В чем истина? Эксплейнер по современной философии от Фуко и Делеза до Жижека и Харауэй

Третья глава похожа на небольшую домашнюю библиотеку с разными книжками по современной философии, просто их не нужно открывать, пролистывать и заглядывать в оглавление – можно просто просмотреть краткое изложение и главные идеи. Цитаты в этой главе играют важную роль: они помогают увидеть стиль книги, ее настроение и то, как мыслит автор.

Есть в этой главе и краткие описания книг по определенным темам (подборки), и подробные обзоры конкретных книг. Цель этой главы – именно ознакомить, а не погрузить читателя в сложные и долгие дружеские (или недружеские) отношения с той или иной книгой.

То, как читать эту главу, зависит от вашей цели. Можно, например, заинтересоваться книгой, а затем, если что-то зацепит, прочитать ее полностью. А можно ограничиться кратким обзором. Или читать только в рамках книги «Вчемистина?»: о связанных идеях и авторах.

В этой главе разбираются как известные, так и не очень популярные тексты, равно важные, однако, для современной философии. Знакомство с ними поможет укрепить то, о чем говорилось в предыдущих главах, но в этот раз с более подробной опорой на источники.

Короткие тексты для знакомства с современной философией

Совет: не бросайтесь сразу на все, что вас заинтересовало. Изучите описание, пройдите по ссылке, посмотрите введение, вывод, полистайте тезисы. Если увидите что-то для себя необходимое – принимайтесь за чтение.

В центре внимания в эссе итальянского философа Джорджо Агамбена находится современность, или настоящее как событие, с которого начинается история. По Агамбену, современник – тот, кто готов соотнести свое время с другими временами, невысказанным образом прочитывать в них историю, «цитировать» ее согласно необходимости.

→ Очень краткий путеводитель по самым важным книгам Агамбена

Введение Марка Фишера к книге The Weird And The Eerie, которое читается как самостоятельная статья. Автор размышляет, как пришел к проблеме странного и жуткого. Чем же принимаемое нами за странное и жуткое отличается от фрейдистского понятия Unheimlich? Что такое «странный» психоанализ? Почему «странное и жуткое» не обязательно опасное и неприятное? Почему нас тянет к Внешнему (и что это вообще)? Эта статья – один ключевых текстов современной философии ужаса.

В этом тексте французский философ Мишель Фуко поставил вопрос о том, как работает и как производится дискурс. Фуко сравнил дискурсивные практики современной культуры и классической европейской традиции. Это позволило автору понять культурный статус дискурса и то, какими инструментами он ограничивается и определяется. Один из важнейших вопросов: способен ли дискурс к самоорганизации вне порядка?

→ Главные идеи Фуко

Бразильский антрополог Эдуарду Вивейруш де Кастру проанализировал причины онтологического поворота в антропологии.

→ Главные книги по темной антропологии

Автор определил онтологию как антиэпистемологическую программу. Кастру уверен, что этноантропология пребывает в глубокой зависимости от кантовского поворота, поэтому призвал при работе с этнографическими материалами вернуться к докантовской озабоченности онтологическими вопросами.

Эта статья – отличное введение не только в спекулятивный реализм, представителем которого является Харман, но и в целом в актуальную мысль.

→ Спекулятивный реализм: кто вернул нам Канта

Несмотря на заявление автора, что тема идет вразрез с современной философией, статья отлично передает общие настроения: особое внимание к материальному миру, к взаимодействию неодушевленных вещей и объектов. Харман утверждает, что область философии должна быть расширена и что следует на время забыть про постоянное изучение зазора между человеком и окружающим миром.

Главные книги по темной антропологии

Темная антропология – современная тенденция в философских, антропологических и этнографических исследованиях человека, людей и «не-людей». «Темной» антропологию делает особый фокус, смещенный от привычной ориентации на Запад к пониманию того, что мир за пределами Европы принципиально неизвестен и пребывает в совершенно иной системе координат.

Темная антропология говорит не только о множестве культур в мире, но и о множестве проявлений человеческой природы, влияющих на особое отношение людей к животным, окружающей среде и самим людям.

В центре книги – попытка расширить поле антропологии и критика антропоцентризма. Неслучайно второе название книги – «К антропологии по ту сторону человека»: автор совместил заметки-эссе со своим многолетним этнографическим опытом.

Кон долго работал с народом руна (кечуа), коренными жителями тропических лесов Амазонии. В книге осмысление полученного опыта перекликается с важными идеями современной философии.

Целый номер журнала со статьями по теме: авторские тексты и интервью Кастру, которые ранее не переводились на русский язык; статьи о прометеизме, об истории темной антропологии, о Шеллинге и Лавкрафте. Выбрать сложно, но наша личная рекомендация – статья Евгения Кучинова и Дениса Шалагинова «Дикий Прометей: стратегический примитивизм и вопрос о технике».

Один из самых известных текстов по теме. Кастру – бразильский антрополог, занимается исследованиями амазонских племен. В этой книге он описал концепцию мультинатурализма: эпоха модерна определила, что в мире есть множество культур, а вот природа одна на всех.

Мультинатурализм, напротив, предлагает перейти от единой природы к множеству ее форм. Кастру описал этот переход на основе философского и эмпирического материала.

→ Пять книг о том, что такое постантропоцентризм

Большая книга, ставшая современной классикой и вдохновившая многих исследователей. Отталкиваясь от философии, авторы проходятся по очень многим дисциплинам: этологии, математике и, конечно, антропологии. Так, они говорят о кочевниках, о племенах, для которых тело – это их лицо, и о многом другом. Благодаря «Тысяче плато» пополнился словарь темной антропологии: Кастру часто использует понятия альянса, интенсивности и номадизма.

