они шли въ фотографію, и прибавила:- И за что только вы меня такъ балуете!

— Ахъ, Дунечка! Да я кусокъ мяса изъ себя готовъ вырвать и вамъ отдать! воскликнулъ Глѣбъ Кириловичъ. — Вѣдь вы моя невѣста, возлюбленный предметъ, звѣзда души моей. Помните, я вамъ читалъ стишки? «Звѣзда души»…

— Ну, оставьте, оставъте… Пошли, поѣхали… Теперь ужъ вы безъ удержу…

— Сто тысячъ разъ могу повторять эти слова, потому-что черезъ вашу красоту дни и ночь вы стоите предо мной и нѣтъ у меня другихъ мыслей, какъ Дунечка.

Когда они взбирались по лѣстницѣ въ фотографію, Глѣбъ Кириловичъ съ замираніемъ сердца сказалъ.

— Авдотья Силантьевна, я имѣю къ вамъ неудержимый вопль.

— Опять про любовь? улыбнулась Дунька. — Да полноте вамъ, бросьте. Я и такъ вѣрю, что любите.

— Совсѣмъ другое-съ. Я хочу совсѣмъ другое.

— Ну, что такое?

— Дозвольте и мнѣ вмѣстѣ съ вами сняться на портретѣ, такъ какъ мы теперь уже женихъ и невѣста.

— Что-жъ, снимайтесь. Мнѣ все равно.

— Божественный цвѣтокъ! Спасибо вамъ, спасибо!

Глѣбъ Кириловичъ схватилъ Дуньку за руку и крѣпко пожалъ. Дунька не отвѣчала на рукопожатіе, а когда они взобрались въ пятый этажъ и остановились у дверей фотографіи проговорила:

— Фу, какая вышь-то! Даже запыхалась. Пожалуй, выше заводской трубы будетъ. И какъ только люди такую вышь жить могутъ — вотъ что удивительно.

— А вотъ живутъ-съ, и даже хорошіе господа живутъ, отвѣчалъ Глѣбъ Кирилычъ, осмотрѣлся по сторонамъ, покраснѣлъ и прошепталъ: — Дунечка на лѣстницѣ никого нѣтъ Дозвольте васъ въ щечку поцѣловать.

— Экъ, вамъ не терпится! проговорила Дунька. — Ну цѣлуйте скорѣй, что-ли.

И она подставила ему щеку.

Въ фотографіи они снялись слѣдующимъ образомъ: Дунька сидѣла на стулѣ, а Глѣбъ Кириловичъ стоялъ сзади, положа одну руку на плечо Дунькѣ, а въ другой держа фуражку. Дунька не забыла выставить ногу въ новомъ сапогѣ изъ-подъ платья и, когда фотографъ показалъ имъ негативъ, очень радовалась, что сапогъ вышелъ явственно.

Вечеромъ Дунька и Глѣбъ Кириловичъ были въ Зоологическомъ саду. Садъ очаровалъ ее. Она ходила какъ въ чаду. Музыка, звѣри въ клѣткахъ, акробаты и театральное зрѣлище до того ей понравились, что она была просто въ восторгѣ отъ всего этого и говорила:

— Слышите, а вотъ за садъ и за представленія я васъ крѣпко, крѣпко любить буду. Такъ любить буду, что и не ожидали.

Слова въ родѣ этихъ она повторяла въ теченіи вчера нѣсколько разъ. Глѣбъ Кириловичь слушалъ и млѣлъ. Въ антрактахъ онъ звалъ ее присѣсть къ столику, чтобъ напиться чаю, но она отнѣкивалась отъ чаю.

— Богъ съ нимъ, съ чаемъ… Походимте, посмотримте. Здѣсь такъ хорошо, что и сказать трудно. Вѣдь когда еще придется другой-то разъ здѣсь побывать!

Глѣбъ Кириловичъ предложилъ ей выпить пива, но она и отъ пива отказалась.

— Потомъ… съ пивомъ еще успѣемъ… Пиво послѣ…

Изъ сада они вышли чуть не послѣдними, когда уже начали гасить огни.

— Ну, что, хорошо? самодовольно спрашивалъ. Глѣбъ Кириловичъ.

— И сказать нельзя — вотъ какъ хорошо! Уму помраченье! отвѣчала Дунька и прибавила:- А ужъ, какъ я васъ крѣпко поцѣлую, когда мы будемъ одни!

Глѣбъ Кириловичъ былъ на верху блаженства. У него даже дыханіе спирало, кружилась голова отъ этихъ словъ Дуньки.

— Поди, кушать хотите? спрашивалъ онъ. — Вѣдь вотъ давеча отъ чаю-то отказывались, а при чаѣ-то можно было-бы и поѣсть. А гдѣ теперь поѣсть — я уже и не знаю. Всѣ трактиры заперты.

— Ну ее, ѣду! Такъ хорошо, что и ѣды не надо.

Они, впрочемъ, зашли въ мелочную лавочку, купили тамъ булокъ, колбасы и, закусивъ, напились кислыхъ щей. Послѣ ужина пришлось искать ночлега.

— Теперь пойдемте на постоялый дворъ. Надо поискать да и поискать, гдѣ-бы пустили насъ переночевать безъ паспортовъ, сказалъ Глѣбъ Кириловичъ. — Есть у меня на Лиговкѣ одинъ дворъ знакомый, но это будетъ далеко отсюда. Тамъ, пожалуй, пустятъ.

— Ничего, пойдемъ, отвѣчала Дунька.

— Зачѣмъ пѣшкомъ идти? Можно и извозчика нанять. Ужъ гулять, такъ гулять.

Глѣбъ Кириловичъ нанялъ извозчика и они поѣхали. На постояломъ дворѣ на Лиговкѣ послѣ нѣкоторыхъ разспросовъ со стороны содержателя двора ихъ пустили переночевать. Здѣсь, напившись чаю, Дунька и Глѣбъ Кириловичъ прикурнули въ общей комнатѣ на лавкахъ и, усталые отъ дневной ходьбы тотчасъ-же уснули крѣпкимъ сномъ.

На другой день въ полдень Дунка и Глѣбъ Кирилычъ возвращались на заводъ. Они ѣхали на пароходѣ и везли кусокъ каленкору Дунькѣ на рубашки и юбки, большое байковое одѣяло, три подушки и свѣтлой шерстяной матеріи на подвѣнечное платье. На пароходѣ Глѣбъ Кириловичъ угощалъ Дуньку чаемъ съ баранками. Дунька была въ восторгѣ отъ поѣздки, отъ подарковъ Глѣба Кириловича и не знала чѣмъ угодить ему. На половинѣ дороги она сказала ему:

— Попросите прикащика, чтобъ онъ расчиталъ поскорѣе Леонтія. Ужъ такъ-бы я была рада, кабы онъ поскорѣе уѣхалъ въ деревню.

— Попробую попросить, отвѣчалъ Глѣбъ Кириловичъ. — Мнѣ самому, Дунечка, этотъ мотающійся на заводѣ Леонтій — ножъ вострый.