→ Номадизм

Что почитать о философии труда?

Культовая книга американского антрополога. В центре вопрос: почему в мире стало так много бессмысленной работы? Как труд стал утомительным и ненужным «бредом»? Гребер сделал сложный анализ и задался философскими вопросами о сущности труда.

Статья от петербургского психоаналитика об оппозиции лени и пользы. Автор выдвинул тезис: лень – обратная и неотъемлемая сторона труда. В современности лень обретает этическое измерение и сопротивляется новому порядку капитализации времени.

Интервью с классиком итальянской философии. Агамбен размышляет о своей книге «Царство и слава» и ставит важные вопросы: как связаны профанация и бездеятельность? Что общего между церковным и светским пониманием власти и экономики?

Статья о связи труда, экзистенции и восприятия времени. Корсани фиксирует и описывает переход от «расщепленного труда» к «расщепленной занятости», в центре которого проблема свободного времени и производство себя, отсылающее к идеям Мишеля Фуко.

Небольшая статья о философии труда в целом с опорой на Батая, Нанси, Деррида и других. В основе анализа – учение Гегеля и Маркса о труде, которое помогает понять влияние современного концепта труда на развитие культуры и цивилизации.

Как современная философия осмысляет любовь?

Статья культового французского философа и живого классика А. Бадью. Автор называет любовь «процедурой истины», которая выводит человека за привычные границы аффектов. Любовь для Бадью – это Событие встречи, которое все время нуждается в подтверждении. Любовь порождает «Двоицы», и как бы ни хотели влюбленные слиться в Единое, их бытие все равно будет двойственным.

В статье история человечества показана через призму развития любви. Автор выделил три этапа: возникновение любви как эмоционального связывания, влияние христианства и воплощение любви в культуре и семье. В последние десятилетия наблюдается разрушение идеи брака по любви, переход к свободным отношениям и уход от серьезных связей в пользу «жизни соло». Автор предлагает философский и антропологический анализ этих переходов.

Автор анализирует интерпретацию любви у Лакана и Платона. В VIII семинаре Лакана рассматривается ситуация переноса между Сократом и Алкивиадом, сосредоточенная не на абстрактной любви, а на связи любви с практическим опытом в психоанализе. Любовь может быть искусственно создана, но это не уменьшает ее значения и подчеркивает связь с психической фикцией, как показал психоанализ.

Автор рассматривает любовь через теорию брака, изложенную Гегелем в «Философии права». Она же отражена в опере Моцарта «Так поступают все, или Школа влюбленных» и романе в письмах Руссо «Юлия, или Новая Элоиза». Во всех этих произведениях показано, что любовь может возникнуть даже после принесения ее в жертву, что не вписывается в гегелевские расчеты. Достаточно сменить точку зрения, и станет ясно: после болезненного «снятия», призванного излечить от любовных страстей, страсти проявляются уже в своем чистом виде.

Эссе Маркузе о понятии свободы и любви в контексте работ Фрейда было опубликовано в 1956 году. Автор представил свободу через трудовой процесс и теорию влечений, осмыслив «прогресс» как подавление индивида в пользу роста экономики, блокирующее страсть и эрос. Маркузе задался вопросом, когда же этот процесс должен закончиться и почему мы не можем признать, что уже достигли нужного уровня развития.

Необычная дружба: книга Тимоти Мортона «Род человеческий»

Книга главного теоретика темной экологии «Род человеческий» продолжает его исследование отношений человека и природы. Важный текст для современной философии, помогающий по-новому увидеть темы экологического кризиса, критики капитализма и будущего планеты.

Тимоти Мортон, представитель объектно-ориентированной теории, задает вопрос: что делает людей людьми? Полученный ответ и становится лейтмотивом исследования. Книга «Род человеческий» посвящена изучению нечеловеческих форм жизни и способам взаимодействия с ними, а еще – экологии, капитализму, политической теории, эстетике, солидарности и общению видов на Земле.

→ Постгуманизм: что случилось с человеком?

Мортон поставил непростую задачу: понять, каким образом нечеловеческие субъекты (вещи, растения, животные, космические объекты и многие другие) определяют нашу жизнь. Автор обратился к истории и проанализировал развитие агрокультурной эпохи, подарившей человечеству жесткое разделение на людей и всех остальных. Оно, по Мортону, до сих пор влияет на развитие экологического кризиса.

Автор пришел к выводу: быть человеком – значит развивать отношения и солидарность с другими (и не только человеческими) существами. Это необходимо для нового осознания реальности, которая все больше удаляется от понятия отдельных видов и преодолевает разрыв между ними.

→ Антропоцен

Мортон, как и многие другие современные философы, включил в свое исследование не только абстрактные размышления. Среди занятной критики марксизма и философии Канта имеется множество примеров из антропологии, популярной культуры, классической живописи и романтической поэзии.

Мортон последовательно разъяснил сложные термины, избежав громоздких лингвистических конструкций. Это сделало книгу доступной не только профильным исследователям, но и всем, кого интересуют актуальные ответы на вопрос «что есть человек?», данные через проблематику философской экологии, антропологии и постгуманизма.

По ту сторону человеческого: книга Донны Харауэй «Оставаясь со смутой»

Донна Харауэй – одна из основоположников нового материализма, автор эссе «Манифест киборгов», культового для исследователей и активистов 1980-х и 1890-х годов. «Оставаясь со смутой» в определенном смысле продолжила предыдущие работы профессора, добавив к ним актуальные социологические исследования, антропологию и литературоведение.

Одна из центральных проблем книги – «смута» и то, как можно философски рассматривать это понятие. Харауэй включает в него и современный кризис человека, и исторические катаклизмы, и состояние природы в XXI веке. Через понятие смуты автор вышла к другому важному вопросу: как выжить на поврежденной планете и проводить «политику заботы» – организовать своеобразную помощь человеческим и нечеловеческим существам.

→ Забота

Автор рассмотрела обозначенные проблемы через оптику постгуманизма, который и помог преодолеть дуализм субъекта и объекта, природы и культуры, прочие противоречия и выйти, по собственным словам Харауэй, к «эпистемологическим запутанностям»: множественному знанию, которое не сосредоточено вокруг фигуры Исследователя, Ученого или Философа.

→ Феминистская эпистемология

Среди тех, на кого ссылается Харауэй, Латур, Делез, Фуко, Барад и многие другие.

Тем, кто исследует или интересуется современной эпистемологией, философией науки, постгуманизмом или современным искусством. Книгу «Оставаясь со смутой» можно коллективно читать на семинарах, посвященных новым формам академического письма и попыткам «пересобрать» классические варианты исследования философии и ее истории.

Как управлять временем? Отвечают Пруст и Делез

Книга Делеза «Марсель Пруст и знаки» вышла в 1964 году. Она содержит философский анализ эпопеи французского писателя Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Романы этого автора часто причисляют к «литературе тотального воспоминания», но у Делеза они связаны не с памятью, а с интерпретацией знаков.

По Делезу, персонаж Пруста все время ищет и пытается понять знаки – обучается им. Чтобы рассказать о своих открытиях, автор вводит четыре вида знаков, которым соответствует столько же видов времени.

По Делезу, эти знаки пусты. Попадая в светское общество, человек, если он неинтересен, может утратить свою значимость.

Во время светской беседы теряется время – на пустой вопрос может быть дан только пустой ответ: «Да, я читал или видел это, мне очень понравилось, это очень изысканно». Или еще более простое: знакомый, с которым нет желания общаться, спрашивает, как у вас дела, а вы отвечаете, что все хорошо. Герой Пруста часто сталкивается с этими знаками, но они лишь крадут его время.

Есть различие между потерянным и утраченным временем. Первое – это процесс, утечка. Утраченное время – состояние.

В общении влюбленных могут присутствовать трагизм, тоскливость, обреченность. Почему? Делез отвечает: первые ощущения никогда не повторятся – останется только утраченное время, и его будет невозможно повторить. Именно с этим столкнулся в своей влюбленности и герой Пруста.

Здесь логика Делеза уже не столь очевидна. Он пишет: чувственные знаки – материальные. Мы берем их как ощущения мира вокруг, и это позволяет нам, получая доступ к миру, «обретать» его. Можно догадаться, что вместе с материальностью «обретается» и время.

Время складывается из кусочков ощущений: из вкуса печенья в детстве, из запахов дома, в котором мы росли. Вместе с этими ощущениями мы обретаем время. Самый яркий пример для Пруста – печенье «мадлен».

По Делезу, именно они определяют все прочие знаки. Потому что знак любви, чувства или какой-нибудь еще может быть запечатлен в знаках искусства и том времени, которое они в себе несут. Ведь такое время и называется обретенным.

Эпопею Пруста в интерпретации Делеза можно воспринимать как один большой знак искусства и как обретенное время. Оно скрепляет все остальное, создает литературную машину по переработке различных знаков.

Что такое «эстетическое бессознательное» и как оно влияет на искусство?

Жак Рансьер – политический философ и теоретик искусства, известен работами в области политической теории, эстетики и образования. Рансьер обращается к вопросам власти, равенства и демократии. Особое внимание он уделяет отношениям между искусством и политикой, и этот интерес отражен в книге «Эстетическое бессознательное».

Текст появился в результате двух лекций, которые Рансьер прочел в 2000 году. Автор задался вопросом: как психоанализ повлиял на устранение иерархий в искусстве и приблизил понимание эстетики как способа мышления, в котором предметы искусства становятся субъектами мысли? Чтобы ответить, Рансьер обратился к трем режимам искусства: этическому, изобразительному и собственно эстетическому.

Этот режим Рансьер связал с идеями Платона и его «Государства»: этический режим искусства призывает нас к действию; критерием оценки становится соотношение искусства с чем-то внешним. Например, с общественными представлениями о морали, с государственными законами или религиозными догматами. Главное – это воздействие, которое искусство может оказать на зрителей. Например, средневековое искусство, иконы, произведения соцреализма в СССР: литература, живопись, кинематограф.

Этот режим Рансьер связал с Аристотелем и его «Поэтикой». Другое название – миметический, подражательный режим. При изобразительном режиме ценность искусства – в точном повторении реальности, правдоподобности, соблюдении канонов подражания. Искусство подчиняется условностям и правилам, как, например, классические французские трагедии, классическая живопись XVII–XIX вв., греческие скульптуры.

Эстетический режим все меняет. Он дает искусству автономию и устанавливает равенство между различными предметами искусства, осуществляет переход от власти изображения-репрезентации к воплощению демократии в эстетическом действии, слове и исполнении. Политическое связывается с эстетическим, а искусство становится пространством для выражения процессов противостояний и борьбы. Рансьер обращается к литературе и говорит о творчестве Стефана Малларме и Гюстава Флобера. Более актуальным примером может служить современное искусство.

Философы о поэзии: главные книги

Философия всегда ищет материал для осмысления – в науке, музыке, живописи, литературе и, в частности, в поэзии. Философия с момента появления состоит в отношениях с поэзией: еще Платон ругался на поэтов и говорил, что их нужно выгнать из идеального государства.

Философия XX века и современная мысль не оставляют поэзию без внимания: она становится хранителем «тайного» языка, политическим действием или же способом «истинно» высказываться о мире. Вот несколько важных книг, в которых философски осмысляется поэтическое творчество, – от Хайдеггера до Мейясу.

Эта книга – собрание трех текстов Мартина Хайдеггера на тему поэзии: «Гельдерлин и сущность поэзии», «Нужны ли поэты?» и «Язык поэмы». Хайдеггер был склонен к поэтизации мышления, поэтому без поэзии невозможно представить его философию. Для Хайдеггера и поэзия, и философия равно внимательно работают с языком и раскрывают сокрытое в нем: ведь язык – это дом бытия.

Хайдеггера интересовало творчество поэтов Гельдерлина, Тракля, Рильке и Целана. Он был уверен, что не человек говорит языком, а язык говорит через человека. Поэзия же показывает язык в его чистом виде.

В этой книге собраны различные тексты, связанные с феноменологический традицией и попыткой через нее осмыслить поэзию. Поль Рикер уделил много внимания проблеме метафоры: поэзия раскрывает эстетическую сущность языка, а метафора является его основным свойством, влияющим на нашу способность понимания.

Ханс-Георг Гадамер обратился к немного иной проблеме, поставив вопрос: а что должен знать читатель? Обязан ли он знать все, чтобы читать текст, в том числе и поэтический?

В центре внимания обоих авторов находится тема отношений языка и восприятия, поэзии и воображения, поэзии и реальности.

Для Беньямина были чрезвычайно важны Бодлер и его поэзия. В этой книге автор собрал эссе, позволяющие увидеть влияние Бодлера на идеи немецкого мыслителя. Для Беньямина Бодлер – это выражение модерна, определившего XIX век и его культуру, в частности городскую. Беньямин обращал пристальное внимание на жизнь в Париже времени Бодлера, считая ее продуктом эпохи модерна: в нем появился феномен толпы и новый городской персонаж – праздношатающийся фланер.

Благодаря поэзии Бодлера и ее протестному духу у Беньямина появилась возможность произвести подробный философский и критический анализ повседневной культуры.

Эта небольшая по объему книга – эссе об отношениях философа и поэта. Даниэль Коэн-Левинас, специалистка по иудаистике, исследует, как Жак Деррида читал стихи Пауля Целана. В центре прочтения Коэн-Левинас – экзистенциальные категории: «чужой», «иной», «посторонний», «никто», а также «молчание», «речь» и «темнота».

Автор показала, что и для поэзии, и для философии существует общий предмет – Другой (в первую очередь «другой человек», за которым стоит «другой мир», «другая реальность»). Именно это и определяет отношения Деррида и Целана, связанные, кроме прочего, с темой еврейства, исключенности и катастрофы.

Это, пожалуй, самая непростая книга из нашего списка. Квентин Мейясу, представитель спекулятивного реализма, предпринял попытку «раскодировать» (расшифровать) загадочную поэму французского поэта Стефана Малларме «Бросок костей».

Мейясу утверждает, что в центре произведения – проблема числа и случая, которые неспособны измениться, стать другими. Мейясу предупреждает читателя: расшифровка не станет откровением, но покажет новые пути размышлений о поэзии и современности.

Эта книга – хороший пример того, каким может быть обращение к поэзии в актуальной философии: немного расследования, немного спекуляции, но главное – смелый и новаторский ход в отношении прошлого.

Очень краткий путеводитель по самым важным книгам Агамбена

Джорджо Агамбен – живой классик, ученик Мартина Хайдеггера, вдохновленный идеями Мишеля Фуко; интересуется человеком, обществом, властью, религией, политикой, философией права. Агамбен получил юридическое образование, а затем увлекся философией. Преподает в университетах Италии и Франции. Он написал множество книг, каждая из которых оказалась по-своему важна для современной философии.

Агамбен рассмотрел идею сообщества, находящегося за пределами общественных институтов и культурных традиций. Оно основывается на принципе безвыходности, то есть каждый участник должен нести ответственность за общее благо.

Автор исследует соотношение власти и права в современном обществе. Власть часто использует право как орудие своего усиления, демонстрируя, что право как таковое не является достаточным средством для защиты свобод граждан. Что поможет найти сдерживающий фактор?

Глобальный и один из самых известных проектов Агамбена. В серии книг из нескольких томов автор анализирует концепцию «сакрального человека» из римского права и ее отношение к современной политике. В современном обществе происходит распад государства и права, что приводит к появлению новой формы суверенитета: жизнь человека становится объектом политической власти.

Агамбен обратился к идее деятельности и бездействия в философии и политике. Современное общество слишком ориентировано на деятельность и производительность, что приводит к отрицательным последствиям для индивидуальной свободы и социального благосостояния.

В центре работы – возвращение к обычным, повседневным вещам и их освобождение от сакральности или исключительности. Профанация может быть полезным инструментом для изменения социальных и политических структур и способна привести к более свободному и равноправному обществу.

В этой книге Агамбен исследовал концепцию суверенитета и ее связь с религиозными и политическими структурами. Суверенитет является формой исключительной власти, которая может использоваться для управления и контроля людей. Автор рассмотрел роль религии в формировании суверенитета и отношений между религией и политикой.

В книге исследуется понятие современности и ее отношение к актуальной политической и социальной ситуации. Современность характеризуется состоянием исключения: нормы и права, обычно защищающие индивидуальные свободы, в чрезвычайной ситуации можно и отменить.

Философское завещание: книга Агамбена «Пульчинелла, или Развлечение для детей»

Продолжая разговор о книгах Агамбена, посмотрим подробнее на одну из его недавних работ. В 2016 году он написал книгу-завещание, связанную с философским осмыслением биографии, не чей-то конкретной, а как феномена. В центре книги – тема выживания творца (философа, художника, поэта) в эпоху катастроф.

Не так давно книгу перевели на русский язык: она не только знаменует собой новый этап в творчестве Агамбена, но и важна как оригинальное выступление на тему выживания во времена исторических катаклизмов.

О персонаже уличного итальянского театра дель арте Пульчинелле. Агамбен обратился к творчеству итальянского живописца Джандоменико Тьеполо и его альбому с изображением жизни Пульчинеллы: рождение, развлечения, шутки, приемы пищи и смерть (может ли Пульчинелла по-настоящему умереть – это отдельный вопрос).

Пульчинелла – это настоящий трикстер, и он не вписывается в привычные рамки театрального искусства комедии. Под его маской пустота – у него нет характера, только подражание и судьба.

Агамбен философски рассмотрел этого персонажа, приняв его как идею и сделав лейтмотивом книги фразу «где катастрофа, там и путь к отступлению».

Для Агамбена важен вопрос: как прожить достойную жизнь в эпоху катастроф? Ответ помогла найти особая связь между философией и комедией, оказавшимися ближе, чем мы привыкли думать. По Агамбену, и философию, и комедию связывает то, что в их центре находится стремление к освобождению от самого себя, от своего «я», от своего характера и целеполагания. Агамбен так и пишет: жизнь – это бесполезные мемуары. Однако он не видит в этом ничего плохого. Развлечение представляет собой важнейший жизненный опыт, позволяющий заключить союз с судьбой. В этом и кроется ответ на вопрос о достойной жизни.

Произведение не является философским трудом в полном смысле слова. Оно и о живописи, и о литературе, и о культуре, и об истории. Агамбен вступил в диалог со своим героем Пульчинеллой; автор привел много цитат и лишь изредка совершал философские экскурсы. Читать эту книгу интересно как минимум по двум причинам.

Во-первых, здесь действительно много важных наблюдений: рождение, игра, тело, смерть, сама жизнь и биография. Это придает книге личностный характер, позволяет легко вступить с ней в читательское общение.

Во-вторых, это изящное авторское повествование: Агамбен написал нелинейный текст, в котором много отступлений и визуального материала (изображений Пульчинеллы). При этом в книге есть собственный оригинальный сюжет, ход мысли, который подводит читателя к неожиданному финалу.

Пять книг о том, что такое постантропоцентризм

Первая проблема, которая поджидает заинтересовавшегося постантропоцентризмом, – небольшое количество литературы на русском языке. В России почти не выходило книг, которые были бы посвящены постантропоцентризму или постгуманизму или хотя бы использовали в названии один из этих «измов». Крупные работы еще ждут переводов, да и сам постантропоцентризм пока не оформился в нечто единое и последовательное.

Выше уже шла речь о том, что такое философия без человека. Теперь представим книги, которые можно почитать. Это большой разбор литературы по важной для современной мысли теме.

Сборник «Опыты нечеловеческого гостеприимства» (выпущен по итогам одноименной выставки в Москве в 2017 году) можно считать лучшим на сегодня введением в тему. Для каждой заявленной темы на выставке была подобрана и переведена статья иностранного автора, связанного с постантропоцентризмом.

Именно таким образом среди авторов сборника оказались Рози Брайдотти и Карен Барад, Эдуарду Вивейруш де Кастру и Донна Харауэй – крупнейшие исследователи философии, мира, природы и культуры, в которых человек больше не является центральной фигурой. Их статьи могут рассматриваться отдельно от контекста самой выставки и служить отправной точкой в изучении постантропоцентризма.

О чем книга

Постгуманизм в широком понимании не ограничивается как таковым «постгуманизмом» или исключительно «постантропоцентризмом».

→ Постгуманизм: что случилось с человеком?

В него входят и тема преодоления субъект-объектной парадигмы, критика прежней гносеологии и репрезентационализма, вопросы квантовой физики и других естественных наук. А еще постгуманисты уделяют внимание нечеловеческим формам существования и способности признать и принять их (в этом и заключается «гостеприимство»).

Как отмечают составители «Опытов…», «речь идет не о выделении области нечеловеческого в отдельную герметичную категорию, а, наоборот, о ее усложнении, амплификации – не о проведении финальной черты, разграничивающей человека и не-человека, а об умножении границ и разделительных линий изнутри нечеловеческого»[77]. Эта мысль важна не только как обобщающее предуведомление к сборнику, но и как хорошее замечание по поводу сложности всей тематики постантропоцентризма.

Мы уже не раз говорили о Карен Барад. Сейчас лишь вспомним, что она работает в сфере междисциплинарных исследований, онтологии и феминизма. Ее философская методология – агентный реализм.

→ Как философия подружилась с квантовой физикой и что такое агентный реализм

Барад получила докторскую степень по теоретической физике и сейчас занимается исследованиями на стыке философии и естественных наук.

Почему это интересно

Книга «Встречая Вселенную на полпути» описывает ключевые идеи агентного реализма. Она сосредоточивает внимание на материальном мире и границах природы и культуры, вопросах новой этики, значимости, проблемах квантовой физики и так далее – список тем очень объемен, и каждая из них подробно прорабатывается в тексте.

Книга Барад невероятно насыщенна, автор предлагает обширный научный аппарат, состоящий из физических и математических терминов, иллюстраций и большого количества ссылок на академические работы.

О чем книга

Карен Барад рассматривает мир через призму трансформации границ и отношений в его изменениях. В процесс включены не только люди: человек является лишь частью Вселенной и ничем не отличается от прочих ее частей. Для Барад чрезвычайно важно преодолеть разделение между субъектом и объектом, природой и культурой, внешним и внутренним.

Подобная постгуманистическая программа от Барад, предлагающая в том числе и постгуманистическую этику («этику мирового процесса»), органично вписывается в общее поле постантропоцентризма. Здесь нет места высокомерному антропоцентризму и пассивным объектам, а человек – «включенный наблюдатель». Это одновременно снимает его с пьедестала и наделяет новым типом ответственности.

Рози Брайдотти – одна из самых звездных и именитых авторов феминистских и постгуманистических исследований в западном академическом мире. Брайдотти является почетным профессором многих университетов. Значительная часть ее деятельности – чтение лекций для широкой аудитории в ведущих вузах мира.

Почему это интересно

В книге «Постчеловек» Брайдотти во многом развивает свои привычные идеи: разбирает вопросы связи производства гуманитарного знания и ощущения «границ человеческого»; определяет содержимое субъекта, исследует, почему он все время приходит к «гуманистическому высокомерию» и стремится отделить себя от остального мира. Отказ от вековой привычки мыслить антропоцентрично – одна из давно сформулированных задач Брайдотти, которую она и пытается решить.

О чем книга

Субъект должен расстаться с привычными представлениями о своем «я» – об этом не раз говорила нам Брайдотти в своих работах. Это «расставание» с учетом интенсивного развития облачных технологий, искусственного интеллекта и новых программ генетических исследований должно изменить саму суть гуманитарного знания, которое больше не может быть только человеческим. Брайдотти предлагает критический проект постчеловеческого знания, которое сможет увидеть мир во всем его «нечеловеческом» многообразии и смешении, а также поможет выстроить новую этическую программу.

Название книги могло бы стать кратким описанием всего постантропоцентризма. Жан-Мари Шеффер, современный французский философ, уверен: с научной и философской точки зрения больше не корректно использовать тезис о человеческой исключительности.

Шеффер предложил обратить внимание на более актуальное понимание биологического статуса человека, ведь научные открытия последних двух столетий наглядно показали, что он больше не является чем-то исключительным и что о его сущности нельзя говорить в условиях разделений на природное, культурное и общественное.

О чем книга

Шеффер не удовлетворен дуалистической концепцией человека, развитой Декартом и постоянно отделяющей материальное от духовного и тело от души. История тезиса о человеческой исключительности показывает, как теология, а затем и философия занимались постоянным «культурным» отделением человека от других существ.

Именно поэтому, определяя человека как «субъект биологический», Шеффер разобрал теории эволюции и показал всю неисключительность человека по отношению к другим биологическим видам.

Выстроив подробную критику прежних философских парадигм, Шеффер не предложил взамен их нечто столь же объемное. Однако «Конец человеческой исключительности» наглядно и ярко показывает варианты развития постантропоцентризма и близких к нему концепций в отвлечении от других направлений современной философии (в том числе нового материализма и спекулятивного реализма).

Книга «Каннибальские метафизики» уже упоминалась раньше – в контексте темной антропологии. Теперь поговорим о ней подробнее.

Эдуарду Вивейруш де Кастру несколько выпадает из общего ряда постантропоцентристских авторов. Его «Метафизики» ближе скорее к постколониализму, но это не мешает включить книгу в наш список. Кастру, как и другие авторы, предельно сместил оптику философского анализа с субъект-объектной парадигмы и предрассудков о привилегированном положении западного человека. Автор показал, что антропоцентризм – явление по большей мере именно западной культуры.

О чем книга

«Каннибальские метафизики» – делезианская по своему настрою книга, она предлагает антропологическую программу «деколонизации мысли». В самом начале автор постгуманистически заявляет: «Бремя человека – быть всеобщим животным, ради которого существует вселенная»[80].

Вслед за Делезом бразильский антрополог восхваляет имманентность и призывает прийти к новой антропологии имманентности, которая смотрела бы на предмет своего исследования не сверху вниз, а с равных позиций, с одной плоскости.

Как замечает Кастру, это поможет переместиться с ограничивающей позиции «воображаемых дикарей» в реальной философии (и антропологии) на «воображаемую философию» реальных дикарей, то есть признать Других полноценными участниками общего антропологического процесса и понять, что «отношения важнее границ».

Небольшие по объему «Каннибальские метафизики» легко вмещают в себя ряд постантропоцентрических концептов, которые редко принимают завершенный вид. Они провоцируют размышления о «туземной метафизике» и другом «интенсивном мире», не ориентированном на западное самосознание.

Как узнать структурализм?

Структурализм – важнейшая тенденция в философии и почти всех гуманитарных науках второй половины XX века. В каждой из областей была собственная персона, которую можно назвать структуралистом. В лингвистике – Соссюр, в антропологии – Леви-Стросс, в политической теории – Альтюссер, в психоанализе – Лакан, а в литературоведении – Барт.

→ Смерть автора

Структурализм можно назвать «большой теорией» – такой же, какими были, например, марксизм и психоанализ. В статье «По каким критериям узнают структурализм?» Жиль Делез, современник структурализма, рассказал, каким образом можно узнать, что перед вами именно это явление.

Что это значит?

Долгое время философия использовала оппозицию воображаемого и реального. Было всего два регистра: принадлежащее и не принадлежащее реальности. Например, сон и явь, жизнь и искусство, факты и мифы. Структурализм же открыл третий регистр: символическое. Делез не дал ему единственного определения, но проговорил, чем символическое точно не является: формой, сущностью и образом.

Символическое ближе к имени или к теории. Когда мы говорим «чисто символический подарок», то отчасти выражаем сущность символического: подарок не совсем реален, потому что, к примеру, слишком маленького размера, но в то же время он не воображаемый, потому что все-таки есть. Символическое в структурализме работает по похожему принципу.

Что это значит?

Структурализм ориентирован на места, институции и «законы» (в наиболее широком значении), которые производят смыслы и идеи вокруг человека. Иными словами, нет идеи без контекста, в котором она создана. Структурализм стремится к тому, чтобы увидеть за идеями их локации.

Так, идея просветительской деятельности и важности стремления к знаниям невозможна без мест, которые ее поддерживают: школ, университетов, в целом института образования. Структурализм говорит нам: нет нехватки смыслов – есть их переизбыток, порождаемый местами и их комбинациями.

Что это значит?

По Делезу, структурализм состоит из перемен единичного и множественного. Точки и отношения сменяют друг друга. Делез об этом так и говорит: мыслить – значит рисковать, бросая игральную кость. Точки на ней складываются в отношения и переходят из единичности в множество, в серию. Это схоже со структурализмом: Леви-Стросс берет один миф об Эдипе и делает из него пример для множества ситуаций в контексте отношений родства и семьи в различных обществах, где также есть запреты, разрешения и предсказания.

Что это значит?

Третий критерий говорит о двойственной природе структурализма. Делез отмечал, что структура реальна, не будучи действительной, и идеальна, не будучи абстрактной. Это сложно представить вне философского контекста, однако автор приводит различные примеры: нет всеобщего языка, на котором говорили бы все люди, но есть сами принципы языка, благодаря которым его существование в целом возможно. Или нет общества вообще, но есть социальные формы, которые так или иначе общество воплощает.

Что это значит?

Структуру невозможно представить без серийности. Серия – это некоторая последовательность, благодаря которой структура начинает существовать. Это часть общего механизма. Автор сравнил структурализм с музыкой, которая также не может не быть серийной, хотя для самого звучания необходим некоторый повтор, удвоение. Структура никогда не приходит одна: за ней идет следующая, потом еще и еще.

Что это значит?

В центре структурализма находится парадокс, который можно назвать «пустой клеткой»: структура представляет собой систему, в которой элементы подобны сами себе. Делез заметил, что различные структурные порядки сообщаются не в одном и том же месте, но все схожи именно наличием пустого места. Пустота необходима для появления нового – новых идей, смыслов, теорий. Пустая клетка никогда не должна быть заполнена.

Что это значит?

Структурализм продолжает тенденцию философии XX века по смещению человеческого субъекта из центра мироздания, но делает это своеобразно: избрав предметом вариации структур в различных ситуациях и системах, структурализм стирает рамки привычной индивидуальности. Нет личности, но есть структура. Чтобы разглядеть этот переход, достаточно обратить внимание на «практику». Как писал Делез, структурализм неотделим не только от произведений, которые он создает, но и от практики в отношении продуктов, которые он интерпретирует.

Современная философия в России: пять оригинальных книг

Современная философия представлена на русском языке в достаточном количестве. Выходят переводы зарубежных книг, статей и исследований. Однако важно: есть немало книг, вполне философских и современных, написанных на русском языке. Вот самые интересные из них.

В этой книге автор описал особые взаимоотношения мышления и ландшафта. На примере датского теолога Кьеркегора, философов Ницше и Хайдеггера Подорога проанализировал создание философского и литературного произведения. Для автора важно, что в этом процессе участвуют не только внутренние ландшафты (мысли, идеи, концепты), но и внешние. Связь пространственного мышления и мыслительного пространства как раз и образует метафизику ландшафта.

Йоэль Регев, преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге, написал книгу о философии времени и философии события в оригинальной интерпретации. Его интересуют необычные для современной философии вопросы. Можно ли изменить прошлое? А «нарезать» время, управляя им? Как работают совпадения? Ответить на эти вопросы помог радикальный ти-джеинг – теория и практика микширования различных, часто невозможных событий во времени. Сходство со словом «диджеинг» здесь неслучайно: Регев уверен, что микс времени возможен точно так же, как и музыкальные сэмплы и мэшапы.

Книга Михаила Куртова не является строго концептуальной. В ней есть невидимый сюжет, художественный вымысел и мистификация: сам текст, например, представлен как перевод с несуществующего метарусского языка.

Куртов в определенной степени продолжил линию, которую представил иранский философ Реза Негарестани в книге «Циклонопедия»: философско-литературный вымысел, называемый theory-fiction[84]. Некоторое представление о том, что происходит в книге Куртова, дает краткая аннотация: «В одном далеком возможном мире, носящем имя Метароссия, живет десятилетняя девочка Аня. Она очень хочет воскресить своего дедушку, легендарного технотеолога-диссидента, который незаконно синтезировал всемогущего Бога»[85].

Этим, конечно, сюжетные линии книги не ограничиваются. Помимо историй о генералах-философах и лабораториях по созданию богов, в книге присутствуют многие идеи современного анархизма и философии XX века (от Хайдеггера до Делеза), футурология и осмысление техники.

Книга Александра Ветушинского посвящена трем вопросам: что такое материализм; что такое материя; какая онтология сегодня может быть материалистической. В небольшом по объему томе автор провел ревизию различных материалистических учений – от Античности до современности.

Ветушинский пришел к выводу, что материализм как отрицательная позиция возник в XVIII веке. Учитывая материалистическую ориентацию почти всей современной философии, эта книга отлично вписалась в ее главные тенденции.

Книга вышла в пермском издательстве HylePress, на плацдарме современной философской литературы на русском языке, в активе которого тексты Мейясу, Хармана, Донны Харауэй и многих других авторов.

Если говорить очень коротко, это книга о философии искусства. Если более развернуто, то можно назвать это масштабным исследованием о негативной эстетике, где концепт «искуса» играет ключевую роль. Артемий Магун, до недавнего времени директор центра практической философии «Стасис», следует идее: искусство – это «искушение в искусе», соблазн (отсюда и идет негативность). Искусство – это проба в двух смыслах: как восприятие или оценка и как опытность, искушенность.

В книге Магуна приведено множество разборов различных примеров искусства: текстов Мандельштама, Гельдерлина, Платонова, произведений Клейста и фильмов Ларса фон Триера.

Максимально быстрое введение в современную эстетику: ключевые тексты

Благодарю Дениса Игнатьева, директора Института философии человека РГПУ им. Герцена, за помощь в подготовке этого материала.

Чтобы понять, за какую книгу взяться в первую очередь, посмотрите категории и выберите подход, который вам ближе. Так можно научиться понимать современное искусство или не спрашивать, почему автор ничего не хотел сказать.

Теодор Адорно «Эстетическая теория»

Теодор Адорно – один из ведущих теоретиков авангарда. А «Эстетическая теория» – весьма сложная книга. Ее цель – продвижение авангардистских идей в эстетической теории и художественной практике. Книга рекомендуется читателям, увлеченным левыми идеями.

Николя Буррио «Реляционная эстетика»

Реляционная эстетика – одно из наиболее актуальных направлений в современной эстетике. Французский искусствовед Николя Буррио объясняет, почему разговоры об искусстве ничуть не менее интересны, чем само искусство. Редкое обращение к социальной антропологии при аналитике арт-практик.

Артур Данто «Что такое искусство?»

Работа посвящена проблеме определения искусства. Артур Данто обосновал необходимость поиска отличительных признаков искусства, свойственных ему на протяжении всей истории.

Сьюзен Сонтаг «Против интерпретации»

Американская писательница Сьюзен Сонтаг увлекательно разоблачила обывательскую привычку приручать искусство через его интерпретацию.

Джорджо Агамбен «Человек без содержания»

Критика эстетической теории Иммануила Канта. Джорджо Агамбен восстановил в правах страстность художника и указал на бесплодность надежды на хороший вкус зрителя.

Ханс-Георг Гадамер «Актуальность прекрасного»

Собрание фундаментальных текстов по герменевтике искусства, составленное основателем философской герменевтики Хансом-Георгом Гадамером. Классические положения эстетики Гегеля соседствуют в книге с авангардными идеями бессознательности художественного творчества.

Николай Лосский «Мир как осуществление красоты. Основы эстетики»

Завершающий этап персоналистской системы одного из основателей философского направления интуитивизма Николая Лосского. Автор задумывал эту работу как учебник, который должен был войти в программу православного образования.

Джон Мануссакис «Бог после метафизики. Богословская эстетика»

Книга, написанная архимандритом Джоном (Мануссакисом), посвящена феноменологическому анализу Богообщения. Автор предупреждает, что под эстетикой имеется в виду не наука о прекрасном, а эстезис – чувственное восприятие.

Дэвид Харт «Красота бесконечного. Эстетика христианской истины»

Редкий пример теологической эстетики. В написанном американским богословом Дэвидом Хартом увлекательном тексте отцы церкви соседствуют с современными философами. Критика постмодерна через вполне постмодернистское письмо.

Умберто Эко «Отсутствующая структура. Введение в семиологию»

Специалист по семиотике и средневековой эстетике Умберто Эко детально изложил основы семиотического анализа. Возможно, это одна из лучших книг, обучающих искусству чтения.

Бенедетто Кроче «Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика»

Неогегельянская эстетика, представленная Бенедетто Кроче. Автор рассмотрел эстетику как науку о выражении, а меру прекрасного определил как успех выражения.

Ролан Барт «Смерть автора», «От произведения к тексту»

Эссе «Смерть автора» (1967) – одно из самых известных произведений Ролана Барта, ключевое для структурализма. Оба текста о смерти автора и рождении читателя – пожалуй, лучшее обоснование того, насколько нелеп вопрос: «А что хотел сказать автор?» Основание новых стратегий чтения.

Как Реза Негарестани создал философский комикс?

Философ Реза Негарестани, художник Кит Тилфорд и редактор Робин Маккей попытались рассказать в комиксе, а иногда и показать пространство, время, ограниченность человеческого познания.

Иранский философ и инженер; его самые известные книги – «Циклонопедия» и «Интеллект и дух». Долго считалось, что Негарестани – это мистификация известного философа Ника Ланда, однако теперь точно известно, что это реальный человек. Среди его интересов – спекулятивная философия и новый материализм.

По Вселенным блуждает неопределимая сущность, наводящая ужас и травмирующая всех, кто с ней встретится. Эта сущность – Время. Можно ли им управлять? Некоторые персонажи внеземного происхождения пытаются это сделать.

В «Хронозисе» сочетаются множество философских и научных концепций – от Рассела до Пуанкаре. Негарестани не остановился на одной традиции интерпретации проблемы времени. Он цитирует «Мировые эпохи» Шеллинга, делает отсылки к Эрнсту Маху и многому другому. Цель использования столь сложного спектра – показать читателю, что изобразить время можно, а понять – почти нереально. Время выступает глубиной, которая говорит с нами из вечности.